Глава 9
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
|
|
|
|
Аннотация:
В которой подслушивать оказывается хорошо.
|
Глава 9.
В каюте у Азамата, как всегда, почти темно. Он жестом указывает мне на бук, стоящий на столе, а сам садится к ночнику снова что-то ковырять-чинить, не вижу. Я уже привычным движением выдвигаю себе из-под стола растущее там кресло на складной ножке и упяливаюсь в экран.
Брат пишет, что детей доставили в целости, он сам видел, как их выгружали. Он пожаловался начальнику насчёт меня, и тот устроил разнос где-то в высших кругах Земного союза. Увы, ни к чему хорошему это не привело: теперь они твёрдо уверены, что меня нет в живых, а если и есть, то, значит, предала какой-то великий земной секрет. У них там начальство сменилось три года назад, и если прежнее ко мне относилось бережно, то новое знать меня не знает и рисковать из-за меня не готово. Короче, судя по всему в ближайшее время мне на Землю лучше не спешить, мороки не оберёшься. Вот и брат советует найти какую-нибудь халтурку на Гарнете на полгодика, пока там всё уляжется. А то ещё заклеймят меня как муданжскую шпионку. Бред какой-то, честное слово. Зла не хватает!
Слышу, как Азамат зевает в другом углу, и злобность моя устремляется в другое русло: ну что вот он сидит, мучается, когда можно лечь и заснуть?! Можно подумать, вся команда следит, бодрствует ли он весь день! То есть от Алтонгирела, конечно, можно и не такого ожидать, но у него сейчас другие проблемы.
-- Может, тебе всё-таки прилечь? -- возобновляю уговоры. -- Я уже закончила, не буду мешать.
-- Да нет, Лиза, не уходите. Вам ведь скучно, наверное, в каюте сидеть. Мне компьютер сейчас не нужен, так что пользуйтесь, сколько хотите.
-- Если он тебе не нужен, то, может, одолжишь на вечер? А ты бы пока поспал.
Оборачивается, смотрит на меня с сомнением. Что, думаешь, я в твои личные папки полезу? Так я и так могу, ты же не смотришь.
-- Ну, конечно, можно и так... -- тянет, явно отпускать свой бук со мной не хочет. -- Но мне могут звонить...
Да понятно уже всё, не отдашь ты мне любимую игрушку. И я не вправе даже просить, и так уже на шею села по полной программе.
-- Ах да, -- говорю, -- извини, -- улыбаюсь, -- я об этом забыла. Но мне там действительно нечего делать больше, так что я пойду, наверное, повяжу...
Закрываю бук, поднимаюсь.
-- А что вы вяжете? -- внезапно спрашивает с большим интересом. Опять культурный мем, что ли?
-- Свитер... маме на день рожденья... -- зависаю, стоя у кровати по другую сторону от капитана.
-- Так странно, -- говорит он несколько вымученно, -- я думал, земляне не делают одежду вручную.
Я фыркаю.
-- Да это больше ради процесса, чем действительно одежду сделать. Если мне нужен свитер, я его, конечно, в магазине куплю. А вязать можно в подарок, чтобы человек видел, что ты о нём помнишь.
Азамат усердно кивает:
-- Да, у нас тоже так. Самодельное только дарят, никогда не продают. Так и о человеке судят, сколько у него дарёной одежды, настолько его и любят.
-- Ого, -- говорю. -- Удобно. А легко ручную работу от покупной отличить? Я вот не всегда справляюсь.
-- Ну, ручная обычно со всякими узорами, знаете... -- неопределённо машет рукой в области воротника. -- Вроде как со смыслом. На покупной такого не бывает.
-- А, так там всякие вышивки-тесёмочки ещё? -- спрашиваю с энтузиазмом, воображая пёстрые народные костюмы из старых краеведческих фильмов. Всегда хотела себе сшить что-нибудь этническое, но это же столько труда, да ещё разобраться, что в какие века вышивали да в каком племени... В общем, не люблю я в истории копаться.
-- Да, там много всего, они пёстрые такие, -- поддакивает Азамат с энтузиазмом.
-- А у тебя есть что-нибудь для примера посмотреть? -- спрашиваю.
Взгляд его мгновенно потухает.
-- Что вы, откуда у меня...
На секунду лишаюсь дара речи -- то ли от возмущения, что такого замечательного капитана никто не любит, то ли от ощущения собственного идиотизма: можно было догадаться, что у него нету. Ладно, теперь надо опять как-то выкручиваться.
-- Ну не знаю, -- протягиваю, пока думаю, что сказать, -- ты ведь уважаемый человек.
Хотя бы в профессиональном отношении, ага.
-- Любовь и уважение -- разные вещи, -- пожимает плечами. Я резко нахожу способ сменить тему, и никакие инстинкты не успевают меня сдержать:
-- А как по-муданжски любовь? -- спрашиваю с горящими глазами. Ну вот сейчас мне откроется великая истина!
-- Зачем вам? -- усмехается удивлённо.
-- Просто интересно, -- пожимаю плечами, сама наивность. -- Все обычно именно это слово на чужих языках хотят выучить.
-- Странно, что в нём такого особенного? -- поднимает бровь. -- По-муданжски любовь будет хойх.
-- О-о, -- говорю, -- здорово. Хойх. Я запомню.
