ДЖОРДЖ МАРТИН ТАНЕЦ С ДРАКОНАМИ
ПОСВЯЩЕНИЕ
Эта книга - моим поклонникам
Для Lodey, Trebla, Stego, Pod,
Caress, Yags, X-Ray and Mr. X,
Kate, Chataya, Mormont, Mich,
Jamie, Vanessa, Ro,
for Stubby, Louise, Agravaine,
Wert, Malt, Jo,
Mouse, Telisiane, Blackfyre,
Stone, Coyote"s Daughter,
и всех остальных безумных мужчин и диких женщин Братства Без Знамен.
Для моих интернет-волшебников:
Элио и Линды, лордов сайта Вестерос,
Winter и Fabio с сайта winter-is-coming,
Питера Гиббса с сайта Dragonstone,
с которого всё начиналось.
Для мужчин и женщин с сайта Asshai в Испании,
которые пели нам о медведе и девице на ярмарке
потрясающих фанатов в Италии,
которые дали мне так много вина,
для моих читателей в Финляндии, Германии,
Бразилии, Португалии, Франции, и Нидерландах
и всех читателей других дальних стран
которые ждали этот танец
и для всех друзей и поклонников,
с которыми я ещё не встретился.
Благодарю за ваше терпение
ПОЯСНЕНИЕ ПО ПОВОДУ ХРОНОЛОГИИ
Прошло немало времени между книгами, я знаю. Так что будет полезным кое о чем напомнить. Книга, которую держите в руках - пятый том "Песни Льда и Огня". Четвертый том назывался "Пир для Воронов". Тем не менее, "Танец" не следует за "Пиром" в традиционном значении этого слова - скорее, они бегут друг с другом в одной упряжке. Действие обеих книг начинается непосредственно после событий "Бури Мечей". Поскольку события "Пира" развивались вокруг Королевской Гавани, на Железных Островах и в Дорне, "Танец" покажет нам север - Чёрный Замок, Стену (и земли за ней), а так же Пентос и Залив Работорговцев за Узким Морем. Это сделано для того, чтобы рассказать историю Тириона Ланнистера, Джона Сноу, Дейенерис Таргариен и всех остальных персонажей, которых вы не встретили в четвертом томе. Эти две книги не следуют друг за другом - они параллельны... поделены географически, а не хронологически. Но лишь до определенного момента. "Танец с Драконами" - более длинная книга, чем "Пир для Воронов", и покрывает более долгий период времени. В конце этого тома, вы встретите некоторых героев "Пира для воронов". И это означает именно то, что вы думаете: действие "Танца" вышло за временные рамки "Пира", и два потока снова слились друг с другом. Затем будут "Ветры Зимы", в которых, я надеюсь, они будут мерзнуть вместе.....
Джордж Р. Р. Мартин
Апрель 2011
ПРОЛОГ
Ночь смердела человечиной.
Варг остановился за деревом и принюхался; по серой шкуре зыбкими пятнами перетекали стремительные тени. Благоухающий хвоей ветер поверх более слабых запахов лисицы и зайца, тюленя, оленя и даже волка донёс человеческий запах. Варг знал - все эти запахи тоже были присущи человеку: вонь старых шкур, мертвых и прокисших, почти утонувшая среди более сильных запахов дыма, крови и гнили. Из всех зверей только человек обдирал чужие шкуры и мех, и носил на себе.
Варги, в отличие от волков, людей не боятся. От ненависти и голода скрутило брюхо, и он издал низкий рык, подзывая одноглазого брата и младшую сестру-хитрюгу. Он побежал между деревьев, его стая шла за ним по пятам. Они тоже учуяли запах. На бегу он видел и их глазами тоже - и себя самого впереди. Из длинных серых пастей теплыми белыми облачками вырывался пар. Между пальцами на лапах намерз твердый как камень лед, но сейчас шла охота, и впереди была дичь.
"Плоть, - думал варг, - мясо".
Человек-одиночка - лёгкая добыча. Он велик и силен, и зрение у него острое, но слышат люди плохо и ничего не чуют. Олени, лоси и даже зайцы быстрее людей, медведи и вепри сильнее в бою. Но в стае люди опасны. Когда волки приблизились к добыче, варг услышал скулёж человечьего щенка, хруст выпавшего прошлой ночью снега под неуклюжими лапами двуногих, лязг твердых шкур и длинных серых когтей, что несли с собой люди.
"Мечи, - прошептал ему внутренний голос, - копья".
Деревья отрастили ледяные клыки, скалившиеся с голых бурых ветвей. Одноглазый прорвался сквозь подлесок, сбивая с веток снег, и сородичи последовали за ним - вверх на холм и вниз по склону, пока перед ними не расступился лес, и они не увидели людей на поляне. Среди них была самка, а меховой сверток, что она сжимала в руках, был её детёнышем.
"Оставь её напоследок, - прошептал голос, - самцы опаснее".
Те рычали друг на друга, как обычно поступают люди, но варг учуял их страх. У одного из них был деревянный зуб длиной в его собственный рост. Самец метнул своё оружие, но его рука дрогнула, и зуб пролетел слишком высоко.
А потом стая бросилась на них.
Его одноглазый брат сбил метнувшего зуб в сугроб и разорвал сопротивляющемуся человеку горло. Сестра подкралась к другому самцу сзади и повалила его на землю. Остались самка и детёныш - для него.
У самки тоже был зуб, маленький, костяной, но едва челюсти варга сомкнулись на её ноге, она его выронила. Самка упала, прижимая к себе обеими руками орущего детеныша. Под мехами самка была худа, кожа да кости, но её груди были полны молока. Самое сладкое мясо было у детеныша. Лакомые куски волк оставил брату. Стая наполняла свои желудки, и смёрзшийся снег вокруг тел стал розово-красным.
Далеко от этого места, в хижине из глины и соломы с покрытой соломой крышей и дырой вместо дымохода, на полу из утоптанной земли Варамир задрожал, кашлянул и облизал губы. Его глаза покраснели, губы потрескались, в горле было сухо и першило, но вкус крови и жира все еще наполнял рот, хотя пустой желудок требовал пищи.
"Плоть ребёнка, - подумал он, вспоминая Желвака. - Человеческое мясо".
Неужели он пал так низко, что его уже тянет на человечину? Он почти наяву услышал рык Хаггона:
- Человек может есть мясо зверей, и звери - мясо человека, но если человек ест человеческое мясо - это мерзость.
"Мерзость". Это было любимое слово Хаггона. "Мерзость, мерзость, мерзость". Есть человеческое мясо - мерзость, спариваться в теле волка с волчицей - мерзость, но завладеть телом другого человека - наихудшая мерзость из всех.
"Хаггон был слабаком, он боялся собственной силы. Он умер в слезах в одиночестве, когда я отнял у него вторую жизнь, - Варамир сам сожрал его сердце. - Он научил меня многому, и последним, что я узнал у него, был вкус человеческой плоти".
В тот раз, однако, он был в теле волка. Сам он никогда не пробовал человеческое мясо. Но был не против чтобы его стая попировала. Волки были такими же доходягами, как он сам, исхудалыми, замёрзшими, голодными. И эта добыча...
"...Двое мужчин и женщина с ребёнком на руках, бежавшие от поражения в битве навстречу смерти. Они бы всё равно скоро погибли - от холода или от голода. Такая смерть была лучше, быстрее. Милосерднее".
- Милосерднее, - последнее слово он произнес вслух. Его глотку будто ободрало изнутри, но было приятно услышать человеческий голос, даже свой собственный. Пахло плесенью и сыростью, земля была холодной и твердой, очаг больше дымил, чем согревал. Едва не обжигаясь, Варамир подполз почти вплотную к самому пламени, время от времени кашляя и вздрагивая. В боку пульсировала боль от открывшейся раны. Кровь засохла твердой коричневой коркой, пропитав штаны до самых колен.
Репейница предупреждала его, что это может случиться.
- Я постаралась заштопать её, как смогла, - сказала она. - Но ты должен отдыхать и позволить ране зажить, иначе она вскроется снова.
Репейница была последней из его спутников - копьеносица, крепкая, как старый корень, морщинистая, с бородавками на обветренном лице. Остальные покинули их по дороге. Один за другим, они отставали или уходили вперёд, к своим старым деревням, к Молочной реке, к Суровому дому или навстречу одинокой смерти в лесу. Варамир не знал точно, да ему было всё равно.
"Надо было переселиться в одного из них, когда была возможность. Или в одного из близнецов, или в здоровяка со шрамом на лице, или в рыжего юнца".
Однако он боялся: кто-то из окружающих мог понять, что происходит. Тогда они накинулись бы на него и убили. Кроме того, его неотступно преследовали слова Хаггона, и, таким образом, этот свой шанс он упустил.
После битвы у него были тысячи спутников, и они пробирались через лес - замёрзшие, напуганные, спасающиеся от обрушившейся на них у Стены резни. Некоторые говорили о том, чтобы вернуться к своим покинутым жилищам, другие о том, чтобы предпринять вторую атаку на ворота, но большинство понятия не имело, куда идти и что делать. Они бежали от ворон в черных плащах и рыцарей в серой стали, но сейчас их преследовали куда более безжалостные враги. С каждым днем на лесных тропах оставались новые и новые трупы. Некоторые умерли от голода, некоторые от холода, прочие от болезней. Других убили те, кто называл себя их братьями по оружию, когда они все вместе выступили на юг с Мансом Налётчиком, Королем-за-стеной.
- Манс пал, - отчаянно рассказывали друг другу выжившие. - Манса взяли в плен. Манса убили.
- Харма мертва, Манса взяли в плен, остальные разбежались и бросили нас, - заявила ему Репейница, зашивая его рану. - Тормунд, Плакальщик, Шестишкурый - все они храбрые воины. Где они теперь?
"Она меня не узнала, - догадался тогда Варамир, - да и с какой стати должна узнать?". Без своих зверей он не выглядел великим человеком. "Я был Варамиром Шестишкурым, что делил хлеб с Мансом Налетчиком". Он стал называть себя Варамиром, когда ему было десять. "Имя, достойное лорда, достойное песен, великое имя, внушающее страх". Однако он бежал от ворон, как испуганный заяц. Грозный лорд Варамир перетрусил, но он бы не вынес позора, узнай его копьеносица, поэтому ей он представился Хаггоном. Потом он сам удивлялся, отчего из всех возможных имен ему на ум пришло именно это имя. "Я сожрал его сердце и выпил его кровь, и он всё ещё преследует меня".
В один из дней их долгого бегства из леса прискакал всадник на тощей белой лошади и прокричал, что все они должны направляться к реке Молочной, что Плакальщик собирает воинов, чтобы пересечь Мост черепов и захватить Сумеречную Башню. Многие последовали за ним, но ещё больше осталось. Позже угрюмый воин в мехах и янтаре, переходя от костра к костру, убеждал всех выживших идти на север и спасаться в долине теннов. С чего он решил, что там они будут в безопасности, когда сами тенны сбежали из этого места - Варамир так и не понял, но за воином последовали сотни людей. Ещё сотни ушли с лесной ведьмой, у которой было видение о флоте кораблей, который приплывет, чтобы увезти вольный народ на юг.
- Мы должны идти к морю, - кричала Матушка Кротиха, и её приверженцы повернули на восток.
Будь у него силы, Варамир и сам бы к ним присоединился. Однако море было серым, холодным и очень далёким, и он знал, что не доживет, чтобы его увидеть. Он уже девять раз умирал, но на этот раз он умрёт по-настоящему. "Беличий плащ, - вспомнил он, - он зарезал меня из-за беличьего плаща".
Его владелица была мертва, её затылок был разбит в кровавую кашу вперемешку с кусочками костей, но её плащ выглядел плотным и теплым. Шёл снег, а Варамир потерял свой собственный плащ у Стены. Его спальные шкуры и шерстяное белье, сапоги из овчины и рукавицы с меховой подкладкой, запас меда и прочих съестных припасов, пряди волос, взятые у женщин, с которыми спал, даже золотые наручи, которые ему подарил Манс - всё было потеряно и брошено.
"Я сгорел и умер, и после этого я побежал, наполовину обезумевший от боли и страха". Ему до сих пор было стыдно, но он был не одинок. Другие тоже бежали - сотни и тысячи. "Битва была проиграна. Пришли рыцари, закованные в неуязвимую сталь, и они убивали всех, кто остался, чтобы сражаться. Беги или умри".
Но от смерти так легко не убежишь. Когда Варамир наткнулся в лесу на мертвую женщину, он опустился на колени, чтобы снять с неё плащ и не заметил мальчика - пока тот не выскочил из укрытия, и, воткнув в бок Варамиру длинный костяной нож, вырвал накидку из сжатых пальцев Шестишкурого.
- Его мать, - объяснила ему позже Репейница, когда мальчик убежал. - Это был плащ его матери, и когда он увидел, что ты грабишь её...
- Она была мертва, - сказал Варамир, вздрогнув, когда костяная игла проткнула его плоть. - Кто-то размозжил ей голову. Какая-то ворона.
- Не вороны. Рогоногие. Я видела, - её игла стянула края раны в боку. - Дикари. А кто остался, чтобы укротить их? Никого.
"Если Манс мёртв, вольный народ обречён". Тенны, великаны и рогоногие, пещерные жители с их подпиленными зубами, и народ западного побережья с их костяными колесницами... все они обречены. Даже вороны. Они, может быть, ещё не знают этого, но эти подонки в черных плащах погибнут вместе с остальными. Враг идет.
В его голове прозвучало эхо грубого голоса Хаггона:
- Ты умрёшь дюжиной смертей, мальчик, и каждая из них будет болезненной... Но после того как, придёт твоя истинная смерть, ты будешь жить снова. Говорят, вторая жизнь проще и слаще.
Достаточно скоро Варамир Шестишкурый должен будет проверить, так ли это. Он чувствовал вкус своей истинной смерти в едком дыме, что висел в воздухе, ощущал её в жаре под своими пальцами, когда просовывал руку под одежду, чтобы потрогать рану. И холод тоже был в нём, пробрав до костей. На этот раз, должно быть, его убьет мороз.
Его предпоследняя смерть была от огня. "Я сгорел". Сперва, в замешательстве он подумал, что какой-то лучник со Стены пронзил его горящей стрелой... Но огонь пожирал изнутри. И эта боль...
До этого Варамир умирал девять раз. Однажды он умер, пронзённый копьём, другой раз от медвежьих зубов, пронзивших горло, ещё раз в луже крови, родив мертвого щенка. В первый раз он умер, когда ему было всего шесть - тогда топор собственного отца раскроил ему череп. Но даже это не было так мучительно, как пожирающий заживо огонь в его внутренностях, охвативший его крылья. Когда Варамир попытался улететь, его панический полет только раздул пламя, заставив его гореть еще жарче. Вот только что он парил над стеной, следя за передвижениями людей на земле орлиными глазами - и вот уже пламя обратило его сердце в пепел, вышвырнув визжащий дух Варамира назад в собственную шкуру, и ещё на какое-то время он обезумел от боли. Даже воспоминания об этом было достаточно, чтобы он задрожал.
Тогда он и заметил, что очаг потух.
Осталась только серо-чёрная мешанина головешек, да несколько тлевших углей посреди золы. "Дым еще есть, ему только нужно дерево". Скрежетнув зубами от боли, Варамир подполз к куче наломанных веток, которые перед уходом на охоту собрала Репейница, и кинул несколько хворостин в кучу золы.
- Гори, - каркнул он. - Гори.
Он подул на угли и вознес бессловесную молитву безымянным богам лесов, холмов и полей.
Боги не ответили ему. Чуть погодя пропал и дым, а в маленькой хижине становилось всё холоднее. У Варамира не было ни кремня, ни трута, ни сухих щепок для растопки. Он не сможет разжечь огонь снова - по крайней мере, самостоятельно.
- Репейница, - позвал он. Голос был хриплым и отозвался болью в боку. - Репейница!
У неё был острый подбородок, сплюснутый нос и на щеке у неё была родинка с четыремя черными волосками. Уродливое лицо и грубое, однако он дорого бы дал сейчас, чтобы увидеть его в дверях лачуги. - "Надо было переселиться в нее, пока она не ушла".
Сколько её не было? Два дня? Три? Варамир не знал. В хижине было темно. Он то погружался в сон, то просыпался, не зная толком, день на дворе или ночь.
- Подожди, - сказала она. - Пойду за едой.
И он, как дурень, ждал, размышляя о Хаггоне, Желваке и всех тех скверных поступках, что он совершил за свою долгую жизнь - но дни и ночи шли, а Репейница так и не вернулась. - "Она и не вернётся". - Варамир гадал, не мог ли он чем-то себя выдать. Вдруг она поняла, что он замышляет, просто глядя на него, или, может, он бормотал об этом в горячечном бреду?
"Мерзость", - услышал он голос Хаггона, словно тот был рядом, в этой самой комнате.
- Она просто какая-то уродливая копьеносица, - отвечал ему Варамир. - А я великий человек. Я Варамир, варг, оборотень, будет неправильно, если она останется жить, а я умру.
Ему никто не ответил - никого тут и не было. Репейница ушла и бросила его, как и все остальные.
Точно так же его бросила и собственная мать. "Она оплакивала Желвака, но никогда не оплакивала меня". Тем утром отец вытащил его из кровати, чтобы отвести к Хаггону, а она даже на него не взглянула. Он визжал и лягался, когда отец тащил его по лесу, пока тот не шлепнул его и не велел замолкнуть.
- Твоё место среди тебе подобных! - вот и всё, что он сказал, когда швырнул сына к ногам Хаггона.
"Он был не так уж неправ, - подумал Варамир, дрожа от холода. - Хаггон многому меня научил. Научил охотиться и рыбачить, разделывать туши и чистить рыбу, находить дорогу в лесу. И он обучил меня обычаям варгов и поведал мне тайны оборотничества, хотя мой дар был сильнее, чем у него самого".
Много лет спустя он попытался найти своих родителей, чтобы сказать им, что их Комок стал великим Варамиром Шестишкурым, но оба были уже мертвы и преданы огню. "Перешли в деревья и реки, перешли в камни и землю. Превратились в прах и пепел". Именно так и сказала лесная ведьма его матери в день, когда умер Желвак. Комок не хотел быть прахом земным - мальчик грезил о том дне, когда барды споют о его деяниях и будут целовать прекрасные девушки.
"Когда я вырасту, я стану Королём-за-Стеной", - обещал себе Комок. Он не стал королем, но был весьма близок к этому. Имя Варамира Шестишкурого вселяло страх в сердца людей. Он ехал в бой верхом на спине белой медведицы тринадцати футов ростом, держал на коротком поводке трёх волков и сумеречного кота и сидел по правую руку от Манса-Налётчика.
"Это из-за Манса я оказался здесь. Не надо было мне его слушать. Надо было влезть в шкуру моей медведицы и разорвать его на кусочки".
Ещё до Манса Варамир был кем-то вроде лорда. Он жил один в чертоге, выстроенном из мха, земли и срубленных брёвен, который до него принадлежал Хаггону; сюда приходили его звери. С десяток деревень платил ему дань хлебом, солью и сидром, поставляли ему плоды из своих садов и овощи с огородов. Мясо он добывал сам. Когда он хотел женщину, то посылал сумеречного кота ходить за ней по пятам - и любая приглянувшаяся Варамиру девушка безропотно ложилась к нему в постель. Некоторые приходили в слезах, да, но всё же они приходили. Варамир давал им своё семя, брал прядь их волос себе на память и отсылал обратно. Время от времени какой-нибудь деревенский герой являлся к нему с копьём в руках, чтобы убить чудовище и спасти сестру, любовницу или дочь. Этих он убивал, но женщинам никогда не причинял вреда. Некоторых он даже осчастливил детьми.
"Недоростки. Маленькие и хилые, как Комок, и никто из них не обладал даром".
Страх заставил его, пошатываясь, подняться на ноги. Держась за бок, чтобы унять сочащуюся из раны кровь, Варамир доковылял до двери, откинул рваную шкуру, прикрывавшую проем, и оказался перед сплошной белой стеной. "Снег". Неудивительно, что внутри стало так темно и дымно. Падающий снег похоронил под собой хижину.
Когда Варамир толкнул снежную стену, она рассыпалась - снег был всё ещё мягким и мокрым. Снаружи ночь была белой как смерть; тонкие бледные облака пресмыкались перед серебристой луной, и с небес холодно взирали тысячи звёзд. Он видел белые бугры, в которые превратились другие хижины, погребённые под снежными заносами, и за ними бледную тень закованного в лёд чардрева. К югу и западу от холмов простиралась необозримая белая пустошь, где ничто не двигалось, кроме летящего снега.
- Репейница, - жалобно позвал Варамир, соображая, как далеко она могла уйти.
"Репейница. Женщина. Где ты?".
Вдалеке завыл волк.
Варамира пробила дрожь. Он узнал этот вой, так же как Комок когда-то узнавал голос своей матери.
"Одноглазый".
Он был старшим из трёх, самым крупным и свирепым. Охотник был гибче, быстрее, моложе, Хитрюга коварнее, но оба они боялись Одноглазого. Старый волк был бесстрашным, безжалостным и диким.
Умерев в теле орла, Варамир потерял власть над другими своими зверьми. Его сумеречный кот убежал в лес, а белая медведица набросилась с когтями на окружающих, успев разорвать четверых, пока её не закололи копьем. Она убила бы и Варамира, окажись он рядом. Медведица ненавидела его и приходила в ярость каждый раз, когда он надевал её шкуру или забирался ей на спину.
А вот его волки...
"Мои братья. Моя стая".
Много ночей подряд он спал среди них, его окружали их мохнатые тела, помогая сохранить тепло.
"Когда я умру, они съедят меня и оставят только кости, которые оттают из-под снега с приходом весны", - эта мысль странным образом утешала. В прошлом волки Варамира частенько приходили к нему за едой - и вполне естественно, что он, в конце концов, накормит их ещё раз. Он вполне может начать свою вторую жизнь, обгладывая теплую мертвую плоть со своего собственного трупа.
Из всех зверей проще всего привязать к себе собак - они живут так близко к людям, что и сами становятся почти что людьми. Вселиться в собаку, надеть её шкуру - всё равно что обувать старый башмак из мягкой разношенной кожи. Башмак по своей форме уже готов принять ногу, и собака готова принять ошейник - даже если ошейник невидим для глаз. С волками труднее. Человек может подружиться с волком, даже сломить его волю, но никто не сможет в полной мере его приручить.
- Волки и женщины вступают в супружество раз и навсегда, - не раз повторял ему Хаггон. - Ты вселяешься в волка, и это как женитьба. С этого дня волк - часть тебя, а ты - его часть. Вы оба меняетесь.
С другими зверями лучше не связываться, считал охотник. Коты самодовольны и жестоки, они в любой момент готовы на тебя броситься Лоси и олени - добыча для хищников: если носить их шкуру слишком долго, даже отчаянный храбрец станет трусом. Медведи, вепри, барсуки, хорьки... Хаггон всего этого не одобрял.
- Ты никогда не захочешь носить эти шкуры, мальчик. Тебе не понравится то, во что они тебя превратят.
Если верить ему, птицы были хуже всего.
- Человеку не следует покидать землю. Проведи слишком много времени в облаках - и ты не захочешь возвращаться обратно. Я знавал оборотней, что пробовали вселяться в ястребов, сов, воронов. Потом даже в собственной шкуре они становились безразличны ко всему и только пялились в треклятые небеса.
Впрочем, так считали далеко не все оборотни. Как-то, когда Комку было десять, Хаггон сводил его на сходку себе подобных. Больше всего в кругу было варгов - волчьих братьев, но мальчик увидел на сходке и оборотней чуднее и любопытнее. Боррок так был похож на своего вепря, что ему только клыков не доставало, у Орелла был орел, у Бриары - её сумеречный кот (стоило Комку его увидеть, как он захотел сумеречного кота и себе), у Гризеллы были козы...
И никто из них не был сильнее Варамира Шестишкурого, и даже сам Хаггон, высокий и мрачный, с жесткими, как камень руками. Охотник умер, обливаясь слезами, после того как Варамир отобрал у него Серую Шкуру, прокатился в теле волка и заявил, что забирает зверя себе.
"Не достанется тебе второй жизни, старик".
Тогда он величал себя Варамиром Троешкурым; Серая Шкура стал четвёртым, хотя старый волк был хил, почти беззуб и скоро умер вслед за Хаггоном.
Варамир мог вселиться в любого зверя, в какого хотел, подчинить его своей воле, сделать его тело своим собственным, будь то собака или волк, медведь или барсук...
"Репейница", - подумал он.
Хаггон назвал бы это мерзостью, страшнейшим грехом на свете, но Хаггон был мёртв, съеден и сожжен. Манс бы тоже его проклял, но Манс или был убит, или попал в плен.
"Никто не узнает. Я стану Репейницей-копьеносицей, а Варамир Шестишкурый умрет".
Он подозревал, что вместе со старым телом лишится своего дара. Он потеряет своих волков и проживет остаток жизни костлявой бородавчатой бабой... но он будет жить.
"Если она вернется. Если у меня хватит сил с ней справиться".
У Варамира закружилась голова, и он обнаружил, что стоит на четвереньках, сунув руки в сугроб. Он зачерпнул пригоршню снега и сунул в рот, растер по бороде и по растрескавшимся губам, всасывая влагу. Вода была такой холодной, что он еле заставил себя её проглотить, и только сейчас понял, что у него сильный жар.
От талого снега ему только больше захотелось есть. Желудок требовал еды, а не воды. Снегопад прекратился, но поднялся ветер, который наполнил воздух снежной крупой, швыряя её в лицо Варамиру, пока тот пробирался через сугроб. Рана в боку то открывалась, то закрывалась снова. Добравшись до чардрева, он нашел упавшую ветку - достаточно длинную, чтобы послужить ему костылем. Тяжело опираясь на палку, он поковылял к ближайшей хижине. Может быть, жители что-нибудь забыли при бегстве... куль с яблоками, кусок вяленого мяса - что угодно, что помогло бы ему продержаться до прихода Репейницы.
Варамир почти добрался до хижины, когда костыль надломился под его весом, и ноги подкосились.
Варамир не мог сказать, как долго он пролежал, марая снег кровью.
"Меня засыплет снегом".
Тихая смерть.
"Говорят, замерзающие перед самым концом чувствуют тепло - тепло и сонливость". Хорошо будет снова ощутить тепло, хотя ему было досадно, что он так никогда и не увидит зелёные земли и теплые края за Стеной, о которых пел Манс.
- Таким, как мы, не место в мире за Стеной, - говаривал Хаггон. - Вольный народ боится оборотней, но и уважает тоже. К югу от Стены поклонщики ловят нас и потрошат, как свиней.
"Ты предостерегал меня, - думал Варамир, - но ты же и показал мне Восточный Дозор". Ему тогда было десять, не больше. Хаггон выменял у ворон дюжину ниток янтаря и полные сани пушнины на шесть бурдюков вина, кирпич соли и медный котелок. В Восточном Дозоре торговать было лучше, чем в Чёрном Замке - сюда приходили корабли, нагруженные товарами из сказочных земель за морем. Среди Ворон Хаггон был известен как охотник и друг Ночного Дозора, и они охотно слушали вести, которые тот приносил из-за Стены. Некоторые знали, что он оборотень, но открыто об этом не говорили. Там, в Восточном Дозоре у Моря, мальчик, которым он когда-то был, начал грезить о теплом юге.
Варамир чувствовал, как у него на лбу тают снежинки.
"Это не так страшно, как сгореть заживо. Дайте мне уснуть и больше не проснуться, дайте мне начать мою вторую жизнь".
Его волки были уже недалеко - он их чувствовал. Он отбросит это бренное тело и станет одним из них, охотящихся в ночи и воющих на луну. Варг станет настоящим волком.
"Вот только которым?"
Только не Хитрюгой. Хаггон назвал бы это мерзостью, но Варамир частенько вселялся в Хитрюгу, когда Одноглазый забирался на неё. Впрочем, он не хотел прожить свою жизнь самкой - разве что у него не останется другого выбора. Охотник подошел бы ему больше, он младше... хотя Одноглазый больше и свирепее, и когда у Хитрюги начиналась течка, её брал именно Одноглазый.
- Говорят, ты обо всём забываешь, - сказал ему Хаггон за несколько недель до своей собственной смерти. - Когда умирает человеческое тело, душа остается жить внутри зверя, но с каждым днем воспоминания тускнеют, и зверь становится чуть менее варгом и чуть более волком, пока от человека не остается ничего - только зверь.
Варамир знал, что это правда. Когда он забрал себе орла, принадлежавшего Ореллу, он чувствовал в птице ярость другого оборотня. Орелла убил перебежчик Джон Сноу, и ненависть оборотня к убийце была так сильна, что и Варамир начал чувствовать к этому зверёнышу неприязнь. Он знал, что Сноу оборотень с того самого момента, когда увидел огромного белого лютоволка, безмолвно следующего за хозяином по пятам. Оборотень оборотня чует издалека.
"Манс должен был отдать этого лютоволка мне - это была бы вторая жизнь, достойная короля".
Варамир мог бы забрать себе лютоволка, он в этом не сомневался. Дар у Сноу был силен, но юношу никто не учил владеть им, и он всё ещё боролся со своей природой, хотя благодаря ей мог бы преуспеть.
Варамир увидел, что с белого ствола на него смотрят красные глаза чардрева.
"Боги оценивают мои поступки".
Его пробрала дрожь. Он творил дурные вещи, ужасные. Он воровал, убивал, насиловал. Он пожирал человечину и лакал кровь умирающих, красную и горячую, хлеставшую из перегрызенных глоток. Он преследовал врагов по лесу, набрасывался на них, спящих, вырывал им когтями кишки из брюха и разбрасывал по грязи. Как же сладко было их мясо.
- Это был зверь, а не я, - сипло прошептал он. - Этим даром наградили меня вы.
Боги не ответили. Его дыхание повисало в воздухе бледными туманными облачками, и он чувствовал, как на бороде намерзает лед. Варамир Шестишкурый закрыл глаза.
Ему снился старый сон: лачуга у моря, три скулящих собаки, женские слёзы.
"Желвак. Она оплакивала Желвака, но никогда не оплакивала меня".
Комок родился на месяц раньше, чем следовало, и он был таким хворым, что никто не думал, что он выживет. Мать не давала ему имени почти до четырёх лет, а потом было уже слишком поздно. Вся деревня называла его Комком - так его прозвала сестра Миха, когда он ещё находился в материнской утробе. Прозвище Желваку тоже дала Миха, но младший брат Комка родился в срок, был большим, красным, крикливым, и жадно сосал материнскую грудь. Она собиралась назвать его в честь отца.
"Но Желвак умер. Он умер, когда ему было два года, а мне шесть - за три дня до его именин".
- Твой младший сын сейчас с богами, - сказала его рыдающей матери лесная ведьма. - Он никогда больше не будет болеть, не будет голодать, не будет плакать. Боги забрали его назад в землю, в деревья. Боги - это всё, что окружает нас, они в камнях и ручьях, в птицах и зверях. Теперь твой Желвак с ними. Он будет миром и всем, что есть в нем.
Слова старухи резанули Комка как ножом.
"Желвак видит меня. Он за мной наблюдает, он знает".
Комок не мог от него спрятаться, не мог укрыться за материнской юбкой или сбежать с собаками от отцовского гнева.
"Собаки. Хвостик, Нюхач, Рычун. Хорошие были псы. Мои друзья".
Когда отец увидел, как собаки обнюхивают тельце Желвака, он понятия не имел, какая именно из них это сделала, так что зарубил топором всех троих. Его руки тряслись так сильно, что Нюхач замолк только после второго удара, а Рычун только после четвёртого. В воздухе повис запах крови, и было страшно слышать скулёж умирающих псов, но Хвостик все-таки прибежал на зов отца. Он был самым старшим из псов, и выучка одолела страх. Когда Комок надел его шкуру, было слишком поздно.
"Нет, отец, пожалуйста", - пытался он сказать, но собаки не умеют говорить по-человечески, так что он лишь жалобно заскулил. Топор расколол череп старого пса, и мальчик в лачуге завопил от боли. Так они и узнали, кто он. Два дня спустя отец потащил Комка в лес. Он прихватил с собой топор, поэтому Комок решил, что отец зарубит его, как зарубил собак. Вместо этого отец отдал его Хаггону.
Варамир проснулся неожиданно, резко, дрожа всем телом.
- Проснись, - надрывался голос у него над ухом, - подымайся, надо идти. Там их сотни.
Снег прикрыл его точно плотным белым одеялом. Как холодно. Когда он попытался пошевелиться, то понял, что рука примерзла к земле. Когда он оторвал ее, часть кожи осталась под снегом.
- Вставай, - снова закричала женщина, - они идут.
Репейница вернулась за ним. Она держала его за плечи и трясла, что-то крича ему в лицо. Варамир ощущал её дыхание, чувствовал его теплоту - когда его собственный зад отнялся от холода. "Сейчас, - подумал он, - сделай это сейчас или умри".
Он собрал все оставшиеся в нем силы, отринул тело и ринулся внутрь женщины.
Репейница выгнулась дугой и закричала.
"Мерзость".
Кто это сказал - она? Он сам? Хаггон? Он не знал. Когда её пальцы разжались, его старое тело рухнуло обратно в сугроб. Копьеносица завизжала, яростно извиваясь на месте. Его сумеречный кот в свое время дико сопротивлялся ему, и белая медведица на какое-то время почти обезумела, кусая древесные стволы, камни и просто воздух - но это было хуже.
- Убирайся, убирайся! - кричал его собственный рот. Её тело пошатнулось, упало, встало снова, размахивая руками, её ноги дергались так и эдак, точно в каком-то нелепом танце: его и её души боролись за тело. Она заглотила немного морозного воздуха, и краткий миг Варамир праздновал победу, наслаждаясь вкусом воздуха и силой молодого тела - пока её зубы не сжались и его рот не наполнился кровью. Она подняла свои руки к его лицу; он старался опустить их, но они не слушались, и Репейница вцепилась ногтями ему в глаза.
"Мерзость", - вспомнил он, утопая в крови, боли и безумии. Когда он попытался закричать, она выплюнула их общий язык.
Белый свет перевернулся и пропал. На мгновение ему казалось, что он в чардреве - смотрит наружу резными красными глазами, как жалко корчится на земле умирающий мужчина и пляшет под луной безумная женщина, слепая и окровавленная, роняя алые слезы и разрывая на себе одежду. Потом оба исчезли, и он взлетел, и растаял. Его душу унесло каким-то холодным ветром. Он был снегом и облаками, он был воробьём, белкой, дубом. Филин, охотясь за зайцем, беззвучно пролетел между его деревьями. Варамир был внутри филина, внутри зайца, внутри деревьев. Глубоко под замерзшей землей рылись слепые черви, и он был внутри них. "Я - лес, и все, что в нем обитает", - думал он, ликуя. Каркая, в воздух поднялась сотня воронов - они чувствовали, как он проходит сквозь них. Огромный лось затрубил, растревожив детей у него на спине. Спящий лютоволк поднял голову и зарычал в темноту. Прежде чем их сердца затрепетали вновь, он их покинул в поисках своих волков: Одноглазого, Хитрюги, Охотника, в поисках стаи. Волки спасут, твердил он себе.
Это было его последней человеческой мыслью.
Истинная смерть пришла внезапно; его пробрал холод, точно его с головой окунули в ледяные воды замерзшего озера. Затем он понял, что бежит в залитых лунным светом снегах, и его сородичи бегут следом. Полмира закрыла тьма - "Одноглазый", - понял он. Он тявкнул, и Хитрюга с Охотником ответили.
Когда они добрались до гребня холма, волки остановились. - "Репейница", - вспомнил он, и какая-то часть его опечалилась о том, что он потерял, а какая-то - о том, что он натворил.
Мир внизу под ними обращался в лед. Пальцы мороза ползли навстречу друг другу вверх по чардреву. Пустая деревня уже не была пустой: между снежными буграми бродили синеглазые тени. Одни носили бурое, другие черное, третьи были нагими - с белыми как снег телами. Через холмы подул ветер. Он был наполнен их запахами: мертвечина, засохшая кровь, провонявшие плесенью, гнилью и мочой шкуры. Хитрюга зарычала и оскалила зубы, шерсть у неё встала дыбом. "Не люди. Не добыча. Только не эти".
Создания внизу двигались - но живыми они не были. Один за другим они поднимали головы и глядели на трёх волков на холме. Последним подняло взгляд существо, которое некогда было Репейницей. На ней была одежда из шерсти, меха и кожи, и поверх всего - облачение из инея, которое растрескалось и заискрилась в лунном свете, когда оно двинулась вперед. С его пальцев свисали бледно-розовые сосульки, словно десять длинных ножей из замерзшей крови. И в ямках, где раньше находились глаза, мерцали бледно-голубые огоньки, придавая грубому лицу то, чего оно было лишено при жизни - пугающую красоту.
"Она меня видит".
ТИРИОН
Он пил всю дорогу через Узкое море.
Корабль был маленьким, его каюта крохотной, а капитан не позволял ему появляться на палубе. Из-за вздымающейся под ногами палубы его постоянно мутило, а вкус дрянной пищи казался ёще отвратительней, когда он извергал её обратно. К тому же, зачем есть солонину, засохший сыр и хлеб с червями, если есть вино? Оно было красным, сухим и очень крепким. Вином тоже порой тошнило, но его оставалось много.
- Мир до краев наполнен вином, - говорил он, обращаясь в темноту своей каюты. Отец никогда не любил пьяных, так что с того? Отец мёртв. Он сам его прикончил. - Ваша стрела в живот, милорд! Только для вас. Если б я только лучше управлялся с арбалетом, то сумел бы всадить её в член, которым ты меня зачал, проклятый ублюдок.
В трюме было неясно, день снаружи или ночь. Тирион отмечал дни по появлению в каюте мальчишки, приносившего пищу, к которой он не притрагивался. С собой мальчик приносил ведро со щеткой, чтобы за ним прибрать.
- Это дорнийское? - как-то спросил его Тирион, вынимая пробку из меха. - Оно напоминает мне об одной змее, которую я знавал когда-то. Забавный был парень, пока его не придавило горой.
Мальчик не отвечал. Он был довольно уродливым, хотя и куда привлекательнее, чем один карлик с обрубком носа и шрамом от глаза до подбородка.
- Я тебя чем-то обидел? - вновь обратился Тирион к мальчишке, пока тот скрёб палубу. - Или тебе приказали со мной не разговаривать? Или какой-нибудь карлик отпялил твою маму?
Это тоже осталось без ответа.
- Куда мы плывем? Скажи хоть это.
Джейме упоминал о Вольных городах, но он никогда не говорил, в какой его отвезут.
- Браавос? Тирош? Мир?
Тирион скорее отправился бы в Дорн. "Мирцелла постарше Томмена, и по дорнийским законам Железный Трон должен принадлежать ей. Я помогу ей получить то, что ей причитается, как и предлагал принц Оберин".
Но Оберин был мертв, его голову разнес на куски железный кулак сира Григора Клигана. А станет ли Доран Мартелл даже думать о подобной авантюре без Красного Змея за спиной? - "Вместо этого он может заковать меня в железо и отправить обратно к ненаглядной сестрёнке". - На Стене было бы безопаснее. Старый Медведь Мормонт говорил, что Ночному Дозору нужны люди вроде Тириона. - "Хотя, наверное, Мормонт уже умер, а Слинт стал новым Лордом Командующим". - Сын мясника вряд ли забыл, кто отправил его на Стену. - "Неужели я хочу всю оставшуюся жизнь есть солонину с овсянкой рядом с ворами и убийцами?" - Конечно, его остаток жизни не будет слишком долгим. Янос Слинт об этом позаботится.
Мальчик сунул щетку в воду и мужественно продолжил скрести.
- Ты бывал когда-нибудь в лисенийских борделях? - продолжил свою игру карлик. - Может, это туда отправляются шлюхи?
Тирион едва ли мог припомнить это слово на валирийском, да и все равно было поздно об этом думать. Мальчик бросил щётку в ведро и отправился прочь.
"Мой мозг одурманен вином". - Он учился читать на высоком валирийском, ещё сидя на колене своего мейстера, хотя то, на чем общаются в девяти вольных городах... что ж, это был не то чтобы диалект, а скорее девять диалектов, понемногу превращающихся в девять разных языков. Тирион знал несколько слов на браавосском и немного болтал на мирийском. На тирошском, благодаря одному наемнику, которого знал еще на Утёсе, он легко мог материться, обозвать любого мошенником и заказать кружку эля. - "В Дорне хотя бы болтают на общем языке". - Как и все дорнийское - пища, обычаи - их наречие было изрядно приправлено ройнарским перцем, но с этим можно справиться. - "Да, Дорн - по мне". - Он добрался до койки, вцепившись эту мысль, словно ребенок в куклу.
Сон никогда не давался Тириону Ланнистеру легко. А на борту этого корабля и подавно, хотя время от времени он ухитрялся напиваться до такого состояния, что ему удавалось ненадолго отключиться. Во всяком случае, он не видел снов. На его короткий век их было предостаточно. - "И разных глупостей тоже: любви, справедливости, дружбы и славы. Как и мечты стать высоким". - Всё это было ему недоступно, теперь Тирион это понял. Одного он только не понял: куда же отправляются шлюхи?
"Куда отправляются шлюхи", - такими были последние слова отца. "Его последние слова, и какие!" - Арбалет тренькнул, лорд Тайвин осел назад, и Тирион Ланнистер оказался в темноте, ковыляющим бок о бок с Варисом. Должно быть, он каким-то чудом сумел спуститься по шахте на двести тридцать ступенек туда, где сияли оранжевые угли в глотке железного дракона. Но он не помнил, как там очутился. Только звук арбалета, и вонь отцовского кишечника. - "Даже умирая, он ухитрился меня обгадить".
Варис проводил его сквозь туннели, но они не перемолвились и словом, пока не добрались до Черноводной, где Тирион одержал великую победу и оставил половину носа. Здесь карлик повернулся к евнуху и тоном, которым человек обычно сообщает о том, что уколол себе палец, поведал:
- Я убил отца.
Хозяин шептунов был одет в изъеденную молью коричневую рясу из грубой ткани с капюшоном, который скрывал гладкие толстые щеки и круглую лысую голову.
- Лучше б вы не поднимались по той лестнице, - укоризненно сказал он.
- Куда отправляются шлюхи, - Тирион предупреждал отца не произносить при нем этого слова.
"Если б я не выстрелил, он бы увидел, что это лишь пустые угрозы. Он бы вырвал арбалет у меня из рук, как вырвал из моих рук Тишу. Он уже поднимался, когда я его убил".
- Я убил и Шаю, - признался он Варису.
- Вы знали, кем она была.
- Знал. Но никогда не думал, кем окажется он.
Варис хихикнул:
- А теперь знаете.
"Нужно было прикончить и евнуха тоже". - Кровью на руках больше, кровью меньше, какая разница? Он не мог точно сказать, что удержало его руку с кинжалом. Только не признательность. Варис спас его от палача, но только потому, что на него нажал Джейме. - "Джейме... нет, лучше о нем не думать".
Вместо этого он нашарил целый мех с вином, и присосался к нему как к материнской груди. Кислое вино сбежало по подбородку, пропитав и без того испачканную тунику - ту самую, в которой он сидел в камере. Палуба под ногами качалась. Когда он попытался встать, она убежала из-под ног куда-то в сторону, и он больно треснулся о переборку. - "Или это шторм, - дошло до него, - или же я напился сильнее обычного". - Его стошнило вином, и некоторое время он валялся в луже, размышляя, не утонет ли корабль.
"Это твоя месть мне, отец? Всевышний Отец назначил тебя своей Десницей?"
- Такова плата отцеубийце, - сказал он, слушая завывания ветра снаружи.
Было бы не совсем честно ради одного карлика топить ни в чем не повинного мальчишку, прибиравшего в каюте, и капитана со всей остальной командой, но когда боги поступали честно? И обступившая со всех сторон темнота жадно поглотила его.
Когда он вынырнул вновь, голова была готова расколоться на куски, а корабль совершал какие-то резкие круговые маневры, хотя капитан настаивал, что они прибыли в порт. Тирион попросил его говорить тише и начал слабо брыкаться, когда здоровенный лысый матрос потащил его за руку в трюм, где его встретило множество пустых винных бочек. Это были низкие маленькие бочки, тесные даже для карлика. Всё, на что был способен Тирион, это обмочиться. Его запихнули в бочку головой вниз так, что колени оказались возле ушей. Обрубок носа сильно чесался, но руки были прижаты так сильно, что он не мог даже пошевелиться, чтобы его почесать.
"Как раз паланкин, подходящий для человека моего телосложения", - пронеслось в его голове, когда забили крышку. Он слышал чьи-то крики, пока его куда-то катили. С каждым ударом он ударялся головой о дно бочки. Мир вокруг беспрестанно вращался, потом внезапно остановился от удара, из-за которого ему захотелось закричать. Сверху упала следующая бочка, и он прикусил язык.
Это было самое долгое путешествие в жизни, которое он мог припомнить, хотя в действительности оно не могло продлиться больше получаса. Его поднимали и опускали, катили и укладывали в кучу, переворачивали, ставили ровно и вновь куда-то катили. Сквозь деревянные планки он слышал крики людей, и один раз расслышал неподалеку лошадиное ржание. Онемевшие ноги начало покалывать, и вскоре они болели так сильно, что он напрочь забыл про головную боль.
Все закончилось как и началось: бочку опять покатили, отчего у него закружилась голова, и прибавилось ушибов. Снаружи раздавались чьи-то голоса, разговаривавшие на незнакомом языке. Кто-то принялся долбить бочку сверху, и крышка внезапно треснула. Внутрь хлынул свет и свежий воздух. Тирион жадно вдохнул и попытался встать, но только опрокинул бочку набок, вывалившись на плотно утрамбованный земляной пол.
Над ним возвышался чрезвычайно толстый мужчина с раздвоенной желтой бородой. В руке он сжимал деревянный молоток и железную стамеску. Его рубаха легко могла послужить шатром на турнире, а его достаточно свободно застёгнутый ремень демонстрировал свету огромное белое брюхо и пару больших грудей, покрытых жестким желтым волосом, висевших, словно мешки с салом. Он напомнил Тириону мертвую морскую корову, которую однажды выбросило на берег в скалах у подножия Кастерли Рок.
Толстяк глянул вниз и ухмыльнулся:
- Пьяный карлик, - сказал он на общем языке Вестероса.
- Дохлая морская корова.
Рот Тириона был полон крови. Он выплюнул её под ноги толстяку. Они находились в длинном сумрачном подвале с нишами для хранения бочек. Его стены были покрыты плесенью. Их окружали бочки с вином и элем, которых было более чем достаточно, чтобы утолить ночную жажду одного страждущего карлика. - "И даже всю оставшуюся жизнь".
- А ты дерзкий. Мне нравится это в карликах.
Когда толстяк рассмеялся, его плоть затряслась так энергично, что Тирион испугался, как бы он не упал и не раздавил его.
- Ты голоден, мой маленький друг? Устал?
- Страдаю от жажды, - Тирион поднялся на колени. - И измарался.
Толстяк фыркнул.
- Ванна прежде всего, да. Потом еда и мягкая кровать, так? Мои слуги позаботятся об этом, - он отложил инструменты в сторону. - Мой дом - твой дом. Друг моего друга за морем - друг Иллирио Мопатиса. Да.
"А каждому другу Паука Вариса я доверяю ровно настолько, насколько далеко я могу его зашвырнуть".
Толстяк все-таки предоставил обещанную ванну. Едва Тирион, наконец-то, погрузился в горячую воду и закрыл глаза, он тут же уснул.
Он проснулся обнажённым на перине из гусиного пуха, столь пышной и мягкой, что можно было представить, будто тонешь в облаке. В рот набились и прилипли к языку волосы, в горле пересохло, зато член был словно железный прут. Он скатился с кровати, разыскал горшок и с блаженным вздохом постарался наполнить его до краев.
В комнате стоял полумрак, но в щели между ставнями пробивались жёлтые лучи солнечного света. Тирион стряхнул последние капли и проковылял по мирийскому ковру, мягкому, словно первая весенняя травка. Он неуклюже вскарабкался на подоконник и распахнул ставни, чтобы посмотреть, куда благодаря Варису и всем богам его занесло.
Под окном вокруг мраморного прудика, словно часовые на посту, стояли шесть вишен. На тонких бурых ветках не было ни единого листочка. Обнажённый мальчик с коротким мечом в руке, стоя в воде, изображал поединок. Он был стройным и симпатичным, не старше шестнадцати лет, с прямыми светлыми волосами, доходящими ему до плеч. Он был как живой, так что карлику потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это раскрашенный мрамор, хотя меч сверкал, словно настоящая сталь.
