При помощи авторско-типографских ухищрений объём текста легко раздувается в полтора-два раза. Открыв книгу Буйды "Пятое царство", читатель сразу обнаружит эти ухищрения.
То же касается и содержания романа: оно раздуто второстепенными подробностями, порой никак с главной темой не связанными. Из того, "что князь Иван Хворостинин тайно и многократно дрочил penis на икону Пресвятой Богородицы", должна бы вырасти сюжетная линия, поражающая сорокинским бесстыдством. Но не вырастает ничего, и даже "милая попка" Ослёночка остаётся неиспользованной. В романе появляются и Большой Брат, и Иоганн Фауст, и Атанасиус Пернат, но это не добавляет глубины повествованию. И откровенно отталкивающим выглядит авторское щеголянье латинскими изречениями, которые тут же в тексте и переводятся. Автор вроде как хочет показать свою эрудицию, но писать книгу для таких же эрудитов - дело убыточное, вот и приходится давать перевод для малообразованного плебса.
Текст в целом - вариация "Дня опричника" с положительным героем, по градусу эпатажа значительно уступающая оригиналу. Буйда замечает: "Не случайно Ватикан заставил Даниэля де Вольтера одеть обнаженные фигуры Микельанджелова "Страшного Суда", за что несчастный художник получил прозвище Braghettone, "штанописец"". Вот таким же "штанописцем" по отношению к Сорокину и выступает сам Буйда, прикрывая срамные места, но прикрывая так, чтобы у читателя не было сомнений: под штанами то самое, сорокинское!
Тема романа вторична: в последние годы как эпоха Смуты, так и самозванцы-двойники по своей заезженности уступают только сталинским репрессиям. Герои книги говорят не своими словами, их пространные рассуждения - это рассуждения самого автора об интересующих его предметах. Причём Буйда, анализируя самозванство Лжедмитрия, явно упускает из виду тот факт, что маховик-то был запущен Борисом Годуновым, который занял трон, не имея на то права по рождению. И Лжедмитрий выступал не против законного правителя, а против "самозванца" Годунова.
Конец книги - легко угадываемый выпад в сторону Путина, отчего и вовсе испытываешь разочарование: роман с памфлетным послевкусием.