А сама только что не ругаюсь. Как нам преподавали, хойх -- это в лучшем случае дружба. То ли наш препод идиот и сказочку про отсутствующее слово сам придумал, то ли Азамат неправильно понимает, что такое "любовь" на всеобщем. А задавать каверзные вопросы я боюсь, ещё пропалит, что я муданжский знаю.
-- Ну что ж, -- говорю, -- я пойду, пожалуй...
А то уже устала стоять тут.
-- А вы больше никакие муданжские слова не хотите выучить? -- спрашивает как-то чересчур быстро.
Напрягаюсь: неужели засветилась?..
-- Да нет, -- говорю, -- а что?..
-- Нет, ничего, -- пожимает плечами. И вид у него потерянный.
Он пытается меня задержать, что ли?
-- Там что, за дверью Алтонгирел с дубиной дежурит? -- хихикаю. Смотрит на меня, как будто впервые видит, а потом как грохнет хохотать! Боже, как человеку мало надо для счастья. И ведь прямо покатывается, хотя я, вроде, ничего особенного не сказала. Чувствую, ему тут сильно не хватает поводов для радости.
Стою, улыбаюсь, вроде как мне тоже смешно. Наконец он отдышивается, вытирает левый глаз. Правый, похоже, не слезится вообще. Как же страшно жить в мире, где все травмы остаются с тобой навсегда.
-- Простите, -- лепечет сквозь остатки смеха. -- Я просто не хотел, чтобы вы уходили.
Уй ты мой лапочка! И не постеснялся признаться! Хотя, может, очередное культурное различие... В общем, вместо того, чтобы зардеться, я решаю гнусно воспользоваться его слабостью.
-- Давай так, -- говорю. -- Я останусь, но ты ляжешь спать.
Качает головой:
-- Это что же, я при вас спать буду?
-- А что такого? -- пожимаю плечами. -- Я же врач. При мне сотни людей спят. Некоторых я даже нарочно усыпляю.
-- Но я так не могу, это невежливо, -- начинает бормотать. Ну правильно, а дополнять свою и без того шокирующую внешность кругами под глазами -- это вежливо. Да и не юноша уже, надо бы и о здоровье подумать.
-- У нас с тобой представления о вежливости отличаются, -- говорю наставительно. -- Да и вообще, мы с тобой уже ночку в обнимку проспали, чего теперь-то стесняться?
-- Простите, -- хмурится. Кажется, я его совсем растревожила.
-- Это мне надо извиняться. А ты давай ложись и спи, а то уйду. И приду с большим шприцом снотворного, так что тебя двое суток никто не добудится.
-- Ну хорошо, -- ухмыляется, глядя в пол. -- Угрозы у вас страшные, я, пожалуй, сдаюсь. Боюсь даже вообразить, как можно проспать больше пяти часов кряду.
Пяти? И это всё, что ему надо? Хорошая тренировка, если это, конечно, не расстройство. Но я предпочитаю пока не копать, потому что Азамат наконец-то начинает укладываться, а я демонстративно усаживаюсь за стол и открываю бук: дескать, вот она я, сижу, как пришитая.
Судя по дыханию, он отрубается едва перейдя в горизонталь. И вряд ли проснётся, если я уйду. Но мне спешить некуда, можно и по-честному поиграть. Где тут мой вязальный форум?..
Ух ты, как я выпала из жизни -- тут столько обновлений! И новых моделей кучу выложили, и процессы у всех продвинулись. Эх, мне бы моё сфоткать, да нечем, а то бы тоже похвасталась. Ладно, хоть соберу новенькое к себе -- хорошо, что я догадалась перед вылетом с Земли сделать себе виртуальный диск в Сети, чтобы всё файло было в доступности с любого компьютера. А оттуда уже можно открыть и полюбоваться, и прикинуть, насколько сложно это исполнить... Под горячую руку попадают и несколько мужских моделей, которые я обычно игнорирую, потому что брат ручную работу не ценит, а больше у меня сейчас мужиков в поле зрения нету. Во всяком случае, таких, чтобы им что-то вязать. Но тут уж больно красивые, грех мимо пройти. Ссылки-то устареют, поди потом найди эти выкройки, если понадобятся.
Кстати, может, мне каких-нибудь швейных руководств почитать, раз уж я тут с машинкой... Я ведь шью-то так себе, это мама у меня всё время, что не в огороде, проводит за машинкой. А я больше вяжу и вышиваю. Ну-ка, ну-ка, что тут насчёт замера вытачек...
Тут меня наконец-то посещает идея, которая по-хорошему должна была посетить полчаса назад, а именно -- сшить что-нибудь Азамату. Конечно, ткани у меня уж больно вырви-глаз, но он же сам говорил, что муданжские шмотки пёстрые... конечно, пестрота тоже разная бывает. Но связать-то точно не успею. Ладно, в крайнем случае, сошью потом, дома, и пришлю. Или если я на Гарнете застряну, чего, конечно, не хочется, но может не быть выхода, то могу и сама потом подарить. На Гарнете-то Азамат уж не реже чем раз в полгода бывает. Главное сейчас -- не упустить момент и обмерить его, пока спит! А то ведь не дастся. Шить без примерки, конечно, хреново, но лучше, чем никак.