За прудом оказалась двенадцатифутовая кирпичная стена с железными пиками наверху. За ней находился город. Вокруг залива теснилось море черепичных крыш. Он увидел возвышающиеся между ними квадратные башни, огромный красный храм и дворец, вдалеке на холме. У горизонта на солнце сверкало море. Через бухту сновали рыбацкие лодки, их паруса трепетали на ветру, и еще он различил мачты больших кораблей, стоявших в порту у причала. - "Какой-нибудь из них непременно идет в Дорн или в Восточный Дозор у моря". - Он не имел представления, как заплатить за проезд, да и за весло он взяться не смог бы. - "Я мог бы наняться юнгой и позволить команде в качестве платы матросить меня всю дорогу через Узкое море".
Ему стало интересно, куда же его занесло. - "Даже воздух здесь пахнет иначе". - Прохладный осенний воздух был насыщен странными запахами, и издалека, с улиц из-за стены, до него доносился слабый отзвук незнакомой речи. Язык был похож на валирийский, но он смог разобрать лишь одно слово из пяти. - "Нет, это не Браавос, - решил он, - но и не Тирош". - Облетевшие деревья и холодный ветер так же говорили против Лисса, Мира и Волантиса.
Услышав звук открывшейся за спиной двери, Тирион обернулся навстречу толстому хозяину дома.
- Это Пентос, не так ли?
- Точно. Что ж ещё?
"Пентос", - что ж, это лучше, чем Королевская гавань, большего пока сказать было нельзя.
- Куда отправляются шлюхи? - услышал он собственный вопрос.
- Здесь, как и в Вестеросе, шлюх можно найти в любом борделе. Но тебе они не потребуются, мой маленький друг. Выбирай любую служанку. Никто не посмеет тебе отказать.
- Рабыни? - с пониманием уточнил карлик.
Толстяк погладил один из зубцов своей напомаженной желтой бородки - жест, который Тириону показался довольно непристойным.
- Рабство в Пентосе запрещено по условиям соглашения, заключенного нами с Браавосом сотню лет тому назад. И все же, они тебе не откажут, - Иллирио сделал неуклюжий полупоклон. - А теперь, мой маленький друг должен меня извинить. Я имею честь быть магистром этого города, и меня вызывает к себе на совещание принц. - Он улыбнулся, продемонстрировав полный рот кривых жёлтых зубов. - Если желаешь, посмотри дом и окрестности, но не вздумай выбираться за стену. Лучше никому не знать, что ты был здесь.
- Был? Разве я куда-то собираюсь?
- Об этом мы вдоволь поговорим сегодня вечером. Мой маленький друг вместе со мной покушает, выпьет и разделит великие планы, не так ли?
- Да, мой толстый друг, - ответил Тирион. - "Он хочет использовать меня для собственной пользы".
Торговые принцы Вольных городов всегда думали только о собственной выгоде. - "Солдаты пряностей и сырные лорды", - презрительно называл их отец. Если как-то утром Иллирио Мопатис вдруг решит, что от мёртвого карлика для него больше пользы, чем от живого, то уже вечером Тирион вновь окажется упакованным в бочку. - "Лучше убраться отсюда до того, как наступит этот день". - Он ни капли не сомневался, что он когда-нибудь придет. Серсея его ни за что не простит, да и Джейме не поблагодарит за стрелу в отцовском брюхе.
Легкий ветерок взволновал воду вокруг меченосца в пруду. Это напомнило ему, как Тиша трепала его волосы во время ложной весны, когда они поженились, до того, как он помог отцовским солдатам её изнасиловать. За время своего бегства он часто думал о тех солдатах, пытаясь припомнить, сколько же их было. Казалось бы, уж это он бы запомнил, но нет. Дюжина? Две? Сотня? Он не мог сказать. Они были взрослыми мужчинами, высокими и сильными... хотя для карлика тринадцати лет отроду все взрослые мужчины кажутся великанами. - "Тиша точно знала, сколько их было". - Каждый должен был дать ей серебряного оленя, так что ей нужно было просто их сосчитать. - "Серебряный за каждого из них и золотой от меня". - Отец настоял, чтобы Тирион тоже заплатил. - "Ланнистеры всегда платят свои долги".
- Куда отправляются шлюхи? - он вновь услышал голос лорда Тайвина и треньканье тетивы.
Магистр пригласил его осмотреть дом. Тирион разыскал чистую одежду в сундуке из кедра, украшенного ляписом и перламутром. Облачаясь, он понял, что она была сшита на ребенка. Одежда была довольно дорогой, правда слегка старомодной, но крой был такой, что штаны были велики, а рукава коротки. Воротник же был таким узким, что попытайся Тирион его застегнуть, то его собственное лицо стало бы чернее лица Джоффри. Как видно, моли одежда больше пришлась по вкусу. - "По крайней мере, не воняет рвотой".
Свое обследование Тирион начал с кухни, где обнаружились две толстушки и поваренок, которые с опаской наблюдали за тем, как он наложил себе сыра, хлеба и фиг.
- Доброго утра, милые дамы, - обратился Тирион к ним с поклоном, - вы случаем не в курсе, куда отправляются шлюхи?
Когда они не ответили, он попытался перефразировать свой вопрос на высоком валирийском, хотя вместо слова "шлюхи" он употребил "куртизанки". На сей раз повариха помоложе пожала плечами.
Ему стало интересно, что будет, если он возьмет их под руки и потащит в спальню. - "Никто не посмеет отказать", - заявил Иллирио, но что-то Тириону подсказывало, что толстяк не имел в виду этих двух. Женщина помоложе годилась ему в матери, а та, что постарше, как раз выглядела как мать первой. Обе были почти такими же толстыми, как Иллирио, с сиськами размером с голову Тириона. - "Я просто утону в их телесах", - пронеслось у него в голове. Были способы умереть и похуже этого. Например, так, как умер отец. "Нужно было заставить его сперва сходить на горшок золотом".
Лорд Тайвин всегда был скуп на похвалы и привязанности, но неизменно щедр, если дело заходило о золоте. - "Только одно на всем свете может быть печальнее безносого карлика - нищий безносый карлик".
Тирион оставил толстух наедине с хлебом и кастрюлями и отправился на поиски винного погреба, в котором Иллирио прошлой ночью достал его из бочки. Это не составило труда. Здесь было столько вина, что можно было не просыхать сотню лет: и сладкое красное вино Раздолья, и сухое красное из Дорна, и янтарное вино Пентоса, и зеленый нектар из Мира, три десятка бочек арборского золотого. И даже вино, привезённое со сказочного Востока: из Кварта, Йи Ти и Асшая, что у края Тени. Наконец, Тирион выбрал бочонок крепленого вина, помеченного личной печатью лорда Рунсфорда Редвина, дедушки нынешнего лорда Бора. У него был терпкий и обжигающий вкус и такой глубокий пурпурный цвет, что в полумраке винного погреба оно казалось чёрным. Тирион наполнил чашу и ещё бутыль для полной меры и отправился с ними на поиски садика с вишнями, который видел из окна.
Вышло так, что Тирион ошибся дверью и не сумел его отыскать, но это не имело значения. С другой стороны дома сад оказался таким же прекрасным и даже более обширным. Некоторое время он слонялся по нему, прихлёбывая вино. Окружающая его стена могла бы посрамить любой настоящий замок, а венчающие её острые пики выглядели удивительно голыми без насаженных на них голов. Тирион представил себе, как могла бы выглядеть на одной из них голова его сестры, политая поверх золотых волос смолой, окружённая мухами, роящимися вокруг распахнутого рта. - "О да, и голова Джейме прекрасно смотрелось бы по соседству, - решил он. - Никто не смеет разлучать моих брата и сестру".
Имей он веревку с кошкой, то сумел бы перебраться через эту стену. У него крепкие руки, и весит он не так много. Он бы смог перелезть, если не насадит себя на пику.
"Нужно будет поискать завтра верёвку", - решил он.
За время своей прогулки он насчитал трое ворот. Основной въезд с привратницкой, задняя дверь с собачьей будкой и садовая калитка, полускрытая под разросшимся плющом. Последняя была заперта, остальные хорошо охранялись. Охранники были толстыми с гладкими, словно детские попки, лицами. У каждого на голове был бронзовый остроконечный шлем. Тирион распознавал евнухов с одного взгляда. О репутации этих он кое-что слышал. Говорили, что они ничего не боялись, не чувствовали боли и до смерти были преданы своему хозяину. - "Мне бы пригодилась сотня-другая таких, как они, - подумал он. - Как жаль, что я не подумал об этом до того, как превратился в нищего".
Он прошёл вдоль колоннады и через остроконечную арку, после чего очутился в вымощенном плиткой дворике, в котором прачка подле колодца полоскала хозяйское белье. С виду она казалась приблизительно его ровесницей, с тусклыми рыжими волосами и широким веснушчатым лицом.
- Хочешь вина? - обратился он к ней. Девушка неуверенно посмотрела в его сторону.
- У меня нет запасной чаши, поэтому нам придется обходиться моей.
Прачка вернулась к своему занятию, отжав тунику, она повесила её сушиться. Тирион с бутылью устроился на каменной скамье неподалеку.
- Скажи мне, насколько я могу доверять магистру Иллирио?
При звуке этого имени она подняла голову.
- Настолько? - усмехнувшись, он скрестил натруженные ноги и сделал глоток.
- Я не собираюсь играть в его игры, что бы этот торговец сыром для меня ни придумал, вот только как я могу ему отказать? Ворота охраняются. Может, ты могла бы вывести меня, спрятав под юбкой? Я был бы так благодарен, что даже женился бы на тебе. У меня уже есть две жены, почему бы не жениться в третий раз? Ах, да - где же нам жить?
Он постарался как можно теплее улыбнуться ей, насколько на это способен человек, у которого отсутствует половина носа.
- Я не говорил, что у меня в Солнечном копье племянница? С Мирцеллой я бы мог устроить в Дорне отличный переполох. Я бы мог стравить моих племянников между собой, разве это не мило?
Прачка пришпилила одну из туник Иллирио на веревку. Одежда была такой огромной, что легко могла служить парусом.
- Ты права, мне бы стоило стыдиться подобных тёмных мыслей. Лучше вместо этого отправиться на Стену. Говорят, когда вступаешь в Ночной Дозор, тебе прощают все грехи. Хотя, боюсь, мне не позволят оставить тебя, милашка. В Дозоре нет никаких девок, никаких симпатичных конопатых жёнушек, которые могли бы согреть холодную постель, только холодный ветер, солонина и немного пива. Как думаете, миледи, в черном я буду выглядеть выше?
Он вновь наполнил чашу.
- Что скажешь? Север или юг? Стоит отправиться искупать старые грехи или наделать новых?
Прачка бросила на него прощальный взгляд, забрала корзину и ушла. - "Похоже, мне не удается долго удерживать при себе жён, - подумал Тирион. Каким-то чудом оказалось, что бутыль уже опустела. - Может стоит пойти наполнить её вновь?" - От креплёного вина кружилась голова, а ступени, ведущие в подвал, были весьма крутыми.
- Куда же отправляются шлюхи? - спросил он сохнущее на веревке белье. Может, прачка знала? - "Не принимай слово "шлюхи" на свой счет, детка, но может ты знаешь, куда они отправляются?".
А вообще, надо было спросить у отца. Лорд Тайвин сказал: "Куда отправляются шлюхи?"
"Она любила меня. Она была дочкой ремесленника, она любила меня, вышла замуж, доверилась мне".
Пустая бутыль выскользнула из рук и покатилась по плиткам двора. Поморщившись, Тирион спихнул себя со скамьи и отправился следом, но подбирая её, он заметил несколько грибов, растущих среди треснувших плит. Они были бледного цвета в крапинку, а рубчатая нижняя сторона - тёмно-красная, словно кровь. Карлик сорвал один и обнюхал. "Вкусный. И смертоносный", - подумал он. Грибов было ровно семь. Может, боги пытаются ему что-то этим сказать? Он собрал их все, стащил с веревки перчатку и бережно завернул в нее свою добычу, после чего спрятал в карман. От этих усилий у него закружилась голова, поэтому он забрался обратно на скамью, свернулся калачиком и закрыл глаза.
Проснувшись, он снова обнаружил, что лежит в спальне, утопая в перине, а какая-то юная блондинка трясет его за плечо.
- Милорд, - сказала она, - ваша ванна готова. Магистр Иллирио ждет вас через час к столу.
Тирион оттолкнулся от подушек, положив голову на руки.
- Мне снится, или ты действительно разговариваешь на общем языке?
- Да, милорд. Меня купили, чтобы услаждать короля.
У нее были голубые глаза и светлая кожа, она была юной и стройной.
- Уверен, что ты справлялась. Мне нужно выпить.
Она налила и подала ему чашу.
- Магистр Иллирио приказал, чтобы я тёрла вам спину и грела постель. Мое имя...
- ... меня совсем не интересует. Ты знаешь, куда отправляются все шлюхи?
Она зарделась.
- Шлюхи отдаются за деньги.
- Или ради украшений, платьев и замков. Но куда они все отправляются?
Девушка не нашлась, что ответить.
- Это такая загадка, милорд? Я не разбираюсь в загадках. Вы скажете мне ответ?
"Нет, - подумал он. - Я сам терпеть не могу загадок".
- Я ничего не скажу. Сделай милость, ответь тем же. - "Меня интересует только то, что находится у тебя между ног, - едва не вырвалось у него. Слова уже были на языке, но каким-то чудом так и не слетели с губ. - Она не Шая, - напомнил себе карлик, - всего лишь дурочка, которая считает, что я играю с нею в загадки". - Если говорить на чистоту, его не интересовала даже её щель.
"Должно быть, я болен или уже умер".
- Ты что-то говорила о ванной? Веди. Нам не следует заставлять ждать великого торговца сыром.
Пока он принимал ванну, девушка мыла его ноги, терла спину и расчесывала волосы. После этого она втерла приятно пахнувшую мазь в его икры, чтобы облегчить боли, и помогла вновь облачиться в детский наряд - старомодные штаны бордового цвета и голубой бархатный дублет, украшенный парчой.
- Милорд желает видеть меня после трапезы? - спросила она, зашнуровывая его обувь.
- Нет. Я завязал с женщинами. - "Со шлюхами".
Девушка легко пережила это разочарование, пожалуй, даже слишком.
- Если милорд предпочитает мальчиков, я распоряжусь, чтобы кто-нибудь ожидал его в постели.
"Милорд предпочел бы свою жену. Милорд предпочел бы девушку по имени Тиша".
- Только если он знает, куда отправляются шлюхи.
Девушка сжала зубы.
"Она меня презирает, - догадался Тирион. - Но не сильнее, чем я сам себя презираю".
Карлик не сомневался, что перетрахал кучу женщин, которым был отвратителен один его вид, но некоторые из них хотя бы притворялись, что испытывают к нему приязнь.
"Немножечко отвращения даже может быть освежающим, как брют после десертного вина".
- Знаешь, я передумал, - сказал он. - Ожидай меня в постели. Голая, если не трудно, потому что я буду слишком пьян, чтобы возиться с твоими нарядами. Рот держи закрытым, а ноги раздвинутыми, и мы оба отлично проведем время.
Он одарил её вожделеющим взглядом, в надежде, что она испугается, но в ответ получил только отвращение. - "Никто не боится карликов". - Даже лорд Тайвин не боялся, хотя у Тириона был арбалет.
- Ты стонешь, когда тебя трахают? - спросил он её.
- Если будет угодно милорду.
- Может, милорду будет угодно тебя придушить. Именно так я поступил с моей прежней шлюшкой. Думаешь, твой хозяин станет возражать? Определенно, не станет. У него сотни таких, как ты, но больше нет никого вроде меня.
На этот раз, когда он осклабился, он увидел, что ей стало страшно.
Иллирио возлежал на пышной тахте, пожирая острый перец и мелкий лучок из деревянного блюда. Его лоб был покрыт потом, а поросячьи глазки блестели над толстыми щёками. Когда он двигал руками, возникало сияние драгоценных камней: оникса и опалов, тигрового глаза и турмалина, рубинов, аметистов, сапфиров, изумрудов, чёрного янтаря и нефрита, чёрных бриллиантов и зелёного жемчуга.
"На одни эти кольца я мог бы жить всю оставшуюся жизнь, - умилился Тирион. - Вот только, чтобы их забрать, мне понадобится тесак".
- Проходи, садись, мой маленький друг, - Иллирио, приглашая, повёл рукой.
Карлик вскарабкался в кресло. Оно было слишком велико для него. Это был целый трон, украшенный подушками, созданный специально, чтобы вместить громоздкую задницу магистра, с толстыми ножками, которые могли выдержать вес его тела. Тирион Ланнистер всю жизнь прожил в мире, который был слишком большой для него, но в доме Иллирио Мопатиса это несоответствие приняло гротескные размеры.
"Я словно мышь, угодившая в берлогу мамонта, - ухмыльнулся он своим мыслям. - Но у мамонта неплохой винный погреб".
Эта мысль разожгла его жажду. Он попросил вина.
- Как тебе девушка, которую я к тебе отправил? - спросил Иллирио.
- Если б я хотел девушку, я бы попросил девушку.
- Если она тебе не угодила...
- Она делает всё, что от неё требуется.
- Надеюсь. Ее обучали в Лиссе, где практикуется искусство любви. И еще она говорит на общем языке. Королю это очень нравилось.
- Я убиваю королей, разве ты не слышал? - Тирион злобно улыбнулся поверх чаши с вином. - Мне не нужны королевские объедки.
- Как хочешь. Лучше приступим к еде.
Иллирио хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали слуги.
Начали они с бульона, сваренного из крабов, и рыбы-чёрта, и холодного супа из яиц с лаймом. Затем появились перепёлки, зажаренные в меду, седло барашка, гусиная печень в винном соусе, пастернак в масле с молочным поросенком. От одного вида этого изобилия Тириону стало дурно, но он заставил себя из вежливости попробовать ложку супа, и, едва попробовав, обо всем забыл. Поварихи хоть и были старыми и толстыми, но дело свое знали отменно. Никогда прежде он не ел ничего вкуснее, даже при дворе.
Обсасывая косточки перепелки, он спросил Иллирио про утренний вызов. Толстяк только пожал плечами.
- Неприятности на востоке. Астапор пал, и Миэрин тоже. Это гискарские рабовладельческие города, которые были древними даже тогда, когда мир был ещё молод.
Поросенок был разрезан на ломти, и Иллирио дотянулся до одного из них, поподжаристее, взял руками, и обмакнул его в сливовый соус.
- Залив Работорговцев от Пентоса далеко, - сказал Тирион, слизывая гусиный паштет с кончика ножа.
"Никто на свете не может быть проклят сильнее, чем убийца родичей, - размышлял он, - но мне начинает нравиться жить в этом аду".
- Это так, - согласился Иллирио, - но мир - это одна большая паутина, и никто не может прикоснуться к одной нити, не потревожив остальные.
- Ещё вина?
Иллирио забросил в рот перец.
- Нет, кое-что получше.
Он хлопнул в ладоши.
На звук появился слуга с закрытым крышкой блюдом. Слуга поставил его перед Тирионом, и Иллирио, наклонившись через стол, снял крышку.
- Грибочки, - объявил магистр, выпустив наружу облако ароматного пара. - В масле с чесночком. Мне сказали, вкус просто изумительный. Возьми один, дружок. Или два.
Тирион уже было поднес толстый чёрный гриб ко рту, как что-то в голосе Иллирио вдруг заставило его замереть.
- Только после вас, милорд, - с этими словами карлик подвинул блюдо к хозяину.
- Нет-нет, - магистр отпихнул блюдо с грибами прочь. На мгновение показалось, что из-под раздутой плоти торговца сыром выглянул озорной мальчишка. - Только после тебя. Я настаиваю. Повариха приготовила их специально для тебя.
- Правда? - Тирион припомнил повариху: обсыпанные мукой руки и тяжелые груди с проступившими темно-синими венами. - Как мило с её стороны, но... не стоит.
Тирион положил гриб обратно в масляное озерцо, откуда он прежде его выловил.
- Какой ты, однако, подозрительный, - улыбнулся Иллирио сквозь свою раздвоенную желтую бороду. Тирион решил, что особый золотистый блеск ей придает ежедневное умащивание.
- Ты что, трус? Я слышал о тебе иное мнение.
- В Семи Королевствах отравление гостя за ужином считается нарушением гостеприимства.
- Здесь тоже, - ответил Иллирио Мопатис, потянувшись за своим кубком. - Но раз гость сам изъявляет желание расстаться с жизнью, с какой стати хозяин будет ему мешать, разве не так?
Он сделал глоток.
- Не далее как полгода назад магистр Орделло отравился грибами. Мне говорили, он не очень мучился. Небольшая резь в животе, внезапная вспышка боли промеж глаз, и все было кончено. Разве не лучше выбрать грибы, чем отсечение головы мечом, а? С какой стати умирать со вкусом крови во рту, вместо приятной смеси масла с чесноком?
Карлик уставился в стоявшее перед ним блюдо. От запаха масла и чеснока рот обильно наполнился слюной. Некая часть его желала наесться грибов, даже зная, что они ядовиты. Он не был настолько храбр, чтобы стерпеть удар холодной сталью в брюхо, а откусить кусочек гриба вовсе не так трудно. Это напугало его сильнее, чем он мог высказать.
- Ты во мне ошибся, - услышал он свой голос.
- Разве? Интересно. Если желаешь, чтобы тебя утопили в вине, только скажи, и всё быстренько будет устроено. Потому что топиться по одной чаше за раз - только напрасно переводить вино и тратить время.
- Ты во мне ошибся, - повторил Тирион громче. Политые маслом грибы блестели в свете светильника - такие тёмные и притягательные.
- Уверяю тебя, мне вовсе не хочется умирать. У меня... - его голос неуверенно смолк.
"А что у меня есть? Жизнь, чтобы её прожить? Неоконченные дела? Детишки на воспитании или земли, которыми нужно править? Любимая женщина?"
- У тебя нет ничего, - закончил вместо него мысль магистр Иллирио, - но мы можем это исправить.
Он выхватил один гриб из масла и с удовольствием его съел.
- Вкуснотища.
- Значит, грибы не ядовитые, - с раздражением сказал Тирион.
- Нет. С какой стати мне желать тебе зла? - с этими словами магистр сожрал второй гриб. - Мы с тобой должны оказывать друг другу немного доверия. Давай, ешь, - он снова хлопнул в ладоши. - У нас еще много работы. Мой маленький друг должен набраться сил.
Слуги внесли цаплю, фаршированную фигами, телячьи котлеты, бланшированные в миндальном молоке, сельдь в сметане, жареный лук, вонючий сыр, блюда с улитками и сладкими булочками и черного лебедя в оперении. Тирион отказался от лебедя, который напомнил ему об ужине с сестрой. Вместо этого он сам наложил себе кусок цапли, рыбу и немного сладкого лука. Слуги не забывали наполнять его чашу вином, едва он её выпивал.
- Для такого коротышки ты пьёшь слишком много вина.
- Убийство родичей - довольно пыльная работенка. После неё всегда хочется пить.
Глаза толстяка сверкнули, словно драгоценности в перстнях на его руках.
- В Вестеросе есть люди, считающие, что убийство лорда Ланнистера - отличное начало.
- Лучше им не упоминать об этом в присутствии моей сестрицы, иначе они быстро лишатся языка.
Карлик разломил ломоть хлеба пополам.
- А тебе, магистр, лучше не трогать моё семейство. Несмотря на то, что я убийца родичей, я по-прежнему лев.
Похоже, веселью повелителя сыров не было предела. Он весело шлепнул себя по жирной ляжке и сказал:
- Вы, вестеросцы, все одинаковы. Пришпилите себе на грудь кусочек шёлка с какой-нибудь тварью и внезапно становитесь львами, драконами и орлами. Я могу отвести тебя к настоящему льву, мой маленький друг. Принц в своем зверинце держит целую стаю. Хочешь провести ночь в их клетке?
Тирион вынужден был признать, лорды Семи Королевств действительно слишком кичились своими гербами:
- Хорошо, - признал он, - Ланнистеры не львы. Но я всё равно сын своего отца и сам собираюсь убить Джейме с Серсеей.
- Как странно, что ты упомянул свою очаровательную сестру, - заметил Иллирио между проглоченной им парой улиток. - Королева пообещала любому, кто доставит твою голову, титул лорда, невзирая на происхождение.
Тирион ждал чего-то подобного, не меньше.
- Если ты собираешься принять её предложение, то заставь раздвинуть для тебя ноги. Лучшая часть меня в обмен на лучшую часть её, это будет честная сделка.
- Я скорее обменяю тебя на золото, равное моему весу, - торговец сыром заржал так сильно, что Тирион испугался, как бы он не лопнул. - За всё золото Кастерли Рок, почему бы и нет?!
- Ладно, золото забирай, - ответил карлик, убедившись, что ему не суждено утонуть в каше из кишок, полупереваренных угрей и мяса. - Но Утёс оставь мне. Он мой.
- Это так.
Магистр прикрыл рот рукой и издал могучую отрыжку.
- Думаешь, король Станнис вернет тебе его? Я слышал, он большой поборник справедливости. Твой брат надел белое, поэтому по закону Вестероса ты - законный наследник.
- Станнис, может, и вернёт мне Кастерли Рок, - сказал Тирион. - Но есть еще крохотная проблема - цареубийство и убийство родичей. За это он укоротит меня на голову, а я и так довольно маленький. А с чего это ты решил, будто я собираюсь присоединиться к Станнису?
- А зачем ещё тебе отправляться на Стену?
- Так Станнис на Стене? - Тирион почесал нос. - Что, во имя семи адов, Станнис делает на Стене?
- Мёрзнет, полагаю. В Дорне гораздо теплее. Может, ему стоило отправиться туда.
Тирион стал подозревать, что конопатая прачка знала больше слов на общем языке, чем пыталась показать.
- Моя племянница Мирцелла как раз в Дорне. И я подумывал, не сделать ли её королевой.
Иллирио улыбнулся, когда слуги поставили перед ними чаши с черешней и сливками.
- Что бедное дитя тебе сделало плохого, что ты решил её убить?
- Даже убийцы родичей убивают не всех, - обиделся Тирион. - Я сказал, что собираюсь короновать, а не убивать.
Торговец сыром проглотил черешню.
- В Волантисе чеканят монету с короной на аверсе и черепом на реверсе. Но монета одна и та же. Короновать её - все равно, что убить. Дорн может и поддержит Мирцеллу, но одного Дорна недостаточно. Если ты умён, как утверждали наши друзья, ты это и сам понимаешь.
Тирион взглянул на толстяка по-новому.
"Он прав в обоих случаях. Короновать её - все равно, что убить. И я это понимаю".
- Всё, что мне осталось - это пустые угрозы. Эта, по крайней мере, заставит мою сестренку залиться горючими слезами.
Магистр Иллирио вытер сливки со рта тыльной стороной толстой ладони.
- Путь к Кастерли Рок лежит не через Дорн, мой маленький друг. И не вьется у Стены. Но я утверждаю, что такой путь существует.
- Я же признанный предатель, цареубийца и убийца родичей.
Эти разговоры про пути-дороги его разозлили.
"Он думает, это все игра?"
- То, что сделал один король, другой может отменить. У нас в Пентосе есть принц, мой друг. Он устраивает балы, пиры и разъезжает по городу в паланкине из слоновой кости и золота. Перед ним всегда шествуют три герольда - один с золотыми торговыми весами, второй - с железным мечом войны, а третий - с серебряным кнутом правосудия. В первый день каждого года он должен лишить девственности одну деву полей и одну деву морей, - Иллирио подался вперед, положив локти на стол. - Но стоит посевам пропасть или случится проиграть войну, мы перережем ему глотку, дабы умилостивить богов, и изберем себе нового принца из числа сорока семейств.
- Напомни мне никогда не пытаться стать принцем Пентоса.
- А разве в Семи Королевствах по-другому? В Вестеросе нет ни мира, ни правосудия, ни веры... а скоро не будет хватать и еды. Когда люди дохнут от голода или дрожат от страха, они ищут спасителя.
- Может и ищут, но если они найдут спасителя в Станнисе...
- Нет. Это не Станнис. И не Мирцелла. Другой.
Желтая улыбка стала шире.
- Другой! Сильнее Томмена, умнее Станниса, и с лучшими правами на трон, чем у Мирцеллы. Спаситель явится из-за моря, чтобы перевязать кровоточащие раны Вестероса.
- Прекрасные слова, - но Тириона они не впечатлили. - Слова - это ветер. И кто же он, этот проклятый спаситель?
- Дракон, - торговец сыром увидел его выражение лица, и рассмеялся: - Дракон с тремя головами.
ДЕЙЕНЕРИС
Она слышала приближение мертвеца. Ему предшествовали медленные, размеренные звуки шагов, поднимающиеся с лестницы и эхом отражающиеся от мраморных колонн. Дейенерис Таргариен ждала на скамье из черного дерева, которую сделала своим троном. Веки были тяжёлыми от сна, серебристо-золотые волосы взъерошены.
- Ваше величество, - сказал Барристан Селми, капитан ее Королевской Гвардии, - вам не обязательно это видеть.
Дени плотнее завернулась в львиную шкуру.
- Обязательно, он умер за меня.
Под мантией на ней была только белая льняная туника, доходившая лишь до бёдер. Ей снился дом с красной дверью, когда её разбудила Миссандея. Одеваться было некогда.
- Кхалиси, - прошептала Ирри, - вы не должны прикасаться к мертвецу. Это приносит несчастье.
- Только если вы сами не убили его, - Чхику была крупнее Ирри, с широкой костью и большой грудью. - Это известно.
- Известно, - согласилась Ирри.
Дени не обратила на них внимания. Дотракийцы очень хорошо понимают в лошадях, но во всём остальном сущие дети. "К тому же, обе еще девчонки". Служанки были её ровесницами. И хотя выглядели как взрослые женщины - с чёрными волосами, бронзовой кожей и миндалевидными глазами, они всё равно оставались детьми. Их ей подарили на свадьбу с кхалом Дрого. И это Дрого подарил ей шкуру и голову храккара, белого льва Дотракийкого моря. Она была велика ей и пахла плесенью, но создавала ощущение, будто её Солнце и Звезды по-прежнему рядом.
Серый Червь появился наверху первым, поднявшись по ступням с факелом в руке. Его шлем был украшен тремя пиками. За ним следовали четверо Безупречных, неся на плечах мёртвое тело. Их лица под бронзовыми шлемами с единственным острием были настолько маловыразительны, что казались тоже отлитыми из бронзы.
Они положили тело к её ногам. Сир Барристан поднял окровавленное покрывало. Серый Червь поднёс факел поближе, чтобы она могла рассмотреть мертвеца.
Его лицо было гладким и безволосым, а щеки разрезаны от уха до уха. Он был высоким, светлокожим, с голубыми глазами. "Уроженец Лисса или Волантиса, похищенный пиратами и проданный в рабство в красный Астапор". Глаза были широко распахнуты, но из ран сочилась кровь. Им не было числа.
- Ваше величество, - сказал сир Барристан, - в переулке, где его нашли, была нарисована гарпия...
- ... его собственной кровью, - Дейенерис уже догадалась, что произошло. Дети Гарпии по ночам устраивали резню и повсюду оставляли подобный знак возле своих жертв. - Серый Червь, почему он оказался один? У него не было напарника? - По её приказу Безупречные ночью патрулировали город всегда парами.
- Моя королева, - ответил капитан, - ваш слуга Храбрый Щит прошлой ночью был не на дежурстве. Он шёл... в одно место... выпить... в компании.
- Место? Что за место?
- Дом наслаждения, ваше величество.
"Бордель".
Половина освобожденных ею людей были из Юнкая, мудрые господа которого славились своими постельными рабами. "Путь семи знаков". Не удивительно, что бордели появлялись в Миэрине как грибы после дождя. "Это было единственное, что они умели, и им приходилось бороться за жизнь". Цены на продукты росли каждый день, а плотские утехи дешевели. Она знала, что в самых бедных кварталах между ступенчатыми пирамидами миэринской аристократии были бордели на любой вкус.
"И даже если так..."
- Не понимаю, что евнух делал в борделе?
- Даже тот, кому недостает мужских частей, в душе остаётся мужчиной, - ответил Серый Червь. - Вашему слуге сказали, что Храбрый Щит иногда платил женщинам из борделя, чтобы они возлежали с ним и держали его в объятьях.
"Кровь дракона не плачет".
- Храбрый Щит, - повторила она. - Так его звали?
- Если так угодно вашему величеству.
- Это хорошее имя. - Добрые господа Астапора не позволяли своим рабам-солдатам иметь даже имена. Некоторые из её Безупречных вернули себе имена, данные им при рождении, а остальные придумали новые. - Известно, сколько человек напали на Храброго Щита?
- Ваш слуга не знает... много.
- Шесть или больше, - сказал сир Барристан. - Судя по ранам, на него напали со всех сторон. Его нашли с пустыми ножнами. Возможно, он успел кого-то ранить.
Дени про себя молилась, чтобы кто-то из убийц умирал прямо сейчас, корчась от боли и вцепившись в живот.
- Почему они разрезали его щеки подобным образом?
- Милостивая королева, - сказал Серый Червь, - убийцы затолкали половые органы козла в горло Храброго Щита. Ваш слуга убрал их перед тем, как принести тело сюда.
"Они не могли скормить ему его собственные гениталии. В Астапоре ему не оставили ни ствола, ни корня".
"А Дети Гарпии осмелели...", - подумала Дени. До сих пор убийцы ограничивались нападениями на безоружных освобожденных жителей, убивая их на улицах или вламываясь к ним в дома по ночам, чтобы зарезать в постели.
- Это первый из моих солдат, убитый ими.
- Первый, но не последний, - предупредил сир Барристан.
"Война не кончилась, - поняла Дени, - просто теперь я воюю с тенями".
Она надеялась отдохнуть от убийств, восстановить и исцелить душу. Выбравшись из шкуры, она опустилась на колени рядом с трупом и, не обращая внимания на охнувшую Чхику, закрыла убитому глаза.
- Храбрый Щит не будет забыт. Пусть его омоют, оденут в доспехи и похоронят как воина - со шлемом, щитом и копьями.
- Как прикажет ваше величество, - сказал Серый Червь.
- Отправьте дюжину людей в Храм Милости и спросите у Голубой Милости, не приходил ли к ним человек с раной от меча. Еще распустите слух, что мы заплатим золотом за меч Храброго Щита. Расспросите также мясников и пастухов, не кастрировал ли кто недавно козла, - может быть им повезет и какой-нибудь напуганный козопас сознается. - И проследите, чтобы никто из моих людей не ходил после наступления темноты один
- Ваше приказание будет исполнено.
Дейенерис откинула волосы.
- Разыщите мне этих трусов. Найдите их, чтобы я могла показать Детям Гарпии, что значит - будить дракона!
Серый Червь отсалютовал. Безупречные вновь накрыли труп покрывалом, подняли тело и вынесли прочь из зала. Сир Барристан остался. Он был сед, в уголках светло-голубых глаз пролегли морщины. Но, несмотря на возраст, его спина по-прежнему была пряма, а годы не украли искусства владения мечом.
- Ваше величество, я боюсь, что ваши евнухи плохо подходят для подобной задачи.
Дени села на свою скамью и вновь по плечи закуталась в шкуру.
- Безупречные - мои лучшие воины.
- Солдаты, а не воины, если позволит ваше величество. Они созданы для битвы, чтобы стоять плечом к плечу за щитами, ощетинившись копьями. Их учили подчиняться без страха и сомнения... а не выпытывать тайны и задавать вопросы.
- Может быть, рыцари послужили бы мне лучше? - Селми обучал для неё рыцарей, показывая детям рабов, как обращаться с копьём и длинным мечом, на вестеросский манер... но чем поможет копье против трусов, которые убивают из теней?
- Нет, и не они, - мотнул головой старик. - И смею заметить, что у вашего величества нет рыцарей. Пройдут годы, пока эти мальчики будут готовы.
- Кто тогда, если не Безупречные? Дотракийцы? Они справятся ещё хуже.
Дотракийцы привыкли воевать верхом. Всадники полезны в поле или в холмах, а не на узких улочках и в городских переулках. За разноцветными кирпичными стенами Миэрина её власть была еще слабее. В огромных поместьях на склонах холмов все еще трудились тысячи рабов, выращивая оливки и зерно, овец и лошадей и добывая медь и соль в шахтах. Какое-то время городские хранилища были ещё способны снабжать город пищей - зерном, маслом, оливками, сушеными фруктами и солониной, но запасы истощались. Поэтому Дени отправила свой крохотный кхаласар под руководством кровных всадников завоевать окрестности города, пока Бурый Бен Пламм со своими Младшими Сыновьями защищает её от атаки Юнкая с юга.
Для болтливого, золотозубого Даарио Нахариса, который хитро улыбался ей из-под бороды и пурпурных бакенбард, она подготовила самое сложное задание, которое только могла доверить. За холмами на востоке был хребет округлых гор из песчаника, за которым были Кхизайский проход и Лхазар. Если Даарио сможет убедить лхазарян вновь открыть торговые пути, то при необходимости зерно можно будет доставлять по реке или через холмы... правда ягнятники терпеть не могут Миэрин.
- Когда Вороны-Буревестники вернутся из Лхазара, возможно я смогу использовать на улицах их, - сказала она сиру Барристану. - Но пока что у меня есть только Безупречные.
Дени встала.
- Прошу простить меня, сир, но я должна идти - просители уже собираются у ворот, и мне надо приготовить свои большие уши и вновь стать их королевой. Вызовите Резнака и Бритоголового. Я увижусь с ними, как только закончу одеваться.
- Как прикажет ваше величество, - поклонился Селми.
Великая Пирамида Миэрина вздымалась в небо на восемьсот футов от обширного основания до самой вершины, на которой находились её покои, окружённые садами и прудами. Когда она вышла на террасу, над городом вставал холодный рассвет. Солнечный свет отражался от куполов Храма Благодати и рождал глубокие тени позади остальных величественных ступенчатых пирамид. "В каких-то из этих пирамид Дети Гарпии сейчас замышляют новые убийства, а я не в силах им помешать". Визерион почувствовал её беспокойство. Белый дракон лежал, обвившись вокруг ствола груши, положив голову на хвост. Когда Дени прошла мимо, он открыл глаза - два озера расплавленного золота. Его рога тоже были золотыми, как и чешуя, спускавшаяся по спине от головы до хвоста.
- Ах ты лентяй, - пожурила Дени, почесав ему горлышко. Чешуя была горячей, как доспех, забытый на солнце. "Драконы созданы из огня". Она читала об этом в одной из книг, которые сир Джорах преподнес ей в качестве свадебного подарка. - Ты должен охотиться с братьями, - сказала она дракону, - или вы с Дрогоном опять подрались?
Её драконы за последнее время совсем одичали. Рейегаль цапнул Ирри, а Визерион в последний раз, когда был вызван сенешаль, поджег Резнаку его токар. "Я уделяю им слишком мало времени, - подумала Дени, - но где же мне найти для них это время?"
Визерион, взмахнув хвостом, ударил по стволу дерева так, что с ветки сорвалась груша и, покатившись, остановилась у ноги Дени. Развернув крылья, он, полувзлетев-полуподпрыгнув, поднялся на парапет. "Он растет, - поняла она, наблюдая, как дракон поднимается в небо, - они все подросли. И скоро станут достаточно сильными, чтобы выдержать мой вес". Тогда она сможет взлететь верхом на драконе, как Эйегон Завоеватель, всё выше и выше, пока Миэрин не превратится в точку далеко позади. Такую маленькую, что её можно будет накрыть пальцем...
Дени наблюдала за Визерионом, который, кружась, летал над городом, пока дракон не скрылся за грязными водами Скахазадхана. Только после этого она вернулась внутрь, где её ждали Ирри и Чхику, чтобы расчесать её волосы и нарядить в гискарский токар, как подобает королеве Миэрина.
Одеяние было громоздким и неудобным. Это была длинная бесформенная простыня, которую оборачивали вокруг бедер и пропускали под рукой на плечо, выставляя на всеобщее обозрение тщательно расправленную бахрому. Обернутая слишком свободно, она грозила свалиться. Слишком туго - давила и заставляла семенить. И даже правильно надетый токар требовал от владельца постоянного внимания и поддержки левой рукой. Передвижения в токаре требовали неспешного, ровного шага и отменного равновесия, чтобы не наступить на длинную тяжелую бахрому. Это была одежда не для тех, кто должен работать в поте лица. Токар был одеждой исключительно хозяев, символом их богатства и власти.
Захватив Миэрин, Дени хотела запретить токары, но совет её переубедил.
- Мать Драконов должна носить токар, иначе её возненавидят навеки, - предупредила ее Зелёная Милость, Галазза Галар, - Среди нас ваше великолепие и в вестеросской шерсти, и в мирийских кружевах навсегда останется чужой - иностранкой и захватчицей. Королева Миэрина должна следовать традициям Древнего Гиса.
Бурый Бен Пламм, капитан Младших Сыновей, объяснил доходчивей:
- Тому, кто хочет править зайцами, следует отрастить длинные уши.
"Длинные уши", выбранные для сегодняшнего приёма, были сделаны из прозрачного белого полотна с золотой бахромой. При помощи Чхику с третьего раза она правильно намотала на себя токар. В это время Ирри занималась её короной в виде трехголового дракона. Кольца его тела были из золота, крылья - из серебра, а головы - из кости, оникса и нефрита. Ещё до конца дня от её веса шея и плечи устанут и будут ныть. Но, как сказал один из её предков, короне и не следует быть легкой. "Наверное, это был Эйегон. Только который?"
Семью Королевствами правили пять Эйегонов, мог бы быть и шестой, если бы псы Узурпатора не убили сына её брата, когда он был ещё грудным младенцем. "Если бы он выжил, я бы сейчас вышла за него замуж, - размышляла Дени. - Эйегон был бы ближе мне по возрасту, чем Визерис". Когда были убиты Эйегон с сестрой, Дени едва только была зачата. Их отец - её брат Рейегар - был убит ещё раньше Узурпатором на Трезубце. А другой брат Визерис умер в Вейес Дотрак, вопя от боли, с короной расплавленного золота на голове. "Они и меня убьют, если я им это позволю. Ножи, убившие Храброго Щита, предназначались мне".
Она не забыла детей рабов, прибитых к столбам вдоль дороги от Юнкая. Никогда не забудет. Их было сто шестьдесят три - по одному ребенку на каждую милю, рукой указывающих ей путь. Когда Миэрин пал, она приказала прибить к столбам столько же рабовладельцев. Их медленную кончину сопровождали рои мух и вонь, надолго заполнившая воздух далеко за пределами площади. Хотя иногда Дени боялась, что дальше этого она не продвинулась. Миэринцы были коварны и упрямы, сопротивляясь ей при каждой возможности. Они освободили рабов... но тут же наняли их обратно в качестве слуг за такую ничтожную плату, что многие едва могли себя прокормить. Слишком старые и слишком юные, чтобы работать, освобождённые рабы были выброшены на улицы вместе со слабыми и больными. И всё равно великие господа приходили на вершину пирамиды, чтобы жаловаться на то, что королева драконов наполнила их великий город толпами немытых нищих, ворами и шлюхами.
"Чтобы править Миэрином, я должна завоевать любовь миэринцев, как бы я их ни презирала".
- Я готова! - сказала она Ирри.
Резнак и Скахаз ожидали её на широкой мраморной лестнице.
- Великолепная, - объявил Резнак мо Резнак, - вы так ослепительны сегодня, что мне больно смотреть. - На сенешале был токар из марунского шёлка с золотой бахромой. Маленький, потный человечек пах так, словно буквально искупался в духах, и разговаривал на исковерканной форме высокого валирийского, приправленной мощным гискарским акцентом.
- Вы очень любезны, - ответила Дени более чисто.
- Моя королева, - прорычал бритоголовый Скахаз мо Кандак. У гискарцев волосы были густыми и жёсткими, и по давнему здешнему обычаю мужчины делали из них прически в виде рогов, шипов или крыльев. Побрив голову, Скахаз отринул древний Миэрин, приняв новые обычаи. Его родичи Кандаки по его примеру сделали то же самое. Остальные, из страха ли, веяний моды или амбиций - Дени не могла сказать точно - последовали их примеру. Теперь их звали Бритоголовые. Скахаз был главным Бритоголовым... и злейшим предателем для Детей Гарпии и их последователей. - Я слышал про евнуха.
- Его звали Храбрый Щит.
- Многие умрут, если не наказать убийц, - даже бритое наголо лицо Скахаза было омерзительным - низкий лоб, маленькие глазки с большими мешками под ними, огромный нос, испещрённый угрями, сальная кожа, которая казалась скорее жёлтого оттенка, чем янтарного, обычного в этих краях. Это была грубое, жёстокое и злое лицо. Она могла только надеяться, что его обладатель окажется хотя бы честным.
- Как же я могу наказать убийц, если не знаю, кто они? - удивилась Дени. - Скажи мне, отважный Скахаз.
- У вас нет недостатка во врагах, ваше величество. Вы можете увидеть их пирамиды с вашей террасы. Зак, Хазкар, Газин, Меррек, Лорак - все древние рабовладельческие фамилии. И Палл. Палл вас ненавидит больше, чем остальные. Теперь это женский род. Женщины не забывают... и не прощают.
"Да, - подумала Дени, - когда я вернусь в Вестерос, псы Узурпатора это узнают". Это правда, что между ней и родом Паллов пролилась кровь. Ознак зо Палл погиб в битве с Белвасом Силачом. Его отец командовал городской стражей и умер у ворот города, когда Джозо, прозванный Хреном Джозо, разнес их в щепки. Три его дяди были в числе ста шестидесяти трех распятых на площади.
- Сколько золота нам следует предложить за информацию о Детях Гарпии? - спросила Дени у Резнака.
- Награду в сто монет, если так будет угодно вашему великолепию.
- Тысяча нам нравится больше. Столько и предложите.
- Вы не спросили моего совета, - сказал Скахаз Бритоголовый. - Но я всё равно скажу. За кровь следует платить кровью. Возьмите по мужчине из каждой семьи, что я назвал, и казните. В следующий раз возьмите двоих... Третьего раза не будет.
Резнак задрожал от ужаса:
- О-о-о! Не-е-ет, добрейшая королева! Подобная жестокость вызовет гнев богов на наши головы! Я клянусь, мы найдем убийц, и вы увидите, что они всего лишь подлые плебеи.
Сенешаль был такой же лысый, как Скахаз, однако в его случае дело было не в бритье. Тут в дело вмешались боги. "Едва только единственный волос смеет появиться, мой парикмахер тут же с бритвой наготове", - сказал он, когда она его возвысила. Но иногда Дени казалось, не лучше ли бритву использовать на шее Резнака. Он был полезен, хотя мало ей нравился и ещё меньше вызывал доверие.
Бессмертные предупредили её, что ей трижды суждено пережить предательство. Мейега была первым, сир Джорах вторым. "Станет ли Резнак третьим или это будет Бритоголовый, или Даарио? Или же это будет некто, кого я до сих пор не подозревала - сир Барристан, Серый Червь или Миссандея?"
- Скахаз, - обратилась она к Бритоголовому, - спасибо вам за совет. Резнак, посмотрим, на что способна тысяча золотых. - Придерживая токар, Дейенерис спустилась мимо них по широкой мраморной лестнице. Она шла медленно и очень осторожно, не то обязательно запуталась бы в бахроме и влетела бы в зал кувырком.
Миссандея объявила о её приходе. У миниатюрного писаря был сильный приятный голос.
- Все на колени перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов.
Зал был полон. Безупречные стояли спиной к колоннам со щитами и копьями, их остроконечные шлемы торчали кверху как ряды кинжалов. Миэринцы собрались с восточной стороны около окон. Освобождённые стояли отдельно от бывших хозяев. "Пока они не станут рядом, в Миэрине мира не будет", - подумала Дени.
- Поднимитесь, - приказала она, садясь на скамью. Зал поднялся. "По крайней мере, хотя бы это они делают вместе".
Резнак мо Резнак развернул список. Обычай требовал, чтобы королева начинала с астапорского посла, бывшего раба, ныне называвшего себя лордом Шаэлем, хотя, похоже, никто не знал, где его земли.
У лорда Шаэля был полный рот бурых гнилых зубов и жёлтое острое лицо как у хорька. И еще у него был подарок.
- Клеон Великий посылает эти туфли, как знак его любви к Дейенерис Бурерожденной, Матери Драконов.
Ирри поднесла Дени туфли и надела их ей на ноги. Они были сделаны из золочёной кожи и расшиты зеленоватым речным жемчугом. "Неужели король-мясник действительно думает, что пара симпатичных туфель поможет ему завоевать мою руку?"
