Среди валунов, отполированных волнами, стояла необычная для моря тишина.
Заря еще не поднималась и темная вода, безмятежно раскинувшись, спала, - не шелохнулась.
Все было серым, одноцветным, но чуялась близость пробуждения. Вокруг бледнела и холодней становилась теплая августовская ночь. Поплавки удочек, не вздрагивая, лежали веером на свинцовой глади воды и белая песчаная коса, что врезалась далеко в море, просветлела. Теперь белокрылой птицей лежала она под бледнеющим небосклоном. Казалось, что вот-вот она взметнётся суетливой чайкой в безоблачное небо за первыми лучами.
Вдруг легкий, едва уловимый шорох с едва заметным веянием, будто крылом взмахнула эта огромная птица, коснулся моего лица. Видение чудесно преобразилось. И теперь по розовевшему небу летела высокая, стройная, крылатая женщина.
Полупрозрачная, сероватого цвета, с широко распростертыми руками, точно с большими белыми крыльями, она летела ко мне вся в свободном дымчатом наряде. Платье ее развевалось легкими волнами и заканчивалось длинным перламутровым шлейфом. Лик, обрамленный распущенными русыми волосами, румянился прохладой зари. Поблескивая золотом, волнистые волосы ее чудно развевались. Она спокойно взирала на меня с небесной глубины зеленоватыми глазами.
Внезапно опустилась передо мной и остановилась. Я замер и следил.
Это оказалась девушка неземной красоты.
Когда она приблизилась, край ее полупрозрачного одеяния коснулся меня воздушной волной. Трепет мимолетного прикосновения пробежал по рукам моим, по лицу. Удивление мое сменилось страхом, страх - восторгом.
Она стояла прямо на серой воде, скрестив на груди руки. Ее прекрасное лицо светилось. Сияли тёмно-серые с зеленоватым отливом большие глаза. Веселая резвость дробила лучи ее взгляда. В одной руке она держала свежий, до боли знакомый степной цветок, а в другой серебристый символ лиры.
Был август, а веяло весной.
- Не закрывай своего сердца. Верь, любви, даже тогда, когда она приносит горе, - небесным голосом промолвила она. - Твое сердце бьется, чтобы отдать себя в слезах и страданиях, но с улыбкой на устах людям.
- Нет, нет, слова твои темны, я не могу понять их - ответил я, чуть шевеля губами.
- Не ищи радостей - они мгновенны, как роса, но умирает роса, искрясь и улыбаясь. Горести же сильны и прочны. Так пусть в сердце твоем живет любовь полная горести!
- Ох, не понять мне тебя, слова твои темны... - шепотом продолжал я.
- Да, да, я знаю вас просителей земных! Вам все подай и моментально! Глаза твои грустны. Они хотят проникнуть в мою душу. Я обнажила ее перед тобою. Бери и царствуй!
Я рванулся к ней. Но дева, широко раскинув руки-крылья, взвилась мгновенно, и умчалась в синеющую бездну неба.
Легкое дуновение тронуло гладь моря. Вода потемнела, зарябила, поблескивая отсветом зари, и робкое "хлюп-хлюп" у прибрежных валунов коснулось слуха.
Ах, Муза! Волшебная, девственная красота женщины! Неуловимая, призрачная, но прекрасная - ты не знаешь пределов.
О, Поэзия! Наслаждения и муки твои безграничны. Ты нищета и бесконечное богатство. Ты близка и дорога мне, как сама жизнь, но никогда не постичь тебя всецело.