Прокрадываюсь к двери и пулей кидаюсь к себе. Я ведь брала у Эцагана мерную ленту! Ага, вот она, а вот чем и на чём записать, а то в чужой каюте рыться не хочется. Теперь быстро обратно, пока не проснулся. Захожу на цыпочках, дверь закрываю. Спит. У-ра.
Для надёжности сначала трогаю его за плечо. Не просыпается. Впрочем, вспомнить, как я его позавчера трясла и звала, а он не проснулся -- можно его ворочать, сколько душе угодно. Если ему обычно хватает пяти часов сна, то и дрыхнет он крепко.
Ворочать его тяжело, конечно. Всё-таки он очень большой, а главное, мускулистый, зар-раза. И почему-то у меня такое чувство, что я подстраиваю розыгрыш. Еле сдерживаюсь, чтобы не захихикать. Зато на разбойном энтузиазме горы свернуть можно -- а я занимаюсь чем-то очень схожим.
Ну вот, всего обмерила на всякий случай. Ох и упарилась. Пойти умыться, что ли, а то совсем неприлично, волосы ко лбу прилипли вон. Надеюсь, у них нет никаких предрассудков по поводу посещения чужой ванной? А, всё равно он спит.
Зеркала, как я и думала, нет. В остальном в ванной порядок, полотенца на вешалочках, никакой грязной одежды не валяется. Интересно, кстати, где у них стиральные машинки стоят? Если не в личных ванных, то, значит, где-то централизованно. Надо будет у Тирбиша спросить.
На краю ванны два флакона -- шампунь и бальзам. Причём шампунь какой-то жуткий, я таким шапки стираю. А вот бальзам прямо золотой -- мне этой фирмы один раз крем подарили, так я его экономила так, что на два года хватило. Зато теперь понятно, как Азамат свою гриву расчёсывает. С этим-то бальзамчиком корабельный канат гребешком расчесать можно.
Ладно, что-то я увлеклась сованием носа в чужую жизнь. Азамат, конечно, сам виноват, -- зачем ему было, чтобы я тут сидела? Какой ему кайф, что я просто сижу рядом и тыкаю в комп? Даже не разговариваю с ним... Может, конечно, количество часов, что я с ним провожу, отражается на его престиже... но тогда бы Алтонгирел так не зверствовал, наверное. Если он и правда такой хороший друг, как Азамат полагает.
Ну хорошо, может, там какие-нибудь эзотерические соображения, недоступные простым смертным. Потому что трудно мне как-то поверить, что ему так нравится смотреть на мой затылок. А, ладно. Пойду обратно за комп, накопаю ещё выкроек. Где-то я там видела страничку, где можно ввести обмеры, а оно само всё посчитает...
В следующий раз я отлипаю от компа, когда просыпается Азамат. И обнаруживаю, между прочим, что у меня затекла шея. Ого, а время-то восемь вечера! Однако давно я до Сети не дорывалась, так ведь и заночевать могла.
Азамат ворочается и потягивается с очень довольным видом, и тут замечает меня. Видимо, он успел забыть о нашем договоре.
-- Я думал, вы уйдёте, -- говорит он сиплым спросонок голосом.
-- Почему же? Я ведь сказала, что останусь.
-- Ну... не так долго, сейчас ведь уже вечер.
-- А я тут зачиталась, -- машу рукой в сторону бука, -- не заметила, сколько времени прошло.
В полутьме мне кажется, что он улыбнулся шире, чем обычно.
-- А говорили, вам там нечего делать.
-- Делать-то нечего, бездельничать есть чего, -- ухмыляюсь. -- Мы можем ещё успеть на ужин.
-- Ах да, действительно, ужин! -- он приподнимается на локте, чтобы взглянуть на часы, стоящие под таким углом, что ниоткуда толком не видно. Мне после того, как я ворочала эту тушу, просто удивительно, как он легко двигается. -- Ну пойдёмте, пойдёмте.
Когда мы являемся на ужин, все как-то нехорошо оборачиваются. То ли мы слишком близко друг к другу, то ли слишком довольные... Не знаю. Но хорошо, что Алтонгирела в кухне нет.
Кстати, надо проведать пациентов. Прямо после ужина отправляюсь сначала к Гонду -- благо ему как раз понесли еду. Всё-таки Азамат его голодом не морит. У него всё по-прежнему, ничего не болит, и с наказанием своим он свыкся. После него иду к Эцагану. Уже у самой двери едва не сталкиваюсь с Алтонгирелом, который как раз выскочил в коридор и понёсся в сторону кухни так быстро, что волосы развеваются.
Стучусь и захожу. Эцаган сидит на кровати с бодрым видом и подозрительно красными губами. Это, кстати, очень хорошо. Это значит, что они не поругались из-за Эцагановой выходки. А то ещё не хватало, чтобы у Алтонгирела начались проблемы в личной жизни, он же мне тогда покоя не даст вообще.
-- Хорошо выглядишь, -- говорю. -- Как жизнь?
-- Терпимо, -- ухмыляется.
-- Алтонгирела есть отправил? -- спрашиваю одобрительно, пока проверяю пульс. Пожалуй, кровообращение восстановлено, новую капельницу ставить не буду, только антибиотиков ещё вколю.
-- Вообще-то мне принести, хотя я надеюсь, что он тоже что-нибудь съест.