- Король Клеон очень щедр, - сказала она, - поблагодарите его за прекрасный подарок.
"Несмотря на красоту, эти туфли явно сделаны для ребенка". Они были малы даже для миниатюрных ножек Дени.
- Великий Клеон будет рад узнать, что сумел вам угодить, - сказал Шаэль. - Его величество также приказал мне передать, что он готов защищать Матерь Драконов от всех её врагов.
"Если он опять предложит мне выйти за Клеона, я запущу в него туфлей", - подумала Дени, но на этот раз посол ни словом не обмолвился о женитьбе.
Вместо этого он произнёс:
- Пришло время для Астапора и Миэрина объединить свои силы против мудрых господ Юнкая, кровных врагов всех свободных людей. Великий Клеон приказал мне передать вам, что он и его новые Безупречные скоро смогут выступить.
"Эти его новые Безупречные - просто глупая шутка". Но Дени промолчала.
- Передайте королю Клеону, что с его стороны было бы мудрым шагом заботиться о собственных садах и позволить юнкайцам заботиться о своих.
Ей не то чтобы очень нравился этот город. Она всё больше сожалела о том, что, победив его армию, покинула Юнкай, не захватив город. Мудрые господа вернули рабов, едва она двинулась дальше, и теперь были заняты набором рекрутов, вербовкой наёмников и поиском против неё союзников. Хотя, самопровозглашенный Великим, Клеон был не лучше. Король-мясник также восстановил в Астапоре рабовладение, лишь поменяв местами бывших рабов и их хозяев.
- Я всего лишь юная девушка, и мало смыслю в военном искусстве, - предупредила она посла, - но до меня дошли слухи, что в Астапоре голодают. Пусть король Клеон накормит своих людей, прежде чем вести их в бой. - Она махнула Шаэлю рукой, показывая, что аудиенция закончена.
- Великолепная, - обратился к ней Резнак мо Резнак, - не желаете ли выслушать благородного Хиздара зо Лорака?
"Опять?"
Дени кивнула, и Хиздар вышел вперед. Высокий, очень стройный, с безупречно чистой кожей янтарного оттенка. Он поклонился на том самом месте, где недавно лежало мертвое тело Храброго Щита. "Он нужен мне", - напомнила себе Дени. Хиздар был богатым и влиятельным купцом, у которого было много друзей в Миэрине и ещё больше за морем. Он бывал в Волантисе, Лиссе и Кварте. Имел родственников в Толосе и Элирии, и даже, как говорили, имел некоторое влияние в Новом Гисе, с которым юнкайцы сейчас пытались вступить в союз против Дени и её правления.
А ещё он богат. Баснословно и сказочно богат...
"И станет еще богаче, если я удовлетворю его просьбу", - подумала она. Когда Дени закрыла бойцовые ямы в городе, их стоимость упала до нуля. Хиздар зо Лорак, не теряя времени даром, прибрал их к рукам, и теперь обладал почти всеми ямами Миэрина.
Красно-чёрные волосы этого аристократа были уложены в виде крыльев, расходящихся в стороны от висков, и казалось, будто его голова готова улететь от тела. Длинное лицо выглядело ещё длиннее из-за тонкой бороды, в которую были вплетены золотые кольца. Пурпурный токар украшала бахрома из аметистов и жемчуга.
- Ваше великолепие знает причину, из-за которой я здесь оказался.
- Полагаю да, - сказала Дени. - У вас нет иных забот, кроме как меня мучить. Сколько раз я вам уже отказывала?
- Пять раз, ваше великолепие.
- Значит, теперь уже шесть. Я не открою вновь бойцовые ямы.
- Если бы ваше величество выслушали мои аргументы...
- Я уже их слышала. Целых пять раз. Может, вы придумали что-то новое?
- Нет, они старые, - согласился Хиздар. - Но слова другие. Красивые и обходительные, более подходящие, чтобы заставить королеву изменить решение.
- Меня интересует причина вашей просьбы, а не ваше красноречие. Я слышала ваши доводы столько раз, что могу и сама просить за вас. Нужно? - она подалась вперед. - Бойцовые ямы Миэрина были его частью от самого основания. Бои имеют глубокую религиозную основу и являются кровавым жертвоприношением богам Гиса. Боевые искусства Гиса - это не резня, а демонстрация смелости, ловкости и силы, угодных богам. Победители всегда сыты, избалованы и осыпаны почестями, а проигравшие - с честью похоронены, как подобает бесстрашным воинам. Открывая ямы, я покажу горожанам свое уважение к их традициям и обычаям. Бойцовые ямы широко известны по всему миру. Они привлекают торговлю со всего света и пополняют казну. Все мужчины обожают кровопролитие, и ямы помогают удовлетворить это чувство. Это сделает мой город спокойнее. Для преступников, приговоренных к смерти на песке, ямы олицетворяют судебный поединок - последний шанс доказать невиновность. - Дени откинула волосы. - Всё. Ну, как у меня получилось?
- Ваше великолепие изложила суть дела намного лучше, чем я надеялся сделать это сам. Я вижу, что вы так же красноречивы, как и прекрасны. И полностью с вами согласен.
Она была вынуждена засмеяться.
- Вы, но не я.
- Ваше великолепие, - прошептал Резнак мо Резнак ей в ухо, - обычно десятая часть прибыли отправляется в городскую казну. Эти деньги могли бы быть направлены на благородные дела.
- Могли бы, но если мы вновь откроем, то должны будем взимать десятую часть со всего дохода до вычета расходов. Я всего лишь юная девушка и знаю мало, но я долго общалась с Кхаро Ксоаном Даксосом, чтобы это знать. Хиздар, если бы вы водили армии так же хорошо, как спорите, то завоевали бы мир... но мой ответ еще раз "нет". В шестой раз.
- Как пожелает королева, - он снова поклонился, так же низко, как и прежде. Его жемчужины и аметисты мягко коснулись пола. Очень гибкий и изворотливый человек этот Хиздар зо Лорак.
"Он мог бы быть красивым, если бы не эта глупая прическа", - подумала Дени. Резнак с Зелёной Милостью упрашивали её выйти замуж за миэринца благородного происхождения, чтобы подтвердить свои права на трон. Хиздар был бы кандидатом, стоящим пристального внимания. "И скорее уж он, чем Скахаз". Бритоголовый ради неё предложил отказаться от жены, но одна мысль о нём в качестве мужа заставляла её содрогнуться. Хиздар хотя бы умеет улыбаться.
- Великолепная, - продолжил Резнак, сверяясь со своим списком, - к вам желает обратиться благородный Граздан зо Галар. Согласны ли вы выслушать его просьбу?
- С большим удовольствием, - сказала Дени, разглядывая переливы золота и жемчуга на туфлях, подаренных Клеоном, стараясь не замечать их тесноты. Граздан, как её предупредили заранее, был кузеном Зелёной Милости, чью поддержку и совет Дени очень ценила. Жрица была голосом примирения, согласия и послушания законной власти. "Я выслушаю её кузена со всем вниманием, чего бы он ни попросил".
Оказалось, что его просьба сводится к золоту. Дени отказалась компенсировать великим господам стоимость освобожденных рабов, но миэринцы любым способом пытались выжать из неё деньги. Благородный Граздан был одним из них. С его слов, у него была рабыня, которая ткала замечательные ткани. Плоды ее труда высоко ценились, и не только в Миэрине, но и в Новом Гисе, Астапоре и Кварте. Когда женщина состарилась, Граздан купил полдюжины молоденьких девушек и приказал рабыне учить их ремеслу. Рабыня теперь уже умерла, а молодые, после освобождения, открыли мастерскую неподалеку от портовой стены и теперь торгуют собственной тканью. Газар зо Галар просил права на часть от их доходов:
- Они обязаны своим ремеслом мне, - утверждал он. - Это я купил их на рынке рабов и посадил за ткацкий станок.
Дени выслушала его молча. Когда он закончил, она спросила:
- Как звали старую ткачиху?
- Рабыню? - Граздан поёрзал, нахмурившись. - Её звали... Эльза, вроде бы. А может Элла. Она умерла шесть лет назад. У меня было столько рабов, ваше величество...
- Хорошо, предположим, ее звали Эльза. Вот наше решение. Девушки ничего вам не должны. Это Эльза научила их ткать, а не вы. А вот вы должны девушкам новый ткацкий станок - лучший из тех, что можно купить. Это за то, что вы забыли имя старухи.
Резнак вызвал бы очередного господина в токаре, но королева настояла, чтобы вместо этого он вызвал кого-то из освобождённых. Таким образом, она будет чередовать бывших рабов и хозяев. Всё больше и больше жалоб требовали денежной компенсации. После падения Миэрин был жестоко разграблен. Пирамиды богачей избежали худшего, однако кварталы победнее стали ареной грабежа и убийств восставших рабов и орд голодных, следовавших за ней из Юнкая и Астапора и прорвавшихся в сломанные ворота. Её Безупречные восстановили порядок, но резня оставила целую кучу проблем, и никто не знал каким законам следовать. Поэтому все шли к королеве.
Следующей по очереди была богатая женщина, у которой при защите города погибли сыновья и муж. Во время кровопролития она в ужасе бежала к своему брату, а когда вернулась, обнаружила, что её дом был превращен в бордель. Шлюхи нарядились в её одежды и щеголяли в её драгоценностях. Она требовала возвращения дома и ценностей:
- Одежду пусть оставят себе, - разрешила она. Дени пообещала ей вернуть драгоценности, но постановила, что дом был потерян, как только она оставила его.
Потом подошел бывший раб, обвинявший некоего аристократа из рода Жаков. Мужчина недавно женился на освобождённой, которая до захвата города была рабыней для постельных утех этого господина. Он лишил её девственности, пользовался ею для своего удовольствия, и, вдобавок, наградил её ребенком. Её новый муж требовал оскопить бывшего хозяина за изнасилование, и кошель золота на содержание бастарда. Дени пообещала ему золото, но отказала в остальном:
- Когда он возлежал с ней, ваша жена была его собственностью, с которой он был вправе делать все, что хотел. По закону, это не является изнасилованием. - Она видела, что её решение не понравилось просителю, но если будут кастрировать каждого, кто когда-то спал с рабыней, то скоро ей придется править городом евнухов.
Следом вышел мальчик младше Дени, худой и испуганный, в истрёпанном сером токаре. Его голос срывался, когда он поведал о том, как двое домашних рабов его отца восстали в ту ночь, когда были сломаны городские ворота. Один из них убил отца, другой - его старшего брата. Потом оба изнасиловали его мать и тоже убили. Сам мальчишка сумел сбежать, отделавшись только шрамом на лице, но один из убийц его семьи остался жить в его доме, а второй стал солдатом Матери. Он просил, чтобы обоих повесили.
"Я королева города, построенного на прахе и смерти", - отказывая ему, подумала Дени. Перед этим она объявила всеобщее помилование для тех, кто совершил преступления во время резни. И рабов, восставших против бывших хозяев, тоже наказывать не станет.
Когда она объяснила это мальчику, тот рванулся вперед к ней, но запутался в токаре и растянулся на пурпурном мраморном полу. Бельвас Силач тут же оказался на нем. Огромный темнокожий евнух поднял его одной рукой и начал трясти, словно мастифф крысу.
- Довольно, Бельвас, - сказала Дени. - Отпусти его.
Потом она обратилась к мальчику:
- Береги этот токар, потому что он спас тебе жизнь. Если бы ты в гневе коснулся меня, то остался бы без руки. Ты еще мальчик, и мы забудем о том, что здесь случилось. И тебе следует поступить так же.
Но когда он, уходя, оглянулся через плечо, Дени встретилась с ним взглядом и поняла: "У Гарпии появился новый сын".
К полудню Дейенерис уже чувствовала всю тяжесть короны и жёсткость скамьи под собой. Но из-за того, что её аудиенции ожидало ещё много народа, она не прервалась даже для трапезы. Вместо этого отправила Чхику на кухню за блюдом с лепёшками, оливками, фигами и сыром. Она слушала, отправляя в рот кусочки пищи, и запивала их из кубка разбавленным вином. Фиги были отличные, а оливки и того лучше, а вот вино оставляло во рту неприятный металлический привкус. Из мелкого белесого местного винограда получалось удивительно плохое вино.
"Нам не следует торговать этой гадостью". К тому же, великие господа уничтожили лучшие виноградники вместе с оливковыми рощами.
После полудня к ней явился скульптор с предложением заменить голову огромной бронзовой гарпии на Площади Очищения образом Дени. Она постаралась отказать ему со всей возможной вежливостью. В водах Скахазадхана была поймана щука неслыханного размера, и рыбак решил отнести эту рыбу королеве. Она восхитилась подарком, наградив рыбака увесистым кошелем серебра, а щука отправилась вниз на кухню. Медник преподнес ей ослепительную кольчугу. Она приняла её с благодарностью. Кольчуга была сделана превосходно, к тому же полированная медь должна красиво блестеть на солнце, хотя в настоящем бою Дени предпочла бы обычную сталь. Это знают даже молоденькие девушки, мало понимающие в войнах.
К этому времени терпеть туфли, присланные королем-мясником, стало совсем невозможно. Она скинула их, и села, подогнув одну ногу под себя, и покачивая второй. Это поза была не совсем подходящей величественной королевской особе, но Дени устала быть величественной. От короны болела голова, а ягодицы занемели.
- Сир Барристан, - позвала она, - я поняла, какое качество больше всего необходимо королю.
- Смелость, ваше величество?
- Нет, - улыбнулась она, - ягодицы из железа. Я всё время вынуждена сидеть.
- Ваше величество слишком много делают сами. Вы должны позволить своим советникам принимать на себя часть ваших забот.
- У меня слишком много советников. А мне нужны подушки, - она повернулась к Резнаку. - Сколько осталось просителей?
- Трое и ещё двадцать, если угодно вашему великолепию, и столько же жалоб, - сенешаль просмотрел бумаги. - Один теленок и три козы. Остальные, без сомнения, окажутся овцами или ягнятами.
- Три и ещё двадцать, - вздохнула Дени. - Аппетиты моих драконов, с тех пор как мы стали выплачивать компенсацию пастухам, все увеличиваются. Их требования доказуемы?
- Некоторые приносят обгоревшие кости.
- Все умеют разводить костер. Люди тоже жарят ягнятину. Обгоревшие кости ничего не доказывают. К тому же, Бурый Бен Пламм утверждает, что в холмах за городом водятся красные волки, шакалы и дикие собаки. Должны ли мы выплачивать компенсацию за каждую задранную ими овцу от Юнкая до Скахазадхана?
- Нет, великолепная, - Резнак поклонился. - Отправить обманщиков прочь или прикажете их высечь?
Дейенерис заерзала.
- Никто не должен бояться приходить ко мне. - Она не сомневалась, что какие-то из жалоб были выдуманные, но была уверенна и в том, что по большей части они были истинными. Её драконы слишком выросли, чтобы гоняться за крысами, собаками и кошками, как раньше. "Чем больше они едят, тем больше становятся, - предупредил её сир Барристан, - а чем больше становятся, тем больше едят". Дрогон улетал особенно далеко и мог легко проглатывать по овце в день.
- Выплатите им стоимость их скота, - приказала она Резнаку. - Но в следующий раз заставьте каждого жалобщика сперва явиться в Храм Милости и поклясться священной клятвой богам Гиса.
- Будет исполнено, - Резнак повернулся к просителям. - Её величество королева приказала возместить вам ущерб за утраченный скот. - Объявил он им на гискарском наречии. - Явитесь завтра к моим помощникам, и вам заплатят монетой или товаром, по вашему выбору.
Люди молча выслушали.
"Они могли бы выглядеть и повеселее, - подумала Дени. - Они получили то, ради чего пришли. Как еще угодить этим людям?"
Когда все направились к выходу, один из просителей остался - приземистый мужчина с обветренным лицом в бедной одежде. На голове у него была копна красно-черных волос, остриженная на уровне ушей. В руке он держал тёмный холщовый мешок. Он стоял повесив голову, уставившись в мраморный пол, словно не имел представления, куда ему идти. "А этому что от меня надо?" - удивилась Дени.
- Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, - выкрикнула Миссандея высоким приятным голосом.
Когда Дени поднялась, её токар начал сползать. Она подхватила его и подтянула на место.
- Эй, ты, с мешком, - позвала она. - Ты хочешь говорить с нами? Можешь приблизиться.
Когда он поднял свое лицо, стало видно, что его глаза были красны словно свежие раны. Дени заметила, что сир Барристан белой тенью скользнул к ней ближе. Человек приблизился неуверенной походкой, шаг за шагом, сжимая в руках мешок.
"Пьян или болен", - решила Дени. Под его сломанными ногтями была земля.
- Что это? - спросила она. - У тебя какая-то жалоба или просьба к нам? Чего ты хочешь от нас?
Он нервно облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы:
- Я... я принес...
- Кости? - нетерпеливо продолжила она. - Обгорелые кости?
Он поднял мешок и высыпал его содержимое на мрамор.
Это и в самом деле были кости - сломанные и почерневшие. Длинные из них были расколоты, с выеденным мозгом.
- Это сделал чёрный... - произнес человек на грубом гискарском. - Он спустился с неба крылатой тенью и... и... и...
"Нет, - подумала она, - нет, нет, о, нет!"
- Ты что оглох, дурак? - Резнак мо Резнак заорал на него. - Ты что не слышал моего объявления? Приходи завтра к моим помощникам, и тебе заплатят за твою овцу.
- Резнак, - тихо сказал сир Барристан. - Придержи язык и открой глаза. Это не овечьи кости.
"Нет, - подумала Дени. - Это кости ребенка".
ДЖОН
У подножия бледного утеса, высокого, как само небо, среди чёрных деревьев бежал белый волк. Луна следовала за ним в звёздной вышине, мелькая в просветах между переплетением голых ветвей над головой.
- Сноу, - прошептала луна.
Но волк не ответил. Под его лапами скрипел снег, среди деревьев вздыхал ветер. Откуда-то издалека до него доносился зов сородичей - таких же, как он.
Они тоже охотились. Ливень хлестал холодными струями, обдавая шкуру его чёрного брата, терзавшего тушу огромного козла, дождь смывал кровь из раны в том месте, где бок был вспорот длинным рогом жертвы. В другом месте его младшая сестра подняла голову, чтобы пропеть луне свою песню, а сотня меньших серых братьев прервала свою охоту, чтобы к ней присоединиться. В холмах, где они находились, было теплее, и в изобилии водилась дичь. Много ночей стая его сестры лакомилась мясом овец, коров и лошадей, украденных у людей, а иногда волки пробовали и человеческую плоть.
- Сноу, - хихикая, снова позвала луна.
Белый волк неслышно следовал по следу, оставленному человеком у подножия заснеженного утеса. На языке был привкус крови, а в ушах звенела песнь сотен братьев. Когда-то их было шестеро- пять пищащих слепышей в снегу подле мёртвой матери, и он, одинокий, отползший в сторону, пока младшие сосали холодное молоко из её омертвевших сосков. Теперь в живых осталось четверо... и присутствие одного из них белый волк не ощущал уже давно.
- Сноу, - настаивала луна.
Белый волк убегал от этого зова, мчась навстречу пропасти ночи, в которой скрылось солнце. Его дыхание стыло клубами в морозном воздухе. В беззвёздную ночь огромный утес был чёрен как камень, тёмной громадой возвышаясь над широким простором, однако сейчас в лунном свете он, подобно замёрзшему водопаду, сиял тусклым светом и льдом. Волчья шуба была густой и косматой, но когда поверх льда дул пронизывающий ветер, не спасал даже такой мех. На другой стороне ветер был ещё холоднее, и волк тотчас почувствовал это. Там был его брат, серый, пахнущий летом.
- Сноу, - сосульки посыпались с ветвей. Белый волк повернулся и обнажил зубы.
- Сноу! - волк ощетинился, когда деревья расступились перед ним.
- Сноу, Сноу, Сноу! - он услышал хлопанье крыльев. Сквозь тьму пролетел ворон.
Он с глухим стуком опустился на грудь Джона Сноу, скрежетнув когтями.
- Сноу! - выкрикнул ворон прямо ему в лицо.
- Я слышу. - Комната была темной, а тюфяк - жёстким. Серый полумрак сочился сквозь ставни, предвещая ещё один тусклый холодный день. - Вот как ты будил Мормонта? Убери свои перья подальше от моего лица. - Джон выпростал руку из-под одеяла, чтобы согнать птицу. Ворон был крупным, старым, взъерошенным, наглым и совсем не боялся людей.
- Сноу, - прокричал он, взлетев на свой насест. - Сноу, Сноу.
Джон сгрёб подушку и кинул, но птица вспорхнула раньше. Подушка ударилась о стену и порвалась, разбросав повсюду своё содержимое. Как раз в этот момент в дверной проем просунулась голова Скорбного Эдда Толлетта.
- Прошу прощения, - произнёс стюард, не обращая внимания на облако перьев, - милорд хочет, чтобы я приготовил завтрак?
- Зерно, - прокаркал ворон. - Зерно, зерно.
- Зажарь ворона, - предложил Джон, - и принеси полпинты пива.
Джону всё ещё было непривычно иметь собственного стюарда и слугу. Ещё совсем недавно он сам точно так же готовил завтрак для Лорда Командующего Мормонта.
- Три зёрнышка и один зажаренный ворон, - сказал Скорбный Эдд. - Отлично, милорд, только Хобб уже сварил яйца, чёрную сосиску и приготовил печёные яблоки с черносливом. Печёные яблоки просто превосходны, если не считать чернослива. Лично я бы чернослив есть не стал. Как-то раз Хобб нафаршировал им курицу вместе с каштанами и морковью. Никогда не доверяйте поварам, милорд. Нашпигуют тебя черносливом, а ты и не заметишь.
- Позже, - завтрак мог подождать. Станнис ждать не станет. - Сегодня ночью происшествия в лагере с пленными были?
- Нет, милорд, с тех пор, как вы поставили охранников присматривать за другими охранниками.
- Хорошо.
Под Стеной была заперта тысяча одичалых-пленников Станниса Баратеона, захваченных во время разгрома орды Манса Налётчика. Многие пленники были женского пола, и некоторые охранники выкрадывали их из-за частокола, чтобы согреть свою постель. Так поступали все подряд: люди короля, королевы, даже попытался кое-кто из Чёрных братьев. Мужчины есть мужчины, а это были единственные женщины на много лиг вокруг.
- Сдались ещё двое одичалых, - продолжил Эдд. - Мать с девочкой, путавшейся у неё в юбке. С ней ещё карапуз, с ног до головы закутанный в мех, но он был мёртв.
- Мёртв, - повторил следом ворон. Это было одно из любимых птичьих словечек. - Мёртв, мёртв.
Каждую ночь к ним прибивалось всё больше свободного народа - голодные и наполовину окоченевшие создания, спасшиеся во время битвы под Стеной только для того, чтобы приползти назад, осознав, что им негде больше укрыться.
- Вы допросили мать? - спросил Джон. Станнис Баратеон разгромил орду Манса Налётчика и захватил в плен самого Короля-за-Стеной... Но одичалые всё равно остались: Плакальщик и Тормунд Великанья Смерть, и ещё тысячи других.
- Да, милорд, - ответил Эдд. - Но она знает лишь то, что ей удалось бежать во время битвы и спрятаться в лесу. Мы накормили её овсянкой и отправили за забор, а её младенца сожгли.
Сожжение мертвых детей перестало волновать Джона Сноу, а вот живых - другое дело. Он вспомнил: "Два короля, чтобы пробудить дракона. Сначала отец, потом сын, чтобы оба умерли королями". Эти слова прошептал один из людей королевы, когда мейстер Эйемон промывал его раны. Джон отмахнулся, посчитав их всего лишь горячечным бредом раненого, но мейстер Эйемон был другого мнения.
- В королевской крови есть сила, - предупредил старый мейстер. - И люди получше Станниса делали с ней вещи и похуже.
"Король может быть жестоким и беспощадным, да, но причем тут грудное дитя? Только чудовище способно бросить живого ребенка в огонь".
Джон отлил в темноте, наполнив ночной горшок под жалобные комментарии пернатого любимца Старого Медведя. Волчьи сны становились всё сильнее, и он обнаружил, что помнит их, даже проснувшись. Призрак знал, что Серый Ветер мертв. Робб умер в Близнецах, преданный теми, кого считал друзьями, и его лютоволк был убит вместе с ним. Бран с Риконом тоже убиты, обезглавлены по приказу Теона Грейджоя, бывшего некогда воспитанником их лорда-отца... Но если сны не лгут, их лютоволки сумели спастись. Один из них появлялся у Короны Королевы и спас Джону жизнь.
"Должно быть, это Лето. Это у него шкура была серой, а у Лохматого Песика - чёрной".
Ему было интересно, могла ли хоть какая-то часть души его мертвых братьев перейти их волкам.
Джон наполнил таз из кувшина рядом с кроватью, умыл лицо и руки, надел свежий наряд из чёрной шерсти, затянул шнурки на чёрной кожаной куртке и натянул пару поношенных сапог. Ворон Мормонта понаблюдал за ним проницательными чёрными глазами, потом выпорхнул в окно.
- Считаешь меня своим рабом? - Джона обдало утренним холодом, пока он затворял окно - ромб толстого жёлтого стекла. Он вдохнул полной грудью, чтобы стряхнуть с себя ночной морок. Ворон улетел. "Эта птица слишком умна". Она долгие годы была спутником Старого Медведя, но это не помешало ей клевать его лицо, когда тот умер.
За дверью спальни лестничный пролёт спускался в большую комнату, убранство которой составляли обшарпанный сосновый стол и дюжина дубовых стульев, обитых кожей. После того, как Станнис обосновался в Королевской Башне, а Башня Лорда Командующего сгорела дотла, Джон расположился в скромной келье Донала Нойе, находившейся за арсеналом. Потом, разумеется, ему нужно будет подыскать себе помещение попросторнее, но сейчас, пока он свыкается с ролью командующего, и это вполне сойдет.
Грамота, что король предложил ему на подпись, лежала на столе под серебряным кубком, когда-то принадлежавшим Доналу Нойе. Однорукий кузнец оставил после себя скудное наследство: кубок, шесть пенни, медную звезду, червлёную брошь со сломанной застежкой и покрытый плесенью парчовый дублет, на котором красовался олень Штормового Предела.
"Его настоящим сокровищем были инструменты, а также мечи и ножи, которые он ковал. Вся его жизнь прошла в кузнице".
Джон сдвинул кубок в сторону и снова прочел пергамент.
"Если я поставлю здесь свою подпись, меня навсегда запомнят как лорда-командующего, который предал Стену, - пронеслось у него в голове. - А если я откажусь..."
Станнис Баратеон доказал, что он неуживчивый гость - и беспокойный к тому же. Он спускался по Королевскому Тракту почти до Короны Королевы, рыская по опустевшим хижинам Кротового городка и обозревая руины фортов у Королевских Врат и Дубового Щита. Каждую ночь он взбирался на Стену с леди Мелисандрой, а днём навещал лагерь, отбирая пленных, чтобы красная женщина могла их допросить. Он не любит, когда ему отказывают. Джон опасался, что утро будет не из приятных.
Со стороны арсенала доносилось бряцанье клинков и щитов - там снаряжалась вновь прибывшая группа парнишек и новобранцев. Джон слышал голос Железного Эммета, призывавшего их поторапливаться. Коттер Пайк был очень недоволен тем, что потерял его, но у молодого разведчика был настоящий дар к обучению новобранцев. "Ему нравится сражаться, и он научит своих парней тоже любить драку". По крайней мере, Джон на это надеялся.
Плащ Джона висел у двери на крючке, а пояс на соседнем. Он надел то и другое и направился прямиком в арсенал. По пути он заметил, что подстилка, на которой обычно спал Призрак, пустовала.
В дверях стояли двое вооруженных копьями часовых в чёрных плащах и железных полушлемах.
- Милорду нужно сопровождение? - спросил Гарс.
- Думаю, я сумею найти Королевскую Башню без посторонней помощи, - Джон ненавидел эту привычку солдат ходить за ним повсюду, куда бы он ни направился. Он чувствовал себя гусыней, сопровождаемой выводком гусят.
Парни Железного Эммета заняли почти весь двор, тупые мечи лязгали друг о друга и с грохотом врезались в щиты. Джон задержался, чтобы понаблюдать, как Конь наседает на Хоп-Робина, тесня его к колодцу. "У Коня задатки неплохого бойца", - решил он про себя. Он силен и становится ещё сильнее, и у него есть чутьё. С Хоп-Робином все обстояло совершенно иначе. Мало того, что он косолап, но вдобавок к этому ещё и боится ударить. "Возможно, из него лучше бы сделать стюарда".
Схватка закончилась внезапно, когда Хоп-Робин очутился на земле.
- Отличный бой, - обратился Джон к Коню. - Но, наседая, ты опускаешь щит слишком низко. Либо ты исправишься, либо однажды из-за этого тебя убьют.
- Да, милорд. В следующий раз я буду держать его повыше.
Конь поставил Хоп-Робина на ноги, и мальчишка неуклюже поклонился.
В дальнем конце двора несколько рыцарей Станниса затеяли тренировочный бой.
"Люди короля в одном углу, люди королевы в другом, - не преминул отметить Джон, - но здесь лишь малая часть их воинства. Им слишком холодно".
Когда Джон проходил мимо, его громогласно окликнули:
- Парень! Эй, ты! Парень!
Парень было не самым худшим из того, что он слышал в свой адрес с момента избрания лордом-командующим. Он не откликнулся.
- Сноу, - настаивал голос, - Лорд-командующий.
На сей раз он остановился.
- Сир?
Рыцарь был выше его на шесть дюймов.
- Человек, носящий валирийскую сталь, должен пользоваться ею не только для того, чтобы чесать свой зад.
Джон встречал этого человека у замка. Послушать его - так он был знаменитейшим рыцарем. Во время битвы под Стеной сир Годри Фарринг одолел убегавшего великана - настигнув его верхом, он нанес удар копьём в спину, а потом, спешившись, отрубил уродливую маленькую голову чудища. Люди королевы прозвали его Годри Убийца Великанов. Джону вспомнилась Игритт с её печальной песней о последнем великане.
- Я пользуюсь Длинным Когтем, только когда вынужден, сир.
- Так ли ты хорош в деле, а? - Сир Годри выхватил свой меч. - Покажи-ка нам. Обещаю не делать тебе больно, парень.
"Как мило с твой стороны", - подумал Джон.
- Как-нибудь в другой раз, сир. Боюсь, сейчас у меня есть неотложные дела.
- Боишься. Оно и видно, - бросил сир Годри, ухмыляясь своим приятелям. - Он боится, - повторил он тем, до кого ещё не дошло.
- Прошу меня извинить, - Джон показал им спину.
Чёрный Замок в неярком предрассветном свете казался угрюмым и заброшенным.
"Мой отряд, - уныло подумалось Джону, - от него почти ничего не осталось, совсем как от этой крепости".
От Башни Лорда Командующего сохранился лишь остов, Общий Зал стал кучей обгоревших головешек, Башня Хардина выглядела настолько ветхой, что, казалось, развалится от любого дуновения ветра... хотя такой она была уже долгие годы. За ними возвышалась Стена - огромная, отталкивающая и холодная, она была облеплена людьми, строители приделывали к ней новую лестницу, соединяя воедино остатки старой. Люди трудились от рассвета до заката. В отсутствие лестницы иного способа добраться до верха Стены, кроме подъёмника, не было. А он не справится, если одичалые снова сунутся.
Над крышей Королевской Башни, как раз в том месте, где не так давно с луком в руках вместе с Глухим Диком Фоллардом и Атласом прятался Джон Сноу, сражаясь с теннами и вольным народом, будто хлыст громко хлопал на ветру огромный золотой штандарт дома Баратеонов. На ступенях у входа, поёживаясь, стояли два человека королевы. Руки они засунули подмышки, а копья прислонили к косяку.
- Ваши перчатки из ткани вам не помогут, - заявил им Джон. - Обратитесь завтра к Боуэну Маршу, он выдаст каждому из вас по паре кожаных рукавиц с мехом.
- Так и сделаем, милорд, и спасибо вам! - ответил стражник постарше.
- Если только до этого наши хреновы руки не отмерзнут напрочь, - добавил стражник помоложе, пар от дыхания окутывал его морозным туманом. - Я-то думал, это в Дорнийских Марках по-настоящему холодно. Откуда мне было знать, что такое бывает?
"Неоткуда, - подумал Джон Сноу. - Также как и мне".
На полпути вверх по винтовой лестнице он наткнулся на спускавшегося Сэмвела Тарли:
- Ты от короля? - спросил его Джон.
Сэм кивнул:
- Мейстер Эйемон послал меня с письмом.
- Понятно.
Некоторые лорды доверяли мейстерам читать за них свою корреспонденцию и докладывать содержимое, но Станнис настаивал на том, чтобы вскрывать почту лично.
- И как Станнис его воспринял?
- Не слишком радостно, судя по его лицу, - Сэм перешел на шёпот. - Подразумевалось, что мне не следует об этом болтать.
- Тогда не будем.
Джону стало интересно, какой из знаменосцев его отца отказал в повиновении королю Станнису на сей раз. "Когда Кархолд выступил в его поддержку в прошлый раз, он довольно быстро раструбил об этом всей округе".
- Есть успехи в упражнениях с луком?
- Я раскопал отличную книгу о стрельбе из лука, - Сэм нахмурился. - Но стрелять из него сложнее, чем читать об этом. У меня все руки в мозолях.
- Продолжай заниматься. Нам может пригодиться твой лук на Стене, если как-нибудь тёмной ночью к нам пожалуют Иные.
- Ох, надеюсь, что до этого не дойдет.
За дверьми королевских покоев Джон наткнулся на новых стражников.
- К его величеству не разрешается входить с оружием, милорд, - заявил их сержант. - Отдайте меч мне. И ножи тоже.
Джон знал, что спорить бесполезно. Он безропотно сдал им свой арсенал.
Внутри было тепло. Леди Мелисандра сидела у огня, рубин на шее тускло мерцал на бледной коже. Игритт была только поцелована огнем, красная же жрица сама являлась воплощением огня, а её волосы - кровью и пламенем. Станнис стоял у грубо сколоченного стола, за которым когда-то восседал и обедал Старый Медведь. Весь стол покрывала огромная карта севера, представлявшая собой раскрашенный кусок ободранной шкуры. С одного края её прижимала к столу сальная свеча, с другой - рыцарская перчатка.
На короле были шерстяные штаны и стеганый дублет, но почему-то он выглядел скованным и неуклюжим, словно был в полном боевом облачении. Его кожа походила на белёный пергамент, а коротко подстриженная борода казалась нарисованной на нем. Редкая поросль на висках - всё, что осталось от его чёрной шевелюры. В руках он держал пергамент со сломанной печатью из тёмно-зеленого воска.
Джон преклонил колено. Король хмуро уставился в его сторону, сердито отшвырнув пергамент.
- Поднимись. Ответь мне, кто такая Лианна Мормонт?
- Она одна из дочерей леди Мейдж, сир. Младшая из них. Её назвали в честь сестры моего лорда-отца.
- Не сомневаюсь, что для того чтобы завоевать его расположение. Я знаю, как всё это делается. Сколько лет этой жалкой пигалице?
Джону пришлось на мгновение задуматься:
- Десять. Или что-то около того. Могу я поинтересоваться, чем она оскорбила Ваше Величество?
Станнис зачитал отрывок из письма:
- "Медвежий Остров не признает иного короля, кроме Короля Севера, и имя его - Старк".
- Ты сказал, что ей десять, а она смеет дерзить своему законному повелителю, - его коротко остриженная борода казалась тенью на впалых щеках. - Смотри, держи это при себе, лорд Сноу. Кархолд со мной, и это всё, о чем должно быть известно. Мне вовсе не нужно, чтобы твои братья начали рассказывать направо и налево о том, что какая-то девчонка оплевала меня с ног до головы.
- Как прикажете, сир.
Джон знал, что Мейдж Мормонт ушла на юг с Роббом. Её старшая дочь тоже присоединилась к армии Молодого Волка. Даже если обе погибли, то у леди Мейдж были другие дочери, и некоторые уже обзавелись собственными детьми. Может, они тоже ушли с Роббом? Разумеется, леди Мейдж оставила бы хоть одну из старших дочерей присматривать за кастеляном замка. Он не понимал, с какой стати Лианна написала Станнису, но другая его часть, напротив, задавалась вопросом: что было бы, если бы отправленное девушке письмо было запечатано не оленем, а лютоволком, и подписано Джоном Старком, лордом Винтерфелла?
"Слишком поздно для подобных сомнений. Ты сделал свой выбор".
- Я отправил два десятка воронов, - пожаловался король, - и не получил другого ответа, кроме молчания и неповиновения. Присяга своему королю является обязанностью каждого верноподданного. Но все знаменосцы твоего лорда-отца, не считая Карстарков, отвернулись от меня. Неужели на всем севере не нашлось ни одного человека чести, кроме Арнольфа Карстарка?
Арнольф был дядей последнего лорда, Рикарда. Он стал кастеляном Кархолда, когда его племянник с сыновьями отправились с Роббом на юг, и он первым прислал ворона Станнису, объявив о своей присяге. У Карстарков и не было иного выбора, вынужден был признать Джон. Рикард Карстарк предал лютоволка и пролил львиную кровь. Единственной надеждой Кархолда был олень, и Станнис это понимал не хуже Джона.
- В подобное смутное время даже люди чести сомневаются, что именно считать своим долгом. Ваше величество, вы не единственный король, требующий от них верности.
- Скажи мне, лорд Сноу, - возмутилась леди Мелисандра, - где были эти короли, когда дикари штурмовали твою Стену?
- В тысячах лиг отсюда, и глухие к нашим просьбам, - ответил Джон. - Я этого не забыл, миледи. И не забуду. Но у знаменосцев моего отца есть жёны и дети, которых нужно защищать, и есть народ, который погибнет, если они сделают неверный выбор. Его величество слишком много от них требует. Дайте им время, и вы получите ответ.
- Такой же? - Станнис смял письмо Лианны в кулаке.
- Даже на севере люди боятся гнева Тайвина Ланнистера. Болтоны враги ничуть не лучше. У них не случайно на знамёнах оказался ободранный до мяса человек. Северяне уехали с Роббом, проливали кровь за него, за него и погибли. Они сыты по горло горем и смертью, а тут вы являетесь к ним с предложением перейти на службу к новому господину. И вы ещё вините их за то, что они отказываются? Простите, ваше величество, но некоторые из них видят в вас всего лишь очередного обречённого претендента.
- Если его величество обрёчен, то обречено все королевство, - парировала Мелисандра. - Запомни это, лорд Сноу. Перед тобой стоит единственный истинный король Вестероса.
Джон постарался не измениться в лице.
- Как скажете, миледи.
Станнис фыркнул.
- Ты скуп на слова, как иные на золотых драконов. Интересно, сколько у тебя золота в копилке?
- Золота?
Не этих ли драконов собирается оживлять красная женщина? Драконов из золота?
- Тот налог, что с нас требуют, мы платим службой, ваше величество. Дозор богат репой, но у нас худо с деньгами.
- Репа не устроит Салладора Саана. Мне требуется золото или серебро.
- За этим вам лучше обратиться в Белую Гавань. Город не сравнится со Староместом или Королевской Гаванью, но это всё равно процветающий порт. Лорд Мандерли богатейший среди знаменосцев моего отца.
- Как же! Лорд-Слишком-Жирный-Чтобы-Сесть-На-Коня.
В письме, что лорд Виман Мандерли отправил в ответ из Белой Гавани, говорилось о том, что он стар и немощен, и ещё кое-что. Станнис приказал Джону и об этом не распространяться.
- Возможно, его светлость порадует жена из одичалых? - сказала леди Мелисандра. - Этот толстяк женат, лорд Сноу?
- Его леди-жена умерла много лет назад. У лорда Вимана двое взрослых сыновей и внуки от старшего из них. И он действительно слишком толст, чтобы сесть на коня. В нем, по меньшей мере, тридцать стоунов. Вель ни за что не согласится за него выйти.
- Может, ты хоть раз попытаешься дать ответ, который меня устроит, лорд Сноу? - проворчал король.
- Я надеялся, что правда вас устроит куда больше, сир. Ваши люди зовут Вель принцессой, но для одичалых она всего лишь сестра мёртвой жены их короля. Если вы собираетесь принудить её выйти замуж за того, кого она не желает, то, скорее всего, она перережет ему горло в первую брачную ночь. И даже если она согласится, это не значит, что одичалые последуют за ним или за вами. Единственный, кто способен удержать их вместе для вашей пользы - это Манс Налётчик.
- Мне это известно, - невесело ответил Станнис. - Я провёл много часов, разговаривая с этим человеком. Он многое знает о нашем истинном враге, и он хитёр, уверяю тебя. Но даже если он откажется от своего титула, он всё равно остается клятвопреступником. Оставь в живых хоть одного дезертира - и это лишь подтолкнёт к дезертирству других. Нет. Законы должны быть сделаны из железа, а не из пудинга. Жизнь Манса Налетчика обречена по всем законам Семи Королевств.
- За Стеной нет законов, ваше величество. А вы могли бы использовать Манса с пользой для себя.
- Я так и сделаю. Я сожгу его и покажу всему северу, как я расправляюсь с трусами и предателями. Я выберу другого вожака для дикарей. И не забывай, у меня еще есть сын Налётчика. Когда отец умрет, его отродье станет Королем-за-Стеной.
- Ваше Величество заблуждается.
Игритт любила повторять: "Ты ничего не знаешь, Джон Сноу!", но он знал.
- Ребенок не больше принц, чем Вель - принцесса. Никто не может стать Королем-за-Стеной просто потому, что им был его отец.
- Вот и хорошо, - ответил Станнис, - потому что я не потерплю в Вестеросе других королей. Ты подписал бумагу?
- Нет, ваше величество.
"Началось".
Джон сжал обожжённые пальцы в кулак и вновь разжал.
- Вы просите слишком многого.
- Прошу? Я просил тебя стать лордом Винтерфелла и Хранителем Севера. А эти замки я требую.
- Мы уступили вам Твердыню ночи.
- Одни крысы и развалины. Это подачка, которая не стоила дарителю ровным счетом ничего. Да твой же собственный человек, Ярвик, сказал, что через полгода в замке и так не осталось бы ни одной живой души.
- Другие замки ничуть не лучше.
- Мне это известно. Но сути дела не меняет. Это всё, что у нас есть. Вдоль Стены находится девятнадцать замков, а людей у тебя хватит только на три из них. Я же собираюсь еще до конца года полностью укомплектовать их гарнизоны.
- Я и не спорю, сир, но в грамоте говорится, что вы передаете эти замки своим рыцарям и лордам, чтобы они, будучи вассалами вашего величества, содержали их в качестве своих собственных.
- Короли должны быть щедрыми со своими сторонниками. Неужели лорд Эддард ничему не научил своего бастарда? Многие мои лорды и рыцари оставили свои богатые земли и крепкие замки на юге. Неужели их верность должна остаться неоплаченной?
- Если ваше величество хочет растерять всех знаменосцев моего отца, нет ничего проще, чем сделать это, раздав северные владения южным лордам.
- Как это я потеряю то, чего у меня нет? Если не забыл, я хотел отдать Винтерфелл истинному северянину. Сыну Эддарда Старка. Он же швырнул мое предложение мне в лицо. - Станнис Баратеон обсасывал свою обиду, словно собака любимую кость. Он уже обглодал её подчистую.
- По праву Винтерфелл принадлежит моей сестре Сансе.
- Леди Ланнистер, ты хотел сказать? Неужели ты с легкостью стерпишь Беса, взгромоздившегося на трон твоего отца? Обещаю, лорд Сноу - пока я жив, этого не случится.
Джон знал, что лучше не настаивать.
- Сир, поговаривают, что вы также хотели дать земли и замки Гремучей Рубашке и магнару теннов.
- Кто тебе сказал?
Слухи ходили по всему Чёрному Замку.
- Если вам так уж важно - я услышал это от Лилли.
- Кто эта Лилли?
- Это кормилица, - ответила леди Мелисандра. - Ваше величество разрешили ей свободно ходить по замку.
- Но не разрешал распускать сплетни. Она нужна из-за своих грудей, а не ради языка. Мне нужно от неё побольше молока и поменьше россказней.
- Черному Замку не нужны бесполезные едоки, - согласился Джон. - Я отправлю Лилли на юг со следующим кораблём, уходящим из Восточного Дозора.
Мелисандра прикоснулась к рубину на шее:
- Лилли кормит сына Даллы вместе со своим. Не слишком ли жестоко разлучать нашего принца со своим молочным братом, милорд?
"Осторожно, теперь очень осторожно".
- Молоко матери - это всё, что их роднит. Сын Лилли крупнее и крепче. Он брыкается и щиплет принца, отталкивая его от груди. Его отцом был Крастер, жестокий и жадный человек. В ребенке говорит его кровь.
Король удивился.
- Я считал, что кормилица - дочь этого твоего Крастера.
- Жена и дочь одновременно, ваше величество. Крастер брал в жёны собственных дочерей. Мальчик Лилли является плодом этого союза.
- Ёе собственный отец сделал ей ребенка? - Станнис был ошарашен подобным известием. - Тогда от неё нужно немедленно избавиться. Я не потерплю подобного непотребства. Здесь не Королевская Гавань.
- Я постараюсь подыскать другую кормилицу. Если не найду среди одичалых, отправлю кого-нибудь поискать среди горных кланов. Если угодно вашему величеству, пока что мы можем давать ребёнку козье молоко.
- Неподходящее питание для принца... но лучше, чем молоко какой-то шлюхи, - Станнис постучал пальцами по карте. - Возвращаясь к фортам...
- Ваше величество, - с холодной любезностью сказал Джон. - Я приютил и кормлю ваших людей за счет наших драгоценных зимних запасов. Я одеваю их, чтобы они не замерзали.
Но Станнис не успокоился:
- Да, ты поделился солониной и овсянкой и отдал часть ваших чёрных лохмотьев, чтобы дать нам немного согреться. Тех самых, что одичалые содрали бы с ваших трупов, не появись я на севере.
Джон проигнорировал этот выпад:
- Я даю корм вашим лошадям, и как только будет закончена лестница, передам вам своих строителей, чтобы укрепить Ночной форт. Я даже согласился разрешить заселить одичалыми Дар, который навечно был передан Ночному Дозору.
- Ты предлагаешь мне пустующую и разорённую землю, но отказываешься отдать замки, которые нужны мне, чтобы отблагодарить моих знаменосцев и лордов.
- Эти замки строил Ночной Дозор...
- И Ночной Дозор их же бросил.
- ... чтобы защищать Стену, - упрямо закончил Джон. - И они не предназначались ни для одичалых, ни для южан. Камни этих фортов стоят на крови и костях моих братьев, умерших давным-давно. Я не могу их отдавать вам.
- Не можешь или не хочешь? - Жилы на шее короля стали острыми, как лезвия меча. - И не забывай, я предложил тебе имя.
- У меня уже есть имя, ваше величество.
- Сноу. Есть ли на свете имя с худшим подтекстом? - Станнис дотронулся до рукояти меча. - Да кто ты вообще такой?
- Дозорный на Стене. Меч во тьме.
- Не заговаривай мне зубы вашими присказками. - Станнис вытащил свой меч, который называл Светозарным. - Вот он, твой меч во тьме. - Вниз и вверх по клинку скользил свет - то красный, то жёлтый, то оранжевый, окрашивая лицо короля резкими и яркими тонами. - Даже зелёному юнцу это ясно. Ты, часом, не слепой?
- Нет, сир. Я согласен, эти замки нуждаются в гарнизонах...
- Мальчишка командующий согласен. Какое счастье!
- ...Ночного Дозора.
- У тебя нет людей.
- Так дайте мне их, сир. Я предоставлю офицеров для каждого из брошенных замков, опытных командиров, которые знают не только Стену, но и лежащие за ней земли, которые отлично знают, как выжить грядущей зимой. В ответ на то, что мы дали вам, пообещайте мне, что ваши люди пополнят наши гарнизоны. Солдаты, арбалетчики, новобранцы. Я возьму даже раненых и калек.
Станнис недоверчиво уставился на него, затем громко расхохотался:
- А ты смельчак, Сноу. Я обещаю, но ты настоящий безумец, если решил, что мои люди наденут чёрное.
- Они могут носить все, что им заблагорассудится, пока они подчиняются приказам моих офицеров, как подчинялись вашим.
Но король был непреклонен.
- У меня на службе лорды и рыцари, потомки благороднейших, старейших и славнейших родов. Они не захотят служить под началом убийц, браконьеров и крестьян.
"И бастардов, сир, не так ли?"