Я делаю страшные глаза.
-- Ты чего, тебе рано есть! У тебя ещё кишки не срослись.
-- Но ведь хочется, -- жалобно скулит Эцаган. Какой он всё-таки ещё маленький!
-- Я тебе сейчас сахара в кровь загоню, от голода не помрёшь. А есть тебе нельзя.
-- Ну хоть чуть-чуть...
Странно, после таких травм обычно аппетит долго не появляется. Уж никак не раньше, чем кишечник заживёт. Посмотреть, что ли, на него.
-- Давай-ка я гляну, -- говорю, берясь за сканер. Эцаган с интересом рассматривает свой заклеенный живот. Пластыря тоже не видел?
А вот тут уже кое-что, чего я не видела... чтобы ткани настолько восстановились за какие-то двенадцать часов?! Не может быть! Если только предположить, что у муданжцев регенерация идёт быстрее, чем у нас... вон Азамат и спит мало. Хм.
-- Если палец порежешь, насколько быстро заживает? -- спрашиваю для проверки.
-- Ну, за пару часов, наверное, а что?
-- Так, чтобы совсем следа не осталось?
-- Без следа за день. А что?
Задумываюсь, барабаню пальцами по одеялу. Ну ладно, видимо, и правда быстрее восстанавливаются. Теперь я об этом аккуратно помолчу, а потом мы с одной надёжной подругой из центра генетических исследований получим нобелевку.
-- Разрешаю попить бульона. И не надейся, я тут буду стоять, и прослежу, чтобы ты больше ничего не съел.
-- Ура! -- Эцаган делает какой-то жест рукой, видимо, означающий победу. Внезапно он хмурится. -- Ой, а можно вас попросить, пока Алтонгирела нету, посмотреть, что у меня там на лбу?
-- Ты хочешь сам посмотреть или чтобы я посмотрела? -- криво ухмыляюсь.
-- Ну... я просто хочу знать, как буду выглядеть, до того, как он увидит...
Взгляд его становится весьма тоскливым. Ох уж мне эти эстеты.
-- Эцаган, я думаю, уж раз он до сих пор сидит у твоей постели, как пришитый...
-- Да, я знаю, что он меня не бросит! -- выпаливает Эцаган раздражённо. Видимо, я сегодня не первая с умными мыслями. Или Алтонгирел его сам задолбал уверениями. -- Я просто хочу знать, что там.
Ладно, в конце концов, можно и показать. С такой-то регенерацией там уже должно быть не страшно. Поливаю пластырь перекисью -- этот, хирургический, от неё сразу теряет липкость. Собственно, всё совсем здорово: на месте лазерного ранения еле заметная блестящая полоска, и больше ничего. Моя машинка да их регенерация -- вот он, рецепт чуда.
Эцаган замечает моё обалделое выражение и кидается к зеркалу, которое, к счастью, просто по другую сторону кровати.
-- Руками не трогай, -- говорю. Всё-таки кожа нежная ещё, не стоит. Вижу в зеркале счастливую физиономию пациента: вот она, вечная награда за труды. Впрочем, от денег я тоже не откажусь. Да ладно, едой и транспортировкой откупились.
И тут, конечно, для пущего драматического эффекта, входит Алтонгирел с сервировочным столиком. Пока длится немая сцена, я успеваю откатить столик в сторону, чтобы не свалили, и выскочить из каюты в коридор. Общение пациента с семьёй я наблюдать не нанималась.
Стою, жду, пока наобщаются, чтобы проследить за кормлением. В конце коридора нарисовываются Азамат с Тирбишем. Заметив меня, ускоряют шаг.
-- Что-то случилось? -- спрашивает Азамат озабоченно.
-- Да нет, просто жду, когда эти двое там внутри смогут воспринимать информацию.
Тирбиш осторожно заглядывает в щёлку.
-- Ух ты... у-у-ух ты...
-- Что, уже секс? -- спрашиваю настороженно. С этим пока всё же лучше погодить.
-- Не-ет, -- хихикает, -- но прикольно.
Азамат складывает руки на груди и вперяет в меня якобы укоряющий взгляд. Я усмехаюсь, но молчу, как партизан.
-- О, -- говорит Тирбиш. -- Можем входить.
Они входят, и я следом. Наши голубки слегка раскраснелись, но оба совершенно счастливы, удивительно, что нас заметили.
-- Ого, -- говорит Тирбиш. -- Вообще ни следочка! Вот это я понимаю, земляне крутые!
Азамат некоторое время просто стоит у двери, качая головой, потом слегка улыбается и говорит:
-- Тебе невероятно повезло.
-- Знаю! -- радостно отвечает Эцаган. -- Госпожа Лиза, я ваш вечный должник!
Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела. Хорошо хоть сказал он это весело, а то меня бы замутило.
-- Ты, -- говорю, -- давай пей свой бульон, пока не остыл, а то щас ещё одну капельницу получишь.
Алтонгирел быстро подвигает ему столик и даже полотенчико подкладывает в качестве нагрудника. Полюбовавшись, как Эцаган лопает бульон, духовник оборачивается ко мне.
-- Лиза, я...
-- Ты сейчас же пойдёшь спать, -- говорю веско, для убедительности хлопая его по плечу. -- Разрешаю перед этим тоже принять бульончику. Но потом в койку немедленно.