- Ваш Десница - контрабандист.
- Бывший контрабандист. И за это я отрубил ему пальцы. Мне сказали, что ты девятьсот девяносто восьмой командующий Ночного Дозора, лорд Сноу. Как думаешь, что скажет об этих замках девятьсот девяносто девятый? Возможно, что вид твоей головы, насаженной на пику, заставит его быть более услужливым, - король положил свой сияющий меч на карту вдоль Стены. Сталь его клинка сверкала, как блики на воде. - Ты лорд-командующий до тех пор, пока я тебя терплю. И тебе лучше бы это запомнить.
- Я лорд-командующий, потому что меня избрали мои братья.
Порой по утрам Джон Сноу и сам в это не верил. Он просыпался с ощущением, что он по-прежнему находится в каком-то безумном сне.
"Это все равно, что надеть новую, неразношенную одежду, - как-то подсказал ему Сэм. - Поначалу чувствуешь себя странно, но когда немного её поносишь, она становится удобной".
- Аллисер Торне жаловался на то, каким образом тебя избрали, и я не могу сказать, что он всем доволен, - лежащая между ними карта разделяла их, словно поле битвы, расцвеченное красками сияющего меча. - Подсчёт производили слепец с подручным, этим твоим толстым дружком. А Слинт называет тебя предателем.
"Еще бы, кому же лучше знать об этом, как не Слинту?"
- Предатель расскажет вам всё, что вы захотите услышать, а потом предаст. Вашему величеству отлично известно, что я был избран честно. Мой отец часто повторял, что вы справедливый человек.
"Справедливый, но слишком суровый" - в точности так выразился однажды лорд Эддард, однако Джон подумал, что сейчас будет лучше не произносить отцовскую фразу целиком.
- Лорд Эддард не был мне другом, но ему было не отказать в здравомыслии. Он отдал бы мне эти замки.
"Никогда".
- Я не смею говорить о том, как бы поступил мой отец. Я принес клятву, ваше величество. Стена - моя.
- Пока. Посмотрим, как ты сумеешь её удержать, - уколол его Станнис. - Держись за свои развалины, если они так много для тебя значат. Обещаю, однако, что если хоть что-то останется пустующим до конца года, я возьму это с твоего разрешения или без него. И если хоть один из них падет пред врагом, твоя голова полетит следом. А теперь убирайся.
Леди Мелисандра встала со своего места у очага.
- С вашего позволения, сир, я провожу Лорда Сноу в его покои.
- Зачем? Он и так знает дорогу, - Станнис махнул на них рукой. - Делайте что хотите. Деван, еду! Вареные яйца и воду с лимоном.
После тепла королевских покоев холод на лестничной площадке, казалось, пронизывал до костей.
- Поднимается ветер, миледи, - предупредил сержант Мелисандру, отдавая Джону его оружие. - Вам может понадобиться тёплый плащ.
- Меня согревает моя вера, - красная женщина пошла по лестнице рядом с Джоном. - Ты полюбился его величеству.
- Можно сказать и так. Он всего дважды грозил обезглавить меня.
Мелисандра рассмеялась.
- Ты должен бояться его недомолвок, а не слов.
Едва они ступили во двор, налетевший ветер подхватил плащ Джона и бросил его на женщину. Красная жрица отвела чёрную шерстяную ткань в сторону и просунула свою руку ему под локоть.
- Возможно, ты не так уж неправ насчёт короля одичалых. Когда я вглядываюсь в пламя, я могу видеть сквозь камень и землю и открыть истину во тьме человеческих душ. Я могу разговаривать с давно умершими королями и нерожденными детьми и вижу сквозь годы и мелькающие столетия, вплоть до конца дней.
- И ваше пламя никогда не ошибается?
- Никогда... хотя мы, жрецы, простые смертные, и иногда можем ошибаться, принимая то, что могло случиться, за то, что должно случиться.
Джон чувствовал жар, исходящий от неё, даже сквозь толстую шерсть и дубленую кожу. Их вид, идущих рука об руку, вызывал озадаченные взгляды. Сегодня в казармах всю ночь будут не смолкать пересуды.
- Если вы и впрямь видите в пламени завтрашний день, скажите мне, когда и где в следующий раз нападут одичалые, - сказал он, высвобождая руку.
- Р"Глор посылает нам видения по собственной воле, но я поищу в огне этого человека, Тормунда, - красные губы Мелисандры изогнулись в улыбке. - Я и тебя видела в огне, Джон Сноу.
- Это угроза, миледи? Вы собираетесь и меня сжечь?
- Ты неверно меня понял, - она испытующе посмотрела на него. - Боюсь, я заставляю тебя нервничать, лорд Сноу.
Джон не стал этого отрицать:
- Стена неподходящее место для женщин.
- Ошибаешься. Я мечтала увидеть вашу Стену, Джон Сноу. Её возвели с помощью великого знания, и великие заклятия скрепляют её лед. Мы ходим по одному из краеугольных камней мироздания, - Мелисандра ласково глядела в сторону Стены, её дыхание вырывалось облаком теплого пара. - Здесь мне самое место, также как и тебе. И очень скоро тебе весьма потребуется моя помощь. Не пренебрегай моей дружбой, Джон. Я видела тебя посреди бури, жестоко терзаемого, окруженного врагами со всех сторон. У тебя так много врагов. Хочешь, я назову их имена?
- Я и так знаю их имена.
- Не будь так уверен, - рубин на её шее вспыхнул красным отблеском. - Не тот враг страшен, кто проклинает тебя в лицо, а тот, что встречает тебя улыбкой и точит нож, когда ты поворачиваешься спиной. Тебе лучше не отпускать далеко от себя своего волка. Я вижу лёд и кинжал в темноте. Замёрзшую камнем красную кровь и обнажённую сталь. Она была очень холодной.
- На Стене всегда холодно.
- Ты так считаешь?
- Я знаю это, миледи.
- Тогда, ты ничего не знаешь, Джон Сноу, - прошептала она.
БРАН
"Мы уже пришли?"
Бран ни разу не произнес эти слова вслух, но они постоянно были готовы сорваться с губ, пока их потрёпанный отряд продирался через рощи вековых дубов, высоченных серо-зеленых страж-деревьев, мимо мрачных гвардейских сосен и голых каштанов.
"Может, мы уже близко? - думал мальчик, пока Ходор взбирался по каменистому склону или спускался по хрустящему грязному снегу в тёмные расщелины. - Ну, сколько ещё? - мог бы подумать он под всплески копыт бредущего по руслу полузамерзшего ручья громадного лося. - Сколько? Здесь так холодно. Где же трёхглазый ворон?"
Мальчик горбился, покачиваясь в висящей на спине Ходора корзине, пригибая голову, когда великан конюх проходил под веткой дуба. Снова повалил снег, мокрый и обильный. Ходор шел, глядя всего одним глазом, веко второго примёрзло и не открывалось. Густая темно-рыжая борода конюха покрылась инеем, с кончиков усов свисали сосульки. В руке он нёс ржавый меч, захваченный из крипты Винтерфелла, и время от времени срубал им попавшуюся на пути ветку, обрушивая вниз сугроб снега. Под стук собственных зубов он бормотал:
- Ход-д-д-дор.
Удивительно, но это бормотание успокаивало. С начала их путешествия от Винтерфелла к Стене Бран со спутниками коротал время за беседой и пересказом сказок, но здесь всё было иначе. Это чувствовал даже Ходор. Его ходоры стали звучать реже, чем по ту сторону Стены. В этом лесу была некая неподвижность, несвойственная другим местам, знакомым Брану. Перед тем, как пошел снег, вокруг путников кружил северный ветер, поднимавший с земли кучи бурых листьев с лёгким шелестом, напоминавшим Брану шуршание разбегавшихся из буфета тараканов. Но теперь опавшая листва была похоронена под белой простыней. Время от времени над их головами пролетал ворон, хлопая широкими чёрными крыльями в холодном воздухе. А во всём остальном окружающий мир был погружён в тишину.
Впереди опустив голову и обходя сугробы шел лось. Его огромные развесистые рога были покрыты инеем. На широкой спине животного восседал угрюмый и молчаливый следопыт. Толстый парень Сэм назвал его Холодные Руки из-за того, что руки бледного как полотно следопыта были чёрными, твердыми как железо и такими же холодными. Всё тело укутывали слои шерсти, вываренной кожи и кольчуги. Нижняя часть лица пряталась в чёрном шерстяном шарфе, остальные черты скрывал надвинутый капюшон.
Позади следопыта ехала Мира Рид, обхватив руками брата, спасая его от ветра и холода теплом собственного тела. Под носом Жойена сосульками застыли сопли, и время от времени его сотрясала сильная дрожь.
"Он выглядит таким маленьким, - подумал Бран, снова увидев, как тот дрожит. - Теперь он кажется даже меньше меня, да и слабее, а ведь я - калека".
Лето замыкал их крохотный отряд. Окутанный паром от собственного дыхания в морозном лесном воздухе, лютоволк бежал следом за людьми, припадая на лапу, раненую стрелой еще у Короны Королевы. Каждый раз, оказываясь в шкуре огромного волка, Бран чувствовал эту боль. В последнее время он становился Лето чаще, чем оставался собой. Волк чувствовал укусы холода даже несмотря на густой мех, но видел дальше, слышал и чуял лучше мальчишки, сидящего в корзине и спелёнутого словно какой-то младенец.
В остальное время, когда Бран был слишком утомлён, чтобы становиться волком, он влезал в сознание Ходора. Чувствуя его присутствие, великан-тихоня принимался хныкать и трясти своей лохматой головой, но уже не столь яростно, как бывало прежде в Короне Королевы.
"Он знает, что это я, - успокаивал себя мальчик. - Он уже ко мне привык".
Даже если это было верно, в разуме Ходора Бран никогда не чувствовал себя уютно. Огромный конюх не понимал, что именно происходит, и Бран чувствовал во рту привкус его страха. В шкуре Лето было лучше.
"Я - это он, и он - это я. Он чувствует то же, что и я".
Иногда Бран чувствовал, что лютоволк принюхивается к лосю, примеряясь, не завалить ли ему огромное животное. В Винтерфелле Лето рос рядом с лошадьми, но лось не лошадь, а добыча. Лютоволк чувствовал, как под лохматой шкурой лося течёт тёплая кровь. Даже одного запаха было достаточно для того, чтобы из его пасти начала течь слюна, и думая вместе с ним о вкусном, тёмном мясе, давился слюной и Бран.
С ветвей росшего рядом дуба каркнул ворон, и Бран услышал, как рядом захлопали крылья ещё одной крупной чёрной птицы, слетевшей на землю. Теперь за ними следовало не больше полудюжины птиц, перелетавших с дерева на дерево или путешествовавших на развесистых лосиных рогах. Остальные падальщики либо улетели далеко вперёд, либо остались позади. Но стоит солнцу опуститься, как они вернутся, спускаясь с неба на полночных крыльях, пока ветки всех окружающих деревьев не окажутся занятыми ими на многие ярды в округе. Некоторые из птиц подлетали к следопыту и шептались с ним, и Брану казалось, что он понимает всё их карканье и клекотание.
"Они служат ему глазами и ушами. Они для него шпионят и сообщают о таящихся впереди и настигающих опасностях".
Вот и сейчас. Лось внезапно встал, и следопыт легко соскользнул с его спины на землю, оказавшись по колено в снегу. Ощетинившийся Лето зарычал на него. Лютоволку не нравился запах Холодных Рук.
"Он пахнет мертвечиной, засохшей кровью и немного гниением. И холодом. Холодом больше всего остального".
- Что случилось? - спросила Мира.
- Нас преследуют, - глухо из-за скрывавшего рот и нос шарфа объявил Холодные Руки.
- Волки? - спросил Бран. Они уже несколько дней знали, что за ними следят. Каждую ночь слышался печальный вой стаи, и с каждой ночью он немного приближался.
"Охотники, и они голодны. Они чуют нашу слабость".
Дрожащий Бран часто просыпался от холода задолго до рассвета, и, в ожидании появления солнца, прислушивался к звукам отдаленной волчьей переклички.
"Раз есть волки, значит, есть и добыча", - обычно размышлял Бран, пока до него не дошло, что они и есть волчья добыча.
Следопыт покачал головой.
- Нет, люди. Волки по-прежнему держатся на расстоянии. Но эти люди не столь робки.
Мира Рид откинула с головы капюшон. Покрывавший его мокрый снег с легким шорохом упал на землю.
- Сколько их? И кто они?
- Враги. Я с ними разберусь.
- Я с тобой.
- Ты остаёшься. Мальчика нужно защитить. Впереди озеро, оно уже хорошо замёрзло. Когда выйдете на него, сворачивайте на север и следуйте вдоль берега. Вы выйдете к рыбацкой деревушке. Спрячьтесь там, пока я вас не догоню.
Бран думал, что Мира станет пререкаться, но вмешался ее брат:
- Поступай, как он велит. Он знает свой край лучше.
У Жойена были тёмно-зелёные глаза цвета мха, но Бран еще ни разу не видел их такими смертельно уставшими, как сейчас.
"Он словно маленький старичок".
Явившийся к Стене с юга болотный мальчик казался не по годам мудрым, но сейчас он выглядел таким же напуганным и потерянным, как и все остальные. И всё равно Мира его слушалась.
Это было правильно. Холодные Руки скользнул между деревьями обратно по дороге, которой они шли, следом улетели четыре ворона. Девушка проводила его взглядом. Её щеки покраснели от мороза, дыхание выходило из носа облачками пара. Она вновь натянула капюшон и стукнула пятками лося, возобновляя движение. Не успели они пройти и двадцати ярдов, как Мира обернулась к ним и спросила:
- Люди? Что за люди? Он имел в виду одичалых? Почему он ничего не сказал?
- Он сказал, что пойдёт и разберётся с ними, - ответил Бран.
- Да, сказал. А еще он говорил, что отведет нас к трёхглазому ворону. Клянусь, река, через которую мы сегодня перебрались - та же самая, что мы переходили четыре дня назад. Мы ходим кругами.
- Реки поворачивают и изгибаются, - неуверенно предположил Бран. - И здесь повсюду озёра и холмы, поэтому приходится кружить.
- Слишком уж много этого кружения, - настаивала на своем Мира, - и слишком много таинственности. Мне это не нравится. И он мне не нравится тоже. Я ему не доверяю. У него плохие руки, он прячет лицо и не говорит своё имя. Кто он такой? Что он такое? Каждый, кто захочет, может нацепить на себя чёрный плащ. Каждый, любая тварь. Он совсем не ест и никогда не пьет. И, похоже, совсем не чувствует холода.
"Это правда".
Бран боялся заговорить об этом, но тоже заметил. Каждый раз, останавливаясь на ночлег, они с Ходором и Ридами жались друг к другу в поисках тепла, а следопыт ложился отдельно. Иногда Холодные Руки закрывал глаза, но Бран вовсе не считал, что он спит. И было нечто еще...
- Шарф, - Бран нервно оглянулся, но поблизости не было видно ни одного ворона. Все чёрные птицы улетели вслед за следопытом. Их никто не слышит. И все равно, он постарался говорить тише:
- Он натянул шарф до носа. И даже когда говорит - тот никогда не покрывается инеем, как стало с бородой Ходора.
Мира бросила на него острый взгляд.
- Ты прав. Мы ни разу не видели, что он дышит, так?
- Не видели.
Каждый ходор Ходора сопровождало облако белого пара. Когда говорили Жойен с сестрой, было видно каждое сказанное ими слово. Даже дыхание лося сопровождал теплый пар, висевший в воздухе.
- Но раз он не дышит...
Бран вдруг вспомнил сказки. Старая Нэн рассказывала ему их, когда он был маленьким.
"За Стеной обитают чудовища, гиганты и упыри, коварные тени и ходячие мертвецы, - рассказывала она, укрывая его колючим шерстяным одеялом. - Но они не могут выйти, пока крепко стоит Стена, и люди Ночного Дозора остаются верны своему долгу. Спи, мой маленький Брандон, дитятко моё, и пусть тебе приснятся сладкие сны. Здесь нет чудовищ".
На следопыте были цвета Ночного Дозора, но что, если он совсем не человек? Что, если одно чудовище ведет их на заклание другим чудовищам?
- Следопыт спас от призраков Сэма и девушку, - с сомнением припомнил Бран. - И он пообещал привести меня к трёхглазому ворону.
- А почему трёхглазый ворон не может сам к нам прилететь? Почему он не смог встретить нас на Стене? У воронов есть крылья. Мой брат слабеет с каждым днем. Сколько еще нам идти?
Жойен закашлялся.
- Пока мы не доберемся до места.
Они быстро дошли до обещанного озера и свернули на север, как и велел следопыт. Это оказалось легче всего.
Вода в озере замёрзла, снег шёл так давно, что Бран потерял счет дням. Благодаря снегу озеро превратилось в белую бесконечную пустыню. Там, где был ровный лёд и крутые берега, можно было легко пройти, однако там, где ветер намёл курганы снега, было трудно сказать, где кончается озеро и начинается берег. Даже на деревья невозможно было положиться в качестве ориентиров: посередине озера находилось несколько заросших лесом островов, и, вместе с тем, на больших участках берега деревья не росли вовсе.
Лось шел туда, где ему было проще идти, не обращая внимания на Миру и Жойена, сидящих на его спине. В основном он старался держаться у деревьев, но там, где берег круто сворачивал на запад, он предпочитал срезать путь прямо по замёрзшему озеру, тараня доходящие до макушки Брана сугробы, хрустя копытами по ледяному насту. Здесь ветер дул заметно сильнее. Это был холодный северный ветер, несущийся через всё озеро, пронизывающий все слои одежды, шерстяной и кожаной, заставляющий дрожать от холода. Задувая в лицо, он засыпал снегом глаза и совершенно ослеплял.
В молчании тянулись долгие часы. Впереди между деревьями протянулись тени, длинные пальцы заката. Здесь, далеко на севере, ночи были ранние. Бран уже боялся их прихода. Каждый день казался короче предыдущего, и если днём было холодно, то ночью - просто ужасно.
Мира снова остановила лося.
- Мы уже должны были наткнуться на деревню, - её голос прозвучал приглушенно и неестественно.
- Не могли мы её пройти? - спросил Бран.
- Надеюсь, что нет. До ночи нам обязательно нужно найти убежище.
Она не ошибалась. Губы Жойена посинели, щёки самой Миры стали багровыми. Лицо Брана онемело, а борода Ходора превратилась в сплошной кусок льда. Его ноги почти до самых колен покрылись твёрдой коркой, и Бран уже не один раз чувствовал, как он шатается. Ходор был сильнее всех на свете. Сильнее всех! Если уж даже он обессилел...
- Лето может отыскать деревню, - внезапно предложил Бран, выпустив в воздух облако пара. Он не стал дожидаться ответа Миры, закрыл глаза и выскользнул из искалеченного тела.
Попав в шкуру Лето, он почувствовал, как внезапно ожил мертвый лес. Там, где раньше царила тишина, вдруг стали слышны звуки: ветер, воющий в деревьях, дыхание Ходора, лось, бьющий копытом мёрзлую землю в поисках пропитания. Его нос наполнили такие знакомые запахи: влажной опавшей листвы и пожухлой травы, гниющего тельца белки в кустах, кислый запах человеческого пота, мускусный запах лося.
"Еда. Мясо".
Лось почувствовал его интерес. Он испуганно повернул свою голову к лютоволку и опустил огромные рога.
"Он не добыча, - шепнул мальчишка зверю, с которым делил тело. - Оставь его. Беги".
Лето побежал. Он промчался через озеро, взметая за собой снежные вихри. Деревья встали плечом к плечу, словно закутанные в белые плащи солдаты в строю. Лютоволк пробежал по корням и камням, по старым сугробам, с треском разламывая своим весом наст. Его лапы намокли и стали мёрзнуть. Следующий холм зарос соснами, и воздух был наполнен острым запахом их хвои. Когда Лето взобрался на вершину, он повертелся на месте, нюхая воздух, затем задрал голову и завыл.
Есть запахи. Человеческие запахи.
"Гарь, - уловил Бран, - запах старый и выветрившийся, но это гарь".
Это был запах жжёного дерева, сажи и углей. Потухший костер.
Он отряхнул снег с морды. Ветер был порывистый, поэтому отследить, откуда донёсся запах, было трудно. Принюхиваясь, волк поворачивался из стороны в сторону. Повсюду были сугробы и высокие, покрытые снежными шубами, деревья. Волк высунул из пасти язык, пробуя холодный воздух на вкус, из пасти вырвалось облачко пара; падающие снежинки таяли, опускаясь на язык. Когда он двинулся навстречу запаху, рядом вдруг очутился неуклюжий Ходор. Лося было труднее сдвинуть с места, поэтому Бран с неохотой вернулся в своё тело и сказал:
- Туда, за Лето. Я чувствую запах.
Едва край месяца стал проглядывать сквозь облака, им, наконец, удалось найти озёрную деревню. Они едва не прошли её насквозь. Из-за льда деревня выглядела неотличимо от дюжины других прибрежных пейзажей. Присыпанные сугробами круглые каменные дома можно было легко спутать с валунами, холмиками или поваленными деревьями, как случилось вчера с кучей валежника, которую Жойен по ошибке принял за землянку. Они раскопали её, найдя только сломанные ветки и сгнившие бревна.
Деревня была покинута, брошена жившими здесь одичалыми, как и все остальные пройденные ими деревни. Некоторые из них были даже сожжены, словно хозяева хотели убедиться, что возвращаться некуда, но эта избежала подобной участи. Под снегом они нашли дюжину хижин и общинный дом, сложенный из крупных плохо оструганных брёвен, с крышей, покрытой дёрном.
- По крайней мере, теперь у нас есть, где спрятаться от ветра, - сказал Бран.
- Ходор, - согласился Ходор.
Мира соскользнула со спины лося. Они с братом помогли Брану выбраться из проклятой корзины.
- Может одичалые оставили немного еды, - предположила девушка.
Как оказалось, её надежда была напрасной. Внутри общинного дома они нашли только золу на утоптанном земляном полу и пронизывающий до костей холод. Но, по крайней мере, теперь у них была крыша над головой и стены из брёвен, которые не пропускали ветер. Неподалеку протекал покрывшийся льдом ручей. Лосю пришлось разбить лёд копытом, чтобы напиться. Когда Бран с Жойеном и Ходором устроились, Мира принесла им пососать несколько кусочков льда. Талая вода была настолько холодной, что Брана пробила дрожь.
Лето не стал заходить внутрь. Бран чувствовал голод огромного волка, словно отголосок своего.
- Ступай на охоту, - сказал мальчик, - только не трогай лося.
Часть его тоже хотела отправиться поохотиться. Возможно, он и отправится, но позже.
Ужин состоял из пригоршни размолотых в кашицу желудей. Они были настолько горькими, что Брану приходилось прилагать большое усилие, чтобы проглотить. Жойен к ним даже не притронулся. Младший и куда менее выносливый брат Миры с каждым днем становился слабее.
- Жойен, тебе нужно поесть, - сказала ему Мира.
- Позже. Я хочу отдохнуть, - Жойен вяло улыбнулся. - Сегодня я не умру, сестрёнка. Обещаю.
- Ты едва не упал с лося.
- Едва не считается. Я замёрз и проголодался. Только и всего.
- Тогда поешь.
- Тёртые желуди? У меня и без того болит живот, от них станет только хуже. Оставь меня в покое, сестрёнка. Мне снится жареный цыплёнок.
- Одними снами сыт не будешь. Даже зелёными.
- Сны - это всё, что у нас осталось.
"Все, что осталось".
Последние припасы, прихваченные с юга, закончились десять дней назад. С тех пор их днём и ночью преследовал голод. В этом лесу даже Лето было трудно найти добычу. Им приходилось выживать на желудях и сырой рыбе. В лесу было полно замёрзших ручьев и холодных чёрных озер, а Мира недаром считалась отличным рыболовом. Вооружённая своей трезубой лягушечьей острогой девушка справлялась не хуже иного мужчины с крючком и леской. Порой она возвращалась совсем посиневшая от холода, но с ещё живой добычей на зубцах. Но вот уже прошло три дня, как Мира в последний раз поймала рыбу. В животе Брана царила такая пустота, будто эти три дня длились три года.
После того, как они, давясь, съели скудный ужин, Мира, прижавшись к стене, принялась точить свой кинжал. Ходор притулился у двери, раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча:
- Ходор, ходор, ходор.
Бран закрыл глаза. Было так холодно, что разговаривать не хотелось, но они не смели разводить огонь. Об этом Холодные Руки их предупредил особо.
"Эти леса не такие пустынные, как вы считаете, - сказал он ребятам. - Вы и представить не можете, что может выбраться к вам на свет из темноты".
От воспоминания мальчик поежился, несмотря на тепло находившегося рядом Ходора.
Сон не шёл, да и не мог прийти. Вместо него выл ветер, кусал холод, сиял на снегу лунный свет и огонь. Бран вернулся в шкуру Лето, который убежал на несколько лиг, и ночь окуталась запахом крови. Запах был очень сильным.
"Убийство, и случилось неподалеку".
Плоть ещё должна быть тёплой. Внутри с новой силой воспрял голод и рот наполнился слюной.
"Не лось, не олень. Не это".
Лютоволк стремился к мясу, как серая тень, крадущаяся от дерева к дереву, через озерца лунного света и снежные курганы. Кружил порывистый ветер, сбивая с ног. Волк даже потерял след запаха, отыскал его и вновь потерял. Когда же пытался снова найти след, его насторожил отдалённый звук, заставив встать торчком уши.
"Волк", - моментально узнал он. Лето стал осторожно красться на звук. Вскоре запах крови вновь вернулся, но в сопровождении других: мочи, мёртвой шкуры, птичьего помета, перьев, волка, волка и еще одного волка.
"Это стая".
Придётся драться за свой ужин.
Они тоже его учуяли. Едва лютоволк вышел из тени деревьев на залитую кровью поляну, они стали за ним следить. Самка дожёвывала остатки ноги в кожаном сапоге, но при появлении соперника бросила её. Вожак, старый самец с седой белой мордой и единственным глазом, рыча и оскалив зубы, вышел ему навстречу. За ним, тоже обнажив клыки, следовал самец помладше.
Жёлтые глаза лютоволка впитывали окружающие знаки. В зарослях кустов, запутавшись в ветках, висят кишки. От распоротого живота поднимается пар, наполненный запахом крови и мяса. Уставившаяся невидящим взором на рогатую луну голова с изъеденными до костей щеками. Пустые глазницы, обрубок шеи торчит словно потрепанный пень. Блестит красно-черное озерцо замерзшей крови.
"Люди".
Их вонь наполняет мир. Их было как пальцев на человеческой лапе, но в живых не осталось ни одного.
"Мертвы. Кончились. Мясо".
Некогда они носили плащи и обмундирование, но теперь жаждущие плоти волки изорвали одежду в клочья. Те, у кого до сих пор сохранились лица, имели покрытые сосульками и замёрзшими соплями бороды. Продолжающий валить снег уже частично скрыл останки под собой. Такой яркий на чёрных обрывках плащей и штанов.
"Чёрные".
В нескольких милях отсюда беспокойно заёрзал маленький мальчик.
"Чёрные. Это Ночной Дозор. Они были дозорными".
Лютоволку было наплевать. Они были мясом, а он был голоден.
Глаза трёх волков светились желтым светом. Лютоволк повел головой из стороны в сторону, раздув ноздри, потом обнажил клыки и зарычал. Волк помоложе отскочил назад. Лютоволк чувствовал в нем страх. Прихвостень - это он знал наверняка. А вот одноглазый ответил рычанием и двинулся навстречу, загораживая дорогу.
"Вот, кто главный. И он меня не боится, хотя я вдвое его крупнее".
Их глаза встретились.
"Варг!"
Два зверя сцепились, волк и лютоволк, и уже не было времени на раздумья. Мир превратился в клубок зубов, когтей и разлетающегося от них снега. Они катались, кружились, рвали друг друга. Остальные волки рычали и крутились вокруг. Челюсти лютоволка сомкнулись на скользкой от инея шерсти, на тонкой, словно высохшая ветка, конечности, но одноглазый процарапал когтями его брюхо и вырвался из хватки, напав снова. Жёлтые клыки защелкнулись на горле Лето, но он стряхнул старого серого сородича, словно тот был крысой, и сам бросился в атаку, сбивая с лап на землю. Катаясь клубком, царапаясь и брыкаясь, они сражались, пока оба не оказались изранены, и их собственная свежая кровь не украсила окружающий снег. Но, наконец, старый волк опрокинулся на спину и показал брюхо. Лютоволк укусил его пару раз, понюхал его зад и задрал над ним заднюю лапу.
Оказалось достаточно всего пары щелчков зубами и угрожающего рычания, чтобы прихвостень и самка признали его своим вожаком. Теперь они стали его стаей.
И добыча тоже. Обнюхивая, лютоволк переходил от человека к человеку, пока не остановился у самого крупного из тел, оставшегося без лица куска плоти, вцепившегося в чёрную железяку. Вторая рука отсутствовала, отрубленная у запястья, обрубок был перемотан кожаным жгутом. Из разреза через всё горло обильно и вяло вытекла кровь. Волк коснулся её языком, лизнул разорванное безглазое лицо - нос и щёки, потом впился зубами в шею, вырвал из неё и проглотил кусок свежего мяса. Никогда мясо еще не казалось ему таким вкусным.
Покончив с одним телом, он переместился к следующему и выбрал самые лучшие куски. С заснеженных веток деревьев под аккомпанемент падающего снега за ним наблюдали вороны: нахохлившиеся, темноглазые и молчаливые птицы. Остальные волки довольствовались объедками, сперва приступал старик-самец, потом самка и уже потом младший самец-прихвостень. Теперь они принадлежали ему. Они стали его стаей.
"Нет, - прошептал мальчик. - У нас другая стая. Леди мертва и, быть может, Серый Ветер тоже, но где-то остались Лохматый Пёсик, Нимерия и Призрак. Ты помнишь Призрака?"
Образ падающего снега и пирующих волков начал бледнеть. Его лица, успокаивая словно материнский поцелуй, коснулось дыхание тепла.
"Огонь, - подумал он. - Дым".
Его нос дёрнулся, почуяв запах жареного мяса. Лес исчез, он снова оказался в общинном доме и в своем искалеченном теле. И уставился на огонь. Мира Рид переворачивала над пламенем кусок свежего, шипящего и подрумянивающегося красного мяса.
- Как раз вовремя, - сказала девушка. Бран потер глаза тыльной стороной ладони и, извернувшись, сел, привалившись спиной к стене. - Едва не проспал свой ужин. Следопыт добыл кабаниху.
За нею, жадно вгрызаясь в кусок горячего, подгоревшего, истекающего жиром и кровью мяса, ужинал Ходор. Между его пальцев вился дымок. В перерывах между укусами конюх бормотал:
- Ходор, ходор, ходор.
Его меч лежал на земляном полу рядом с ним. Жойен Рид, стоя на коленях, откусывал свою порцию маленькими кусочками, пережёвывая каждый из них не меньше дюжины раз прежде, чем проглотить.
"Следопыт добыл кабаниху".
Холодные Руки стоял у двери с вороном на руке. Они вдвоем с птицей уставились на огонь. В двух парах чёрных глаз отражались отблески пламени.
"Он не ест, - вспомнил Бран, - и боится огня".
- Ты предупреждал, чтобы мы не разводили костра, - напомнил он следопыту.
- Стены скрывают свет, да и рассвет скоро. Нужно будет отправляться в путь.
- Что случилось с людьми? С преследовавшими нас врагами?
- Они вас не побеспокоят.
- Кто они? Одичалые?
Мира перевернула мясо, чтобы прожарить другую сторону. Ходор жевал и глотал, счастливо бормоча себе под нос. Только Жойен заметил, как Холодные Руки повернулся к Брану и уставился на него:
- Враги.
"Дозорные".
- Ты их убил. Ты и вороны. Их лица были порваны в клочья, а глаза выклеваны.
Холодные Руки не стал отрицать.
- Они же были твоими братьями. Я видел. Волки разодрали их одежду, но я всё равно знаю. Их плащи были чёрными, как твои руки.
Холодные Руки ничего не ответил.
- Кто же ты? Почему у тебя чёрные руки?
Следопыт уставился на свои руки, словно увидел их в первый раз.
- Когда сердце человека перестает биться, кровь стекает к конечностям, и застывает, - его голос клокотал в горле, в тонкой и худой шее, как и он сам. - Руки и ноги опухают и чернеют, словно пудинг. Остальное тело становится белым как молоко.
Мира Рид поднялась на ноги, взяв острогу в руки. На зубцах по-прежнему висел дымящийся кусок недожаренного мяса.
- Открой лицо.
Следопыт не сделал ни малейшей попытки подчиниться.
- Он мёртв, - с комком в горле произнес Бран. - Мира, он какая-то мертвая тварь. Чудовища не могут выйти, пока крепко стоит Стена, и люди Ночного Дозора остаются верны своему долгу. Так рассказывала Старая Нэн. Он пришел встречать нас к Стене, но не смог за неё пройти. Вместо этого он отправил Сэма с одичалой девушкой.
Рука Миры в перчатке крепче сжала древко остроги.
- Кто тебя послал? Кто такой этот трёхглазый ворон?
- Друг. Сновидец, колдун. Называйте, как хотите. Он последний зелёный провидец.
Дверь общинного дома со стуком распахнулась. Снаружи завывал ночной ветер - мрачный и чёрный. Окружающие деревья были усеяны сидящими каркающими воронами. Холодные Руки не пошевелился.
- Ты чудовище, - сказал Бран.
Следопыт смотрел на Брана, словно остальных не существовало на свете.
- Я твоё чудовище, Брандон Старк.
- Твоё, - эхом подхватила ворона на его плече. Вороны за дверью принялись каркать, пока весь лес не наполнился криками падальщиков: "Твоё, твоё, твоё".
- Жойен, ты это видел во сне? - обратилась Мира к брату. - Кто он? Что он такое? И что нам теперь делать?
- Мы отправляемся со следопытом, - ответил Жойен. - Мы слишком далеко забрались, Мира, чтобы возвращаться обратно. Мы не доберемся живыми до Стены. Либо мы отправимся вместе с чудовищем Брана, либо умрем.
ТИРИОН
Они выехали из Пентоса через Рассветные Врата, хотя Тириону так и не удалось увидеть рассвет даже краем глаза.
- Всё будет выглядеть так, словно ты вовсе не посещал Пентоса, мой маленький друг, - пообещал магистр Иллирио, плотно задернув бархатные занавеси паланкина. - Никто не должен видеть, как ты покидаешь город - как никто не видел твоего прибытия.
- Никто, кроме матросов, упихавших меня в бочку, мальца со щёткой, что за мной прибирался, девицы, которую ты прислал согреть мне постель, и той подлой конопатой прачки. Ах да, и твоих стражников. Если ты не отрезал им с яйцами заодно и головы, они должны знать, что ты тут не один.
Паланкин на толстых кожаных ремнях несла восьмёрка исполинских лошадей-тяжеловозов. Рядом с носилками шагали четверо евнухов - по двое с каждой стороны, остальные плелись позади, охраняя обоз.
- Безупречные не дают воли языку, - заверил его Иллирио, - а галера, что тебя привезла, сейчас находится на пути в Асшай. Вернётся года через два, если море будет к ней милостиво. Что до моей челяди, она меня любит - никто меня не предаст.
"Ну-ну, лелей эту надежду, мой жирный друг. Когда-нибудь мы высечем эти слова на твоей могиле".
- Мы должны быть на борту этой галеры, - сказал карлик, - до Волантиса быстрее всего добраться морем.
- Море опасно, - ответил Иллирио. - Осень - это сезон частых штормов, да и пираты, устроившие себе логово на Ступенях, рыщут оттуда по морю и грабят честных людей. Будет нехорошо, если мой маленький друг попадет к ним в лапы.
- Да, ведь и на Ройне тоже есть пираты.
- Речные пираты, - торговец сыром зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. - Капитаны-таракашки, охочие до хлебных крошек.
- Поговаривают и о каменных людях.
- Да, эти бедолаги существуют на самом деле. Но к чему о них говорить? День слишком хорош для подобных бесед. Скоро мы доберемся до Ройна, и там ты избавишься от Иллирио и его толстого пуза. А пока будем есть и спать. У нас есть сладкое вино и острые закуски, так зачем вспоминать о болезнях и смерти?
"И правда, зачем?"
У Тириона в ушах опять прозвучал щелчок арбалета, и он задумался. Паланкин покачивался из стороны в сторону, умиротворяющее движение точно мать баюкает на руках ребенка.
"И откуда мне знать, на что это похоже?"
Его зад удобно устроился на шёлковых подушках с гусиным пухом, стенки из пурпурного бархата образовывали над головой полог, сберегая приятное тепло, несмотря на то что снаружи уже царила осенняя прохлада.
За носилками тащился целый караван мулов, навьюченных сундуками, бочонками, кадками и корзинами со съестным, чтобы властелин сыров, чего доброго, не оголодал в дороге. Сперва они попробовали острые сосиски и запили их тёмным вином из голубики. На обед им достались заливные угри и красное дорнийское. Вечером - ветчину, вареные яйца и жареных жаворонков, фаршированных чесноком и луком. Светлое пиво и мирийские огненные вина должны были облегчить пищеварение.
При всех своих удобствах паланкин был медлителен, и карлик в скором времени преисполнился нетерпением.
- И сколько же дней нам ползти до реки? - спросил он Иллирио наутро. - С такой-то скоростью к тому времени, когда я наконец увижу драконов твоей королевы, они вырастут крупнее трех эйегоновых.
- Это было бы неплохо - большой дракон грознее маленького, - магистр пожал плечами. - Я бы, конечно, и сам с радостью встретил бы королеву Дейенерис в Волантисе, но в этом мне придется положиться на вас с Грифом. От меня будет больше толку в Пентосе. Я буду прокладывать путь к её возвращению. Но пока я с тобой... знаешь, я стар, толст и нуждаюсь в удобствах. Выпей-ка вина.
- Скажи, - спросил Тирион, прихлебывая из чаши, - какое вообще дело магистру Пентоса до того, кто носит вестеросскую корону? В чём выгода от этой затеи, милорд?
Толстяк слизнул жир с губ.
- Я старый человек, уставший от этого мира и его подлостей. Неужели так странно, что прежде, чем придет мой срок, я хочу сделать доброе дело - вернуть милой юной девочке то, что принадлежит ей по праву рождения?
"Ага, а потом ты предложишь мне волшебные доспехи и дворец в Валирии".
- Если Дейенерис всего лишь милая юная девочка, Железный Трон порежет её на милые крохотные кусочки.
- Не бойся, мой маленький друг, в её жилах течет кровь Эйегона-Дракона.
"И, кроме того, кровь Эйегона Недостойного, Мейегора Жестокого и Бейелора Околпаченного".
- Расскажи мне о ней.
Толстяк погрузился в раздумья.
- Когда Дейенерис впервые попала в мой дом, она была почти ребенком. При этом она была красивее даже моей второй жены - так пленительна, что меня самого одолевало искушение завладеть ей. Желание страшное и потаённое - я знал, что совокупление с ней не принесет мне добра, так что я вместо этого вызвал к себе наложницу и яростно совокуплялся с ней, пока безумие не прошло само собой. Честно говоря, не думал, что Дейенерис выживет среди конных владык.
- Но это не помешало тебе продать её кхалу Дрого.
- Дотракийцы ничего не покупают и ничего не продают. Скажем так, её брат Визерис подарил её Дрого, чтобы завоевать дружбу кхала. Тщеславный молодой человек, и жадный к тому же. Визерис не только страстно желал вернуть трон своего отца, но и получить Дейенерис, и крайне неохотно уступил её другому. В ночь накануне свадьбы он попытался прокрасться в её постель, заявив, что если ему не достанется её рука, он завладеет хотя бы её девичеством. Если бы я из предосторожности не поставил у дверей стражу, Визерис одним махом разрушил бы планы, вынашиваемые годами.
- Как видно, это был тот ещё дуралей.
- Что ж, Визерис был сыном Безумного Короля. Дейенерис же... Дейенерис - совсем другое дело, - толстяк сунул в рот жареного жаворонка и шумно стал его жевать, хрустя косточками. - Напуганное дитя, нашедшее приют в моем доме, умерло в Дотракийском море, и возродилось в огне и крови. Теперь это имя носит драконья королева, истинная Таргариен. Когда я послал за ней корабли, чтобы привезти домой, она отправилась к Заливу Работорговцев. За самое короткое время она захватила Астапор, поставила Юнкай на колени и разграбила Миэрин. Если она двинется на запад по старым валирийским дорогами, следующим будет Мантарис. Если морем... значит, её флот должен будет пополнить запасы воды и провизии в Волантисе.
- Что по суше, что по морю - от Миэрина до Волантиса долгий путь, - заметил Тирион.
- Пятьсот пятьдесят лиг - это для дракона по прямой. Через пустыни, горы, болота, облюбованные демонами руины. Многие погибнут по дороге, но те, кто выживут, станут сильнее к тому времени, когда выйдут к Волантису... а вот там их должны ждать вы с Грифом вместе с подкреплениями и флотом, чтобы переправить за море в Вестерос.
Тирион постарался припомнить всё, что он знал о Волантисе - самом древнем и гордом из Девяти Вольных Городов. Что-то здесь было нечисто, и хоть у Тириона и осталось только полноса, он учуял подвох.
- Говорят, что в Волантисе на одного свободного приходится пятеро рабов. С чего бы это триархам помогать королеве, расстроившей им работорговлю? - он нацелил палец на Иллирио. - Собственно говоря, зачем тебе ей помогать? В Пентосе рабство запрещено законом, но в этом деле у тебя самого рыльце в пушку, если не в перьях. И все-таки ты плетешь интриги в её пользу, а не против. Зачем? Что ты рассчитываешь получить от Дейенерис Таргариен?
- Что, опять? И настырный же ты коротышка, - Иллирио засмеялся и шлепнул себя по животу. - Ну как прикажешь. Король-Попрошайка поклялся, что назначит меня своим мастером над монетой и даст лордство к тому же. Как только он нацепил бы свою золотую корону, мне были бы предоставлены замки на выбор... даже Кастерли Рок, если бы я захотел.
Тирион хрюкнул, вино потекло у него из обрубка на месте носа.
- Слышал бы это мой отец.
- О, твоему лорду-отцу не о чем беспокоиться. На что мне какой-то утес? Мой дом достаточно велик, и уж точно покомфортнее, чем ваши вестеросские замки с их сквозняками. Вот мастер над монетой... - толстяк очистил очередное яйцо, - монеты я люблю. Разве есть на свете звук приятнее, чем звон золота?
"Вопли сестры".
- А ты уверен, что Дейенерис Таргариен сдержит слово, данное её братом?
- Может сдержать, а может и не сдержать, - Иллирио откусил половинку яйца. - Я же говорю тебе, мой маленький друг - не всё на свете делается ради корысти. Веришь, не веришь, но даже у толстых старых дурней вроде меня бывают друзья, которым я помогаю из чистой симпатии.
"Лжец, - подумал Тирион. - В этой затее ты надеешься выиграть что-то повесомее золота и замков".
- Да, нечасто в наши дни встретишь кого-то, кто ценит дружбу дороже золота.
- Чистая правда, - поддакнул толстяк, пропустив иронию мимо ушей.
- А как это вышло, что ты так сдружился с Пауком?
- Наше детство прошло вместе на улицах Пентоса.
- Варис же из Мира.
- Да, он был из Мира. Я встретил его вскоре после того, как он попал в Пентос, удрав из-под носа у работорговцев. Днём он спал в канализации, а по ночам шастал по крышам, как кот. Я был не богаче его - юный головорез в замаранных шелках, добывающий себе пропитание мечом. Возможно, ты заметил статую у моего пруда? Это я. Пито Маланон изваял её, когда мне было шестнадцать. Чудесная вещь, хотя сейчас у меня при виде её слёзы на глаза наворачиваются.
- Время не щадит никого - я вот тоже до сих пор оплакиваю свой нос. Но Варис...
- В Мире он был королем воров, пока кто-то из конкурентов не донёс на него властям. В Пентосе его выдавал акцент, а когда стало известно, что он евнух, его стали презирать и бить. Почему из всех возможных защитников он выбрал именно меня - понятия не имею, но мы заключили соглашение. Варис шпионил за ворами помельче и уводил их добычу. Я предлагал свою помощь их жертвам, обещая за вознаграждение вернуть их ценности. В скором времени весь город знал, что если у кого что-то пропало, надо обращаться ко мне, а за Варисом гонялись все до единого грабители и карманники: одна половина хотела перерезать ему глотку, другая - продать свою добычу. Мы оба разбогатели - и стали ещё богаче, когда Варис начал натаскивать своих мышек.
- В Королевской Гавани он держал птичек.
- Тогда мы называли их мышками. Воры постарше были глупы и озабочены лишь тем, чтобы превратить наворованное в вино. Варис предпочитал маленьких сирот - мальчиков и девочек. Он выбирал детей поменьше ростом, потише и половчее; учил их лазать по стенам и дымоходам. Ещё он обучил их читать. Мы оставили золото и драгоценности обычным ворам; вместо них наши мышки воровали письма, учётные книги, карты... со временем они стали читать их и оставлять на прежнем месте. "Тайны стоят дороже серебра и сапфиров", - говаривал Варис. Именно так. Я сделался таким важным человеком, что кузен самого пентосского князя выдал за меня свою незамужнюю дочь, а слухи о талантах евнуха пересекли море и достигли ушей некоего короля. Очень боязливого короля, который не доверял ни собственному сыну, ни супруге, ни своему деснице - другу детства, ставшему с годами горделивым и самоуверенным. Думаю, продолжение этой истории ты знаешь и без меня, верно?
- Большей частью, - признал Тирион. - Вижу, передо мной непростой торговец сыром.
Иллирио склонил голову.
- Добрые слова, мой маленький друг... и я со своей стороны вижу, что ты очень сообразителен, как и говорил лорд Варис, - он улыбнулся, обнажив кривые жёлтые зубы, и громко потребовал ещё кувшин огненного мирийского.
Когда магистр наконец уснул в обнимку с винным кувшином, Тирион подполз по подушкам, высвободил посудину из объятий толстяка и налил себе чашу. Он осушил её, зевнул и наполнил снова.
"Быть может, если я выпью достаточно огненного вина, - сказал он себе, - мне приснятся драконы".
Когда он был маленьким и очень одиноким ребенком в недрах Кастерли Рок, в ночных грезах он нередко летал на драконах, вообразив себя потерянным принцем-Таргариеном или каким-нибудь валирийским владыкой драконов, парящим высоко над горами и долами. Как-то раз, когда дядюшки спросили у него, что он хочет получить в подарок на именины, Тирион попросил дракона.
- Необязательно большого. Он может быть маленьким, как я.
Дядя Герион заявил, что это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал, но дядя Тигетт сказал:
- Последний дракон умер сто лет назад, малыш.
Это было так несправедливо, что Тирион плакал весь вечер, пока не заснул.
Теперь, если властелин сыров не врет, дочь Безумного Короля высидела трех драконов. "Это на два больше, чем нужно даже Таргариену". Тирион почти сожалел, что убил отца. Было бы дивным удовольствием увидеть лицо лорда Тайвина в тот момент, когда бы ему доложили, что на Вестерос идет войной королева-Таргариен с тремя драконами и при поддержке лукавого евнуха и торговца сыром толщиной с половину Кастерли Рок.
Карлик так набил живот, что ему пришлось расстегнуть ремень и распустить завязки штанов. Благодаря рассчитанной на ребёнка одежде, которой его снабдил радушный хозяин, он чувствовал себя десятифунтовой колбасой, втиснутой в оболочку для пятифунтовой.
"Если мы будем столько есть каждый день, к моменту встречи с королевой я буду размером с Иллирио".
Снаружи паланкина смеркалось, внутри было и вовсе темно. Тирион слышал храп Иллирио, скрип кожаных ремней, медленный цокот лошадиных подков по камню валирийской дороги, но сердце его желало услышать биение кожистых крыльев.
Когда он проснулся, солнце уже взошло. Лошади всё также тащились по дороге, паланкин поскрипывал и качался на ремнях между ними. Тирион чуть отдернул занавеску, чтобы взглянуть, что снаружи. Но там было не на что смотреть, кроме золотистых полей, бурых вязов с голыми ветками и самой дороги, широкого каменного тракта, подобно копью протянувшегося до самого горизонта. Он раньше читал о валирийских дорогах, но впервые видел такую своими глазами. Старая Валирия дотянулась на запад до Драконьего Камня, но так и не вступила на сам вестеросский материк.
"Странно. Богатства Семи Королевств лежали дальше к западу, и у Валирии были драконы. Конечно, они знали, что там, на западе".
Он слишком много выпил накануне. Голова трещала, и даже лёгкого покачивания паланкина было достаточно, чтобы желудок Тириона грозил вывернуться наизнанку. Он не жаловался, но Иллирио Мопатису и так все было ясно.
- Давай, выпей со мной, - предложил толстяк. - Как говорится, избавься от жгущего нутро дракона.
Он налил обоим из графина ежевичного вина - такого сладкого, что оно привлекало мух даже больше, чем мёд. Тирион отогнал их и выпил до дна. Вкус был таким приторным, что ему понадобилось приложить усилие, чтобы удержать вино в себе. Впрочем, вторая чаша пошла легче. Аппетита у него всё равно не было, и когда Иллирио предложил ему миску ежевики в сливках, Тирион от неё отказался.
- Мне приснилась королева, - сказал карлик. - Я встал перед ней на колени и произнёс слова присяги, но она приняла меня за моего брата Джейме и скормила своим драконам.
- Будем надеяться, что этому сну не суждено сбыться. Ты умный бес, как Варис и говорил, а Дейенерис понадобятся умные люди. Сир Барристан - рыцарь доблестный и верный, но что-то я не припомню, чтобы кто-либо называл его хитроумным.
- У рыцарей один-единственный способ решения всех проблем: копьё наперевес и в атаку. У карликов другой взгляд на мир. А что же ты сам? Ты ведь тоже умен.
- Ты мне льстишь, - Иллирио махнул рукой. - Увы, я не приспособлен к путешествиям, поэтому я посылаю тебя к Дейенерис вместо себя самого. Ты уже оказал Её Величеству огромную услугу, убив своего отца, и надеюсь, принесешь ей ещё немало пользы. Дейенерис, в отличие от своего брата, совсем не глупа и найдет тебе хорошее применение.
"В качестве растопки?" - подумал Тирион, любезно улыбаясь.
В тот день они только трижды меняли лошадей, зато останавливались каждые полчаса, чтобы Иллирио мог вылезть из паланкина и помочиться.
"Наш властелин сыров размером со слона, но мочевой пузырь у него с напёрсток", - подумал карлик. Он воспользовался одной из таких остановок, чтобы рассмотреть дорогу поближе. Он знал, что обнаружит. Это была не утоптанная земля, не булыжник и не каменные плиты, а сплошная полоса оплавленного камня, торчащая на полфута над землёй, чтобы дождь и талая вода стекали на обочину. В отличие от грязных троп, называемых дорогами в Семи Королевствах, по валирийским дорогам могли проехать три повозки в ряд, и им не были страшны ни время, ни колеса. Они всё также были надёжны и неизменны, даже спустя четыреста лет после того, как Рок погубил Валирию. Тирион поискал трещины или борозды в камне, но нашёл только кучку навоза, оставленную одной из лошадей.
Навоз заставил его вспомнить об отце.
"Ты ведь сейчас в аду, не так ли, отец? В миленькой промозглой преисподней, откуда ты можешь наблюдать, как я помогаю дочери Безумного Эйериса сесть на Железный Трон?"
Они продолжили своё путешествие. Иллирио извлек суму с жареными каштанами и снова заговорил о драконьей королеве.
- Боюсь, наши вести о королеве Дейенерис уже устарели. К этому моменту она должна была уже покинуть Миэрин. Она наконец сколотила себе войско из наёмных оборванцев, дотракийских пастухов и Безупречных. Она без колебаний поведёт их на запад, отвоёвывать трон своего отца.
Магистр Иллирио открыл горшок улиток с чесноком, понюхал и улыбнулся.
- В Волантисе, будем надеяться, ты получишь более свежие вести о Дейенерис, - сказал он, высасывая улитку из раковины. - Драконы и девицы непостоянны, так что, быть может, тебе придется поменять планы. Гриф будет знать, что делать. Хочешь улитку? Чеснок из моих собственных садов.
"Поедь я верхом на улитке, и то добрался бы быстрее, чем в твоих носилках".
Тирион отказался от блюда.
- Ты возлагаешь большие надежды на этого Грифа. Ещё один друг детства?
- Нет. Ты бы назвал его наемником, но он из Вестероса. Дейенерис нужны люди, достойные её дела, - Иллирио поднял руку. - Знаю-знаю! Ты думаешь: "Наёмники ценят золото выше чести, этот Гриф продаст меня сестре". Нет. Я доверяю Грифу, как доверял бы брату.
"Еще одна смертельная ошибка".
- Значит, и мне стоит относиться к нему так же.
- Пока мы здесь разговариваем, Золотое Братство движется к Волантису. Там они будут ждать прихода нашей королевы с востока.
"Под златом злой клинок".
- Я слышал, что Золотое Братство заключило контракт с одним из Вольных Городов.
- С Миром, - Иллирио ухмыльнулся. - Контракт можно и разорвать.
- В сыре упрятано ещё больше золота, чем я думал, - сказал Тирион. - Как тебе удалось этого добиться?
Магистр пошевелил пальцами в воздухе.
- Некоторые контракты пишут чернилами, а некоторые - кровью. Это всё, что я скажу.
Карлик задумался.
Золотое Братство, по всеобщему мнению, было самым прославленным вольным отрядом. Его основал лет сто назад Злой Клинок, бастард Эйегона Недостойного. Когда другой Великий Бастард попытался отнять Железный Трон у своего законнорожденного сводного брата, Злой Клинок присоединился к мятежу. Дейемон Чёрное Пламя пал на Красном поле, и его восстание умерло вместе с ним. Выжившие, но отказавшиеся склониться сторонники Чёрного Пламени бежали за Узкое море. Среди них были младшие сыновья Чёрного Пламени, Злой Клинок и сотни безземельных рыцарей и лордов, которым, чтобы прокормиться, вскоре пришлось стать наёмниками. Кто-то присоединился к Рваному знамени, кто-то - к Младшим сыновьям или Поклонникам Девы. На глазах Злого Клинка мощь дома Чёрного Пламени рассыпалась в прах, и он создал Золотое Братство, чтобы удержать изгнанников вместе.
И с того дня члены Золотого Братства жили и умирали на Спорных землях, сражаясь то за Мир, то за Лис, то за Тирош в их бессмысленных междоусобицах, и грезили об утраченной земле своих отцов. Это были изгнанники и дети изгнанников, обездоленные и непрощённые... но всё же первоклассные бойцы.
- Преклоняюсь перед твоим даром убеждения, - сказал Тирион Иллирио. - Как тебе удалось уговорить Золотое Братство присоединиться к нашей милой королеве, если они на протяжении почти всей своей истории воевали против Таргариенов?
Иллирио отмахнулся от этого замечания, как от мухи.
- Чёрный дракон или красный - это всё равно дракон. Когда Мейлис Ужасный пал на Ступенях, род Чёрного Пламени пресёкся по мужской линии, - торговец сыром усмехнулся в раздвоенную бороду. - Дейенерис даст изгнанникам то, чего им никогда не могли дать ни Злой Клинок, ни все отпрыски Чёрного Пламени: возможность вернуться домой.
"Огнем и мечом". Именно такого возвращения домой Тирион желал и себе.
- Десять тысяч мечей - поистине царский подарок. Её Величество будет польщена.
Магистр дёрнул головой, его щеки затряслись.
- Я бы не стал загадывать, что сможет польстить Её Величеству.
"Как благоразумно". Тирион уже насмотрелся на благодарность королей. Едва ли королевы чем-то от них отличаются.
Вскоре магистра сморил сон, и Тирион остался размышлять в одиночестве. Как Барристан Селми отнесётся к самой возможности идти в бой вместе с Золотым Братством? Во время Войны Девятигрошевых Королей он проложил себе кровавый путь сквозь их ряды, чтобы зарубить последнего из претендентов рода Чёрного Пламени.
"Восстания порождают страннейшие союзы - и нет страннее того, что у меня с этим толстяком".
Торговец сыром проснулся на очередной смене лошадей и послал за новой корзиной еды.
- Как далеко мы заехали? - спросил Тирион, когда они набивали желудки холодными каплунами с гарниром из моркови, изюма, дольками лаймов и апельсинов.
- Это Андалос, друг мой. Отсюда пришли твои предки-андалы. Они отобрали эту землю у волосатых людей, живших здесь до них, родичей волосатых людей Иба. Сердце древнего королевства Хугора лежит севернее, но мы проедем по его южным границам. В Пентосе эти земли называют просто Равнинами. Дальше на восток - Бархатные холмы, туда-то мы и направляемся.
"Андалос". Как учили септоны, когда-то по холмам Андалоса в человеческом облике бродили Семеро.
- Отец простёр руку в небеса и сорвал семь звёзд, - процитировал Тирион по памяти, - и одну за другой разместил их на лбу Хугора, увенчав его лучезарной короной.
Магистр Иллирио с любопытством поглядел на него.
- Вот уж не знал, что мой маленький друг так набожен.
Карлик пожал плечами.
- Запомнилось с детства. Я знал, что мне не стать рыцарем, так что я решил стать Верховным септоном. Хрустальная корона добавляет фут к росту того, кто её носит. Я изучал священные писания и молился до волдырей на коленях. Окончилось всё печально: я достиг известного возраста и влюбился.
- В девицу? О, я знаю, каково это, - Иллирио запустил правую руку в левый рукав и вытянул серебряный медальон. Внутри был портрет женщины с большими голубыми глазами и золотыми волосами с редкими серебряными прядями. - Это Серра. Я наткнулся на неё в лисенийском доме подушек и привел к себе, чтобы она грела мою постель, но в конце концов на ней женился. Я - чья первая жена была кузиной пентосского князя! Ворота дворца передо мной навеки закрылись, но мне было всё равно. Это была более чем скромная плата за Серру.
- Как она умерла? - Тирион знал наверняка, что она мертва: ни один мужчина не будет так нежно рассказывать о женщине, которая его оставила.
- В Пентос на обратном пути из Нефритового моря зашла браавосская торговая галера. "Сокровище" везла гвоздику и шафран, чёрный янтарь и нефрит, багряную парчу и зелёный шёлк... и серую смерть. Мы перебили гребцов, стоило им сойти на берег, и сожгли стоявший на якоре корабль, но крысы сбежали по веслам и доплыли до набережной. Прежде чем прекратиться, мор унес две тысячи жизней, - магистр Иллирио захлопнул медальон. - Я храню её руки в своей опочивальне. Они были такими мягкими...
Тирион подумал о Тише. Он смотрел на поля, по которым когда-то ходили боги.
- И какие боги могли создать крыс, чуму и карликов?
Ему на ум пришло ещё одно место из "Семиконечной звезды".
- Дева привела ему девушку, стройную как ива, и с глазами глубокими, как синие озера, и Хугор объявил, что возьмет её в жены. И тогда Мать наделила её плодородием, а Старица возвестила, что она родит королю сорок четыре могучих сына. Воин даровал мощь их рукам, а Кузнец сковал каждому железный доспех.
- Ваш Кузнец, должно быть, был ройнаром, - колко вставил Иллирио. - Андалы переняли искусство обработки железа у ройнаров, которые жили вдоль реки. Это все знают.
- Кроме наших септонов, - Тирион показал на поля. - И кто живет на этих ваших Равнинах?
- Земледельцы и работяги, прикрепленные к земле. Тут есть сады, хутора, прииски... У меня самого есть тут кое-какие владения, хотя я редко их навещаю. Зачем мне тратить на них время, когда к моим услугам мириады услад Пентоса?
- Мириады услад.
"И высокие крепкие стены".
Тирион поболтал вино в чаше.
- Мы от самого Пентоса не видели ни одного города.
- Тут есть руины, - Иллирио ткнул куриной косточкой в занавеску. - По этим местам проходят конные владыки, если какому-нибудь кхалу взбредёт в голову поглядеть на море. Дотракийцы не слишком-то любят города - это и в Вестеросе знают.
- Подкараульте один такой кхаласар, перебейте, и в следующий раз дотракийцы как следует подумают, прежде чем переправляться через Ройн.
- Дешевле откупаться от врагов едой и подарками.
"Додумайся я принести хорошего сыра на Черноводную, может, нос и по сей день был бы при мне". Лорд Тайвин всегда презирал Вольные Города. "Они воюют деньгами вместо оружия, - говорил он. - У золота есть своё применение, но войны выигрывают железом".
- Дай врагу золота, и он вернется и потребует ещё, говорил мой отец.
- Тот самый отец, которого ты убил? - Иллирио выкинул из паланкина очередную кость. - Наёмники не устоят против дотракийских крикунов - проверено Квохором.
- И твой доблестный Гриф? - усмехнулся Тирион.
- Гриф - другое дело. У него есть сын, в котором он души не чает. Мальчика называют Юным Грифом. Отважнее парня на свете нет.
Вино, пища, солнце, покачивание паланкина и жужжание мух - всё вокруг словно сговорилось вогнать Тириона в сон. Так что он засыпал, просыпался, пил. Иллирио пил вместе с ним чашу за чашей. Когда небо окрасилось багрянцем, толстяк захрапел.
Этой ночью Тириону Ланнистеру приснилась битва, залившая кровью холмы Вестероса. Он был в самом пекле, сея вокруг смерть секирой размером с себя самого; рядом с ним дрались Барристан Отважный и Злой Клинок, а в небе парили драконы. В этом сне у него были две головы, и у обеих не было носа. Врагами командовал его отец, и Тирион убил его снова. Затем он убил своего брата Джейме и, смеясь при каждом ударе, рубил его лицо топором, пока оно не превратилось в кровавую кашу. Лишь когда битва закончилась, он понял, что его вторая голова плачет.
Когда он проснулся, его короткие ноги налились железом. Иллирио ел оливки.
- Где мы? - спросил его Тирион.
- Мы все ещё на Равнинах, мой торопливый друг. Скоро дорога выведет нас в Бархатные холмы. Оттуда мы поднимемся к Гоян Дрохе, что на Малом Ройне.
Гоян Дрохе был ройнарским городом, пока валирийские драконы не превратили его в дымящееся пепелище.
"Я оставляю за спиной не только лиги, но и века, - подумал Тирион, - движусь назад во времени - в те дни, когда землёй правили драконы".
Тирион засыпал, просыпался и снова засыпал - то днем, то ночью. Бархатные холмы оказались сущим разочарованием.
- Да у половины шлюх в Ланниспорте титьки больше, чем эти холмы, - заявил он Иллирио. - Надо вам переименовать их в Бархатные соски.
Они видели круг из стоячих камней, которые, по словам Иллирио, поставили великаны, потом глубокое озеро.
- Тут было логово разбойников, которые грабили проезжих на дороге, - сообщил Иллирио. - Говорят, они по сей день обитают там, под водой. Тех, кто вздумает порыбачить на озере, утаскивают вниз и съедают.
К следующему вечеру им встретился каменный валирийский сфинкс, припавший к земле у дороги. У него было тело дракона и женский лик.
- Драконья королева, - сказал Тирион. - Хороший знак.
- Вот только короля у неё нет, - Иллирио показал на гладкий каменный постамент, где раньше стоял второй сфинкс. Камень зарос мхом и цветущими лозами. - Конные владыки соорудили под ним деревянные колёса и увезли в Вейес Дотрак.
"Это тоже знак, - подумал Тирион, - и совсем не такой хороший".
Этой ночью он напился сильнее обычного и в какой-то момент разразился песней:
Он в глухую ночь оседлал коня, и покинул замок тайком,
Вихрем он по улицам мчался, ненасытной страстью влеком.
Туда, где жила она: его тайный клад, услада его и позор.
Но он отдал бы замок и цепь свою - за улыбку и нежный взор.
Продолжения он не знал, кроме припева:
Золотые руки всегда холодны, а женские - горячи.
Руки Шаи били его по лицу, когда золотые руки цепи Десницы впились в её горло. Он не помнил, были они горячими или нет. Когда силы покинули её, удары стали прикосновениями мотыльков, порхающих вокруг его лица. Каждый раз, когда он закручивал цепь туже, золотые руки всё глубже впивались ей в горло. "И он отдал бы замок и цепь свою - за улыбку и нежный взор". Поцеловал ли он её последний раз, когда она была уже мертва? Он не помнил... но прекрасно помнил, когда они поцеловались впервые - в шатре на Зелёном зубце. Как сладки были её уста.
Он помнил и тот первый раз, когда поцеловался с Тишей. "Она не умела целоваться, как и я сам. Мы тыкались носами, но когда я коснулся её языка моим, она затрепетала". Тирион закрыл глаза и попытался вспомнить её лицо, но увидел только своего отца, согнувшегося над отхожим местом с задранной до пояса ночной рубашкой.
- Куда отправляются шлюхи, - произнес лорд Тайвин, и арбалет тренькнул.
Карлик перевернулся на живот и зарылся тем, что у него осталось от носа, в шёлковые подушки. Сон разверзся перед ним бездонным колодцем, и он с радостью бросился вниз и позволил тьме пожрать себя.
СЛУГА КУПЦА
"Приключение" дурно пахло.
На нём было шестьдесят весел и парус; длинный и узкий остов сулил быстрое плавание.
"Кораблик маловат, но нам сгодится", - подумал Квентин, когда впервые увидел судно, но это было до того, как он поднялся на борт и как следует принюхался. - "Свиньи", - решил он поначалу, но, сделав второй вдох, изменил мнение. Свиньи пахнут и того лучше. Это же была перебившая портовые запахи рыбы и солёного воздуха вонь мочи, гнилого мяса, нечистот, смрад мертвечины, мокнущих язв и загнивших ран.
- Меня тошнит, - признался он Геррису Дринкуотеру. Изнывая от жары, они ждали владельца судна, палуба которого источала такое зловоние.
- Если капитан пахнет так же, как и его корабль, как бы он не принял твою блевотину за духи, - ответил Геррис.
Квентин уже был готов предложить попытать счастья с другим судном, когда хозяин всё-таки явился - с парой гнусного вида матросов по обе руки. Геррис поприветствовал его улыбкой. Хотя по-волантийски он говорил хуже Квентина, но в силу их маскарада вести переговоры приходилось именно ему. В Дощатом городе виноторговца изображал Квентин, но фиглярство ему приелось, так что в Лисе при пересадке с корабля на корабль дорнийцы поменялись ролями. На "Жаворонке" Клетус Айронвуд стал торговцем, а Квентин - его слугой, но в Волантисе, после того как Клетуса убили, роль хозяина принял Геррис.
Рослый и пригожий, с сине-зелёными глазами и песочными волосами, опалёнными солнцем, телом стройным и ладным, Геррис держался важно, с достоинством, граничащим с высокомерием. Он никогда не проявлял неловкости, и даже тогда, когда к нему обращались на незнакомом языке, ухитрялся как-то объясниться. Квентин рядом с ним выглядел довольно невзрачно - коротконогий, коренастый, крепко сбитый, с волосами тёмными, как свежая земля. Лоб - слишком высокий, челюсть - чересчур квадратная, нос - без меры широкий.
"У тебя доброе, простое лицо, - как ему однажды сказала девушка, - но тебе надо почаще улыбаться".
Улыбки никогда не давались Квентину Мартеллу, как и его лорду-отцу.
- И насколько быстро ваше "Приключение"? - спросил Геррис на корявом подобии высокого валирийского.
Хозяин "Приключения" распознал его акцент и ответил на общем языке Вестероса:
- Нет судна быстрее его, достопочтенный лорд. "Приключение" может обогнать ветер. Скажите, куда вы держите путь, и я доставлю вас туда без промедления.
- Мне и двоим моим слугам надо попасть в Миэрин.
Это заставило капитана задуматься.
- Мне доводилось бывать в Миэрине. Да, я могу отыскать город... но зачем? В Миэрине больше нет рабов, там не получишь прибыли. Серебряная королева положила всему конец. Она даже закрыла бойцовские ямы, так что бедному моряку нечем развлечь себя, пока в порту наполняют его трюмы. Скажи, мой вестеросский друг, что такого есть в Миэрине, что тебе приспичило туда отправиться?
"Самая прекрасная женщина в мире, - подумал Квентин, - и моя суженая, если боги будут милостивы".
Иногда по ночам он лежал без сна, воображая себе её лицо и фигуру и размышляя, зачем такой женщине из всех принцев мира выбирать мужем именно его.
"Я из Дорна, - повторял он себе, - ей понадобится Дорн".
Геррис ответил капитану той самой выдумкой, которую дорнийцы состряпали заранее:
- Моя семья занимается виноделием. У моего отца обширные виноградники в Дорне, и он послал меня найти новые рынки. Надеемся, что честному миэринскому народу придется по вкусу наш товар.
- Вино? Дорнийское вино? - капитана это не убедило. - Города работорговцев воюют, разве вы этого не знаете?
- Мы слышали, что друг с другом воюют Астапор и Юнкай. Миэрина это не касается.
- Пока нет. Но скоро будет. Прямо сейчас посланник из Жёлтого Города нанимает мечи в Волантисе. Длинные Копья уже отчалили в Юнкай, Гонимые Ветром и Рота Кошки последуют за ними, как только пополнят свои ряды. И Золотое Братство движется на восток. Все это дело известное.
- Как скажете. Я занимаюсь вином, а не войнами. Гискарское вино - дрянная штука, тут спорить нечего. Миэринцы хорошо заплатят за мои прекрасные дорнийские вина.
- Мертвецам всё равно, какое вино пить, - хозяин "Приключения" перебирал пальцами бороду. - Сдается мне, я не первый капитан, к которому вы обратились. И не десятый.
- Нет, - признал Геррис.
- И который же? Сотый?
"Около того", - подумал Квентин. Волантийцы любили похваляться, что в их глубокой гавани можно потопить всю сотню островов Браавоса. Квентин никогда не видел Браавоса, но без труда в это поверил. Пышный, пошлый и прогнивший Волантис присосался к устью Ройна горячим влажным поцелуем, растянувшись по холмам по обе стороны реки. Суда были повсюду, они шли по реке или выходили в море, теснились у причалов и пристаней, принимая груз на борт или сгружая; военные корабли, китобои и торговые галеры, карраки и ялики, когги большие и малые, ладьи, корабли-лебеди, суда из Лиса, Тироша и Пентоса; квартийские огромные, как дворцы, перевозчики пряностей; суда из Толоса, Юнкая и с Василисков. Их было так много, что Квентин, впервые обозревая порт с палубы "Жаворонка", заявил своим друзьям, что они не задержатся тут дольше, чем на три дня.
Но прошло уже двадцать дней, а они по-прежнему торчали здесь, без корабля. Им отказали капитаны "Мелантины", "Дочери триарха" и "Поцелуя русалки". Помощник капитана на "Отважном страннике" рассмеялся им в лицо. Хозяин "Дельфина" обругал их, заявив, что они впустую тратят его время, а владелец "Седьмого сына" обвинил в пиратстве. И это лишь за первый день.
Только капитан "Оленёнка" объяснил им, причину отказа.
- Да, я в самом деле отправляюсь на юг, - сказал он им за чашей разбавленного вина. - Мы обойдем вокруг Валирии, а оттуда пойдем на восход. В Новом Гисе пополним запасы воды и провизии, затем во все весла двинемся к Кварту и Нефритовым Вратам. Каждое путешествие сулит опасности, а долгое - тем более. Зачем мне искать лишнюю беду на свою голову, заходя в Залив Работорговцев? "Оленёнок" - мой единственный источник к существованию, и я не буду им рисковать, завозя троих сбрендивших дорнийцев в самое пекло войны.
Квентин уже начал думать, что лучше бы им было купить собственный корабль в Дощатом городе. Но это привлекло бы к ним ненужное внимание: у Паука везде были глаза и уши, даже в стенах Солнечного Копья.
- Если цель твоего путешествия откроется, Дорну придется туго, - предупредил его отец, когда они наблюдали как резвятся дети в прудах и фонтанах Водных Садов. - Не заблуждайся, то, что мы делаем - измена. Доверяй только своим товарищам и старайся не привлекать внимания.
Так что Геррис Дринкуотер ответил капитану "Приключения" своей самой обезоруживающей улыбкой.
- По правде сказать, я уже потерял счёт трусам, отказавшимся нас везти. Но в Купеческом доме мне сказали, что вы человек другого сорта - похрабрее. Такой, что может рискнуть всем за соответствующую сумму.
"Контрабандист", - подумал Квентин. Именно так им и обрисовали капитана "Приключения" другие торговцы в Купеческом доме. Хозяин этого постоялого двора о нем сказал:
- Он контрабандист и работорговец, наполовину пират, наполовину наводчик, но может статься так, что это ваша последняя надежда.
Капитан потер большим пальцем об указательный.
- И какую же сумму вы считаете соответствующей подобному путешествию?
- Втрое больше, чем вы обычно берете за провоз до Берега Работорговцев.
- За каждого? - капитан обнажил зубы в чем-то, что должно было быть улыбкой, но вышло хищным оскалом. - Возможно. Да, я буду похрабрее многих. Скоро собираетесь отправиться в путь?
- Да хоть завтра.
- По рукам. Приходите за час до рассвета со своими друзьями и винами. Лучше нам отчалить, пока Волантис спит - никто не станет задавать нам неудобные вопросы о цели нашего плавания.
- Как скажете. За час до рассвета.
Улыбка капитана стала ещё шире.
- Рад, что могу вам помочь. Нас ждет приятнейшее путешествие, верно?
- Уверен в этом, - сказал Геррис.
Капитан велел принести эля, и они вдвоем выпили за удачное плавание.
- Приятный человек, - заметил Геррис, когда они спускались к подножию пристани, где их ждал нанятый хатай. Воздух налился тяжёлым жаром, от яркого солнца обоим приходилось щуриться.
- И город приятный, - согласился Квентин.
"Слащавый настолько, что скоро зубы повыпадают".
Здесь в изобилии выращивали сладкую свёклу и подавали её почти в каждом блюде. Волантийцы варили из неё холодную похлебку - густую и жирную, как пурпурный мед. Вина у них тоже были сладкие.
- Боюсь, наше беззаботное путешествие окажется недолгим. Этот приятнейший человек не собирается везти нас в Миэрин. Слишком уж быстро он согласился на наше предложение. Он возьмет с нас втридорога, спору нет, но как только мы окажемся на борту и выйдем в море, он перережет нам глотки и заберёт остальное золото.
- Или прикует к вёслам рядом с теми несчастными, которых мы уже нанюхались. Нет, сдается мне, надо поискать контрабандиста получше.
Возница ждал их у своего хатая. В Вестеросе эту повозку назвали бы просто телегой, разве что она была украшена больше, чем любая виденная Квентином дорнийская телега, и запряжен в нее был не бык и не лошадь. Хатай тянула карликовая слониха цвета грязного снега. На улицах Старого Волантиса этих животных было полным-полно.
Квентин предпочел бы пойти пешком, но они были очень уж далеко от места, где остановились. Кроме того, владелец Купеческого дома предупредил их, что пешие прогулки уронят их в глазах как чужеземных капитанов, так и коренных волантисцев. Уважаемые люди ездили либо в паланкинах, либо в хатаях... и по случайному стечению обстоятельств двоюродный брат хозяина как раз владел несколькими такими повозками и был рад оказать гостям услугу.
Их возница был одним из рабов его брата - маленький человечек с вытатуированным на щеке колесом, почти голый, в одной набедренной повязке и сандалиях. У него была кожа цвета тикового дерева, глаза - как два уголька. Он помог дорнийцам забраться на выложенную подушками скамью между огромными деревянными колёсами двуколки и сам влез на спину слонихи.
- К Купеческому дому, - велел ему Квентин, - но езжай вдоль причалов.
Вдали от гавани и морского ветра, на улицах и в проулках Волантиса стояла такая духота, что можно было утонуть в собственном поту, по крайней мере, на этой стороне реки.
Возница крикнул что-то слонихе на местном языке, и она стронулась с места, мотая хоботом из стороны в сторону. Двуколка, накреняясь, потащилась следом; возница улюлюкал, сгоняя с пути матросов и рабов. Их было нетрудно отличить друг от друга: все рабы были татуированы. Маска из голубых перьев, молния от нижней челюсти до брови, монета на щеке, леопардовые пятна, череп, кувшин. Мейстер Кедри говорил, что на одного свободного в Волантисе приходится пять рабов - правда, он не дожил до возможности проверить свои расчеты. Он погиб в то утро, когда пираты взяли "Жаворонка" на абордаж.
В тот день Квентин потерял еще двоих друзей - Уильяма Уэллса с его веснушками и кривыми зубами, отчаянного копьеносца, и Клетуса Айронвуда - красавца, несмотря на косоглазие, вечно возбуждённого, вечно смеющегося. Полжизни Клетус был лучшим другом Квентина, брат во всём, но не по крови.
- Поцелуй за меня свою невесту, - прошептал ему Клетус перед смертью.
Пираты влезли на борт в предрассветной темноте, когда "Жаворонок" стоял на якоре у берегов Спорных земель. Ценой двенадцати жизней экипажу удалось отбиться. После этого члены команды обобрали убитых пиратов, сняв с них пояса, обувь и оружие, разделили содержимое кошельков, стащили кольца с пальцев и выдрали самоцветы из ушей. Один из пиратов был так толст, что корабельному коку пришлось отрезать ему тесаком пальцы, чтобы снять кольца. Понадобилось три матроса, чтобы поднять его и выбросить в море. Остальных пиратов швырнули следом - без молитв и церемоний.
С собственными мертвецами обошлись получше. Моряки зашили тела в парусину и, чтобы те утонули поскорее, нагрузили камнями для балласта. Капитан со своей командой помолился о душах погибших товарищей. Затем он обернулся к дорнийским пассажирам - из шести взошедших на борт в Дощатом городе в живых осталось трое. Даже Громадина - бледный, изнурённый морской болезнью и едва стоящий на ногах - вылез из недр корабельного трюма, чтобы проводить покойных в последний путь.
- Кому-то из вас надо произнести поминальную речь по своим убитым. Потом мы предадим их морю, - сказал капитан дорнийцам.
Вызвался Геррис, хотя ему пришлось солгать, поскольку нельзя было выдавать ни их личности, ни цель их путешествия.
"Для них все не так должно было закончиться".
- Мы будем рассказывать об этом путешествии своим внукам, - объявил Клетус в тот день, когда они выехали из замка его отца.
Уилл скорчил рожу и сказал:
- Ты хотел сказать - шлюхам в тавернах, в надежде заглянуть им под юбку.
Клетус похлопал его по спине.
- Чтобы были внуки, нужно сначала завести детей, а чтобы были дети - надо заглянуть под пару-тройку юбок.
Позже в Дощатом городе дорнийцы пили за будущую невесту Квентина, отпускали сальные шутки по поводу его грядущей брачной ночи, говорили о том, что они увидят, о том, что совершат, о славе, которую они завоюют.
"А все, что выпало на их долю - парусиновый мешок с камнями".
Сколь ни горевал он по Уиллу и Клетусу, потеря мейстера Кедри ощущалась острее всего. Кедри свободно владел всеми языками Вольных Городов, даже гискарским диалектом, на котором общались на побережье Залива Работорговцев.
- Мейстер Кедри поедет с вами, - в ночь перед отправлением сказал отец. - Слушайся его советов. Он посвятил полжизни изучению Вольных Городов.
Но на взгляд Квентина, даже если мейстер был бы сейчас с ними, дела шли бы ничуть не лучше.
- Я бы продал свою мамашу за глоток свежего воздуха, - пожаловался Геррис, когда повозка пробиралась через портовую толчею. - Тут влажно, как у Девы в дырке, а нет ещё и полудня. Ненавижу этот город.
Квентин был с ним согласен. Гнетущая влажная жара высосала из него все силы и заставила чувствовать себя грязным. Хуже всего было то, что и ночь не приносила облегчения. На горных лугах к северу от владений лорда Айронвуда воздух после захода солнца всегда был свеж, каким бы жарким ни был прошедший день. В Волантисе же ночью стояла та же духота, что и днем.
- Утром "Богиня" отчалит к Новому Гису, - напомнил ему Геррис, - По крайней мере, мы окажемся чуть ближе к цели.
- Новый Гис на острове, и порт там гораздо меньше здешнего. Да, мы будем ближе к цели, но мы можем там и застрять. И Новый Гис заключил союз с Юнкаем, - эта новость Квентина не удивила: Новый Гис и Юнкай - гискарские города. - Если и Волантис присоединится к их союзу...
- Нам нужен вестеросский корабль, - предложил Геррис, - какой-нибудь торговец из Ланниспорта или Староместа.
- Мало кто заплывает так далеко, а те, кто добирается сюда - набивает трюмы шёлком и пряностями с Нефритового моря и тут же поворачивает домой.
- Может, тогда браавосский? Говорят, их корабли с багряными парусами доплывают до самого Асшая и островов в Нефритовом море.
- Браавосцы - потомки беглых рабов. Они не торгуют в Заливе Работорговцев.
- У нас хватит золота, чтобы купить себе корабль?
- И кто будет им управлять? Ты? Я? - Дорнийцы никогда не были мореплавателями - с тех самых пор, как Нимерия сожгла свои десять тысяч кораблей. - Моря вокруг Валирии опасны и кишат пиратами.
- Хватит с меня уже пиратов. Не будем покупать корабль.
"Для него это все еще игра, - понял Квентин, - точно такая же, когда он повел нас шестерых в горы искать старое логово Короля-Стервятника".
Не в духе Герриса Дринкуотера думать о будущем поражении, а тем паче - о смерти. Похоже, его не образумила даже смерть друзей.
"Он предоставляет решать мне - он знает, что моя осторожность может тягаться с его смелостью".
- Возможно, Громадина прав, - сказал Геррис. - Плевать на море, завершим путешествие сушей.
- Ты знаешь, почему он так говорит, - ответил Квентин, - он скорее умрёт, чем ещё раз ступит на палубу корабля.
Громадина всю дорогу промаялся морской болезнью. В Лисе он четыре дня приходил в себя. Им пришлось остановиться в гостинице, где мейстер Кедри уложил Громадину в постель с периной и поил отварами и настоями, пока щеки пациента снова не порозовели.
Попасть в Миэрин сушей было возможно, что правда, то правда. Добраться туда можно было по старым валирийском дорогам. Мощеные тракты древней Валирии в народе называли драконьими дорогами, но та, что вела на восток - из Волантиса в Миэрин, заслужила более зловещее название: дорога демонов.
- Дорога демонов слишком опасна, и добираться по ней чересчур долго, - сказал Квентин. - Как только слухи о королеве дойдут до Королевской Гавани, Тайвин Ланнистер отправит за ней своих людей.
В этом его отец был уверен.
- А к его приказам наверняка прилагается нож. Если они доберутся до неё первыми...
- Будем надеяться, что её драконы учуют убийц первыми и сожрут, - отозвался Геррис. - Что ж, если мы не можем найти корабль, и ты против поездки верхом, мы можем вернуться в Дорн.
"Признать поражение и приползти назад в Солнечное Копье, поджав хвост?"
К невыносимому разочарованию отца, под испепеляющие насмешки песчаных змеек? Доран Мартелл вложил судьбу Дорна в руки Квентина - и он не подведет отца, пока жив.
Хатай грохотал окованными железом колёсами, нагретый солнцем воздух дрожал над улицей, делая окружавшее похожим на наваждение. Между складами и причалами в порту теснились всевозможные лавки и ларьки. Здесь можно было купить свежих устриц, там - железные цепи и оковы, тут - фигурки для кайвассы, выточенные из слоновой кости и нефрита. Тут же были и храмы, куда моряки приходили поклониться своим чужеземным богам, распологавшиеся бок о бок с борделями, с балконов которых женщины подзывали к себе мужчин.
- Глянь-ка на эту, - подтолкнул его Геррис. - Кажется, она в тебя влюбилась.
"И сколько же стоит любовь шлюхи?"
По правде сказать, девушки заставляли Квентина чувствовать себя не в своей тарелке, особенно симпатичные.
Когда Квентин впервые приехал в Айронвуд, он по уши влюбился в Инис, старшую дочь лорда Айронвуда. Хотя он ни разу ни одним словом не выдал свои чувства, мечты о ней он лелеял годами... пока её не выдали замуж за сира Риэна Аллириона, наследника Дара богов. Когда Квентин видел её в последний раз, она кормила грудью сына, а ещё один цеплялся ей за юбку.
После Инис были близняшки-Дринкуотеры - пара смуглых девчушек, обожавшая охотиться с соколом, лазать по скалам и вгонять Квентина в краску. Одна из них подарила ему первый поцелуй - хотя он так и не узнал, которая именно. Они были дочерьми рыцаря-ленника. Двойняшки были не подходящего для женитьбы происхождения, хотя Клетус считал, что это не мешает с ними целоваться.
- Когда ты женишься, то сможешь взять одну из них в любовницы. Или обеих, почему бы и нет?
У Квентина нашлась не одна причина "почему нет", так что он постарался избегать близняшек, и второго поцелуя не было.
Не так давно его стала повсюду преследовать младшая дочь лорда Айронвуда. Гвинет было почти двенадцать, и это была невысокая, тщедушная девочка, чьи чёрные глаза и тёмные волосы выделяли её среди родни - все они были голубоглазые блондины, как на подбор. Она, впрочем, была умна, скора и на язык, и на руку, и твердила Квентину, что ему надо дождаться, пока она расцветёт - тогда она сможет выйти за него замуж.
Но это было до того, как принц Доран вызвал его в Водные Сады. Теперь в Миэрине его ждала самая прекрасная женщина в мире, и он должен был исполнить свой долг и попросить ее руки.
"Она мне не откажет. Она должна чтить договор".
Дейенерис Таргариен понадобится Дорн, чтобы покорить Семь Королевств, а значит - ей понадобится Квентин.
"Хотя это не значит, что она меня полюбит. Может, я ей совсем не понравлюсь".
Там, где река встречалась с морем, улица делала поворот, и у этого изгиба толпились торговцы животными, выставлявшие на продажу разноцветных ящериц, огромных пестрых змей и проворных маленьких мартышек с полосатыми хвостами и ловкими розовыми лапками.
- Может быть, твоей серебряной королеве понравится мартышка, - заметил Геррис.
Квентин не имел представления, как выглядит Дейенерис Таргариен. Он пообещал отцу, что привезет её в Дорн, но всё чаще и чаще ему в голову лезли мысли, достоин ли он этого предприятия.
"Я никогда об этом не просил", - думал он.
За широкой голубой гладью Ройна ему была видна Чёрная Стена, воздвигнутая валирийцами еще в те времена, когда Волантис был не более чем заставой на границе их империи - огромный овал из оплавленного камня двести футов высотой и такой толщины, что по его вершине могли в ряд проскакать наперегонки шесть запряженных четверками колесниц, что и происходило каждый год во время праздника в честь основания города. Чужеземцам и вольноотпущенникам не позволялось входить внутрь иначе как по приглашению живших внутри потомков Старой крови, способных проследить свою родословную до времен самой Валирии.
Здесь движение стало оживленнее. Они находились у западного конца Долгого моста, соединявшего две части города. Упряжки, телеги и хатаи теснились на улице либо съехав с моста, либо пробираясь к нему. Повсюду, как тараканы, были бесчисленные рабы, снующие по делам своих хозяев.
Ближе к Рыбной площади и Купеческому дому на перекрестке раздались громкие возгласы, и откуда ни возьмись явилась дюжина копьеносцев-Безупречных в изукрашенных латах и плащах из тигровых шкур, растолкавших народ, освобождая путь триарху, восседавшему на спине слона. Слон триарха, серокожий исполин, нёс на себе покрытые эмалью доспехи тонкой работы, которые тихо позвякивали при каждом движении. Башня на его спине была так высока, что задела крышей верх узорчатой каменной арки.
- Триархов считают столь возвышенными, что их ногам не дают прикасаться к земле в течение всего года службы, - объяснил Квентин своему спутнику. - Они ездят везде на слонах.
- Перегораживая улицы и оставляя нам, убогим, кучи навоза на дороге, - сказал Геррис. - Зачем Волантису три принца, когда Дорн обходится одним-единственным - никак не уразумею.
- Триархи - не короли и не принцы. Волантис - республика, как и Валирия старых времен. Все свободнорожденные землевладельцы допущены к управлению государством. Даже женщины могут голосовать, если у них есть земля. Троих триархов избирают среди выходцев из благородных семейств, способных доказать, что они по прямой линии происходят из старой Валирии, и служат они до первого дня нового года. Ты тоже знал бы всё это, если бы озаботился чтением книги, которую тебе дал мейстер Кедри.
- Там не было картинок.
- Там были карты.
- Карты не считаются. Если бы он рассказал мне, что там про тигров и слонов, я, может, и попытался бы почитать. А так она подозрительно смахивала на книгу по истории.
Когда их хатай достиг края Рыбной площади, слониха подняла хобот и затрубила - ни дать ни взять огромная белая гусыня, не желающая проталкиваться сквозь находившуюся впереди толчею повозок, паланкинов и пеших прохожих. Возница пнул её пятками, заставив двинуться дальше.
Тут было множество торговцев рыбой, и все они криком восхваляли утренний улов. Квентин понимал в лучшем случае одно слово из двух, но тут не надо было знать языка, чтобы узнать рыбу. Здесь торговали треской, рыбами-парусниками и сардинами, бочками мидий и устриц. Перед одним прилавком свисали угри, другой выставлял напоказ гигантскую черепаху весом не меньше лошади, подвешенную за ноги на железных цепях. В кадках с морской водой и водорослями шебуршились крабы. Некоторые торговцы жарили куски рыбы с луком и свеклой или продавали перчёную рыбную похлебку в маленьких железных котелках.
В центре площади под надтреснутой безголовой статуей давно уже мёртвого триарха собиралась толпа - какие-то карлики давали представление. Коротышки нацепили на себя деревянные доспехи, изображая рыцарей на турнире. Квентин видел, как один из них сел верхом на собаку, другой попытался взгромоздиться на свинью... чтобы тут же съехать с неё набок под хохот толпы.
- Выглядит весело, - сказал Геррис. - Остановимся и посмотрим на бой? Тебе не помешало бы развеяться, Квент. Ты выглядишь дряхлым стариком, который полгода не ходил на горшок.
"Мне восемнадцать, я на шесть лет младше тебя, - подумал Квентин. - Я не старик".
Вслух он сказал:
- Не нужны мне шуты-карлики. Разве что у них есть корабль.
- Думается, крошечный.
Четырехэтажный Купеческий дом возвышался над доками, пристанями и окружавшими его складами. Здесь торговцы из Староместа и Королевской Гавани перемешались с негоциантами из Браавоса, Пентоса и Мира, волосатыми иббенийцами, бледнолицыми странниками из Кварта, чёрными как уголь приезжими с Летних Островов в плащах из перьев и даже с носящими маски заклинателями теней из Асшая у Тени.
Квентин спустился с хатая на землю и почувствовал, как камни мостовой обжигают ноги даже сквозь кожаные подметки. В тени перед Купеческим домом стоял стол на козлах, разукрашенный полосатыми бело-синими флажками, трепетавшими при каждом дуновении ветра. За столом развалились четверо наёмников сурового вида, подзывающих криками прохожих мужчин и юношей.
"Гонимые ветром", - вспомнил Квентин. Сержанты набирали рекрутов, пополняя ряды наёмников перед отправкой в Залив работорговцев.
"И с каждым вступившим к ним на службу у Юнкая становится мечом больше. Мечом, который хочет испить крови моей суженой".
Один из Гонимых что-то крикнул им.
- Я не говорю на вашем языке, - ответил Квентин. Он умел читать и писать на высоком валирийском, но ему редко удавалось поговорить - к тому же волантийское яблочко очень уж далеко укатилось от валирийской яблони.
- Вестеросцы? - спросил мужчина уже на общем языке.
- Дорнийцы. Мой хозяин торгует вином.
- Хозяин? И хрен с ним. Ты раб, что ли? Присоединяйся к нам, будешь сам себе хозяином. Хочешь умереть в постели? Мы научим тебя владеть копьем и мечом, ты пойдешь в бой рядом с Оборванным Принцем и вернёшься домой богаче лорда. Мальчики, девочки, золото, всё что захочешь - если хватит мужества протянуть руку и взять! Мы - Гонимые ветром, и трахаем богиню смерти в зад.
Двое наёмников начали горланить какую-то походную песню. Квентин понимал достаточно, чтобы уловить смысл.
"Мы - Гонимые ветром, - пели они. - Неси нас ветер на восток в Залив Работорговцев, мы убьем короля-мясника и трахнем королеву драконов".
- Если бы Клетус и Уилл были с нами, мы могли бы прихватить Громадину и перебить эту шайку, - сказал Геррис.
"Клетус и Уилл мертвы".
- Не обращай на них внимания, - сказал Квентин.
Пока дорнийцы шли к дверям Купеческого дома, наёмники провожали их насмешками, называя их бесхребетными трусами и пугливыми девицами.
Громадина ждал их в покоях на втором этаже. Хотя капитан "Жаворонка" вовсю расхвалил им этот постоялый двор, Квентин вовсе не собирался оставлять свои вещи и золото без присмотра. В каждом порту есть воры, крысы и шлюхи, а в Волантисе всего этого было сверх меры.
- Я уже собирался отправиться на ваши поиски, - сказал им сир Арчибальд Айронвуд, отодвигая засов, чтобы впустить их внутрь. Громадиной его прозвал собственный кузен Клетус, но прозвище было заслуженным. Арч был шести с половиной фунтов ростом, с широченными плечами, огромным брюхом, ногами толщиной с древесный ствол, ручищами толщиной с окорок и начисто лишенным шеи. От какого-то недуга в детстве у него выпали все волосы, и его лысый череп напоминал Квентину гладкий розовый булыжник.
- Ну, - потребовал он, - что сказал контрабандист? Будет у нас лодка?
- Корабль, - поправил его Квентин. - Да, он согласен взять нас на борт, но увезёт не дальше ближайшей преисподней.
Геррис сел на продавленную кровать и стянул башмаки.
- С каждой минутой возвращение в Дорн кажется мне всё заманчивее.
Громадина заявил:
- Я снова повторю, что лучше всего нам двинуться по дороге демонов. Может, она и не такая опасная, как говорят. А если и так, то тем больше мы прославимся, если её одолеем. Дринк с мечом, я со своим молотом - такого никакой демон не переварит.
- И что если Дейенерис будет мертва к тому моменту, как мы до неё доберемся? - спросил Квентин. - Нам нужен корабль. Даже если это "Приключение".
Геррис хохотнул.
- Ты, видно, сходишь с ума по Дейенерис сильнее, чем я думал, раз уж ты готов терпеть этот смрад месяцами. Дня через три я сам буду заклинать их убить меня. Нет уж, мой принц, умоляю, только не "Приключение".
- У тебя есть вариант получше? - осведомился Квентин.
- Есть. Он только сейчас пришел мне в голову. Там, конечно, есть свои опасности, и ты его достойным делом не назовешь... но он доставит тебя к твоей королеве куда быстрее, чем дорога демонов.
- Излагай, - сказал Квентин Мартелл.
ДЖОН
Джон перечитывал письмо снова и снова, пока слова не начали рябить и прыгать у него перед глазами.
"Я не могу это подписать. И не подпишу".
Он чуть не бросил пергамент в огонь, однако вместо этого отложил его и сделал глоток эля - от вчерашнего одинокого ужина осталось еще полкружки.
"Мне придется подписать. Они выбрали меня лордом-командующим. Стена - моя, и Дозор тоже мой. Ночной Дозор не принимает участия в войнах".
Он испытал облегчение, когда в дверь заглянул Скорбный Эдд и доложил, что снаружи ждет Лилли. Джон отложил письмо мейстера Эйемона в сторону.
- Я с ней поговорю, - он со страхом ждал этого разговора. - Разыщи Сэма, после мне надо будет поговорить и с ним.
- Он наверное внизу, с книгами. Мой старый септон говорил, что книги - это разговоры мертвецов. Мертвецам следует помалкивать, вот что я скажу. И зачем кому-то слушать, о чём болтают мертвецы? - Бормоча себе под нос что-то о червях и пауках, Скорбный Эдд ушёл.
Лилли, войдя в комнату, тут же опустилась на колени. Джон обошел вокруг стола и поднял её на ноги.
- Передо мной не надо вставать на колени. Это только для королей.
Хотя Лилли была уже и женой, и матерью, Джону она казалась ещё сущим ребёнком - худенькая малютка, укутанная в один из старых плащей Сэма. Плащ был ей так велик, что под его складками можно было бы спрятать еще несколько таких же девочек.
- С детьми всё хорошо? - спросил Джон.
Одичалая робко улыбнулась из-под капюшона.
- Да, милорд. Я боялась, что у меня не хватит молока на двоих, но чем больше они сосут, тем его больше. Они крепкие малыши.
- Мне придется сказать тебе кое-что неприятное, - у него с языка чуть не сорвалось "попросить", но в последний момент Джон сдержался.