Ага, попытка построить резко возвращает ему привычные манеры.
-- Ничего подобного, я останусь здесь и...
-- Ой, Лиза, уложите хоть вы его! -- подаёт голос Эцаган. -- Мне уже на него смотреть страшно, но он не слушается!
-- Я лучше знаю, где мне надо быть и когда спать! -- огрызается Алтонгирел. О да, как мне его не хватало! Азамат у него за спиной демонстративно хватается за голову. Ну ладно, сейчас обеспечим. Азамат хоть посмотрит, чем я ему угрожала. А Алтонгирелу как раз будет по заслугам.
Сделав вид, что отступилась, отыскиваю в своём медицинском мешке пузырёк с сильным снотворным в растворе и новый шприц. Нахально пользуюсь тем, что Алтонгирел понятия не имеет, что всё это такое и как оно работает. Потом как бы прохожу мимо него в сторону Эцагана, но по дороге всаживаю ему шприц в плечо.
Духовник только и успевает, что вскрикнуть "Э!", а потом глазки затуманиваются.
-- Азамат! -- говорю. -- Лови!
И Алтонгирел картинно падает, проваливаясь в сон.
Ошарашенный Азамат подхватывает заснувшего на лету духовника под мышки, и они с нем менее ошарашенным Тирбишем выносят его прочь. Эцаган провожает их взглядом, застыв с пиалой у рта.
-- С ума сойти, -- бормочет он по-муданжски. Потом залпом поглощает остатки бульона и поворачивается ко мне. -- А вы опаснее, чем кажетесь.
Я кокетливо пожимаю плечами. А что тут ответишь? Забираю у него пиалу, ставлю на столик. Интересно, Азамат теперь его тоже запрёт, как Гонда?
-- Какого чёрта тебя понесло на абордаж? Да ещё и без экипировки? Что за детский сад, "назло всем наемся соли и голодным спать лягу"?
-- Да ладно вам, Лиза, -- жалобно блеет Эцаган, подтягивая одеяло к подбородку. Бельё ему так никто и не сменил, идиоты. -- Мне ещё капитан всыплет...
-- И правильно сделает. Я бы на его месте тебя вообще отшлёпала!
Мальчишка в ужасе вжимает голову в плечи:
-- Ой, не надо пожалуйста! У него такие руки...
Я издаю вздох, переходящий в стон. Ну что за люди!
-- А себя ты, видимо, считаешь чересчур красивым, раз полез в пекло без нужды.
-- Нет! Просто... всё то время, что вы здесь, Алтонгирел только и думает про вас с Азаматом, а меня как будто вообще нету.
-- И ты решил привлечь его внимание каким-нибудь геройством.
-- Ну, я не то чтобы решил... просто тут подвернулись эти джингоши...
-- Ясно, -- вздыхаю, сажусь на стул. -- Я надеюсь, ты получил хороший урок, и больше так по-идиотски себя вести не будешь.
-- Да теперь у меня уже не будет возможности, -- уныло хмыкает Эцаган.
-- В смысле? -- моргаю. Он что, всё ещё думает, что не оправится?
-- Азамат нас выставит.
-- Куда выставит?
-- Ну, мы с Гондом серьёзно нарушили правила, да ещё и пострадали от этого. Азамат не держит в команде ненадёжных людей, он нас выгонит.
Ого. Сурово у них тут. Хотя так и должно быть, наверное, всё-таки не в офисе сидят, а в космосе воюют.
-- И что ты будешь делать? -- спрашиваю, чтобы не создавать тягостного молчания.
-- Не знаю, посмотрим, -- пожимает плечами. -- Я много чего умею.
Ну да, шить, например. Кстати, я так загребла всё его швейное барахло...
-- Тебе, -- говорю, -- машинку сейчас вернуть или можно ещё попользоваться?
-- Да пользуйтесь. Я так шить-то толком не умею, только чинить, если порвётся.
-- Спасибо, а то я хотела... -- обрываю себя на полуслове. Эцаган, конечно, изрядная девчонка, но делиться творческими планами с ним -- это уже как-то слишком. Дальше только нижнее бельё обсуждать. Хотя, с другой стороны... может, провентилировать с ним мою задумку? А то мало ли, какой у них по этому поводу этикет, ещё нарвусь на что-нибудь.
-- Чего вы хотели? -- переспрашивает он тем временем. В глазах живой интерес.
-- Да я вот думала сделать что-нибудь капитану в подарок... на память... -- мямлю неловко. Ох, что-то сейчас будет.
Но нет, бури не следует, Эцаган только таращится на меня блюдцеобразными глазами.
-- Ого, -- говорит он после паузы. -- Что-то я начинаю думать, может, Алтонгирел зря беспокоится...
-- О чём?
Эцаган, видимо, возвращается к реальности и отмахивается:
-- Да так, всё насчёт вас. А из чего вы шить собрались?
-- Это хороший вопрос, -- говорю. Добиваться от него, что там Алтонгирел про меня думает, дохлый номер -- не станет же он своего любимого мне закладывать, в самом деле. -- Я думала подождать до Гарнета, там прикупить тряпку, а потом прислать... -- развожу руками, дескать, советы принимаются.
-- Погодите, -- говорит он задумчиво. -- У меня кое-что есть...
И начинает вставать с кровати. Приходится его быстренько усадить обратно.
-- Ты куда собрался? -- спрашиваю. -- Тебе ещё лежать и лежать.
-- Да я только хотел достать...
-- Даже не думай. Мои швейные эксперименты не стоят твоего здоровья, лежи уж.
Он слегка розовеет, можно подумать, комплимент услышал. Но это хорошо, значит, кровь восстановилась. Вот и цвет лица нормальный.
-- Ладно, сами достаньте, -- разрешает великодушно. -- В нижнем ящике комода.
Присев на корточки, суюсь в нижний ящик. Там, под пластиковой коробкой, как мне показалось, с бисером, обнаруживается пакет с аккуратно сложенной тёмно-зелёной тканью. Сначала подумала, что шёлк, но при ближайшем рассмотрении она оказалась батистом, просто таким гладким, что блестит.
-- Ого, -- говорю, несколько благоговейно поглаживая мягкую поверхность. -- И мне можно это взять?
-- Ага, -- кивает он с кровати. -- Берите. Я когда-то прихватил на Брошке по дешёвке, думал поучиться шить. Но так руки и не дошли, а теперь ещё меньше свободного времени будет.
-- На где? -- протормаживаю я.
-- Брога, это станция небольшая такая, ближайшая к Мудангу.
-- А-а, ясно. Я... тебе что-нибудь должна за ткань?
Дешёвка -- дешёвкой, но настоящий лён на Земле -- дорогое удовольствие. Деньги-то у меня есть, весь аванс от Дюпонихи на карточке, которую я, к счастью, держала в кармане юбки.
-- Да нет, вы что! Вы же мне лицо вернули!
Ах да. У него ведь нет медстраховки. Ну что ж, прекрасно!
-- Ну ладно, тогда спасибо за помощь. Только не говори пока никому, -- подмигиваю.
-- Не скажу, -- ухмыляется он. -- А вы уж давайте, шейте. Может, Алтонгирел успокоится...
От Эцагана я ухожу просветлённая, прижимая к сердцу материал. Ощущение розыгрыша возвращается с удвоенной силой. Припрятав своё сокровище в каюте, отыскиваю Тирбиша и внушаю ему, что надо сменить окровавленные простыни. Он резво бежит выполнять, хотя уже довольно поздно. Видимо, я на волне вдохновения очень убедительно выгляжу, а может, он боится тоже получить снотворного.
Алтонгирела уложили в его собственной каюте, и дверь автоматически закрылась. Пришлось обойти полкорабля в поисках Азамата, который единственный может открывать чужие двери. Вместе с ним и захожу к духовнику.
Не то чтобы я озабочена состоянием спящего, а просто очень интересно посмотреть на его каюту. Она до некоторой степени оправдывает ожидания: довольно неопрятная и с явным эзотерическим уклоном. На полу поверх стандартного ковролина плетёные коврики с письменами и какими-то мифическими тварями; у стены большой стеллаж, заставленный коробками. Большая их часть -- обычные пластиковые контейнеры, но есть и старые, разрисованные и облупившиеся жестянки, а есть резные сундучки. Всё набито под завязку, крышки не прилегают плотно, тут и там высовываются хвостики от тесьмы или цепочки, резные звериные морды или ветхие листочки бумаги.
Бумага меня особенно потрясла. У нас-то уже два века как все письменные принадлежности из пластика. Его хорошо подделывают под бумагу, но он по краю не обтрёпывается и не желтеет со временем.
Кровать у Алтонгирела пошире, чем прочие, которые я видела тут на корабле. Вероятно, чтобы Эцаган помещался, хотя он только в плечах и имеет хоть какую-то ширину.
Азамат стоит у меня за спиной, пока я проверяю пульс у спящего. Потом я достаю стетоскоп и принимаюсь вдумчиво выслушивать дыхание. Всё это нужно только и исключительно, чтобы Азамат убедился, что я тут делом занимаюсь, и оставил меня одну. Через минуту он так и делает.
Я нашариваю на тумбочке у кровати пульт от двери и тихонечко её закрываю. Теперь без большой нужды меня никто не побеспокоит, а духовник дрыхнет без задних ног.
Итак, я открываю шкаф. О да, жизнь прожита не зря, тут столько этнической одежды, что еле помещается. Могу себя поздравить, я знала, у кого поискать.
Произведя первичные раскопки, прихожу к выводу, что большая часть висящих тут изделий представляет собой подобие утеплённого халата с прилагающимся в комплекте длиннющим шарфом, хотя это, наверное, пояс. Простота покроя, конечно, радует глаз, но у меня не тот материал, чтобы из него такой халат шить. Надо поискать что-нибудь поизящнее.
Далее обнаруживаются несколько пар мягких длинных кожаных сапог, висящие, как штаны, на "плечиках". Или, может, это чулки, не знаю.