- Про Манса? Вель умоляла короля пощадить его. Она говорила, что выйдет замуж за кого-нибудь из поклонщиков и не тронет его и пальцем, только бы Мансу сохранили жизнь. А этого Костяного Лорда пощадят. Крастер поклялся, что убьёт его, если тот хоть раз покажется у нашего дома. Манс за всю жизнь не сделал и половины того зла, что совершил Костяной Лорд.
"Да, Манс всего лишь повёл армию против королевства, которое когда-то поклялся защищать".
- Манс принес нашу присягу, Лилли. Потом он сменил свой плащ, женился на Далле и объявил себя Королем-за-Стеной. Сейчас его жизнь в руках короля. Но мы говорим не о нём, а о его сыне. Сыне Даллы.
- О малыше? - её голос задрожал. - Но он не нарушал присяги, милорд. Он только спит, плачет и сосёт молоко, только и всего. Он никому не причинял вреда. Не дайте его сжечь! Спасите его, пожалуйста!
- Только ты можешь это сделать, Лилли, - и Джон объяснил ей, как.
Другая женщина на её месте завизжала бы, обругала его, прокляла всеми семью преисподними. Другая в ярости кинулась бы на него с кулаками, дала пощёчину, попыталась бы выцарапать глаза. Другая крикнула бы ему в лицо, что не подчинится.
Лилли же только помотала головой:
- Нет! Прошу вас, нет!
Ворон услышал это и тоже каркнул:
- Нет!
- Если откажешься, ребёнка сожгут. Не завтра и не послезавтра... но рано или поздно Мелисандре понадобится пробудить дракона, поднять ветер или сотворить ещё какие-то чары, для которых нужна королевская кровь. От Манса к тому времени останутся только кости да пепел, так что она потребует сжечь его сына, и Станнис ей не откажет. Если ты не увезешь ребенка, она сожжёт его.
- Я уеду, - сказала Лилли, - я заберу его, я заберу обоих - малыша Даллы и своего.
Слезы катились у неё из глаз. Если бы они не блестели в свете свечи, Джон так бы и не понял, что она плачет.
"Жены Крастера, наверное, научили своих дочерей плакать только в подушку. Может быть, они уходили куда-нибудь выплакаться - подальше от крастеровых кулаков".
Джон сжал правую руку в кулак.
- Заберёшь обоих, и люди королевы погонятся за тобой и приведут обратно. Мальчика сожгут... и тебя вместе с ним.
"Если я буду её успокаивать, она подумает, что слезами можно меня пронять. Ей придется понять, что я не отступлюсь".
- Ты заберешь только одного ребенка, и это будет сын Даллы.
- Мать не может бросить сына, а если бросит - будет проклята навеки. Только не сына. Мы спасли его вместе с Сэмом. Пожалуйста, прошу вас, милорд! Мы спасли его от мороза.
- Говорят, смерть от холода почти безболезненна. Огонь же... Лилли, ты видишь свечу?
Она посмотрела на пламя.
- Да.
- Поднеси руку к огню. Дотронься до него.
Ее большие карие глаза сделались еще больше. Она не сдвинулась с места.
- Сделай это.
"Убей мальчишку".
- Давай.
Затрепетав, девушка протянула вперед руку - гораздо выше дрожащего огонька свечи.
- Ниже. Пусть он тебя поцелует.
Она опустила руку - на дюйм, потом еще на один. Когда пламя лизнуло ее кожу, Лилли отдернула руку и захныкала.
- Смерть от огня ужасна. Далла умерла, дав жизнь этому ребенку, но ты его выкормила и вынянчила. Ты спасла собственного сына ото льда, теперь спаси её сына от пламени.
- Но они же сожгут моего малыша. Красная женщина - если ей не достанется сын Даллы, она сожжет моего.
- Твой сын не королевской крови. Мелисандра ничего не добьётся, предав его огню. Станнису надо, чтобы одичалые воевали на его стороне - он не сожжёт невинного младенца без причины. С твоим ребенком все будет хорошо. Я найду ему кормилицу, и его воспитают в Черном Замке, здесь, под моей защитой. Он научится охотиться и ездить верхом, владеть мечом, топором и луком. Я даже прослежу, чтобы его научили читать и писать, - Сэму бы это понравилось. - Когда он вырастет, я расскажу ему, кто он, и отпущу на все четыре стороны - искать тебя, если он того пожелает.
- Вы сделаете из него ворону, - она утёрла слезы тыльной стороной маленькой белой руки. - Я не хочу. Не хочу.
"Убей мальчишку", - подумал Джон.
- Нет. Ты это сделаешь, иначе - я обещаю - в тот день, когда они сожгут ребенка Даллы, умрёт и твой сын.
- Умрёт, - каркнул ворон Старого Медведя, - умрёт, умрёт, умрёт.
Лилли сгорбилась и съёжилась на стуле, уставившись на пламя свечи; на её глазах блестели слезы. Наконец Джон сказал:
- Можешь идти. Никому об этом не рассказывай и будь готова к отъезду за час до рассвета. За тобой придут мои люди.
Девушка поднялась на ноги - бледная и бессловесная, она вышла за дверь, не оглядываясь. Джон слышал шаги в арсенале - Лилли выскочила из него почти бегом.
Поднявшись из-за стола, чтобы прикрыть дверь, Джон увидел Призрака - тот растянулся за наковальней и грыз бычью кость. При появлении Джона крупный белый лютоволк поднял голову.
"Давно пора было тебе вернуться".
Джон сел за стол и в очередной раз перечитал письмо мейстера Эйемона.
Сэм появился несколько минут спустя, сжимая в руках стопку книг. Стоило ему войти, как ворон Мормонта перелетел к нему и стал требовать зерна. Сэм с радостью оказал ему эту услугу, протянув горсть зерна из мешочка за дверью. Ворон с радостью изо всех сил клюнул его в руку. Сэм заорал, птица порхнула в сторону, зернышки рассыпались по полу.
- Этот негодник клюнул тебя до крови? - спросил Джон.
Сэм торопливо стянул перчатку.
- Да. Кровоточит.
- Мы все проливаем кровь во имя Дозора. Впредь носи перчатки потолще, - Джон ногой указал на кресло рядом. - Садись и взгляни на это, - он передал Сэму пергамент.
- Что это?
- Бумажный щит.
Сэм медленно прочитал:
- Письмо к королю Томмену?
- В Винтерфелле Томмен вместе с Браном дрались на деревянных мечах, - припомнил Джон. - На нем было столько подушек, что его можно было принять за фаршированного гуся. Бран сшиб его наземь, - Джон прошел к окну и отворил ставни. Воздух снаружи был холодным и бодрил, пусть небо и затянуло серой пеленой. - Но Бран мертв, а пухлый и розовощекий Томмен теперь сидит на Железном Троне с короной на золотых кудрях.
Сэм при этих словах странно посмотрел на него и какое-то время колебался, точно хотел что-то сказать. Наконец он сглотнул и перевел взгляд на пергамент.
- Письмо не подписано.
Джон покачал головой.
- Старый Медведь сто раз молил Железный Трон о помощи. А они отправили ему Яноса Слинта. Ни одно письмо не заставит Ланнистеров нас полюбить. Особенно, если они узнают о том, что мы помогаем Станнису.
- Только чтобы защитить Стену, а не ради его мятежа. Именно об этом тут и сказано.
- Вряд ли лорд Тайвин поймет разницу, - Джон забрал письмо. - Зачем ему помогать нам? Он и раньше не помогал.
- Что ж, он не захочет, чтобы говорили о том, что пока король Томмен играл в свои игрушки, король Станнис прибыл защитить королевство. Это собьет спесь с Ланнистеров.
- Я желаю уничтожить род Ланнистеров до основания, а не сбивать с них спесь.
Джон поднес письмо к глазам и прочитал:
- Ночной Дозор не принимает участия в войнах Семи Королевств. Наши клятвы принадлежат всему королевству, и оно сейчас в опасности. Станнис Баратеон помог нам против врага из-за Стены, хоть мы и не его сторонники...
Сэм ерзал в кресле.
- Отлично. Не его. Ведь не его?
- Я предоставил Станнису кров, пищу и Ночной форт, а также согласился расселить свободных в Даре. Это всё.
- Лорд Тайвин скажет, что это уже чересчур.
- Станнис говорит, что этого недостаточно. Чем больше ты даешь королю, тем больше ему хочется. Мы идем по хрупкому ледяному мосту, и с каждой стороны - пропасть. Даже одному королю и то тяжело угодить. А угодить сразу двоим - почти невозможно.
- Это так, но... если Ланнистеры всё же победят, и лорд Тайвин решит, что, помогая Станнису, мы предали короля, то это может означать конец всему Ночному Дозору. У него за спиной есть Тиреллы и вся мощь Хайгардена. Он уже один раз разбил лорда Станниса на Черноводной.
- Черноводная - всего лишь одна битва. Робб победил во всех битвах, но проиграл войну и потерял голову. Если Станнису удастся поднять Север...
Сэм поколебался и заметил:
- Ланнистеры заполучили северян на свою сторону. Лорда Болтона и его бастарда.
- У Станниса есть Карстарки. Если ему удастся привлечь Белую Гавань...
- Если, - подчеркнул Сэм. - А если нет... милорд, даже бумажный щит куда лучше, чем никакой.
- Я тоже так думаю.
"И мейстер Эйемон тоже, - но Джон почему-то надеялся, что Сэм будет думать иначе. - Это всего лишь чернила и пергамент".
Вздохнув, Джон взял перо и расписался.
- Запечатывай.
"Пока я не передумал".
Сэм поспешно подчинился. Джон оттиснул на воске печать лорда-командующего и протянул письмо Сэму.
- Захвати это с собой к мейстеру Эйемону. И передай, чтобы он отправил птицу в Королевскую Гавань.
- Сделаю, - с облегчением сказал Сэм. - Милорд, могу я спросить... Я видел выходившую Лилли. Она чуть ли не плакала.
- Вель присылала её снова умолять меня насчёт Манса, - солгал Джон. Они немного поговорили о Мансе, Станнисе и Мелисандре Асшайской, пока ворон не доклевал зерна на полу и не завопил:
- Кровь!
- Я отсылаю Лилли, - сказал Джон. - Вместе с мальчиком. Нам придется разыскать другую кормилицу для его молочного брата.
- Пока ищем, может помочь козье молоко. Оно полезнее для детей, чем коровье, - Сэму явно было неудобно откровенно рассуждать о грудях и молоке, и он вдруг заговорил о стародавних временах и каких-то юношах-командующих, умерших столетия назад. Джон оборвал его:
- Расскажи мне что-нибудь полезное. Расскажи мне о нашем враге.
- Иные, - Сэм облизнул губы. - О них упоминается в летописях, хотя не так часто, как я думал. По крайней мере в тех, что я разыскал и прочёл. Но уверен, я ещё много чего не смог найти. Часть древних книг развалилась на части. Страницы очень ломкие и рассыпаются от малейшего прикосновения. А по-настоящему древние книги... либо уже совсем превратились в труху, либо глубоко зарыты там, где я еще не искал, либо... что ж, может статься так, что таких книг и в природе не существует и никогда не было. Древнейшие летописи были написаны, когда Андалы только пришли в Вестерос. Первые Люди выбивали руны на камнях, поэтому всё, что мы думаем, что знаем о Веке Героев, Веке Рассвета и Длинной Ночи, дошло до нас в пересказе септонов, сделанном на тысячу лет позднее. В Цитадели есть архимейстеры, которые ставят под сомнение всю эту историю. Эти древние легенды полны королей, правивших сотни лет назад, и рыцарей, сражавшихся за тысячи лет до того, как появилось рыцарство. Ты знаешь сказки про Брандона Строителя, Симеона Звездноглазого, Ночного Короля... мы считаем тебя девятьсот девяносто восьмым лордом-командующим Ночного Дозора, но в самом древнем свитке, который я обнаружил, упоминается шестьсот семьдесят четыре командующих, что говорит о том, что записи велись...
- С давних пор, - прервал его Джон. - Так что насчёт Иных?
- Я нашел упоминания о драконьем стекле. Дети Леса издревле передавали его в дар Ночному Дозору и в Век Героев давали по сотне обсидиановых кинжалов в год. Иные приходят вместе с холодами, на этом сходятся все легенды. Или же с их приходом становится гораздо холоднее. Иногда они появляются посреди снежной бури и тают, едва небеса очистятся. Они сторонятся солнечного света и появляются по ночам... либо же с их приходом наступает тьма. Одни истории рассказывают, что они ездят на телах погибших животных. На медведях, лютоволках, мамонтах, лошадях - это для них неважно, лишь бы животное было мертво. То, что убило Малыша Паула, оседлало дохлую лошадь, так что очевидно - это правда. Но другие записи твердят и о гигантских ледяных пауках. Я понятия не имею, что это за штука. Погибших в битве с Иными нужно сжигать, иначе мертвяки восстанут и превратятся в их рабов.
- Это мы знаем. Вопрос в том, как с ними сражаться?
- Если верить легендам, доспехам Иных обычное железо нипочем, а их собственные мечи настолько холодны, что могут ломать сталь. Однако их пугает огонь, и они уязвимы для обсидиана. Я обнаружил одну запись времен Долгой Ночи, в которой говорится, что последний из героев убивал Иных мечом из драконьей стали.
- Драконья сталь? - это название было Джону в новинку. - Валирийская сталь?
- Я тоже сразу о ней подумал.
- Значит, если мне удастся убедить всех лордов Семи Королевств передать нам свои валирийские мечи, все будут спасены? Это не так уж и трудно.
"Не труднее, чем убедить их отдать нам свои богатства и замки". Джон горько рассмеялся.
- Ты не смог разыскать, кто они такие - эти Иные, откуда приходят и чего хотят?
- Нет еще, милорд. Но, может, я просто читал не те книги. Остались ещё сотни, которых я не просмотрел. Дайте мне побольше времени, и я разыщу все, что смогу.
- Времени больше нет. Тебе нужно идти собираться, Сэм. Ты отправляешься вместе с Лилли.
- Отправляюсь? - Сэм вытаращился на него с открытым ртом, словно не понимая смысла слов. - Куда отправляюсь? В Восточный Дозор, милорд? Или... куда я...
- В Старомест.
- Старомест? - пискнул Сэм тоненьким голоском.
- Эйемон едет с вами.
- Эйемон? Мейстер Эйемон? Но... ему сто два года, милорд. Он не может... ты отправляешь нас вместе? А кто же присмотрит за воронами? Если кто-нибудь заболеет или поранится, кто же...
- Клидас. Он много лет служил Эйемону.
- Клидас всего лишь стюард, и у него неважно с глазами. Вам нужен мейстер. А мейстер Эйемон настолько слаб, что морское путешествие... Он же может... он такой старый и...
- Его жизнь будет в опасности. Я тоже беспокоюсь, Сэм, но здесь риск гораздо выше. Станнис знает, кто такой Эйемон. Если красной женщине нужна королевская кровь для её чар...
- Ох, - с толстых щёк Сэма пропала краска.
- Дареон встретит вас у Восточного Дозора. Я надеюсь, его песни помогут нам заполучить с юга немного людей. "Черная Птица" доставит вас в Браавос. Оттуда вы самостоятельно отправитесь в Старомест. Если ты не передумал объявить мальца Лилли своим бастардом, сможешь переправить её с ребенком на Рогов Холм. Или Эйемон постарается похлопотать для неё о месте прислуги в Цитадели.
- Моим б-б-бастардом. Да, я... моя мать и сёстры помогут Лилли с ребенком. Дареон не хуже меня сможет присмотреть за ней до самого Староместа. А я... я каждый вечер тренировался в стрельбе из лука, как ты и приказал... да, за исключением того времени, когда я был в хранилищах, но ты сам велел мне разыскать побольше сведений об Иных. От лука у меня болят плечи и все пальцы в мозолях, - он показал Джону руку. - Но я всё равно упражняюсь. Теперь я гораздо чаще попадаю в цель, но всё равно худший лучник на свете. А ещё мне нравятся истории, которые рассказывает Ульмер. Нужно чтобы кто-то их записал в книгу.
- Ты так и сделаешь. В Цитадели есть и пергамент, и чернила, а также луки. Я хочу, чтобы ты не переставал тренироваться. Сэм, в Ночном Дозоре сотни людей, способных выпустить стрелу, но очень мало умеющих читать и писать. Мне нужно, чтобы ты стал моим новым мейстером.
- Милорд, я... мне нужно быть здесь, с книгами...
- ...и ты будешь - когда вернёшься.
Сэм поднес руку к горлу.
- Милорд! Цитадель... они же заставляют вскрывать трупы. Я не могу надеть цепь.
- Ты можешь. И наденешь. Мейстер Эйемон стар и слеп. Силы его покидают. Кто займёт его место, когда он умрет? Мейстер Муллин в Сумеречной Башне скорее боец, а не учёный, а мейстера Хармуна из Восточного Дозора чаще видят пьяным, чем трезвым.
- Попроси Цитадель прислать нового мейстера...
- Я так и собираюсь поступить. Нам нужны все, кто поможет. Но Эйемона Таргариена заменить непросто.
"Всё пошло не так, как я планировал". Джон заранее знал, что с Лилли будет тяжело, но он не сомневался, что Сэм с радостью променяет опасности Стены на тепло Староместа.
- Я был уверен, что такой вариант тебя устроит, - озадаченно сказал он Сэму. - В Цитадели столько книг, что никому на свете не удастся прочитать за всю жизнь. Тебе бы там понравилось, Сэм. И я уверен, что так и будет.
- Нет. Я мог бы прочесть книги, но... мейстер должен быть и целителем, а от к-к-крови я падаю в обморок, - у него затряслись руки, словно в подтверждение этих слов. - Я Сэм Пугливый, а не Сэм Смертоносный.
- Пугливый? И чего ты боишься? Упреков старцев? Сэм, ты своими глазами видел мертвецов, пришедших на Кулак Первых Людей, с почерневшими руками и ярко-голубыми глазами. Ты даже убил Иного.
- Это д-д-драконье стекло, а не я.
- Тихо, - оборвал его Джон. После слёз Лилли на страхи толстяка у него просто не осталось терпения. - Ты лгал и интриговал, чтобы сделать меня лордом-командующим. И подчинишься мне. Ты отправишься в Цитадель и выкуешь цепь. И если будет нужно, то станешь вскрывать трупы. По крайней мере, в Староместе мёртвые не станут возражать.
- Милорд. М-м-мой отец, лорд Рендилл, он, он, он... жизнь мейстера - это жизнь раба. А сын из рода Тарли никогда не наденет цепь. Мужчина с Рогова Холма не станет кланяться и прислуживать мелким лордам. Джон, я не смею не подчиниться моему отцу.
"Убей мальчишку, - подумал Джон. - Мальчишка в тебе и в нем - убей обоих, ты, проклятый ублюдок".
- У тебя больше нет отца. Только братья. Только мы. Твоя жизнь принадлежит Ночному Дозору, поэтому ступай, собери вещи и отправляйся с теми, кто тебе дорог, в Старомест. Вы отправляетесь за час до рассвета. И вот тебе ещё один приказ. Отныне и навсегда - не смей называть себя трусом. За минувший год ты повидал больше, чем другие за всю свою жизнь. Справишься и в Цитадели, но появишься там как полноправный брат Ночного Дозора. Я не в силах приказать тебе стать храбрым, но могу приказать спрятать свой страх подальше. Ты принес клятву, Сэм. Помнишь?
- Я... я постараюсь.
- Не надо стараться. Подчиняйся приказу.
- Подчиняйся! - захлопал чёрными крыльями ворон Мормонта.
Сэм обмяк.
- Как прикажет милорд. А... а мейстер Эйемон знает?
- Это была наша общая задумка, - Джон распахнул перед ним дверь. - Никаких прощаний. Чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше для всех. За час до рассвета, у кладбища.
Сэм бежал от него - точно так же, как и Лилли.
Джон устал.
"Мне надо поспать".
Он полночи корпел над картами, писал письма и строил планы вместе с мейстером Эйемоном. Но когда он повалился на свою узкую кровать, сон к нему не пришёл. Он помнил, с кем ему предстоит сегодня встретиться, и его мысли без конца возвращались к последним словам мейстера Эйемона:
- Позвольте, милорд, дать вам один последний совет, - сказал ему старец, - тот самый совет, который я дал своему брату, когда мы с ним расставались в последний раз. Ему было тридцать три года, когда Великий совет решил, что он должен занять Железный Трон. У него к тому времени были уже собственные сыновья, но в душе он всё ещё оставался ребёнком. Ему была присуща невинность - кротость, за которую мы так его любили. "Убей в себе мальчишку, - сказал я ему в тот день, когда отправился морем на Стену. - Чтобы править, надо быть мужчиной - Эйегоном, не Эггом. Убей мальчишку, и пусть родится мужчина", - старик потрогал лицо Джона. - Вы вдвое младше, чем был тогда Эгг, и ваше бремя, боюсь, куда тяжелее. Власть не приносит вам особой радости, но сдается мне, у вас достанет силы сделать то, что должно. Убей в себе мальчишку, Джон Сноу. Зима почти пришла. Убей мальчишку, и пусть родится мужчина.
Джон накинул плащ и вышел наружу. Он каждый день совершал обход Чёрного Замка, проверяя часовых на постах и выслушивая их донесения из первых рук, наблюдал за Ульмером и его учениками на стрельбище, беседовал с людьми короля и королевы, гулял по гребню Стены и смотрел на лес. Белой тенью за ним следовал Призрак.
Когда Джон поднялся на Стену, на ней нёс дозор Кедж Белоглазый. Кедж отметил сорок с лишним своих именин, из них тридцать - на Стене. Его левый глаз был слеп, правый - видел не слишком хорошо. За Стеной - на лошади и с топором в руках - он ничем не уступал любому другому разведчику Дозора, но с другими дозорными никогда не ладил.
- Спокойный день, - сказал он Джону. - Докладывать не о чем, кроме неумех-следопытов.
- Что за "неумехи"? - переспросил Джон.
Кедж ухмыльнулся:
- Пара рыцарей. Поехали на юг от Стены по Королевскому тракту. Когда Дайвин увидел, как они скачут - сказал, что олухи-южане ошиблись дорогой.
- Ясно, - сказал Джон.
Чуть больше ему удалось выудить из самого Дайвина, пока старый лесничий хлебал ячменную похлебку в казармах.
- Так точно, милорд, я их видел. Это были Хорп и Мэсси. Станнис послал их куда-то, но не сказал, куда, зачем и когда они вернутся.
Сиры Ричард Хорп и Джастин Мэсси оба были людьми королевы, и оба занимали важные места в королевском совете.
"Если бы Станнис хотел что-то разведать, пары обычных вольных всадников хватило бы за глаза, - рассудил Джон, - а вот рыцари лучше подойдут в качестве вестников или послов".
Коттер Пайк из Восточного Дозора сообщил, что Луковый Рыцарь с Салладором Сааном отплыли в Белую Гавань договариваться с лордом Мандерли. Ничего удивительного, что Станнис высылает новые посольства - его величество не отличался терпеливостью.
Когда вернутся "неумехи" - это уже был другой вопрос. Пусть это и были рыцари, но они не знали Севера.
"На Королевском тракте за ними будут наблюдать, и не только друзья, - впрочем, это Джона не касалось. - Пусть Станнис хранит свои секреты, а я милостью богов буду хранить свои".
В эту ночь Призрак спал рядом с его кроватью, и в кои-то веки Джону не снились волчьи сны. Однако же сам он спал урывками, проворочавшись в постели несколько часов, прежде чем провалиться в кошмар. Там была Лилли - плачущая, умоляющая оставить её детей в покое, но он вырвал младенцев из её рук, отрубил им головы, поменял местами и велел ей пришить их на место.
Когда он проснулся, над постелью в темноте спальни маячил Скорбный Эдд.
- Милорд? Пора. Час волка, вы просили разбудить.
- Принеси чего-нибудь горячего, - Джон откинул простыни.
К тому времени, как он оделся, Эдд вернулся, с дымящейся кружкой в руках. Джон ждал подогретого вина, но с удивлением обнаружил суп - жиденькую похлебку, которая пахла луком и морковью, но ни лука, ни моркови в ней не было.
"В моих волчьих снах запахи крепче, - подумал он, - и вкус еды в них сильнее. Призрак и то живее меня".
Пустую кружку он оставил на кузнечном горне.
В это утро на страже у дверей стоял Кегс.
- Я хочу поговорить с Бедвиком и Яносом Слинтом, - сказал ему Джон. - Чтоб к рассвету оба были здесь.
Мир снаружи был черным и застывшим.
"Холодно, но не смертельно - пока что нет. С восходом солнца станет теплее. Если боги будут милостивы, Стена снова заплачет".
Когда они добрались до кладбища, походная колонна уже выстроилась. Джон назначил командиром колонны Чёрного Джека Балвера, с ним была дюжина конных следопытов и две телеги. Одну из них доверху загрузили сундуками, ящиками и мешками - провизией для путешествия. Над второй был установлен жёсткий полог из вываренной кожи - от ветра. Мейстер Эйемон, укутанный в медвежью шкуру, из-за которой он казался ростом с ребенка, уселся позади. Тут же стояли Сэм и Лилли. Глаза у девушки были красными и опухшими, но в руках у нее был крепко спеленутый младенец. Джон не имел понятия, чей это был сын - её или Даллы. Он видел их вместе всего несколько раз. Ребенок Лилли был постарше, ребенок Даллы покрепче и поздоровее, но они были примерно одинакового возраста и роста, так что едва ли кто-то, кто не знал их толком, смог бы отличить одного младенца от другого.
- Лорд Сноу, - позвал его мейстер Эйемон. - Я оставил у себя книгу. Это вам. Она называется "Нефритовый Сборник". Её написал волантийский путешественник Коллокво Вотар, который отправился на восток и посетил все страны у Нефритового моря. Там есть отрывок, который вы можете найти интересным. Я попросил Клидаса его отметить.
- Не сомневайтесь, я её прочитаю.
Мейстер Эйемон вытер нос.
- Знание - это оружие, Джон. Вооружайся до того, как ринуться в бой.
- Хорошо.
Джон почувствовал, что ему на лицо упало что-то мокрое и холодное. Подняв глаза, он понял, что идёт снег.
"Дурной знак".
Он повернулся к Чёрному Джеку Балверу:
- Езжай так быстро, как сможешь, но никакого бездумного риска. У тебя на руках старик и грудной младенец. Следи, чтобы они были сыты и в тепле.
- И вы тоже, милорд, - Лилли не спешила лезть в повозку. - И присматривайте за остальными. Найдите другую кормилицу, как говорили. Вы обещали мне, что найдете... И мальчик... сын Даллы... я имею в виду маленького принца... найдите ему хорошую женщину, чтобы он вырос большим и сильным.
- Даю слово.
- И не давайте ему имени, пока не минует два года. Плохая примета давать имена грудным детям. Вы, вороны, этого не знаете, но это истинная правда.
- Как прикажете, миледи.
- Не называйте меня так! Я - мать, а не леди. Я жена Крастера, дочь Крастера и мать.
Она отдала младенца Скорбному Эдду, забралась в повозку и укуталась в меха. Когда Эдд вернул ей ребенка, Лилли приложила его к груди. Сэм, покраснев, отвернулся в сторону и взгромоздился на свою кобылу.
- Отправляемся, - скомандовал Балвер, щёлкнув кнутом. Двуколки покатились вперёд.
Сэм ненадолго задержался.
- Что ж, - сказал он, - прощайте.
- И ты прощай, Сэм, - откликнулся Эдд. - Твой корабль не утонет, не бойся. Они тонут, только когда я на борту.
Джон вспоминал прошлое.
- Впервые я увидел Лилли, когда она пряталась за стеной замка Крастера. Она была худой темноволосой девочкой с огромным животом и до смерти боялась Призрака. Он носился среди её кроликов - думаю, она боялась, что он разорвет ей утробу и съест ребенка... но она боялась не волка, не так ли?
- Она смелее, чем сама думает, - отозвался Сэм.
- Как и ты, Сэм. Езжай. Лёгкой тебе дороги. Береги их с ребёнком и Эйемона.
Холодные капли на лице напомнили Джону о том дне, когда он прощался с Роббом во дворе Винтерфелла, не подозревая, что они видятся в последний раз.
- И накинь капюшон. У тебя вся голова в снегу.
Когда маленькая колонна скрылась вдалеке, небо на востоке из чёрного сделалось серым, а легкий снежок перешёл в настоящий снегопад.
- Великан ожидает приказов лорда-командующего, - напомнил ему Скорбный Эдд, - и Янос Слинт тоже.
- Да, - Джон взглянул на Стену, нависшую над головой ледяным утесом. "Сто лиг длиной из конца в конец, семьсот футов вышиной". В вышине сила Стены, в длине её слабость. "Стена сильна людьми, которые ее обороняют". Мужества у людей в Ночном Дозоре хватало, но их самих было слишком мало, чтобы решить все задачи, которые перед ними стояли.
Великан ждал его в арсенале. Настоящее его имя было Бедвик, он был чуть меньше пяти футов ростом - самый низкорослый в Дозоре. Джон сразу перешел к делу:
- Нам нужно больше дозорных на Стене. Нужны путевые замки, где патрули смогут погреться, поесть горячего и сменить лошадей. Я размещаю гарнизон в Ледовом Пороге, а тебя назначаю его командиром.
Великан сунул мизинец в ухо, вычищая серу.
- Командиром? Меня? Милорд знает, что я сын издольщика, и на Стену меня отправили за браконьерство?
- Ты двенадцать лет служил в разведчиках. Ты выбрался и с Кулака Первых Людей, и из замка Крастера и вернулся сюда, чтобы поведать о своих приключениях. Новички смотрят на тебя снизу вверх.
Коротышка засмеялся.
- На меня одни карлики смотрят снизу вверх. Милорд, я и читать не умею - в лучшем случае подписаться смогу.
- Я послал в Старомест за новыми мейстерами. Тебе я выделю двух воронов - воспользуешься ими, если будет что-то срочное. Если не будет - посылай конных гонцов. Пока у нас не появятся новые мейстеры и новые вороны, я хочу наладить цепочку сигнальных огней по гребню Стены.
- И сколько же бедолаг мне дадут под начало?
- Двадцать - из Дозора. И вдвое меньше - из людей Станниса.
"Слишком старых, юных или раненых".
- Это будут далеко не лучшие его люди, и никто из них не наденет чёрное, но они будут тебе повиноваться. Постарайся их использовать. Из тех дозорных, что я тебе даю, четверо - люди из Королевской Гавани, прибывшие на Стену вместе с лордом Слинтом. Держи с ними ухо востро, это первое, а второе - следи, чтобы верхолазы с той стороны не пытались влезть на Стену.
- Следить-то мы можем, милорд, но если до гребня Стены доберется достаточно верхолазов, тридцати человек не хватит, чтобы скинуть их обратно.
"И трех сотен не хватит", - эту мысль Джон оставил при себе. Само собой, верхолазы очень уязвимы при подъеме - их можно засыпать дождём камней, копий, горшков с горящей смолой, и им останется только отчаянно цепляться за лёд. Иногда Стена, как кажется, сама стряхивает их - точно пёс стряхивает блох. Джон сам видел это однажды, когда под Ярлом - любовником Вель - рухнул ледяной выступ, отправив его прямиком на тот свет.
Всё будет по-другому, если верхолазам удастся добраться до гребня Стены незамеченными. Дай им время, и они вырубят себе во льду опоры для рук и ног, соорудят наверху собственные укрепления и спустят вниз веревки и лестницы для тысяч одичалых, что полезут за ними. Именно так Стену одолел Реймунд Рыжебородый - Реймунд, который был Королём-за-Стеной в дни деда его деда. В то время лордом-командующим был Джек Масгуд. До того как Реймунд Рыжебородый пришел с севера, его назвали Весёлым Джеком, а после и до самой смерти - Джеком-Засоней. Воинство Реймунда нашло свой конец на берегах Долгого озера, попав в клещи между лордом Вилламом из Винтерфелла и Пьяным Великаном Хармондом Амбером. Рыжебородого убил Артос Безжалостный, младший брат лорда Виллама. Дозорные прибыли на поле боя слишком поздно, чтобы принять участие в бою, но как раз вовремя, чтобы похоронить павших - так велел им в своем гневе Артос Старк, оплакивавший обезглавленное тело своего брата.
Джон не хотел остаться в истории Джоном Сноу-Засоней.
- У тридцати человек шансов отбиться всё равно больше, чем у ни одного, - сказал он Великану.
- Что верно, то верно, - согласился коротышка. - Речь только о Ледовом Пороге, или милорд намерен восстановить и прочие крепости?
- Со временем я везде выставлю гарнизоны, - пообещал Джон. - Но пока что мы ограничимся Ледовым Порогом и Серым Стражем.
- И как, милорд уже решил, кто будет командовать в Сером Страже?
- Янос Слинт, - ответил Джон. "Боги праведные". - Не будь у него совсем никаких способностей, он не стал бы командующим золотых плащей. Слинт родился сыном мясника. Когда умер Мэнли Стокворт, он был капитаном Железных Ворот. Джон Аррен повысил Слинта, доверив ему охрану Королевской Гавани. Лорд Слинт не может быть таким дурнем, каким кажется.
"И я хочу держать его подальше от Аллисера Торне".
- Может и так, - сказал Великан, - но, будь моя воля, я бы отправил его на кухню к Трехпалому Хоббу - репу чистить.
"Если я так сделаю, то никогда больше не осмелюсь её есть".
Прошла половина утра, прежде чем Янос Слинт откликнулся на приказ лорда-командующего. Джон чистил Длинный Коготь. Другой бы отдал меч стюарду или оруженосцу, но лорд Эддард приучил сыновей ухаживать за собственным оружием самостоятельно. Когда Кегс и Скорбный Эдд привели Слинта, Джон поблагодарил их и велел Слинту сесть.
Тот сел, насупившись, и скрестил на груди руки, сделав вид, что не видит обнажённой стали в руках лорда-командующего. Джон протирал полуторный меч промасленной ветошью, смотрел, как играет на лезвии утренний свет и прикидывал, насколько легко клинку будет рассечь кожу, жир и сухожилия, отделив уродливую голову Слинта от туловища. С человека снимаются все его прошлые грехи и преступления, когда он надевает чёрное, все его прежние клятвы и обязанности - но Джону все равно было сложно думать о Яносе Слинте как о брате.
"Этот человек - мой враг. Он участвовал в убийстве отца и сделал всё что мог, чтобы убить и меня".
- Лорд Янос, - Джон точил свой меч. - Я назначаю вас командиром Серого Стража.
Это застало Слинта врасплох.
- Серый Страж... Это у Серого Стража ты перебрался через Стену со своими приятелями-одичалыми.
- Именно. Признаюсь, крепость сейчас в жалком состоянии. Вы восстановите её, как сумеете. Начнёте с расчистки леса. Можете взять камень из обрушившихся построек, чтобы укрепить те, что еще стоят.
"Труд будет тяжким и изнурительным, - мог бы он добавить. - Ты будешь спать на камнях, у тебя не останется сил, чтобы жаловаться и плести заговоры, и когда ты забудешь, что значит жить в тепле, быть может, ты вспомнишь, что значит быть человеком".
- У вас под началом будет тридцать человек: десять из Сумеречной башни, десять отсюда и десять из тех, что нам предоставил король Станнис
Лицо Слинта сделалось лиловым, отвисшие щеки задрожали.
- Ты думаешь, я не вижу, что ты задумал? Яноса Слинта так просто не одурачить. Меня назначили охранять Королевскую Гавань ещё тогда, когда ты пачкал пеленки. Оставь себе свои развалины, бастард.
"А я ведь даю тебе шанс, милорд - куда больше, чем ты дал моему отцу".
- Вы меня не поняли, милорд, - сказал Джон. - Это не предложение, это приказ. До Серого Стража сорок лиг. Соберите своё оружие и доспехи, попрощайтесь с кем хотите, и завтра на рассвете будьте готовы отправиться в путь.
- Нет, - Янос Слинт вскочил на ноги, опрокинув стул. - Я не собираюсь покорно отправиться умирать на морозе. Янос Слинт не будет подчиняться приказам бастарда-изменника! У меня есть друзья, предупреждаю - здесь и в Королевской Гавани тоже. Да я был лордом Харренхолла! Отдай свои руины кому-нибудь из тех слепых олухов, что за тебя голосовали - я их не возьму!
- Возьмёте.
Слинт не снизошел до ответа - он пнул опрокинутый стул в сторону и вышел.
"Он всё ещё считает меня мальчишкой, - подумал Джон, - зелёным мальчишкой, которого можно запугать гневными словесами".
Ему осталось только надеяться, что за ночь лорд Янос одумается.
Утро показало, что эта надежда была напрасной.
Джон застал Слинта за завтраком в трапезной. Тут же был и Аллисер Торне, и несколько их приятелей. Они смеялись над чем-то, когда Джон спустился по лестнице вместе с Железным Эмметом и Скорбным Эддом, а за ними шли Малли, Конь, Рыжий Джек Крэбб, Расти Флауэрс и Оуэн-Олух.
Трехпалый Хобб раскладывал по мискам кашу из котла. Люди королевы, люди короля и чёрные братья расселись за разными столами, кто-то склонился над миской с кашей, кто-то набивал желудок поджаренным хлебом с беконом. За одним столом Джон увидел Пипа и Гренна, за другим Боуэна Марша. Воздух пропах дымом и жиром, звон ножей и ложек эхом отдавался от сводчатого потолка.
Все разговоры оборвались одновременно.
- Лорд Янос, - сказал Джон, - я даю вам один последний шанс. Положите ложку и идите в конюшню - я велел оседлать и взнуздать вашу лошадь. Путь до Серого Стража долог и труден.
- Тогда тебе лучше туда поторопиться, мальчик, - Слинт засмеялся, забрызгав себе грудь кашей. - Самое подходящее место для тебя и тебе подобным. Подальше от людей порядочных и богобоязненных. На тебе клеймо зверя, бастард.
- Вы отказываетесь подчиниться моему приказу?
- Засунь свой приказ в свою бастардову задницу, - заявил Слинт, тряся щеками.
Аллисер Торне тонко улыбнулся, устремив на Джона черные глаза. За другим столом засмеялся Годри Убийца Великанов.
- Что ж, ваша воля, - Джон кивнул Железному Эммету. - Отведите лорда Яноса к Стене...
"...и заприте его в ледяной камере", - мог бы он сказать. День или десять в тесном ледяном гробу заставят его дрожать, лихорадить и молить об освобождении - Джон не сомневался. - "И стоит ему выйти на свободу, как они с Торне снова начнут плести интриги".
"...и привяжите его к лошади", - мог бы он сказать. Если уж Слинт не хочет ехать в Серый Страж командиром, он может поехать поваром. "Тогда только вопрос времени, когда он дезертирует. А скольких братьев он прихватит с собой?"
- ...и повесьте, - закончил Джон.
Лицо Яноса Слинта враз побелело, как молоко, ложка вывалилась у него из пальцев. Эдд и Эммет пересекли зал, гремя сапогами по каменному полу. Рот Боуэна Марша открылся и закрылся, не произведя ни звука. Сир Аллисер Торне потянулся к рукояти меча.
"Ну, давай, - подумал Джон. Длинный Коготь висел у него за спиной. - Обнажи сталь. Дай мне повод сделать то же самое".
Половина трапезничающих вскочила на ноги. Южные рыцари и латники, верные королю Станнису или красной женщине, или обоим, и давшие присягу братья Ночного Дозора. Кто-то голосовал за Джона Сноу на выборах лорда-командующего, другие отдавали свои голоса за Боуэна Марша, сира Денниса Маллистера, Коттера Пайка... и кое-кто - за Яноса Слинта.
"А таких были сотни, насколько я помню".
Джон задумался, сколько же из тех человек собралось сейчас в подвальной трапезной. Какое-то мгновение мир балансировал на острие меча.
Затем Аллисер Торне убрал от меча руку и отступил в сторону, давая Скорбному Эдду пройти. Скорбный Эдд взял Яноса Слинта под одну руку, Железный Эммет под другую. Вдвоём они стащили его со скамьи.
- Нет, - протестовал Янос Слинт, у него изо рта падали кусочки каши, - нет, отпустите меня. Он же мальчишка, бастард. Его отец - предатель. На нем клеймо зверя, этот его волк... Отпустите! Вы ещё пожалеете о том дне, когда притронулись к Яносу Слинту! У меня есть друзья в Королевской Гавани. Я предупреждаю... - всё время, пока его не то вели, не то тащили к лестнице, он продолжал протестовать.
Джон вышел наружу, и следом за ним трапезная сразу опустела. У клети подъемника Слинт на какой-то момент вырвался и попытался завязать драку, но Железный Эммет ухватил его за горло и бил о прутья, пока тот не перестал сопротивляться. К этому моменту на улицу выскочили все, кто находился в Черном Замке. Даже Вель оказалась у окна, её длинная золотая коса была перекинута через плечо. Станнис в окружении своих рыцарей вышел на лестницу перед Королевской Башней.
- Если мальчишка думает, что может меня запугать, он ошибается, - говорил Янос Слинт. - Он не посмеет меня повесить. У меня есть друзья, влиятельные друзья, вы еще увидите... - остальное унес ветер.
"Это неправильно", - подумал Джон.
- Прекратите.
Эммет повернул назад, нахмурившись.
- Милорд?
- Я не буду его вешать. Приведите его сюда.
- Помогите нам Семеро, - услышал Джон выкрик Боуэна Марша.
На лице Яноса Слинта появилась улыбка не слаще прогорклого масла. Она исчезла, как только Джон сказал:
- Эдд, принеси мне колоду, - и вытащил Длинный Коготь из ножен.
К тому времени, как ему отыскали подходящий чурбан для рубки дров, Янос Слинт отступил в клеть подъемника, но Железный Эммет вытащил его наружу.
- Нет, - рыдал Янос Слинт, пока Эммет наполовину толкал, наполовину тащил его по двору. - Отпустите меня... вы не смеете... когда Тайвин Ланнистер об этом узнает, вы пожалеете...
Эммет пинком опрокинул его на землю. Скорбный Эдд поставил ему ногу на спину, не давая подняться с колен; Эммет подтолкнул чурбан ему под голову.
- Будет легче, если ты не будешь дёргаться, - предупредил его Джон. - Дернешься, чтобы избежать удара - смерть всё равно наступит, но она будет куда мучительнее. Вытяни шею, милорд.
Бледный утренний свет взбежал по клинку, когда Джон взялся за рукоять обеими руками и поднял меч над головой.
- Если у тебя есть что сказать напоследок, сейчас самое время, - произнес он, ожидая последней брани.
Янос Слинт вывернул шею, чтобы взглянуть на лорда-командующего.
- Прошу вас, милорд. Сжальтесь. Я... я поеду, я поеду, я...
"Нет, - подумал Джон, - эту дверь ты уже закрыл".
Длинный Коготь опустился.
- Можно я заберу себе сапоги? - спросил Оуэн-Олух, когда голова Яноса Слинта покатилась по грязной земле. - Они почти новые. Мехом подбиты.
Джон взглянул на Станниса. На мгновение их взгляды встретились. Затем король кивнул и ушел назад в башню.
ТИРИОН
Он проснулся в одиночестве и обнаружил, что паланкин остановился.
На месте, где раньше пролёживал бока Иллирио, осталась только гора смятых подушек. В горле у карлика пересохло и першило. Eму снилось... что ему снилось? Он не помнил.
Снаружи доносилась речь на незнакомом языке. Тирион спустил ноги за занавесь и спрыгнул на землю. Магистр Иллирио стоял около упряжки, а над ним возвышались два всадника. На обоих под бурыми суконными плащами были куртки из поношенной кожи, но мечи у них были в ножнах, и толстяк не казался в опасности.
- Мне надо отлить, - объявил карлик. Он вразвалочку отошел от дороги, развязал штаны и справил нужду на терновый куст. На это ушло немало времени.
- По крайней мере, ссыт он знатно, - заметил голос за спиной.
Тирион стряхнул последние капли и заправился.
- Это ещё наименьший из моих талантов. Видели бы вы, как я хожу по большой нужде, - он повернулся к магистру Иллирио. - Твои знакомые? Смахивают на разбойников. Мне поискать топор?
- Топор? - фыркнул всадник покрупнее - дюжий мужчина с косматой бородой и копной рыжих волос на голове. - Хэлдон, ты слышал? Этот коротышка хочет с нами драться!
Его спутник был старше, с чисто выбритым, морщинистым лицом аскета и волосами, стянутыми в узел на затылке.
- Маленьким людям свойственно доказывать свое мужество недостойной похвальбой, - заявил он. - Ему и утёнка не убить.
- Давайте сюда утёнка, - пожал плечами Тирион.
- Ну, если ты настаиваешь, - пожилой всадник взглянул на своего спутника.
В ответ дюжий мужчина извлек из ножен полуторный меч.
- Утёнок - это я, болтливый ночной горшок.
"Боги, смилуйтесь".
- Я имел в виду утёнка поменьше.
Верзила взорвался хохотом.
- Хэлдон, ты слышал? Он хочет утёнка поменьше!
- Мне бы хватило и утёнка потише, - человек по имени Хэлдон изучил Тириона холодными серыми глазами, потом повернулся к Иллирио. - У вас какие-то ящики для нас?
- И мулы, чтобы их тащить.
- Мулы слишком медлительны. У нас есть вьючные лошади, перегрузим ящики на них. Утёнок, займись.
- И почему это Утёнок вечно крайний? - верзила сунул меч в ножны. - Чем ты занимаешься, Хэлдон? Кто из нас двоих рыцарь, ты или я?
И, тем не менее, он спешился и потопал к навьюченным мулам.
- Как поживает наш юноша? - полюбопытствовал Иллирио, пока Утёнок таскал туда-сюда ящики. Тирион насчитал шесть дубовых ящиков с железными засовами. Впрочем, Утёнок носил их с легкостью, водрузив на плечо.
- Ростом он уже с Грифа. Три дня назад он опрокинул Утёнка в поилку для лошадей.
- Меня не опрокинули. Я сам упал с коня, чтобы его рассмешить.
- Значит, проделка удалась, - ответил Хэлдон, - я сам обхохотался.
- Там в одном из ящиков для него гостинец - засахаренный имбирь. Мальчик всегда его обожал, - голос Иллирио звучал до странности грустно. - Я думал, что смогу доехать с вами до самого Гхоян Дрохе. Прощальный пир, прежде чем вы пуститесь вниз по течению...
- Нет времени пировать, милорд, - ответил Хэлдон. - Гриф хочет отправиться вниз по реке, как только мы вернемся. Из низовьев пришли грозные вести. К северу от Кинжального озера видели дотракийцев - разведчиков из кхаласара старого Мото, а за ним через Квохорский лес идет и кхал Зекко.
Толстяк издал неприличный звук.
- Зекко навещает Квохор каждые три - четыре года. Обычно квохорцы дают ему мешок золота, и Зекко возвращается восвояси на восток. Что до Мото, его люди немногим младше его, и с каждым годом их становится всё меньше. Настоящая угроза - это...
- Кхал Поно, - закончил за него Хэлдон. - Если слухи верны, Мото и Зекко бегут от него. Последний раз Поно видели в верховьях Сельхору с кхаласаром в тридцать тысяч человек. Гриф не хочет попасться ему на переправе, если Поно вдруг решится пересечь Ройн, - Хэлдон поглядел на Тириона. - Твой карлик ездит верхом не хуже, чем ссыт?
- Он ездит, - вмешался Тирион, не дав властелину сыра ответить за него, - хотя он ездит лучше, если под ним специальное седло и лошадь, которую он знает как следует. И ещё он умеет говорить.
- Вот как, значит. Я Хэлдон, врачеватель нашего маленького братства. Кое-кто называет меня Полумейстером. Мой спутник - сир Утёнок.
- Сир Ролли, - поправил верзила. - Ролли с Утиного Поля. Любой рыцарь может посвятить в рыцари другого, и Гриф посвятил меня. А тебя как зовут, карлик?
Иллирио поспешно ответил:
- Его зовут Йолло.
"Йолло? Звучит как кличка для обезьянки". Кроме того, это было пентошийское имя, а любому дураку было ясно, что Тирион не пентошиец.
- В Пентосе меня звали Йолло, - быстро сказал он, чтобы по возможности поправить ситуацию, - но мать дала мне другое имя: Хугор Хилл.
- И кто же ты: маленький король или маленький бастард? - поинтересовался Хэлдон.
Тирион понял, что с Хэлдоном-Полумейстером ему придется держать ухо востро.
- Любой карлик - бастард в глазах собственного отца.
- Без сомнения. Итак, Хугор Хилл, ответь мне на такой вопрос: как Сервин Зеркальный Щит победил дракона Урракса?
- Приблизился, укрывшись за своим щитом. Урракс видел только свое отражение в щите, пока Сервин не всадил ему копьё в глаз.
Хэлдона это не впечатлило.
- Даже Утёнок знает эту побасенку. Как звали рыцаря, что попытался применить ту же уловку против Вхагара во времена Танца драконов?
Тирион ухмыльнулся.
- Сир Байрон Сванн. Дракон зажарил его заживо... вот только это была Сиракс, а не Вхагар.
- К моему сожалению, ты неправ. Мейстер Манкан в "Истинном повествовании о Танце драконов" пишет...
- ... что это была Вхагар. Великий мейстер Манкан заблуждался. Свидетелем смерти сира Байрона, своего господина, был его оруженосец, который описал его дочери обстоятельства его смерти. В его воспоминаниях речь шла о Сиракс, драконе Рейениры, что намного логичнее, чем версия Манкана. Сванн был сыном лорда из Марки, а Штормовой предел принял сторону Эйегона. Вхагар же была драконом брата Эйегона - принца Эйемонда. Зачем Сванну пытаться убить её?
Хэлдон поджал губы.
- Попытайся не свалиться с коня, иначе отправишься назад в Пентос пешком. Наша скромница не будет ждать ни мужа, ни полумужа.
- По мне нет ничего лучше скромниц - разве что распутницы. К слову: куда отправляются все шлюхи?
- Я что - похож на человека, который ходит по шлюхам?
Утёнок прыснул.
- Он не осмелится. Иначе Лемора заставит его молить об искуплении грехов, мальчик захочет пойти вместе с ним, а Гриф просто отрежет ему член и запихнет его ему в глотку.
- Ну, - сказал Тирион, - мейстеру член и не нужен.
- Только вот Хэлдон мейстер только наполовину.
- Раз тебя так веселит этот карлик, Утёнок, - сказал Хэлдон, разворачивая коня, - ты его и вези.
Утёнку потребовалось еще немного времени, чтобы закончить с погрузкой ящиков Иллирио на трёх вьючных лошадей. К этому времени Хэлдон уже скрылся вдали. Утёнка это, казалось, не заботило. Он забрался в седло, ухватил Тириона за шиворот и посадил перед собой.
- Держись как следует за луку, и всё будет в порядке. Ход у этой кобылы хороший, ровный, а драконья дорога гладка, как девичья попка.
Разобрав поводья, сир Ролли пустил лошадь скорой рысью.
- Удачи, - закричал им вслед Иллирио. - Передайте мальчику - я сожалею, что не буду гостем на его свадьбе. Я присоединюсь к вам уже в Вестросе. Клянусь руками моей милой Серры.
Когда Тирион последний раз оглянулся на Иллирио Мопатиса, магистр стоял в своей парчовой мантии у паланкина, опустив массивные плечи. Его силуэт таял за поднятой копытами пылью, властелин сыров выглядел почти маленьким.
Через четверть мили Утёнок поравнялся с Хэлдоном-Полумейстером, и с этого момента они ехали бок о бок. Тирион вцепился в луку седла, неудобно растопырив ноги и мрачно ожидая от ближайшего будущего судорог в мышцах, волдырей и натёртых ссадин.
- Любопытно, как посмотрят на нашего карлика пираты с Кинжального озера? - спросил Хэлдон.
- Как на карликовую котлетку? - предположил Утёнок.
- Хуже Урхо Немытого среди них никого нет, - сообщил Хэлдон. - Он способен убить человека на месте одной вонью.
Тирион пожал плечами.
- К счастью, у меня нет носа.
Хэлдон одарил его тонкой улыбкой.
- Если мы встретим леди Корру на "Ведьминых зубах", ты можешь лишиться и кое-чего ещё. Ее называют Коррой Жестокой. Команда её корабля состоит из прекрасных девиц, и они оскопляют каждого мужчину, попадающего им в руки.
- Ужасы какие. Я ведь могу и штаны обмочить.
- Лучше не надо, - мрачно предупредил сзади Утёнок.
- Ну как скажешь. Если мы встретим эту леди Корру, я нацеплю юбку и скажу, что я - Серсея, всемирно известная бородатая женщина из Королевской Гавани.
На этот раз Утёнок засмеялся, а Хэлдон сказал:
- Забавный ты малыш, Йолло. Говорят, Лорд в Саване исполнит любое желание того, кто заставит его рассмеяться. Возможно, Его Серейшество прихватит тебя, чтобы украсить свой каменный двор.
Утёнок беспокойно поглядел на спутника.
- Не стоит о нем шутить, когда мы так близко к Ройну. Он все слышит.
- Поистине утиная мудрость, - сказал Хэлдон. - Прошу прощения, Йолло - нечего так бледнеть, я просто шутил. Князь Горестей не раздает свои серые поцелуи кому попало.
"Свои серые поцелуи", - при этой мысли у него по коже побежали мурашки. Смерть уже не пугала Тириона Ланнистера, но серая хворь - дело другое.
"Лорд в Саване - это просто легенда, - говорил он себе, - точно такая же, как рассказы о призраке Ланна Умного, который якобы обитает в стенах Кастерли Рок".
В любом случае он решил придержать язык.
Молчание карлика не осталось незамеченным, и Утёнок начал рассказывать ему о себе. По его словам, отец Утёнка был оружейником в Горьком Мосту, так что у него с рождения в ушах стоял звон металла, и он с младых ногтей учился владеть мечом. Рослый и пригожий парень привлек к себе внимание старого лорда Касвелла, который взял Утёнка на службу к себе в стражу - но тому хотелось большего. Он видел, как чахлый сын Касвелла становится пажом, потом оруженосцем и, наконец, рыцарем.
- Это был худосочный подлипала с испитой мордочкой, но у старого лорда были четыре дочери и один-единственный сын, так что этому сыну никто не мог и слова поперек сказать. Другие оруженосцы на тренировках боялись тронуть его даже пальцем.
- Но ты такой робостью не отличался, - Тириону было ясно как божий день, что будет дальше.
- На мои шестнадцатые именины отец выковал мне меч, - сказал Утёнок. - Лоренту меч настолько понравился, что он забрал подарок себе, а мой треклятый папаша даже пикнуть не посмел. Когда я стал возражать, Лорент сказал мне в лицо, что мои руки созданы для того, чтобы держать молот, а не меч. Что ж, я сходил за молотом и отделал его как следует, переломал ему руки и половину ребер. После такого мне пришлось как можно скорее покинуть Простор. Я переплыл море и вступил в Золотое Братство. Тут я несколько лет был подмастерьем кузнеца, пока сир Гарри Стрикленд не взял меня к себе в оруженосцы. Когда Гриф прислал весточку, что ему нужен наставник для его сына во владении мечом, Гарри отправил меня.
- И Гриф посвятил тебя в рыцари?
- Через год.
Хэлдон-Полумейстер тонко улыбнулся.
- Почему бы тебе не рассказать нашему маленькому другу, откуда взялось прозвище?
- Рыцарю ведь нужно не только имя, - объяснил верзила, - ну, мы были в поле, когда он меня посвятил в рыцари, я поднял голову и увидел уток... только не надо теперь смеяться.
После заката они остановились на ночлег в заросшем дворе за старым каменным колодцем. Пока Хэлдон и Утёнок поили лошадей, Тирион попрыгал на месте, чтобы унять судороги в икрах. Из щелей между булыжниками и на затянутых мхом стенах, когда-то бывших большой каменной усадьбой, проросли жёсткая бурая трава и небольшие деревца. Позаботившись о животных, всадники разделили скромный ужин из солонины и холодной фасоли, запив его пивом. Для Тириона эта простая пища была приятной переменой после всех яств, отведанных с Иллирио.
- Эти ящики, что мы вам привезли, - сказал он за едой, - я сперва подумал, что в них золото для Золотого Братства, пока не увидел, как сир Ролли закидывает себе один из них на плечо. Будь он набит монетами, ты не поднял бы его так легко.
- Да там просто доспехи, - пожал плечами Утенок.
- И одежда, - добавил Хэлдон. - Парадные одеяния для всей нашей братии. Тонкое сукно, бархат, шелка. К королеве не пристало являться в лохмотьях... и с пустыми руками. Магистр был так добр, что снабдил нас подобающими подарками.
С восходом луны они снова сели на лошадей и пустились в путь на восток под звёздным покровом. Впереди тонкой серебряной лентой, перекинутой через леса и поля, светилась древняя валирийская дорога. На какое-то время Тирион Ланнистер почувствовал себя почти умиротворенным.
- Ломас Долгоход говорил правду: эта дорога - чудо.
- Ломас Долгоход? - спросил Утёнок.
- Давно умерший книжник, - ответил Хэлдон. - Он всю жизнь странствовал по миру и описал увиденные им земли в двух книгах: "Чудеса" и "Рукотворные чудеса".
- Мой дядя подарил мне обе книги, когда я был ещё ребенком, - сказал Тирион. - Я зачитал их до дыр.
- "Боги создали семь чудес, и смертные - еще девять", - процитировал Полумейстер. - Со стороны людей было довольно нечестиво обставить богов на два чуда. Каменные дороги Валирии были одним из чудес Долгохода - пятым, по-моему.
- Четвёртым, - сказал Тирион, который в детстве выучил назубок все шестнадцать чудес света. Его дядя Герион любил во время пиров ставить Тириона на стол, чтобы тот перечислил все по памяти. "И мне это нравилось, не правда ли? Стоять посреди мисок, в центре всеобщего внимания, показывая всем, какой я умненький маленький бес". Годы спустя он все ещё лелеял мечту, что когда-нибудь сам объедет весь свет и увидит чудеса Долгохода своими глазами.
Лорд Тайвин разбил эту мечту за десять дней до шестнадцатых именин своего сына-карлика, когда Тирион попросился в путешествие по Девяти Вольным Городам, какие в том же возрасте совершили его дядья.
- На моих братьев я мог положиться, зная, что они не навлекут позор на род Ланнистеров, - ответил его отец. - И не женятся на шлюхах.
Когда Тирион напомнил ему, что через десять дней он станет свободным совершеннолетним мужчиной и будет волен странствовать, куда пожелает, лорд Тайвин ответил:
- Никто не свободен. Только дети и дураки думают иначе. Хочешь ехать - изволь: надевай пестрый наряд и стой на голове, развлекая перечных лордов и сырных королей. Но помни, ты сам оплатишь своё путешествие, и оставь мысль о возвращении.
На чём своеволие Тириона и прекратилось.
- Хочешь заняться чем-то полезным - значит, займешься чем-то полезным, - после этого сказал ему отец. И в честь шестнадцатых именин Тириона поставили заведовать всеми сточными трубами и водными резервуарами Кастерли Рок. "Наверное, он надеялся, что я туда провалюсь". Но Тирион его и в этом разочаровал: сточные трубы никогда не работали и вполовину так хорошо, как в те времена, когда ими заведовал Тирион.
"Мне нужна чаша вина, чтобы смыть с языка привкус Тайвина. Или, ещё лучше, целый бурдюк".
Они ехали всю ночь - Тирион то забывался сном, вцепившись в луку седла, то вдруг опять просыпался. Иногда он начинал клониться с седла на сторону, но сир Ролли каждый раз его подхватывал и возвращал в вертикальное положение. К рассвету ноги карлика ныли от боли, а ягодицы были стерты до крови.
Только на следующий день они достигли расположенных у реки руин Гоян Дроэ.
- Наконец-то, легендарный Ройн, - кисло сказал Тирион, поглядев на сонную зеленую реку с холма.
- Малый Ройн, - поправил его Утенок.
- Ясно.
"Милая речка, не спорю, но самый мелкий из зубцов Трезубца втрое шире, и все три текут куда как быстрее".
Город тоже не впечатлил. Гхоян Дрохе никогда не был большим городом - это Тирион помнил из истории; но место было милое, полное зелени и цветов: город каналов и фонтанов. "Пока не началась война, и не прилетели драконы". Сейчас, тысячу лет спустя, каналы заросли грязью и тростником, превратившись в болото, в котором плодились рои мух. Разбитые камни храмов и дворцов вросли в землю, и берег реки плотно зарос корявыми старыми ивами.
Среди запустения всё-таки жила горстка людей, разбивших среди сорных трав небольшие огороды. Цоканье железных копыт по валирийской дороге заставило большинство местных устремиться назад в свои тёмные норы, откуда они выползали; на свету задержались только самые смелые, чтобы посмотреть на проезжих всадников тупыми, нелюбознательными глазами. Маленькая голая девочка с испачканными по колено в грязи ногами никак не могла отвести от Тириона глаз.
"Она в жизни не видела карликов, - понял он, - тем более безносых".
Он состроил ей рожу и высунул язык. Девочка заплакала.
- Что ты с ней сделал? - спросил Утёнок.
- Послал воздушный поцелуй. Все женщины плачут, когда я их целую.
За спутанными ивами дорога вдруг оборвалась, и им пришлось свернуть на север и ехать вдоль воды, пока прибрежные заросли вдруг не оборвались. За ними оказалась древняя каменная пристань, наполовину ушедшая под воду, со всех сторон окруженная высокой бурой травой.
- Утёнок! - раздался крик. - Хэлдон!
Тирион повернул голову и увидел подростка, забравшегося на крышу какой-то приземистой дощатой лачуги и размахивающего широкополой соломенной шляпой. Это был стройный, хорошо сложенный парень, длинноногий, с копной тёмно-синих волос на голове. На взгляд карлика, ему было лет пятнадцать - шестнадцать или около того.
Лачуга оказалась палубной надстройкой "Скромницы" - ветхой одномачтовой посудины. Широкий корпус и небольшая осадка делали её как нельзя более подходящей для того, чтобы ходить вверх по самым узким протокам и перебираться через песчаные отмели. "Неказистая девица, - подумал Тирион, - но дурнушки, бывает, оказываются в постели самыми страстными". Ходившие по рекам Дорна лодки частенько ярко раскрашивали и покрывали вычурной резьбой, но эта была не из таких. Она была выкрашена в болотный серо-бурый цвет с блеклыми и шелушащимися бортами; большой изогнутый румпель был прост и невзрачен. "На вид сущий хлам, - подумал он, - но, уверен, в этом-то и дело".
Утёнок заулюлюкал в ответ. Кобыла пошлепала по мелководью, приминая камыши. Подросток соскочил с надстройки на палубу лодки, и наружу выглянули прочие члены команды "Скромницы". За румпелем показалась пожилая пара с ройнарскими чертами лица, из дверей надстройки вышла симпатичная септа в мягком белом облачении, откинув с глаз локон темных волос.
"А вон там, без сомнения, Гриф".
- Хватит орать, - сказал тот. Над рекой повисла неожиданная тишина.
"С этим хлопот не оберешься", - сразу сообразил Тирион.
Накидка Грифа была сделана из шкуры ройнского рыжего волка вместе с головой. Под шкурой он носил коричневую кожаную куртку с нашитыми железными кольцами. Чисто выбритое лицо Грифа было похоже на надетую на нем куртку - такое же плотное и кожистое, с морщинками в углах глаз. Хотя волосы у него, как и у сына, были выкрашены в синий цвет, брови и корни волос оставались рыжими. На поясе висели меч и кинжал.
Если Гриф и был рад снова видеть Утёнка и Хэлдона, он это умело скрыл - зато не потрудился скрыть свое неудовольствие при виде Тириона.
- Карлик? Это что ещё такое?
- Знаю-знаю, вы надеялись на круг сыра, - Тирион повернулся к Юному Грифу и одарил его самой своей обезоруживающей улыбкой. - Синие волосы сослужат тебе добрую службу в Тироше, но в Вестеросе дети будут кидаться в тебя камнями, а девушки смеяться в лицо.
Мальчик смутился.
- Моя мать была из Тироша. Я крашу волосы в память о ней.
- Что это за существо? - потребовал ответа Гриф.
Ответил Хэлдон:
- Иллирио прислал вам письмо с разъяснениями.
- Так давай его сюда. А карлика в мою каюту.
"Ох, и не нравятся мне его глаза", - подумал Тирион, когда в полумраке каюты наемник сел напротив него за сучковатый дощатый стол с сальной свечой посередине. Глаза у Грифа были бледные, холодные, льдисто-голубые. Тирион терпеть не мог бледных глаз: у лорда Тайвина глаза были бледно-зелёные с золотыми искорками.
Он смотрел, как наёмник читает письмо. Само то, что Гриф умел читать, кое-что о нём говорило: многие ли наёмники могут похвастаться подобным талантом? "Он даже почти не шевелит губами", - заметил Тирион.
Наконец Гриф оторвался от пергамента и сощурил свои бледные глаза.
- Тайвин Ланнистер убит? Твоими руками?
- Моим пальцем. Вот этим, - Тирион выставил палец Грифу напоказ. - Лорд Тайвин сидел в нужнике, и я вогнал ему арбалетный болт в брюхо, чтобы посмотреть, не испражняется ли он, и правда, золотом. Оказалось - нет. Жаль, золото бы мне пригодилось. Ещё я убил свою мать - немного раньше. Да, и еще моего племянника Джоффри - отравил на его собственном свадебном пиру и смотрел, как он задыхается. Торговец сыром об этом не упомянул? Еще, прежде чем завязать, я собираюсь пополнить список своими братом и сестрой - если смогу этим угодить вашей королеве.
- Угодить ей? Иллирио тронулся рассудком? Он вообразил, что Её Величество с радостью возьмет себе на службу человека, открыто признающего себя цареубийцей и предателем?
"Отличный вопрос", - подумал Тирион, но вслух ответил:
- Король, которого я убил, занимал её трон, и все, кого я предал, были львами. Так что, сдается мне, я уже сослужил ей хорошую службу, - он почесал обрубок носа. - Не бойтесь, вас я убивать не буду - вы мне не родственник. Можно мне взглянуть на письмо? Люблю читать о самом себе.
Гриф проигнорировал просьбу, поднес письмо к свече и смотрел, как пергамент чернеет, загибается и занимается пламенем.
- Таргариены и Ланнистеры - смертельные враги. Ради чего тебе поддерживать дело королевы Дейенерис?
- Ради золота и славы, - охотно ответил карлик. - Да, и из ненависти. Если вы когда-нибудь встречали мою сестру, то поймете.
- В ненависти я разбираюсь прекрасно.
По тому, как Гриф выговорил это слово, Тирион понял, что тот говорит правду. "Его самого питает ненависть, и она же много лет согревает его по ночам".
- Значит, у нас есть нечто общее, сир.
- Я не рыцарь.
"Лжец, и прескверный. Неуклюжее и глупое вранье, милорд".
- А вот сир Утёнок говорит, что в рыцари его посвятили вы.
- Утёнок слишком много болтает.
- Говорящая утка сама по себе - диво дивное. Неважно, Гриф. Ты не рыцарь, а я - Хугор Хилл, маленькое чудовище. Твоё маленькое чудовище, если тебе угодно. Даю слово, мне не нужно ничего, кроме как верно служить твоей драконьей королеве.
- И как ты собираешься ей служить?
- Языком, - он один за другим облизнул пальцы. - Я могу подсказывать Её Величеству, о чем думает моя милая сестра - если называть это мышлением. Я могу давать её командирам советы, как победить на поле брани моего брата Джейме. Я знаю, какие лорды храбры, а какие трусливы, какие верны, а какие продажны. Я могу завоёвывать для неё союзников. И я знаю намного-намного больше о драконах, чем твой полумейстер. Ещё я смешной и ем немного. Считай меня вашим преданным бесом.
Гриф подумал немного.
- Понятно, карлик. В моем отряде ты займешь самое последнее место. Держи язык за зубами и делай, что говорят, иначе пожалеешь.
"Да, отец", - чуть не сказал Тирион.
- Как скажете, милорд.
- Я не лорд.
"Лжец".
- Это была просто любезность с моей стороны, друг мой.
- Я тебе и не друг.
"Не рыцарь, не лорд и не друг".
- Какая жалость.
- Избавь меня от своих насмешек. Я беру тебя с собой до Волантиса. Если ты окажешься послушным и полезным - можешь остаться с нами и служить королеве, как сможешь. Если от тебя будет больше проблем, чем пользы - покатишься на все четыре стороны.
"Да, и все четыре стороны ведут на дно Ройна, где то, что осталось от моего носа, доедят рыбы".
- Валар дохаэрис.
- Можешь спать на палубе или в трюме, как больше нравится. Исилла приготовит тебе постель.
- Как мило с её стороны, - Тирион неуклюже поклонился и пошел наружу, но у двери каюты обернулся.
- Что если мы найдем королеву и обнаружим, что драконы оказались пьяными моряцкими побасенками? Мир полнится подобными выдумками. Грамкины и снарки, призраки и упыри, русалки, каменные гоблины, крылатые кони, крылатые свиньи... крылатые львы.
Гриф хмуро поглядел на него.
- Я тебя ясно предупредил, Ланнистер. Держи язык на привязи или с ним расстанешься. На карту поставлено королевство. Наши жизни, наша репутация, наша честь. Это не игра, в которую мы играем ряди твоего развлечения.
"Конечно, это игра, - подумал Тирион, - игра престолов".
- Как скажете, капитан, - пробормотал он, поклонившись ещё раз.
ДАВОС
Небо на севере вспорола молния, высветив черный силуэт башни Ночного Светоча на фоне бело-синего неба. Спустя шесть ударов сердца, точно далекая барабанная дробь, прокатился гром.
Стражники сначала провели Давоса Сиворта по мосту из черного базальта, потом под железной решёткой со следами ржавчины. За ней был глубокий ров с соленой водой и подъёмный мост, поддерживаемый парой толстенных цепей. Внизу плескались зелёные волны, обдавая фундамент замка фонтанами брызг. За мостом оказалась ещё одна надвратная башня, больше первой, её камни сплошь обросли зелёными водорослями. Давос со связанными руками, спотыкаясь, проковылял через грязный двор, холодный дождь застилал ему глаза. Стражники тычками погнали его вверх по лестнице, вглубь тёмной каменной твердыни Волнолома.
Внутри капитан стражи стащил промокший плащ и, чтобы не намочить потёртый мирийский ковер, повесил плащ на гвоздь. Нащупав связанными руками застежку, Давос сделал то же самое. Он не забыл правил приличия, которым научился за годы службы на Драконьем Камне.
Лорд сидел в одиночестве в своём сумрачном чертоге и ужинал традиционным сестринским рагу с хлебом и пивом. В толстые каменные стены было вбито десятка два креплений для факелов, но заняты были только четыре, и ни один из факелов не был зажжён. Скудный мерцающий свет давали лишь две сальные свечи. Давосу было слышно, как снаружи по стенам лупит дождь, и где-то под протекающей крышей мерно капает вода.
- Милорд, - сказал капитан, - мы нашли этого человека в "Китовом брюхе", где он пытался купить себе место на корабле, отплывающем с острова. При нём было двенадцать драконов и вот это.
Капитан положил изъятый предмет на стол перед лордом. Это была широкая лента из чёрного бархата, отделанная золотой парчой, на которой были видны три печати: коронованный олень, оттиснутый на золотистом воске, пылающее алое сердце и белая десница.
Промокший Давос покорно ждал - с него капала вода, запястья саднили под глубоко врезавшейся в кожу веревкой. Одно слово лорда - и его вздернут на Висельных воротах Сестрина Городка. Но, по крайней мере, сейчас он не дрожал под дождем, и под ногами вместо шаткой палубы был твёрдный камень. Он вымок до нитки, устал, все тело у него немилосердно ныло, горе и предательство лишили его сил, и уж чем-чем, а бурями он точно был сыт по горло.
Лорд утер рот тыльной стороной ладони и взял ленту, чтобы рассмотреть ее получше. За окнами на пол-удара сердца сверкнула бело-голубая молния.
"Раз, два, три, четыре", - считал Давос время от вспышки до удара грома. Когда тот стих, он стал прислушиваться к звуку капель и приглушенному рокоту волн под ногами - там, в подземельях, под огромными каменными сводами Волнолома бурлило море. Он вполне может оказаться и там, внизу, прикованным к мокрому каменному полу, ожидая, когда в подземелье ворвется прилив.
- "Нет, - пытался он успокоить себя, - это смерть для контрабандиста, а не для десницы короля. Будет дороже продать меня твоей королеве".
Лорд пощупал ленту, нахмурившись при виде печатей. Это был некрасивый человек - рослый, жирный, с широкими плечами гребца и, казалось, полностью лишённый шеи. Его подбородок и щёки покрывала местами уже побелевшая грубая серая щетина. Над массивным выпуклым лбом блестел голый череп. Нос у лорда был бесформенный и красный, покрытый сетью лопнувших жилок, губы толстые, а на правой руке между указательным, средним и безымянным пальцами у него виднелось что-то вроде перепонки. Давос слышал, что у некоторых сестринских лордов на руках и ногах перепонки, но всегда считал эти рассказы моряцкими байками.
Лорд откинулся назад.
- Разрежьте верёвку, - сказал он, - и снимите с него перчатки. Хочу посмотреть на его руки.
Капитан повиновался. Когда он поднял руку пленника, за окном вновь блеснула молния, отбросив тень от укороченных пальцев Давоса Сиворта на грубое и жестокое лицо Годрика Борелла, лорда Сладкой Сестры.
- Кто угодно может украсть ленту, - сказал лорд, - но эти пальцы не обманут. Ты - Луковый Рыцарь.
- Так меня прозвали, милорд, - Давос и сам был лордом и уже много лет как рыцарем, но в глубине души он так и остался тем, кем был всегда - безродным контрабандистом, получившим свое рыцарство в награду за трюм с луком и соленой рыбой. - Были прозвища и похуже.
- Да. Изменник. Мятежник. Перебежчик.
Последнее его задело:
- Перебежчиком я никогда не был, милорд. Я человек короля.
- Это если Станнис - король, - суровые чёрные глаза лорда изучающее смотрели на Давоса. - Большинство рыцарей, высадившись на моих берегах, ищет меня в моих чертогах, а не в "Китовом брюхе". Это место - притон контрабандистов. Никак ты взялся за старое, Луковый Рыцарь?
- Нет, милорд. Мне нужно было попасть в Белую гавань. Король отправил меня с посланием к тамошнему лорду.
- Тогда ты попал не туда и не к тому лорду, - Годрика Борелла это позабавило. - Это Сестрин Городок на Сладкой Сестре.
- Я знаю.
В Сестрином Городке и в помине не было ничего сладкого - это был мерзкий городишко - грязный, мелкий и запущенный, пропахший свиным навозом и гниющей рыбой. Давосу он врезался в память ещё в старые годы. Три Сестры уже несколько веков были излюбленным прибежищем контрабандистов, а до того служили логовом пиратов. Улицы Сестрина Городка поверх грязи были вымощены досками, дома - сплошь мазанки, крытые соломой. На Висельных Воротах вечно болтались повешенные с торчащими наружу потрохами.
- Не сомневаюсь, что здесь у тебя есть друзья, - заявил лорд. - У каждого контрабандиста есть приятели на Сёстрах. Некоторые из них и мои друзья тоже, а кто мне не друг, того я вешаю. Я оставляю их задыхаться в петле с болтающимися между колен собственными кишками, - сверкнувшая за окнами молния снова озарила зал, два мгновения спустя прогрохотал гром. - Если ты плыл в Белую Гавань, то как оказался в Сестрином Городке? Что привело тебя сюда?
"Приказ короля и предательство друга", - мог бы сказать Давос. Но вместо этого он ответил:
- Бури.
От Стены отплыли двадцать девять кораблей. Давос бы сильно удивился, если хотя бы половина из них осталась на плаву. На протяжении всего пути вдоль берега их преследовали чёрное небо, злые ветры и проливные дожди. Галеры "Оледо" и "Сын Старухи" налетели на скалы у Скагоса, острова единорогов и людоедов, где не решался высаживаться даже сам Слепой Бастард. Большой когг "Саатос Саан" пошел ко дну у Серых Скал.
- Станнис за это заплатит, - бушевал Салладор Саан. - Он заплатит за них звонкой монетой, за каждый корабль!
Словно какой-то злой бог вытрясал из них плату за лёгкое путешествие на север, когда постоянный южный ветер легко донес их от Драконьего Камня до Стены. Очередной бурей с "Обильного урожая" сорвало всю оснастку, так что Салле пришлось вести его на буксире. Десятью лигами севернее Вдовьего Дозора море, в который уже раз разбушевавшись, швырнуло "Урожай" на одну из галер, что вели его на буксире, и потопило оба корабля. Остальной лиссенийский флот разметало по всему Узкому морю - некоторые капитаны добрались до каких-то портов, других так больше никогда и не видели.
- Салладор Нищий, вот кем меня сделал твой король, - жаловался Салладор Саан Давосу, когда остатки его флота тащились по заливу Челюстей. - Салладор Разбитый. Где мои корабли? И где моё золото? Где всё золото, что мне обещали!
Когда Давос опять попытался убедить лиссенийца, что тот получит свою плату, Салла взорвался.
- Когда, когда? Завтра? Через месяц? Когда вернётся красная комета?! Он обещает мне золото и драгоценности, всё время обещает, но этого золота я в глаза не вижу! Он дал мне свое слово, да, королевское слово, даже заверенное письменно. Но будет ли Салладор Саан сыт королевским словом? Сможет ли утолить свою жажду пергаментами и восковыми печатями? Сможет ли уложить обещания в постель и трахать их до визга?
Давос пытался убедить Саана сохранить верность Станнису. Если Салла бросит короля и его дело, говорил он, то потеряет всякую надежду получить всё то золото, что ему задолжали. В конце концов, король Томмен, одержав победу, вряд ли будет оплачивать долги своего побежденного дяди. Поэтому единственная надежда Саллы - это оставаться на стороне Станниса до тех пор, пока тот не отвоюет Железный Трон. Иначе он не увидит ни медяка из обещанных денег. Ему надо просто потерпеть.
Возможно, какой-нибудь лорд с хорошо подвешенным языком и уболтал бы лиссенийского пирата, но Давос был всего лишь Луковым Рыцарем, и его слова заставили Саллу взбелениться пуще прежнего.
- Я терпел на Драконьем Камне, - говорил он, - когда красная женщина жгла деревянных богов и орущих людей. Я терпел весь долгий путь до Стены. Я терпел холод в Восточном Дозоре - мёрз и терпел, терпел и мёрз. Но сейчас я говорю "тьфу". Тьфу на твое терпение, и тьфу на твоего короля! Мои люди голодны. Они хотят ещё раз трахнуть своих жён и пересчитать сыновей, хотят увидеть Ступени и любимые сады Лисса. А вот чего они точно не хотят, так это льда, бурь и пустых обещаний! Тут на Севере слишком холодно, и становится все холоднее.
"Я знал, что этот день придет, - говорил себе Давос. - Я любил старого плута, но, слава богам, у меня никогда не хватало глупости ему доверять".
- Бури, - лорд Годрик выговорил это слово так нежно, как другой произнес бы имя любимой. - На Сёстрах бури считали священными задолго до прихода андалов. В старину мы поклонялись другим богам: Владычице Волн и Владыке Небес. Каждый раз, когда они делят ложе, поднимается буря.
Он подался вперед:
- Короли всегда смотрели на Сёстры сквозь пальцы - да и что им до нас? Мы бедны и незначительны. Но вот теперь бури швырнули в мои руки тебя.
"Меня в ваши руки швырнул друг", - подумал Давос.
Лорд Годрик повернулся к капитану стражи:
- Оставь меня с этим человеком. Помни, его здесь никогда не было.
- Не было, милорд. Никогда, - капитан ушёл, оставив на ковре влажные следы сапог. Под полом билось в скалы под замком, волновалось и рокотало море. Дверь захлопнулась со звуком, напомнившим грохот далекого грома, и тут же, словно в ответ, за окнами сверкнула зарница.
- Милорд, - сказал Давос, - если вы отправите меня в Белую гавань, светлейший государь сочтет это дружеским участием.
- Я могу отправить тебя в Белую гавань, - согласился лорд. - Или в мою личную преисподнюю - там, где постуже и помокрее.
"Сестрин Городок сам по себе преисподняя", - Давос изначально боялся худшего. Три Сестры всегда были ветреными сучками, верными только самим себе. Считалось, что они служат Арренам из Долины, но власть Орлиного гнезда над островами была в лучшем случае незначительной.
- Если Сандерленд узнает о том, что ты в моих руках, то немедленно потребует тебя выдать.
Борелл правил Сладкой, Лонгторп - Длинной, а Торрент - Малой Сестрой, и все трое служили Тристону Сандерленду, лорду Трёх Сестер.
- Он продаст тебя королеве за горшок ланнистерского золота. Ведь бедняге нужен каждый дракон - у него семь сыновей, и все должны стать рыцарями, - лорд снова взял деревянную вилку и принялся за мясо. - Я проклинал богов, которые дарили мне только дочерей, пока не услышал, как Тристон убивается из-за стоимости боевых коней. Знал бы ты, сколько рыбы надо выловить и продать, чтобы купить приличные кольчугу и латы.
"И у меня было семь сыновей, но четверо из них сгорели".
- Лорд Сандерленд присягнул на верность Долине, - сказал Давос. - По закону он должен передать меня леди Аррен.
Лучше уж к ней, чем к Ланнистерам, решил он. Пусть она и не принимала участия в Войне пяти королей, Лиза Аррен была дочерью Риверрана и родной теткой Молодого Волка.
- Лиза Аррен мертва, - сказал лорд Годрик, - убита каким-то певцом. Долиной правит лорд Мизинец. Где пираты? - внезапно сменил он тему.
Давос не ответил, и лорд постучал ложкой по столу:
- Где лиссенийцы? Торрент с Малой Сестры видел их паруса, а до него их видели Флинты во Вдовьем дозоре. Оранжевые, зеленые и розовые паруса. Салладор Саан. Где он?
- В море.
Салладор сейчас идет вокруг Перстов, следуя в Узкое море - он возвращается на Ступени с теми несколькими кораблями, что у него остались. Возможно, он прибавит к ним еще несколько, если наткнется в море на каких-нибудь подходящих купцов. "Немного попиратствует, чтобы скоротать дорогу".
- Светлейший государь послал его на юг - тревожить Ланнистеров и их друзей.
Эту ложь он отрепетировал, пока грёб к Сестрину Городку. Рано или поздно мир узнает, что Салладор Саан бросил Станниса Баратеона, оставив его без флота, но эта весть будет исходить не из уст Давоса Сиворта.
Лорд Годрик помешал рагу:
- И что, этот старый пират Саан отправил тебя к берегу вплавь?
- Я добрался до берега в шлюпке, милорд.
Салладор Саан дождался, пока по левому борту "Валирийки" не покажется огонь Ночного Светоча, и только тогда посадил Давоса в шлюпку. По крайней мере, на это их старой дружбы хватило. Лиссенийцы, конечно, охотно взяли бы его с собой на юг, но Давос отказался. Станнису был нужен Виман Мандерли, и это дело он доверил Давосу. Он не может предать доверия своего короля, сказал он Салле.
- Тьфу, - бросил в ответ пиратский вожак, - тебя погубят его почетные поручения, старина. Он тебя просто убьет.
- Мне никогда не доводилось принимать под своей крышей Десницу короля, - сказал лорд Годрик. - Любопытно, заплатит ли Станнис за тебя выкуп?
"Вот и мне интересно, заплатит ли?"
Станнис даровал Давосу земли, титулы и должности, но будет ли он выкупать золотом жизнь своего Лукового Рыцаря? "У него нет золота. Если бы оно было, Салла остался бы с ним".
- Милорд, если вам угодно об этом спросить, вы найдете его в Чёрном Замке.
Борелл прорычал:
- И Бес тоже в Черном Замке?
- Бес? - Давос подумал, что ослышался. - Он ведь в Королевской гавани, его приговорили к смерти за убийство племянника.
- Стена узнает обо всем последней, как говаривал мой отец... Карлик сбежал. Он проскользнул сквозь решетку темницы и голыми руками разорвал своего отца на части. Стражники видели, как он убегает - весь красный от макушки до пят, точно искупался в крови. Королева обещала сделать лордом любого, кто его убьёт.
Давос слушал и не верил:
- Вы хотите сказать, что Тайвин Ланнистер убит?
- Да, своим собственным сыном, - лорд глотнул пива. - Когда мы были на Сёстрах королями, мы не оставляли карликов в живых. Мы бросали их в море в жертву богам. Септоны, благочестивые олухи, заставили нас отказаться от этого обычая. Зачем еще богам придавать человеку подобный облик, если не в знак того, что он чудовище?
"Лорд Тайвин мертв. Это все меняет".
- Милорд, позвольте мне отправить ворона на Стену. Светлейший государь захочет узнать о смерти лорда Тайвина.
- Он узнает, но не от меня. И не от тебя, пока ты под моей дырявой крышей. Я никому не предоставлю повода говорить, что словом или делом помог Станнису. Сандерленды ввязали Сестёр в два восстания Блэкфайров, за что нам всем пришлось горько поплатиться.
Лорд Годрик махнул вилкой в сторону кресла:
- Садись, сир, пока тебя не свалило. В моём чертоге холодно, темно и сыро, но гостеприимностью я не обделен. Мы отыщем тебе сухую одежду, но для начала тебе надо поесть.
Он крикнул, и в чертог заглянула женщина.
- У нас гость, надо его накормить. Принеси хлеба, пива и рагу.
Пиво было тёмным, хлеб чёрным, рагу белым, как сливки, и подано внутри чёрствого каравая, из которого вынули мякиш. В рагу попадались лук, морковь, ячмень, белая и жёлтая репа, а еще устрицы, кусочки трески, крабьего мяса - и всё это плавало в жирной сливочно-масляной подливе. Это было кушанье того сорта, что согревает до самых костей - то, что надо в промозглую ночь. Давос благодарно зачерпнул еду ложкой.
- Случалось уже пробовать сестринское рагу?
- Да, милорд, - то же самое блюдо подавали на Трёх Сёстрах повсюду, во всех постоялых дворах и трактирах.
- Мое рагу лучшее из того, что ты мог пробовать раньше. Его готовит Гелла, дочь моей дочери. Ты женат, луковый рыцарь?
- Да, милорд.
- Жалко. Гелла не замужем. Из неказистых женщин выходят самые лучшие жёны. Там в рагу три вида крабов: красные, паучьи и крабы-завоеватели. Я не ем паучьих крабов ни в каком виде, кроме как в сестринском рагу. При этом чувствую себя наполовину каннибалом, - милорд указал на штандарт, висевший над холодным темным очагом. Там был изображен паучий краб - белый на серо-зелёном поле. - До нас дошли слухи, что Станнис сжег своего Десницу.
"Прежнего Десницу". Мелисандра отдала Алестера Флорента своему богу на Драконьем Камне, чтобы наворожить тот самый ветер, что доставил их на север. Лорд Флорент молчал и крепился, пока люди королевы привязывали его к столбу, и он сохранял достоинство, насколько его вообще может сохранять полуголый человек. Но когда пламя лизнуло его ноги, он начал кричать - и, если верить красной женщине, его крики гнали их до самого Восточного Дозора у Моря. Для Давоса этот ветер был просто невыносим. Ему казалось, что он пахнет горелой плотью, а в его свисте в корабельных снастях слышались вопли боли.
"На его месте мог быть я", - подумал Давос.
- Я не сгорел, - заверил он лорда Годрика, - хотя в Восточном Дозоре чуть было не превратился в ледышку.
- Уж такова Стена.
Женщина принесла им свежий каравай хлеба - горячий, только из печи. Давос, сам того не желая, уставился на её руку.
- Да, у неё та же родовая примета, что и у всех Бореллов на протяжении последних пяти тысяч лет. Это дочь моей дочери, но не та, что готовит рагу, - он разломил каравай пополам и протянул краюху Давосу. - Ешь, это хороший хлеб.
Так оно и было, хотя Давоса устроила бы и чёрствая корка. Поданный хлеб означал, что в этих стенах его приняли как гостя - хотя бы на одну ночь. У лордов Трёх Сестёр была самая скверная репутация, и сквернее всего она была у Годрика Борелла, лорда Сладкой Сестры, Защитника Сестрина Городка, Властителя Волнолома и Хранителя Ночного Светоча... Но даже лорды, промышляющие грабежом на разбитых судах, чтят законы гостеприимства.
"По крайней мере, я увижу рассвет, - сказал себе Давос. - Я принял его хлеб и соль".
Правда, рагу оказалось не только солёным, но у него был и иной странный привкус.
- Уж не шафран ли это? - шафран стоил дороже золота, и Давос до сих пор пробовал его лишь однажды, на Драконьем Камне, когда на пиру король Роберт послал ему половину рыбины.
- Он самый, из Кварта. И перец тоже, - лорд Годрик взял щепотку и посыпал содержимое своей хлебной тарелки. - Нет ничего лучше молотого чёрного перца из Волантиса. Бери сколько хочешь, если тебя тянет на перчёное. У меня этого добра сорок сундуков. Я уж не говорю про гвоздику и мускатный орех, и про фунт шафрана тоже. Я забрал его у одной черноглазой девицы, - он расхохотался. Давос заметил, что у лорда Сладкой Сестры еще сохранились все зубы, хотя большинство из них пожелтело, а один в верхнем ряду почернел и почти полностью сгнил. - Она направлялась в Браавос, но буря занесла её в залив Челюстей и разбила о мои скалы. Как видишь, ты не единственный подарок, который мне приподнесли бури. Наше море коварно и жестоко.
"Но не коварнее людей", - подумал Давос. Предки лорда Годрика были королями-пиратами до тех пор, пока их не завоевали Старки огнём и мечом. С тех пор сестринцы оставили пиратство Салладору Саану и ему подобным и принялись грабить разбитые корабли. Сигнальные огни, горевшие на побережье Трёх Сестёр, должны были предупреждать суда о мелях и рифах, указывая кораблям верный путь. Но в штормовые или туманные ночи кое-кто из сестринцев зажигал ложные огни, направляющие неосторожных капитанов на погибель.
- Бури оказали тебе услугу, выкинув к моим дверям, - сказал лорд Годрик. - В Белой Гавани тебя ожидал бы куда более холодный прием. Ты опоздал, сир. Лорд Виман намерен преклонить колено, и отнюдь не перед Станнисом, - он глотнул пива. - Мандерли по сути своей не северяне. Они перекочевали на Север не более, чем девять веков назад, прихватив с собой своё золото и своих богов. Они были великими лордами на Мандере, пока не зарвались настолько, что зелёные руки Гарднеров дали им тумака. Волчий король отобрал у них золото, но наделил землёй и позволил чтить своих богов, - хозяин зачерпнул рагу ломтем хлеба. - Если Станнис думает, что пузан сядет в одну лодку с оленем, он жестоко ошибается. Двенадцать дней тому назад в Сестрин Городок для пополнения запасов воды заходила "Львиная звезда". Знаешь этот корабль? Багряные паруса и золотой лев на носу. А на борту толпа Фреев, направляющихся в Белую Гавань.
- Фреи? - уж чего-чего, а этого Давос не ожидал. - Мы слышали, что Фреи убили сына лорда Вимана.
- Да, - согласился лорд Годрик, - и пузан так разгневался, что принес обет жить на одном хлебе и вине, пока не отомстит. Но до исхода того же дня он снова начал пихать себе в рот пироги и устрицы. Между Сёстрами и Белой Гаванью все время ходят корабли. Мы продаем им крабов, рыбу и козий сыр, а они снабжают нас лесом, шерстью и шкурами. И от всех я слышу, что его лордство разжирел пуще прежнего - вот чего стоят все его обеты. Слова - ветер, а ветры, которые Мандерли пускает ртом, значат не больше, чем те, что он пускает задом, - лорд Годрик отломил себе ещё хлеба, чтобы макнуть в подливу. - Фреи привезли жирному дурню мешок костей. Это называется любезностью - вручить отцу кости его сына. Если бы это был мой сын, я бы тоже ответил любезностью и отблагодарил Фреев, перевешав их всех с выпущенными кишками на воротах. Но пузан для этого слишком благороден, - он сунул хлеб в рот, прожевал и проглотил. - Фреи у меня поужинали. Один из них сидел как раз там, где сейчас сидишь ты. Представился как "Рейегар" - я чуть было ему в лицо не расхохотался. Он потерял жену и собирается раздобыть себе новую в Белой Гавани. Вороны так туда-сюда и снуют. Лорд Виман и лорд Уолдер заключили соглашение и хотят скрепить его браком.
Давос почувствовал себя так, словно лорд Годрик только что саданул ему под дых. "Если это правда, то мой король пропал".
Станнис отчаянно нуждался в Белой Гавани. Если Винтерфелл был сердцем Севера, то Белая Гавань была его вратами. Устье реки вот уже столетия не замерзало даже в самые лютые зимы - сейчас, когда зима была близко, это значило очень многое. Много значило и серебро. У Ланнистеров было всё золото Кастерли Рок, а женитьбой oни добыли себе и богатства Хайгардена. Казна же Станниса была истощена.
"По крайней мере, я должен попытаться. Вдруг найдется способ расстроить этот брак".
- Мне надо попасть в Белую Гавань, - сказал он. - Милорд, умоляю, помогите мне!
Лорд Годрик приступил к самой хлебной посудине, разламывая своими ручищами размякший от подливы хлеб на куски.
- Я не люблю северян, - заявил он. - Мейстер говорит, что две тысячи лет назад Старки Изнасиловали Сестёр. Но Сестрин Городок ничего не забыл. До этого мы были свободными людьми, и у нас правили свои короли. Потом нам пришлось склонить колено перед Долиной, чтобы выгнать северян вон. Волк и сокол дрались за наши земли тысячу лет, пока не обглодали весь жир и мясо с костей этих бедных островов. Что же до твоего короля Станниса, то когда он был у Роберта мастером над кораблями, он без моего разрешения прислал флот в гавань и вынудил меня повесить с десяток моих добрых друзей. Людей вроде тебя, кстати. Он даже грозился повесить меня самого, если какой-нибудь корабль выбросит на скалы из-за того, что Ночной Светоч невовремя погас. И мне пришлось всё это проглотить, - он съел кусок хлебной посудины. - Теперь Станнис, поджав хвост, приполз на Север. Так скажи мне, почему я должен хоть в чём-то ему помогать?
"Потому что он твой законный король, - подумал Давос. - Потому что он сильный и справедливый человек, единственный, кто может восстановить государство и защитить его от нависшей на севере угрозы. Потому что у него есть волшебный меч, сияющий солнечным светом". Эти слова застряли у него в горле, потому что ни одно из них не могло поколебать лорда Сладкой Сестры, и ни на пядь не приближало его к Белой Гавани. "Какого ответа он ждет? Я должен пообещать ему золото, которого у нас нет? Знатного мужа для дочери его дочери? Земли, звания, титулы?" Алестер Флорент пытался сыграть в эту игру, и король за это сжег его.
- Десница, кажется, проглотил язык и потерял вкус и к рагу, и к действительности, - лорд Годрик утер рот.
- Лев мёртв, - медленно произнес Давос. - Вот ваша действительность. Тайвин Ланнистер мертв.
- Ну и что?
- Кто сейчас правит в Королевской Гавани? Не Томмен, он ещё слишком мал. Значит, Сир Киван?
Свет свечей отражался в чёрных глазах лорда Годрика.
- Будь оно так, ты был бы в цепях. Правит королева.
Давос понял: "Он сомневается. Он не хочет оказаться на стороне проигравшего".
- Станнис держал Штормовой предел против Тиреллов и Редвинов. Он отнял Драконий Камень у последних Таргариенов. Он разбил Железный флот у Светлого острова. Королю-ребенку его не одолеть.
- Но у этого короля-ребенка есть все богатства Кастерли Рок и вся мощь Хайгардена. За него стоят Болтоны и Фреи, - лорд Годрик потер подбородок. - Тем не менее, в этом мире нет ничего неизбежного, кроме зимы. Нед Старк сказал это моему отцу в этом самом чертоге.
- Нед Старк был здесь?
- В самом начале восстания Роберта. Безумный Король потребовал от Орлиного гнезда выдать Старка, но Джон Аррен отказался повиноваться. Чаячий Город, впрочем, остался верен трону. Потому-то, чтобы попасть к себе домой и созвать знамёна, Старку пришлось пересечь горы у Перстов и найти рыбака, который согласился бы перевезти его через Челюсти. Они попали в бурю и рыбак утонул, но его дочка доставила Старка на Сёстры, прежде чем их лодка пошла ко дну. Говорят, он оставил её с кошельком серебра и бастардом в утробе. Она назвала сына Джоном Сноу, в честь Джона Аррена.