Есть и штаны, они широкие и короткие, по моим прикидкам, должны заканчиваться под коленом. На концах штанины резко сужаются. Видимо, чтобы в сапог вставлять удобнее было. Особенно меня веселит расцветочка -- тут вообще довольно пёстро, но штаны просто выдающейся яркости: красные, синие, зелёные, просто горят чистым, незамутнённым цветом. Халаты тоже бодренькие такие, но на них много узоров, всякой тесьмы и вышивки, и в целом они не кажутся такими яркими. Кстати, с некоторым сожалением замечаю, что мои, точнее, Тирбишевы тряпки в цветочек тут бы не пошли: растительные мотивы в узорах есть, но они совсем другие и все вышиты, а не прямо на ткани нарисованы.
Наконец-то я нахожу нечто наподобие рубашек. Их этот гад в соседнее отделение шкафа засунул. Считаются бельём, что ли?.. Они тоже очень яркие, однотонные и напоминают мне костюмы к спектаклю по "Вечерам на хуторе близ Диканьки", который ставили у брата в школе. Мы с мамой тогда ему шили некий условный казачий костюм, так вот там была похожая рубашка. Высокий стоячий ворот на пуговицах, узкие манжеты, а в остальном покрой довольно свободный, только приталенный, полы чуть длинноватые -- как раз зад прикрыть. По вороту и манжетам идут простенькие геометрические узоры. Но главное, материал как раз такой, как мне надо. Тут, правда, скорее атлас какой-то, но я не думаю, что это существенно.
Ладно, на этом и остановимся. Надеюсь, Алтоша не заметит, если я позаимствую у него одну рубашечку в качестве образца. А чтобы не обсчитаться в выкройке, сейчас мы повторим подвиг с обмериванием. Извлекаю из кармана своих прекрасных штанов припасённую рулетку, ручку и блокнотик -- и приступаю. Алтонгирела, к счастью, легче ворочать. Он и пониже, и не такой накачанный, хотя тоже ничего себе. К тому же я не боюсь его разбудить. Даже если учесть, что на муданжцев наше снотворное должно действовать слабее, с той дозы, что я ему дала, часов семь ему обеспечено.
Эврика. Теперь у меня есть образец одежды, мерка, по которой он сшит, мерка, по которой надо шить, и ткань. Что ещё может быть нужно для счастья?
Весь следующий день я занимаюсь расчётами и кройкой. В холл я с этим, конечно, не пошла, а то там многовато любопытных. Сижу у себя в каюте.
Эцагана теперь тоже заперли -- как выяснилось, это делается, чтобы провинившийся ещё чего-нибудь не натворил, пока не высадят. Я навещаю его перед обедом, чтобы вколоть ещё антибиотиков и убедиться, что ему можно есть -- завтрак-то он благополучно продрых. Лоб у него совсем затянулся, теперь вообще ни следа. Кишки, впрочем, тоже.
-- Как самочувствие? -- спрашиваю привычно, пока сматываю сканер и отклеиваю оставшийся пластырь с живота.
-- Хорошо, скучно только. Алтонгирел-то всё ещё спит... Может, мне уже можно встать?
-- А толку? Выйти из каюты ты всё равно не можешь. Бук тебе вон поставили поближе. Сиди, бездельничай.
-- Ну это да-а... просто лежать надоело. С утра Азамат заходил, целый час мне мозги компостировал, а я даже не мог прикинуться, что занят.
-- Правильно компостировал, -- хихикаю. -- Уж он-то знает, как тяжело жить со шрамами.
-- Да уж... -- Эцаган мрачнеет. -- Я в детстве один раз зачем-то побрился налысо, так мне от отца тогда не так досталось, как сейчас от Азамата. Он меня так отчитывал, что сам чуть не заплакал. Мне даже неловко как-то, я-то думал, он завидовать будет, что у меня всё прошло...
-- А чего тут завидовать, держал бы врача на борту постоянно.
-- Так с ним это ещё на Муданге случилось. Без целителя он бы вообще не выжил.
Ага, то есть это всё-таки чьи-то кривые руки. Ох, попадись ты мне...
За обедом Азамат и правда несколько не в своей тарелке, рассеянный, опять зависает над каждым куском. Сегодня у нас бараньи рёбрышки (во всяком случае, на вкус похоже на баранину), которые едят руками, а в качестве гарнира нечто... сушёные желтовато-белые шарики, которые предлагается размачивать в воде и так есть. Солёные они как сволочи, но поскольку мясо несолёное вообще, то как раз достигается баланс. Слово, которым Тирбиш эти шарики обозвал, мне неизвестно, но он объяснил, что их делают из молока. Страшно подумать, как.
Хранцицик зыркает на меня исподлобья, как незаслуженно побитая собака. Остальные -- которые ещё не успели ни разу под горячую руку попасть -- с некоторым благоговением. Видимо, весть о чудесном исцелении Эцагана вознесла мой и без того немаленький авторитет в этом племени и вовсе на невообразимые высоты. Не могу сказать, что мне это как-то особенно приятно. Только-только хоть какой-то контакт наладился, а если они меня теперь ещё сильнее зауважают, то начинай с начала. Хотя прикольно, конечно, ничего не скажешь.
После обеда подкатываю к Азамату поинтересоваться, чем он так обеспокоен, но он явно не склонен к общению. В глаза не смотрит, к буку не приглашает.
-- Слушай, ну ты же не думаешь, что я на тебя со шприцом охотиться буду, -- не выдерживаю я. -- Вообще, мог бы догадаться, что среди моих средств есть и опасные.
-- Да нет, что вы, Лиза, я прекрасно понимаю, что вы как целитель имеете в своём распоряжении разные яды и умеете ими пользоваться.
-- Ну а что тогда, за Алтонгирела переживаешь? Он скоро проснётся здоровый и бодрый.
-- Ничуть не сомневаюсь.
-- А чего ты тогда весь день, как в воду опущенный?
-- Мне жаль, что придётся расстаться с хорошими работниками.
А-а, ну, это да. И всё, конечно, из-за меня. Я их поссорила, и у Эцагана появились идеи. Хотя на самом деле всё из-за Алтонгирела, который почему-то на меня взъелся до такой степени, что перестал уделять внимание своему парню. Вот придурок.
Пока я судила да рядила, Азамат от меня улизнул, зато я услышала, как кто-то кому-то сказал, что Алтонгирел проснулся. Всё-всё, ухожу. У меня в каюте ещё куча работы.
Ну, что сказать, рубашка получилась. Не то чтобы прям атас, но правдоподобно. Во всяком случае, симметрично. И на вид всё на своих местах, а то с меня станется длину с шириной перепутать. По идее, пора идти дарить.
Но что-то как-то стрёмно. А вдруг он решит, что я издеваюсь? Или -- может, ему не понравится, но из уважения ко мне он всё равно будет носить и тихо меня ненавидеть? Да ладно, мне уж тут осталось три дня прожить. Потерпит, в крайнем случае, а потом я исчезну, и можно будет расслабиться. Алтонгирел вон не больно-то носит свою коллекцию подарков.
На нервной почве тяну время, раскладываю и складываю своё произведение то так, то эдак. В итоге решаю всё-таки вышить воротник и манжеты, благо совсем недавно тренировалась это делать машинкой.
Как ни странно, это тоже выходит вполне прилично: чёрным по тёмно-зелёному, почти не видно, а так, в отражённом свете отблёскивает. Изящненько так. Ну ладно, хватит теребить шов, прими уже валерьянки, сложи изделие аккуратно -- и вперёд.
На подходе к каюте слышу раздражённые голоса. Ну конечно, вот именно сейчас у него кто-то есть! Надолго, интересно?
Подхожу поближе. Раз замок сломан, то и звукоизоляции никакой, вот и слышно так хорошо. Но кто же мог оказаться у Азамата в самый неподходящий момент, как не Алтонгирел?! Спать ему, видите ли, необязательно, а вот с капитаном скандалить -- просто как воздух необходимо! Я так злюсь, что забываю обо всяких приличиях: встаю у двери, прижимая рубашку к груди угрожающе сложенными руками -- и жду, пока Азамат освободится. Очередь -- так в очередь!
Орут они по-муданжски, конечно, и я поначалу даже не прислушиваюсь, и так знаю, что ничего не пойму толком, только расстроюсь. Но потом кое-что привлекает моё внимание.
-- Ты хочешь знать, чего я боюсь?! -- кипятится Алтонгирел, и я прямо вижу, как он плюётся, когда это говорит. -- Тебе прямым текстом сказать? Намёков уже не понимаешь?
Азамат что-то невнятно бурчит в ответ, и духовник прямо-таки взрывается:
-- Я боюсь, что она украдёт у тебя душу! И мы оба знаем, что на этом тебе придёт конец! Она улетит на свою Землю через три дня и забудет твоё имя, а ты уже никогда -- никогда! -- не будешь счастлив!
Я слегка прирастаю к стене, изо всех сил вслушиваясь в ответ Азамата.
-- А тебе не приходит в голову, что это могло уже случиться? -- говорит он довольно тихо. Дальше я слышу только сбивчивое дыхание, видимо, Алтонгирела.
-- Я надеялся, -- произносит он медленно, -- это предотвратить. Если бы ты был благоразумнее...
-- Куда уж благоразумнее! -- громыхает Азамат, у которого, похоже, кончилось всякое терпение. -- Я был благоразумен всю жизнь, и за это теперь ты хочешь испоганить последние три дня, что у меня есть с ней? Я был несчастлив пятнадцать лет! Когда она уйдёт, больше ничего не будет, но я имею право быть несчастным на своих собственных условиях!
Наступает та самая звенящая тишина, когда внезапное отсутствие звука вызывает болезненное ощущение нехватки. Больше всего я боюсь, что сейчас Алтонгирел выскочит оттуда, хлопнув дверью, как это за ним водится, а я тут стою, и на лице у меня крупными муданжскими буквами написано, что я всё слышала. Надо взять себя в руки и что-то сделать. Но если я убегу и запрусь у себя, они тоже всё поймут. И Азамат расстроится... Да господи, что я ни сделай теперь, он всё равно расстроится! Разве только... надо подарить ему рубашку.
Внезапно я просто чувствую, как что-то вроде судьбы берёт меня за плечи стальными пальцами и приказывает: подари ему рубашку. Лучше прямо сейчас. Ещё лучше -- на глазах у Алтонгирела, если не всей команды. Иди.
Дальше, видимо, кто-то думает за меня, потому что я бы ни за что не догадалась отойти до угла, а потом подойти обратно, громко топая, чтобы они там меня слышали. И вот я стучу в дверь. Не знаю, что отражается у меня на лице, но надеюсь, что это ни к чему не обязывающая улыбка. Рубашку я пока прячу за спиной.