Что бы там ни было, когда лорд Эддард попал в Сестрин Городок, мой отец сидел там, где сижу я. Наш мейстер умолял отца выдать голову Старка Эйерису. Нам бы досталась знатная награда - Безумный Король был щедр, когда кому-то удавалось его порадовать. Однако к тому времени мы знали, что Джон Аррен взял Чаячий Город. Роберт первым взобрался на стену и лично убил Марка Графтона. "Этот Баратеон не знает страха, - сказал я, - он сражается как король". Мейстер посмеялся надо мной и сказал, что принц Рейегар неизбежно подавит это восстание. Вот тогда Нед Старк и ответил: "В этом мире нет ничего неизбежного, кроме зимы. Мы можем потерять наши головы, это верно, но что будет, если мы победим?". И мой отец позволил ему продолжить свой путь с головой на плечах. "Если ты проиграешь, - предупредил Старка мой отец, - тебя здесь никогда не было".
- Как и меня, - закончил Давос Сиворт.
ДЖОН
Король за Стеной предстал перед всеми с накинутой на шею петлёй из пеньковой верёвки и связанными руками.
Другой конец верёвки был обмотан вокруг луки седла сира Годри Фарринга. На Убийце Гигантов и его коне красовались посеребрённые стальные доспехи с чернением. На Мансе Налётчике не было ничего, кроме лёгкой туники, едва прикрывавшей закоченевшие от холода голые ноги.
"Им следовало оставить ему плащ, - подумал Джон, - тот самый, что вышила алым шёлком какая-то одичалая".
Не удивительно, что Стена плакала.
- Манс знает Зачарованный лес лучше любого следопыта, - Джон предпринял последнюю попытку убедить его величество Станниса, что Король за Стеной полезнее им живым, чем мертвым. - Он знает Тормунда Великанью Смерть. Он сражался с Иными. У него был рог Джорамуна, но он не стал в него трубить и не разрушил Стену, хотя мог это сделать.
Но Станнис и бровью не повёл, оставаясь глух к доводам Джона. Закон гласит предельно ясно: расплата за дезертирство - смерть.
Стоявшая под плачущей Стеной леди Мелисандра воздела к небу бледные руки:
- Мы все совершаем выбор, - провозгласила она. - Каждый из нас - мужчины и женщины, старики и молодые, знать и простолюдины. - Вместе с королём она наблюдала за происходящим с возведённого над ямой деревянного помоста. Звук её голоса навеял Джону мысли об анисе, мускате и гвоздике. - Мы выбираем свет или тьму. Добро или зло. Истинного бога или ложного.
Налетевший ветер нещадно трепал посеребрённые сединой каштановые волосы Манса. Король за Стеной откинул их с лица связанными руками и улыбнулся. Но тут он увидел клетку, и мужество изменило ему. Люди королевы сделали её из нарубленных в Зачарованном лесу деревьев. Для решётки они связали и переплели между собой не только зелёные гибкие прутья, но и истекающие смолой лапы сосен, и даже белые, словно кость, ветви чардрева. А потом они подвесили клетку высоко над ямой, набитой дровами, листьями и хворостом.
Лишь взглянув на неё, король одичалых отпрянул назад.
- Нет, - закричал он. - Пощады! Это несправедливо, я не король! Они...
Сир Годри натянул веревку, и Король за Стеной, беспомощно дёрнувшись, упал, захлебнувшись собственным криком. Сир Годри проделал оставшийся путь, волоча беднягу за собой по земле. Люди королевы втащили окровавленного Манса в клетку. Чтобы поднять её наверх понадобилась дюжина солдат.
Мелисандра следила за подъемом:
- Свободный народ! Вот он ваш лживый король. А вот рог, который, по его словам, уничтожит Стену. - Люди королевы вынесли вперед рог Джорамуна.
Чёрный, длиной не менее восьми футов, рог обвивали потемневшие от времени золотые кольца, испещрённые рунами Первых Людей. Джорамун умер тысячи лет тому назад, но Манс сумел разыскать его могилу под ледником в Клыках Мороза.
"И подул Джорамун в свой Рог Зимы, и восстали из земли гиганты. - Игритт как-то упомянула при Джоне, что Манс так и не нашёл рог. - Либо она солгала, либо тот держал это в секрете даже от близких ему людей".
На высоко поднятый рог через решётки деревянного частокола были устремлены тысячи глаз истощённых и одетых в жалкие лохмотья пленников, которых в Семи Королевствах называли одичалыми. Сами же они величали себя свободным народом. Но сейчас они не выглядели ни дикими, ни свободными - только голодными, напуганными и продрогшими.
- Это - Рог Джорамуна? - вопросила Мелисандра. - Нет. Лучше зовите его Рогом Тьмы! Если Стена падёт, на нас обрушится ночь. Вечная ночь, которой не будет конца. Этого не должно случиться и не случится! Владыка Света узрел, что его дети в беде, и послал им своего героя, возрождённого Азора Ахаи. - Она протянула руку к Станнису, и большой рубин на её шее запульсировал ярким светом.
"Он - камень, а она - пламя".
Лицо короля осунулось, под запавшими глазами залегли чёрные тени. Станнис был облачён в посеребрённые латы с выгравированным на нагруднике пылающим сердцем, находившемся прямо поверх его собственного. С широких плеч короля ниспадал подбитый мехом парчовый плащ. Чело украшала корона из красного золота с зубцами в виде языков пламени. Рядом с ним стояла Вель - высокая и прекрасная. Её короновали простым обручем из потемневшей бронзы, но в нём она выглядела намного царственнее, чем Станнис в золотом венце. Она бесстрашно взирала перед собой немигающим взглядом. На ней было надето белое с золотой отделкой платье, а сверху наброшен горностаевый плащ. Светлые, медового цвета волосы девушки были заплетены в длинную косу, перекинутую на грудь через правое плечо. Мороз сделал Вель ещё красивее, покрыв её щеки легким румянцем.
На леди Мелисандре короны не было, но все и так знали, кто настоящая королева Станниса Баратеона. Вовсе не та невзрачная женщина, оставленная королём как она, стянула у него кинжал дрожать от холода в Восточном Дозоре у Моря. Официально считалось, что король не хочет привозить сюда королеву Селису с их дочерью, пока не обустроят Ночной Форт. Джон жалел их. Стена не могла предоставить тех удобств, в которых привыкли жить южные дамы и благородные девицы, а уж Ночной Форт и подавно. Даже в лучшие времена он считался мрачным местом.
- Свободный народ! - воскликнула Мелисандра. - Узри участь выбравших тьму!
Рог Джорамуна внезапно охватил огонь.
С шипением и треском вырвавшиеся на волю, извивающиеся желто-зелёные языки пламени принялись лизать его со всех сторон.
Конь Джона испуганно вздрогнул. И тут и там выстроившиеся в шеренгу воины пытались успокоить встававших на дыбы лошадей. Из-за частокола донесся стон свободного народа, увидевшего, как сгорает их надежда. Некоторые из них принялись кричать и сыпать проклятьями, но большинство хранило молчание. Казалось, что на какое-то мгновение в воздухе вспыхнули выгравированные на золоте древние руны. Люди королевы, раскачав рог, бросили его в яму.
В клетке, вцепившийся связанными руками в петлю на шее Манс Налётчик что-то бессвязно кричал про предательство и колдовство, отрекался от короны, подданных, собственного имени и вообще от всего, кем он был. Он то требовал пощады, то проклинал красную женщину, то заливался истеричным хохотом.
Не желая показаться перед своими собратьями брезгливым, Джон, не отводя взгляда, наблюдал за происходящим. Он привёл сюда две сотни бойцов, больше половины которых были из гарнизона Чёрного Замка. Конные воины с длинными копьями в руках выстроились в мрачные шеренги. Низко надвинутые капюшоны скрывали их лица... и тот факт, что большинство были стариками или зелёными юнцами. Свободный народ боялся Дозора. Джону хотелось, чтобы, отправившись в свои новые дома к югу от Стены, одичалые унесли этот страх с собой.
Горящий рог упал в набитую дровами и листьями яму, и спустя несколько мгновений там уже вовсю полыхал огонь. Вцепившись связанными руками в прутья клетки, Манс зарыдал и стал молить о пощаде. А когда пламя коснулось его ног, он принялся скакать по клетке, словно исполняя какой-то странный танец. Его крики слились в один протяжный вопль ужаса и боли. Король за Стеной метался по клетке, словно горящий лист или охваченный пламенем свечи мотылёк.
Джон вдруг вспомнил песню:
"Братья, вышел мой срок, мой конец недалёк,
Не дожить мне до нового дня,
Но хочу я сказать: мне не жаль умирать,
Коль дорнийка любила меня".
Вель застыла на помосте, словно соляной столб. - "Она не заплачет и не отвернется, - Джон попытался представить, что сделала бы на её месте Игритт? - Всё-таки женщины сильнее нас".
Он поймал себя на мысли, что думает о Сэме, мейстере Эйемоне, о Лилли и младенце. - "Она проклянёт меня на смертном одре, но я не видел иного выхода".
От Восточного Дозора пришёл доклад о сильных штормах, бушевавших по всему Узкому морю. - "Я ведь хотел их спасти, а что если вместо этого отправил на корм крабам?"
Прошлой ночью ему приснился тонущий Сэм, смертельно раненая стрелой Игритт - на самом деле, стрела была не его, но во сне была пущена именно им - и Лилли, плачущая кровавыми слезами.
Джон решил, что уже насмотрелся достаточно.
- Давай! - Скомандовал он.
Ульмер из Королевского Леса, вонзив копьё в землю, взял лук и выхватил из колчана чёрную стрелу. Милашка Доннел Хилл, откинув капюшон, проделал тоже самое. Гарт Серое Перо и Бородатый Бен наложили стрелы, согнули луки и спустили тетиву.
Одна из стрел поразила Манса в грудь, другая в живот, третья в горло. Четвертая, задрожав, вонзилась в одну из деревянных перекладин клетки и тут же вспыхнула, охваченная огнём. Под женский плач, слившийся с отражённым от Стены эхом, король одичалых обмяк, бессильно упал на днище клетки и загорелся.
- Теперь его дозор окончен, - прошептал Джон. Прежде чем сменить чёрный плащ на подбитый ярко-красным шёлком, Манс Налётчик был дозорным.
Стоявший на помосте Станнис недовольно поморщился. Джон предпочёл не встречаться с ним взглядом. От деревянной клетки отпало прогоревшее днище, и рёшетка начала разваливаться. Чем выше взметались языки пламени, тем больше чёрных или ещё тлеющих вишнёво-красных прутьев падало вниз.
- Владыка Света создал солнце, луну и звёзды, чтобы они освещали нам путь. Он дал нам огонь, чтобы сдерживать тьму, - произнесла Мелисандра, обращаясь к одичалым. - Ничто не устоит перед его пламенем.
- Ничто не устоит перед его пламенем, - хором повторили за ней люди королевы.
Вихрем взметнулось вокруг красной женщины её темно-алое платье, взвившиеся рыжие волосы подобно ореолу окружили её лицо, а на пальцах, словно длинные когти, заплясали жёлтые язычки огня.
- СВОБОДНЫЙ НАРОД! Ваши ложные боги вам не помогут. Вас не спас ваш лживый рог. Ваш лжекороль принёс вам только смерть, страдания и горечь поражения... но вот стоит истинный король. УЗРИТЕ ЕГО ВЕЛИЧИЕ!
При этих словах Станнис Баратеон выхватил из ножен Светозарный.
Клинок, словно ожив, замерцал всеми красками огня: красным, жёлтым и оранжевым. Джон видел это представление и раньше... но не совсем такое. Такого ему видеть не доводилось. Светозарный казался солнцем, выкованным из стали. Когда Станнис поднял меч над головой, всем, кто стоял рядом, пришлось отвернуться или прикрыть глаза. Лошади шарахнулись в сторону, а одна из них сбросила всадника. Даже пламя в огненной яме съёжилось перед этим шквалом света, подобно маленькой собачонке, поджавшей хвост при виде огромного пса. Красные, оранжевые и розовые всполохи, отплясывая на льду, катились по Стене.
"Может это и есть сила королевской крови?"
- В Вестеросе только один король, - произнёс Станнис. По сравнению с мелодичным голоском Мелисандры, его голос прозвучал резко. - Этим мечом я отстою свои права и уничтожу тех, кто на них покусился. Преклоните колени, и я обещаю вам пищу, землю и справедливость. Склонитесь и живите. Или уходите и умирайте. Выбор за вами, - он вложил Светозарный в ножны, и мир снова померк, словно солнце зашло за тучи. - Откройте ворота.
- Открыть ворота! - словно протрубив в горн, вскричал сир Клейтон Саггс.
- Открыть ворота! - подхватил сир Корлисс Пенни, отдавая распоряжение страже.
- Открыть ворота! - заорали сержанты. Воины бросились выполнять приказание. Из земли вытащили заострённые колья, через глубокие канавы перекинули доски, и ворота частокола широко распахнулись. Джон Сноу махнул рукой. Чёрные ряды его бойцов раздались в стороны, освобождая дорогу к Стене, где Скорбный Эдд раздвигал железные створки ворот.
- Идите, - призывала Мелисандра, - Идите к свету... или бегите обратно во тьму. - В яме у её ног потрескивало пламя. - Если вы выбираете жизнь, то идите ко мне.
И они пошли. Медленно, прихрамывая и опираясь на собратьев, пленники начали выбираться из своего грубо смастерённого острога.
"Если хотите есть, лучше идите ко мне, - подумал Джон. - Проситесь на службу и не околеете от холода и голода".
Неуверенно, опасаясь подвоха, первые пленники перешли по мосткам сквозь кольцо частокола в сторону Мелисандры и двинулись к Стене. Увидев, что ушедшим, не причинили никакого вреда, за ними последовали и другие. Потом больше, пока ручеёк не превратился в настоящий поток. Облачённые в полушлемы и кожаные с железными нашлёпками камзолы люди королевы выдавали каждому проходящему - мужчине, женщине или ребенку - кусочек чардрева: похожую на обломок кости белую палочку или пучок красных листьев.
"Частица старых богов, чтобы накормить нового бога", - Джон сжал пальцами рукоятку меча.
Жар от огненной ямы ощущался даже на расстоянии, а уж для проходивших мимо неё одичалых он должен был просто обжигать. Джон видел, как, приближаясь к пламени, съёживаются мужчины, а детишки начинают плакать. Несколько человек устремилось в лес. Сноу заметил, как туда свернула молодая женщина, прижимая к груди двух младенцев. Она оборачивалась при каждом шаге, чтобы убедиться, что её никто не преследует, а, добравшись до края леса, бросилась бежать. Один старик, схватив ветку чардрева, размахивал ею как оружием до тех пор, пока его не проткнули копьями солдаты королевы. Тем, кто шёл следом за стариком, пришлось обходить его тело, и сир Корлисс скомандовал бросить труп в огонь. После этого число одичалых, выбравших лес, увеличилось. Теперь свободу выбирал примерно каждый десятый.
Но большинство из них брели к Стене. Ведь позади оставались лишь холод и смерть, а впереди всегда поджидает надежда. Одичалые плелись, сжимая в руках кусочки чардрева, пока не приходило время бросить их в пламя. Рглор был завистливым божком, ненасытным. Новый бог пожирал тело старого, отбрасывая на покрасневшую Стену гигантские чёрные тени Станниса и Мелисандры.
Первым перед королём преклонил колени новый магнар теннов Сигорн - точная копия отца, только моложе и меньше ростом: худой, лысеющий мужчина в бронзовых поножах и кожаной с бронзовыми чешуйками рубахе. Следующим подошёл Гремучая Рубашка в своём шлеме из черепа великана и бряцающем доспехе из костей и вываренной кожи. Под доспехами скрывалось жалкое, никчёмное существо со сломанными коричневыми зубами и пожелтевшими белками глаз.
"Мелкая, злобная, завистливая тварь, жестокость которой могла сравниться только с её тупостью".
Джон ни секунды не верил в его верность клятве. Ему было интересно, что чувствовала в этот момент Вель, глядя, как Гремучая Рубашка преклоняет колени, получая прощение.
За ним последовали другие вожди, пониже рангом. Два вожака кланов рогоногих с чёрными ороговевшими ногами. Старая колдунья, почитаемая людьми, населявшими берега Молочной. Отощавший темноглазый мальчик двенадцати лет, сын Альфина Убийцы Ворон. Халлек, брат Хармы Собачьей Головы, с её свиньями. И все они склонили колени перед королём.
"Для такого спектакля сегодня слишком холодно", - подумал Джон.
Он предупреждал Станниса, что свободный народ не уважает "поклонщиков":
- Позвольте им сохранить лицо, и они скорее вас полюбят.
Но Его Величество не стал слушать:
- Мне нужны их мечи, а не поцелуи.
Преклонившие колени одичалые проходили в ворота мимо рядов чёрных братьев. Джон отрядил Коня, Атласа и еще полдюжины дозорных с факелами проводить людей сквозь Стену. На противоположной стороне их ждала горячая луковая похлёбка, чёрный хлеб с колбасой и одежда: плащи, штаны, обувь, туники и перчатки из добротной кожи. А переночевать они смогут в стогах свежей соломы, греясь у костров. Этому королю нельзя было отказать в логике. Однако рано или поздно Тормунд Великанья Смерть снова нападет на Стену, и когда пробьёт этот час, Джон посмотрит, на чью сторону встанут новые подданные Станниса.
"Можно даровать им помилование и землю, но свободный народ сам избирает себе короля, и им был Манс, а не ты".
К Джону подъехал Боуэн Марш.
- Вот уж не думал, что доживу до такого дня.
С тех пор, как Боуэн оправился от раны, полученной на мосту Черепов, и лишился одного уха, лорд-стюард заметно похудел.
"Теперь он совсем не похож на гранат", - решил Джон.
- Мы проливали кровь, чтобы задержать одичалых в Теснине. Там полегло множество добрых парней, наших друзей и братьев. И во имя чего? - спросил Марш.
- Королевство проклянет нас за это. - Голос сира Аллисера Торне сочился ядом. - Все честные люди в Вестеросе при упоминании Ночного Дозора будут отворачиваться и плевать нам вслед.
"Да что ты понимаешь в людской чести?"
- Разговорчики в строю.
С тех пор, как лорд Янос лишился головы, сир Аллисер притих, но злоба никуда не исчезла. Джон сначала подумывал передать ему пост, от которого отказался Слит, но предпочёл держать рыцаря под боком. "Из них двоих этот всегда был опаснее". Вместо этого Джон вызвал из Сумеречной Башни старого стюарда, чтобы передать ему командование над Серым Стражем.
Он рассчитывал, что создание двух новых гарнизонов что-то изменит.
"Дозор нанес свободному народу кровавую рану, но, в конце концов, мы не можем надеяться их остановить. - Сожжение Манса Налетчика ничего не меняет. - Нас по-прежнему слишком мало, а их слишком много. И без разведки мы всё равно что слепы. Мне нужно отправить людей за Стену. Но если я так поступлю, вернутся ли они обратно?"
Туннель под Стеной был узким и извилистым, а одичалые в своём большинстве были либо стары, либо больны, либо ранены, поэтому колонна шла чрезвычайно медленно. К тому времени, когда последние из них опустились на колени, уже наступила ночь. Огонь в яме почти угас, и тень короля на Стене стала вчетверо меньше прежней.
"Мороз, - подумал Джон Сноу, выдохнув белое облачко пара, - и становится все холоднее. Этот балаган слишком затянулся".
К частоколу жалась группа из двух десятков одичалых, и среди них четверо великанов - высоченных, лохматых созданий с покатыми плечами и огромными, словно стволы деревьев, ногами с большими ступнями. Даже этих громил пустили бы за Стену, но один из них отказался идти без своего мамонта, а трое других не могли оставить сородича. Остальные одичалые были родственниками или друзьями тех, кто лежал при смерти или уже умер, и они не хотели бросать тела дорогих им людей ради миски лукового супа.
Дрожавшие от холода люди и те, кто уже так закоченел, что даже не мог дрожать, молча, выслушали слова короля, эхом отразившиеся от Стены.
- Вы вольны идти куда захотите, - объявил им Станнис. - Расскажите своим людям о том, что здесь произошло. Передайте всем, что вы видели истинного короля, и он приглашает их в своё королевство, если они пообещают соблюдать мир. Иначе им лучше сбежать или спрятаться. Я больше не потерплю нападений на мою Стену.
- Одна страна, один бог, один король! - прокричала леди Мелисандра.
Люди королевы подхватили клич, отбивая ритм копьями по щитам:
- Одна страна, один бог, один король! СТАННИС! СТАННИС! ОДНА СТРАНА, ОДИН БОГ, ОДИН КОРОЛЬ!
Джон заметил, что ни Вель, ни братья Ночного Дозора не присоединились к скандированию. Оставшиеся в живых одичалые под шумок растворились среди деревьев. Великаны ушли последними: двое верхом на мамонте, остальные - пешими. За частоколом остались лишь мертвецы. Джон увидел, что Станнис спускается с помоста рука об руку с Мелисандрой.
"Она словно его красная тень, никогда не оставляет его надолго одного".
Следом за ними шла почётная королевская стража: сиры Годри, Клейтон и ещё дюжина рыцарей, все из людей королевы. Лунный свет отражался на их доспехах, а ветер раздувал плащи.
- Лорд-стюард, - обратился Джон к Маршу, - разберите частокол на дрова и предайте тела огню.
- Будет исполнено, милорд, - Марш выкрикнул приказы, и группа его подчинённых, выйдя из строя, бросилась ломать деревянную стену. Лорд-стюард, хмурясь, наблюдал за их действиями:
- Эти одичалые... по-вашему, они сдержат клятву, милорд?
- Некоторые да. Но не все. Среди нас ведь тоже встречаются трусы, обманщики, слабаки и дураки. Так и у них.
- Наша клятва... мы поклялись защищать королевство...
- Как только свободный народ обживёт Дар, они тоже станут его частью, - напомнил Джон. - Настали лихие времена, и грядут ещё худшие. Мы уже встречались с нашим врагом лицом к лицу, и оно белое с ярко голубыми глазами. Свободный народ тоже знает это лицо. В этом Станнис прав. Мы должны объединиться с одичалыми.
- Объединиться против общего врага, с этим я не могу не согласиться, - кивнул Боуэн Марш. - Но это вовсе не значит, что мы должны пропускать за Стену десятки тысяч полуголодных дикарей. Пусть возвращаются в свои деревни и там сражаются с Иными, а мы запечатаем ворота. Это нетрудно. Отелл рассказал мне как это сделать. Всё, что требуется - завалить туннель камнями и залить водой через бойницы. Стена довершит остальное. Холод, тяжесть... через месяц от ворот и следа не останется. Любому противнику придется прорубать себе путь сквозь стену.
- Или взбираться наверх.
- Вряд ли, - не согласился Боуэн Марш. - Они не налётчики, чтобы красть себе жён или добро. С Тормундом старые бабки, дети, отары овец, коз, и даже мамонты. Ему будут нужны ворота, а их осталось всего трое. Если его люди полезут на Стену, так что ж? Против них бороться проще, чем выудить вилкой рыбку из котелка.
"Да, вот только рыбка не вылезает из котелка с копьём наперевес, чтобы проткнуть тебе брюхо".
Джону и самому приходилось взбираться на Стену.
Марш продолжил:
- Стрелки Манса истратили на нас десять тысяч стрел, судя по тому количеству, что мы собрали. Наверх долетело не больше сотни. По большей части им помог в этом ветер. Наверху от стрел погиб только Рыжий Алин из Розового леса, да и то он умер от того, что грохнулся на землю, а не от ранения в ногу. Донал Нойе пал, защищая ворота. Рыцарский подвиг, да... но будь ворота запечатаны, наш храбрый оружейник до сих пор был бы с нами. И не важно, выступит против нас сотня врагов или сто тысяч - пока мы удерживаем верх Стены, а они сидят внизу, нам никто не страшен.
"Он не так уж неправ".
Орда Манса разбилась о Стену, словно волна о каменный берег, хотя её защитники были лишь горсткой стариков, зелёных юнцов и калек. И всё же то, что предлагал Боуэн, шло вразрез с внутренним чутьём Джона.
- Если мы запечатаем ворота, то не сможем отправлять разведку, - заметил он, - и окажемся всё равно, что слепы.
- Последний рейд лорда Мормонта стоил Дозору четверти состава, милорд. Нужно сохранить то, что у нас осталось. С каждой новой смертью мы слабеем, а наши силы и так слишком разрознены... Мой дядя любил повторять: "Займи высоты, и ты выиграешь битву". У нас же нет высот выше Стены, лорд-командующий.
- Станнис обещает земли, еду и справедливость каждому одичалому, преклонившему перед ним колени. Он никогда не позволит нам запечатать ворота.
Марш помедлил:
- Лорд Сноу, я не из тех, кто пересказывает сплетни, однако ходят слухи, что вы становитесь слишком... дружны с лордом Станнисом. Некоторые даже предполагают, что вы... э...
"Ага, мятежник, предатель, бастард и еще варг в придачу".
Может, Яноса Слинта больше и нет в живых, но посеянная им ложь вовсю процветает.
- Мне известно, что про меня говорят, - Джон слышал шушуканье, видел, как люди сворачивают в другую сторону, чтобы не встречаться с ним, когда он идет по двору. - А что они от меня хотят? Чтобы я повернул оружие против Станниса и одновременно сражался с одичалыми? У его величества втрое больше бойцов, чем у нас, и, кроме того, он наш гость и находится под защитой закона гостеприимства. Помимо всего, мы перед ним в большом долгу.
- Лорд Станнис оказал нам помощь, когда мы в ней нуждались, - согласился Марш. - Но он всё равно бунтовщик, и его участь незавидна. Так же, как и наша, если Железный Трон объявит нас изменниками. Нужно удостовериться, что мы выбираем верную сторону.
- Я вовсе не собираюсь выбирать чью-то сторону, - ответил Джон. - Но я не так уверен в исходе этой войны, как вы, милорд. Особенно учитывая, что лорд Тайвин мертв.
Если верить дошедшим до них по Королевскому тракту слухам, Десница Короля был убит на горшке собственным сыном-карликом. Джон общался с Тирионом Ланнистером, правда, недолго.
"Он пожал мне руку и назвал другом".
Было трудно поверить, что этот человек мог поднять руку на собственного отца, но факт смерти лорда Тайвина не подлежал сомнению.
- В Королевской Гавани остался львёнок, а мы знаем, что Железный Трон перемалывал и более взрослых людей.
- Может он и мальчик, милорд, но... многие любили короля Роберта, и большинство всё ещё признает Томмена его сыном. А чем больше люди узнают лорда Станниса, тем меньше его любят, и ещё меньше - леди Мелисандру с её кострами и этим мрачным божеством. Они ропщут.
- Они роптали и при лорде Мормонте. Он мне как-то сказал, что люди любят жаловаться на своих жён и хозяев. Те, у кого нет жены, вдвое сильнее клянут своих господ. - Сноу посмотрел на частокол. Две стены уже были повалены, третья должна вот-вот рухнуть. - Оставляю тебя заканчивать начатое, Боуэн. Убедись, что все трупы сожгли. И спасибо за совет. Обещаю подумать над всем, что ты мне сказал.
Когда Джон направился к воротам, в воздухе всё ещё висел дым и пепел. Рядом с входом он спешился, чтобы провести подо льдом на южную сторону свою невысокую лошадку. Перед ним, освещая путь факелом, шагал Скорбный Эдд. Пламя лизало потолок, и по мере их продвижения им на головы падали ледяные капли.
- Какое облегчение, милорд, что рог сгорел, - произнес Эдд. - Не далее как прошлой ночью мне снилось, будто стою я на Стене, и только пристроился помочиться, как вдруг кому-то вздумалось погудеть в рог. Нет, я не жалуюсь. Этот сон куда лучше предыдущего, в котором Харма Собачья Голова скормила меня своим свиньям.
- Харма мертва, - напомнил ему Джон.
- Но свиньи-то нет. Они смотрели на меня словно Смертоносный на сало. Я не утверждаю, что одичалые желают нам зла. Мы свергли их богов, покромсали на куски и заставили сжечь, но взамен дали им луковый суп. Разве может какой-то бог сравниться с миской доброго лукового супа? Я бы ни за что не устоял.
Одежда Джона провоняла дымом и смрадом жжёной плоти. Он знал, что нужно что-нибудь поесть, но ему больше хотелось побыть в чьем-то обществе, а не утолять голод. - "Выпить бокал вина наедине с мейстером Эйемоном, перекинуться парой слов с Сэмом, посмеяться над шутками с Пипом, Гренном и Жабой". - Но Эйемон с Сэмом далеко, а остальные друзья...
- Сегодня я буду ужинать вместе со всеми.
- На ужин говядина со свёклой, - похоже, Скорбный Эдд всегда был в курсе того, что подадут к столу. - Хобб сказал, что у нас закончился хрен. А что толку в варёной говядине без хрена?
С тех пор, как одичалые сожгли столовую, дозорные перебрались обедать в каменный подвал под арсеналом.
Сводчатый потолок и два ряда квадратных колонн, разделявших помещение пополам, делали его похожим на склеп. Вдоль стен громоздилась бочки с вином и элем. Войдя внутрь, Джон огляделся. За ближним к лестнице столом играли в кости четверо строителей, а рядом с очагом, тихо беседуя, сидела группа следопытов и несколько людей короля.
Собравшаяся за отдельным столом молодежь наблюдала, как Пип протыкает свёклу ножом.
- Ночь темна и полна свёклы, - торжественно провозгласил Пип, насадив корнеплод на острие. - Так давайте помолимся, дети мои, об оленине с луком и вкусной подливой.
Его товарищи - среди них Гренн, Жаба и Атлас - заржали.
Сноу шутку не поддержал.
- Только дураки смеются над чужими молитвами, Пип. И, кроме того, это опасно.
- Если красный бог обиделся, то пусть поразит меня молнией.
Улыбки исчезли.
- Но мы подшучивали только над жрицей, - сказал Атлас, уступчивый паренек, зарабатывавший в Староместе торговлей собственным телом. - Это была всего лишь шутка, милорд.
- У вас свои боги, а у неё - свои. Оставьте её в покое.
- Она-то наших в покое не оставляет, - возразил Жаба. - Называет Семерых ложными богами, м'лорд. И старых богов тоже. Она заставила одичалых сжечь ветки чардрева. Вы же сами видели.
- Леди Мелисандра мне не подчиняется. А вы - да. Я не хочу кровопролития между дозорными и людьми короля.
Пип похлопал Жабу по плечу.
- Хорош квакать, храбрая Жаба, и перечить нашему Великому Лорду Сноу. - Он вскочил на ноги и отвесил дурашливый поклон. - Прошу прощения. Теперь я не буду даже ушами шевелить без вашего высочайшего дозволения.
"Он принимает все это за игру". - Джон лишь хотел расшевелить его мозги.
- Шевели ушами, сколько влезет. Меня больше беспокоит твой язык.
- Я присмотрю, чтобы он вёл себя потише, - пообещал Гренн. - А если не будет, то я его стукну, - и, слегка поколебавшись, добавил, - не хотите ли отужинать с нами, милорд? Оуэн, ну-ка подвинься и дай Джону сесть.
Джону больше ничего и не требовалось. - "Нет, - подумал он, - те дни прошли". - И, осознав эту правду, Сноу почувствовал внутри такую боль, словно его пырнули ножом в живот. Они избрали его своим командующим. Теперь Стена его, как и их жизни. - "Лорд может любить своих подчиненных, - словно наяву услышал он голос отца, - но не может быть им другом. Однажды ему придется вынести им приговор или отправить на смерть".
- В другой раз, - солгал лорд-командующий. - Эдд, ужинай сам. У меня остались незавершённые дела.
Казалось, снаружи стало ещё холоднее. В окне Королевской Башни, расположенной напротив замка, он заметил огонёк свечи. На крыше башни, глядя на возвышающуюся Стену, стояла Вель. Станнис держал её взаперти в комнате, находящейся прямо над его собственными покоями, но разрешал выходить на укрепления, чтобы размяться.
"Она выглядит такой одинокой, - подумал Джон. - Одинокой и прекрасной". - Игритт была по-своему симпатична с рыжими, словно поцелованными огнём, волосами, но только благодаря улыбке её лицо расцветало. Вель не нужно было улыбаться. Одно её появление при любом королевском дворе заставило бы мужчин повыворачивать шеи.
И всё же её тюремщики не любили принцессу одичалых. Она презирала их как "поклонщиков" и трижды пыталась сбежать. Стоило одному из солдат в её присутствии зазеваться, как она стянула у него кинжал и воткнула ему в горло. Ударь она всего лишь на дюйм левее, и он был бы мёртв.
"Одинокая, прекрасная и смертельно опасная, - подумал Джон. - И она могла быть моей. А вместе с ней Винтерфелл и родовое имя моего отца". - Но вместо этого он выбрал чёрный плащ и ледяную стену. Взамен он выбрал честь. - "Честь бастарда".
Джон пересёк двор. Справа от него возвышалась мерцающая огоньками искрящегося льда наверху, и окутанная тенью внизу Стена. Сквозь решётку в воротах был виден оранжевый отблеск костра - там прятались от ветра часовые. Джон слышал скрип цепей и скрежет раскачивающейся корзины подъемника. Должно быть там наверху часовые жались к жаровням, перекрикиваясь под шум ветра. Без этого нельзя - замолчав, останешься наедине со своими мыслями и можешь забыться и заснуть.
"Я должен ходить по льду. Стена - моя".
Сноу проходил под остовом башни лорда-командующего мимо того места, где у него на руках умерла Игритт, когда рядом возник Призрак. Из пасти волка вылетали облачка тёплого пара, а сиявшие в лунном свете глаза напоминали огненные озёра. Рот Джона наполнился привкусом крови, и он понял, что этой ночью во время охоты Призрак кого-то убил. - "Только не это, - подумал Джон. - Я же человек, а не волк". - Он сплюнул и, не снимая перчатки, вытер рот тыльной стороной руки.
Клидас по-прежнему жил в комнатах под воронятней. Джон постучал. Послышались шаркающие шаги, и в приоткрытую щелочку двери выглянул мейстер, державший в руке лучину.
- Я помешал? - спросил Джон.
- Совсем нет. - Клидас растворил дверь пошире. - Я готовил вино со специями. Не желает ли, милорд, бокал?
- С удовольствием. - Джон стянул перчатки и размял окоченевшие пальцы.
Клидас вернулся к очагу, чтобы помешать вино.
"Ему уже почти шестьдесят. Совсем старик. Он кажется молодым только по сравнению с Эйемоном".
Клидас был маленького роста, полный, с блекло-розовыми, словно у кого-то ночного существа, глазами и практически лысый - лишь на макушке торчало несколько седых волос. Джон обхватил обеими руками поданную Клидасом чашу с вином, вдохнул аромат специй и сделал глоток. По груди разлилось приятное тепло. Он сделал новый глоток - на этот раз побольше, чтобы смыть привкус крови во рту.
- Люди королевы говорят, что Король за Стеной умер как трус. Будто он умолял о пощаде и отрицал, что был королем.
- Так и есть. Сегодня Светозарный горел ярче обычного. Сиял словно солнце. - Джон поднял чашу. - За Станниса и его волшебный меч. - Вино показалось горьким на вкус.
- Его величество - не простой человек. Как и большинство из тех, кто носит корону. Мейстер Эйемон говорил, что многие хорошие люди оказывались скверными королями, и наоборот - из некоторых плохих людей получались хорошие короли.
- Ему лучше знать. - При Эйемоне Таргариене на Железном Троне сменилось девять королей. Он сам был сыном короля, братом короля и дядей короля. - Я просмотрел ту книгу, что мне оставил мейстер Эйемон - "Нефритовый свиток". Там есть страницы, где рассказывается об Азоре Ахаи и его мече Светозарном, который тот закалил в крови своей жены. Если Ватар не лжёт, меч навсегда сохранил тепло Ниссы-Ниссы и никогда не остывал. Во время сражений клинок раскалялся, и когда Азор Ахаи вонзал его в брюхо монстра, кровь у того закипала, из пасти начинал валить дым, глаза лопались и вытекали, а тело вспыхивало огнём.
Клидас захлопал глазами.
- Меч, хранящий своё тепло... ...
- ...очень пригодился бы здесь, на Стене.
Джон отставил чашу и натянул чёрные перчатки из кротовой кожи.
- Жаль, что меч Станниса холодный. Было бы интересно взглянуть, как этот Светозарный поведет себя в бою. Спасибо за вино. Призрак, ко мне.
Джон Сноу накинул на голову капюшон плаща и толкнул дверь. Белый волк последовал за ним в ночь.
В арсенале было темно и тихо. Джон кивнул часовым и прошёл в свою комнату мимо стоявших в ряд, словно безмолвные стражи, стоек для копий. Сняв пояс с ножнами, он повесил его на вбитый у двери гвоздь, а на соседний - плащ. Стянув перчатки, Сноу долго возился, зажигая свечу онемевшими пальцами. Свернувшийся калачиком на коврике Призрак вскоре заснул, а Джон так и не прилёг. Обшарпанный сосновый стол был весь завален рапортами разведчиков вперемежку с картами Стены и лежащих за нею земель. А поверх них валялось письмо из Сумеречной Башни, написанное размашистым почерком сира Денниса Маллистера.
Сноу вновь перечел послание из Сумеречной Башни, заточил перо и открыл пузырек с густыми чернилами. Он написал пару писем: одно - ответ сиру Деннису, второе - Коттеру Пайку. Они оба требовали от него подкрепления. Он решил отправить Хальдера с Жабой на запад в Сумеречную Башню, а Гренна с Пипом в Восточный Дозор у Моря. Из-за вязких чернил все слова получались какими-то оборванными, корявыми и неуклюжими, но Джон, вооружившись терпением, писал дальше.
Когда наконец он отложил перо, в комнате стало так прохладно и сумрачно, что ему показалось, будто стены сжались вокруг него. Сидевший на окне ворон Старого Медведя разглядывал его своими проницательными черными глазками. - "Мой последний товарищ, - печально подумал Джон. - Лучше уж мне пережить тебя, иначе ты склюёшь и мое лицо тоже". - Призрак не в счёт. Волк был больше, чем друг. Он был частью его самого.
Сноу встал из-за стола и поднялся по ступеням к своей узкой койке, которая когда-то принадлежала Доналу Нойе.
"Такова моя участь, - раздеваясь, понял он. - Отныне и до конца моих дней".
ДЕЙЕНЕРИС
- Что? - вскрикнула Дени, когда Ирри осторожно потрясла её за плечо. Снаружи царила беззвездная ночь. "Что-то не так", - сразу догадалась она.
- Это Даарио? Что случилось?
Во сне они с Даарио были мужем и женой - простыми людьми, которые жили простой жизнью в высоком каменном доме с красной дверью. Во сне он покрывал её поцелуями - целовал губы, шею, грудь.
- Нет, кхалиси, - прошептала Ирри, - это ваш евнух Серый Червь и безволосые. Вы примете их?
- Да.
Дени поняла, что её волосы всклокочены, а ночная рубашка смята и спутана.
- Помоги мне одеться. И принеси чашу вина - мне надо взбодриться.
"И утопить в вине мой сон".
Она услышала приглушенные всхлипы.
- Кто это плачет?
- Миссандея, ваша рабыня, - у Чхику в руках была лучина.
- Моя служанка. У меня нет рабов, - но Дени никак не могла понять суть. - Почему она плачет?
- Она плачет по тому, кто был ей братом, - объяснила Ирри.
Остальное она узнала от Скахаза, Резнака и Серого Червя, когда те предстали перед ней. Ещё до того, как они успели сказать хоть слово, Дени знала, что вести будут недобрые. Одного взгляда на уродливое лицо Бритоголового было достаточно.
- Дети Гарпии?
Скахаз кивнул, мрачно скривив рот.
- Сколько убито?
Резнак заломил руки:
- Д-девятеро, ваше великолепие. Отвратительное преступление, чудовищное. Ужасная, ужасная ночь.
"Девять". Это слово резануло её точно ножом. Каждую ночь под ступенчатыми пирамидами Миэрина шла невидимая война. Каждое утро с восходом солнца находили свежие трупы и рядом гарпий, нарисованных кровью на стене. На смерть был обречен любой вольноотпущенник, разбогатевший сверх меры или сказавший что-то лишнее. "Но девять за одну ночь...". Это пугало.
- Рассказывайте.
Доложил Серый Червь:
- Ваши слуги были убиты, когда обходили дозором улицы Миэрина, охраняя дарованный вашим величеством порядок. Все были хорошо вооружены копьями, щитами и короткими мечами. Ходили они по двое, и по двое же были убиты. Ваши слуги Черный Кулак и Кетерис были убиты из самострелов в Лабиринте Маздана. Ваши слуги Моссадор и Дуран были убиты камнями, сброшенными со стены у реки. Ваши слуги Эладон Златовласый и Верное Копьё были отравлены в винной лавке, куда они пристрастились заглядывать каждый вечер после обхода.
"Моссадор". Дени стиснула кулаки. Миссандея и ее братья были выкрадены из родного дома в Наате разбойниками с островов Василиска и проданы в рабство в Астапор. Ребенком Миссандея проявила такой талант к языкам, что добрые господа определили её в писцы. Моссадору и Марселену так не повезло: их оскопили и сделали Безупречными.
- Удалось схватить кого-либо из убийц?
- Ваши слуги арестовали хозяина лавки и его дочерей. Они клянутся, что ничего не знают, и молят о пощаде.
"Все они клянутся, что ничего не знают, и молят о пощаде".
- Отдайте их Бритоголовому. Скахаз, раздели их и допроси.
- Будет сделано, ваша милость. Как мне их допрашивать - мягко или с пристрастием?
- Для начала мягко. Послушай, что они скажут и какие назовут имена. Может, они тут и ни при чём, - она поколебалась. - Благородный Резнак сказал "девять". Кто еще?
- Трое вольноотпущенников убиты в собственных домах, - сообщил ей Бритоголовый. - Ростовщик, сапожник и арфистка Рилона Ри. Прежде чем убить, ей отрезали пальцы.
Королеву передернуло. Рилона Ри играла на арфе дивно, словно сама Дева. Будучи ещё рабыней в Юнкае, она играла для всех высокородных семей. В Миэрине Рилона стала предводительницей вольноотпущенников и представляла их в совете Дени.
- Кого-нибудь ещё арестовали, кроме торговца вином?
- Нет, о чём с горечью сознаётся ваш слуга. Просим простить нас.
"Милосердие, - подумала Дени. - Будет им милосердие дракона".
- Скахаз, я передумала. Допрашивай торговца с пристрастием.
- Сделаю. Или я могу сурово допрашивать дочерей на глазах у отца. Это должно выжать из него пару имен.
- Поступай, как считаешь нужным, но добудь мне имена, - гнев полыхал в ней огнем. - Убийств Безупречных больше не будет. Серый Червь, прикажи своим людям вернуться в казармы. Они будут охранять мои стены, ворота и меня саму. С этого дня порядок в Миэрине будут поддерживать сами миэринцы. Скахаз, набери новую стражу и составь её поровну из Бритоголовых и вольноотпущенников.
- Слушаю и повинуюсь. Сколько стражников мне набрать?
- Сколько понадобится.
Резнак мо Резнак разинул рот от удивления:
- Ваше великолепие, но откуда взять деньги на жалованье такому количеству людей?
- У пирамид. Назовем это платой за кровь. Я буду взымать с каждой пирамиды по сто золотых за каждого вольноотпущенника, убитого Детьми Гарпии.
Бритоголовый заулыбался.
- Будет сделано, - сказал он, - но вашей лучезарности следует знать, что великие господа Жак и Меррек готовятся оставить свои пирамиды и покинуть город.
Дейенерис уже осточертели и Жак, и Меррек, и все миэринцы, великие и малые - в равной степени.
- Пусть уходят, но проследите, чтобы они не взяли с собой ничего, кроме одежды на теле. Удостоверьтесь, что их золото останется у нас, и запасы провизии тоже.
- Ваше великолепие, - возроптал Резнак мо Резнак, - мы не знаем достоверно, что эти благородные господа хотят присоединиться к вашим врагам. Скорее, они просто перебираются в свои поместья в холмах.
- В таком случае они не будут возражать, если мы сбережём их богатства в стенах города. В холмах не на что тратить деньги.
- Они боятся за своих детей, - сказал Резнак.
"Да, - подумала Дейенерис, - как и я".
- Значит, мы должны сберечь и их. Я потребую от каждого из них двоих детей, и с других пирамид тоже. Мальчика и девочку.
- Заложники, - просветлел Скахаз.
- Пажи и виночерпии. Если великие господа будут возражать, объясните им, что в Вестеросе служить при дворе - это великая честь для ребенка, - договаривать она не стала. - Идите и сделайте, как я велела. Мне нужно оплакать моих мертвецов.
Дени вернулась в покои на вершине пирамиды и обнаружила на лежанке заплаканную Миссандею, пытающуюся изо всех сил приглушить звуки рыданий.
- Идем, поспишь со мной, - сказала она маленькой переводчице. - До рассвета ещё много часов.
- Ваше величество добры к вашей служанке, - Миссандея скользнула под простыни. - Он был хорошим братом.
Дени обняла девочку.
- Расскажи мне о нем.
- Когда мы были маленькими, он учил меня лазать по деревьям. Он мог поймать рыбу голыми руками. Однажды я увидела, как он спал в саду, а над ним порхала сотня бабочек. Он был так красив в то утро. Ваша служанка... я хотела сказать, я любила его.
- Как и он тебя, - Дени пригладила волосы девочки. - Только скажи, моя милая, и я отошлю тебя из этого ужасного места. Я найду где-нибудь корабль и отправлю тебя домой. В Наат.
- Лучше я останусь с вами. В Наате мне будет страшно. Вдруг опять придут работорговцы? С вами я чувствую себя в безопасности.
"Безопасность". От этого слова глаза Дени наполнились слезами.
- Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Миссандея была всего лишь маленькой девочкой, но рядом с ней Дейенерис чувствовала себя такой же маленькой.
- Ни с кем я не чувствовала себя в безопасности. Разве что с сиром Виллемом, но он умер, и Визерис... Я хочу уберечь тебя, но... так тяжело... быть сильной. Мне не всегда ясно, что делать. Но я должна знать. Я - всё, что у них есть. Я их королева... я их... я их...
- ...Мать, - шепнула Миссандея.
- Мать драконов. - Дени задрожала.
- Нет. Мать всем нам, - Миссандея обняла её крепче. - Вашему величеству надо поспать. Скоро придёт рассвет, и соберется ваш двор.
- Мы обе будем спать, и нам приснятся сны о лучших временах. Закрой глаза, - когда девочка послушалась, Дени поцеловала её в веки. Миссандея хихикнула.
Целовать Миссандею, однако же, было проще, чем заснуть. Дени закрыла глаза и попыталась думать о доме - о Драконьем Камне, Королевской Гавани и всех других местах, о которых ей рассказывал Визерис - местах в другой, более доброй, стране... но мысли её точно корабли, подхваченные встречным ветром, постоянно возвращались к Заливу Работорговцев. Когда Миссандея сонно засопела, Дени выбралась из её объятий и вышла на предрассветный воздух - опереться на холодный кирпичный парапет и поглядеть на город. Перед ней рассыпались тысячи крыш, и луна расцветила их оттенками слоновой кости и серебра.
Где-то внизу под этими крышами собирались Дети Гарпии и плели заговоры, чтобы убить её саму и всех, кто её любит, и снова заковать её детей в цепи. Где-то внизу голодный ребенок просил молока. Где-то в постели умирала старуха. Где-то обнимались мужчина и женщина, страстно срывая друг с друга одежду. Но здесь наверху лишь лунный свет блестел на стенах пирамид и арен, ничем выдавая, что происходит внизу. Наверху была только Дейенерис - одна.
Она была от крови дракона. Она могла убить Детей Гарпии, и детей этих Детей, и детей их детей. Но дракон не может накормить голодного ребенка или облегчить боль умирающей.
"И кто осмелится полюбить дракона?"
Дени поняла, что снова думает о Даарио - с его золотым зубом и трёхзубой бородой, с сильными руками, покоящимися на рукоятях парных аракха и стилета - рукоятях чеканного золота в виде обнажённых женщин. В день его отъезда, прощаясь, он легко поглаживал их подушечками пальцев.
"Я ревную к рукоятке меча, - осознала она, - к женщинам из золота".
Она поступила мудро, отправив его к ягнячьим людям: она была королевой, а Даарио Нахарис не годился в короли.
- Прошло уже много времени, - сказала она только вчера сиру Барристану. - Что если Даарио предал меня и переметнулся к моим врагам?
"Три измены должна ты испытать".
- Что если он встретил другую женщину, какую-нибудь лхазарянскую принцессу?
Она знала, что старый рыцарь не любит Даарио и не доверяет ему. Несмотря на это, он всё равно галантно ответил:
- Нет на свете женщины прекраснее вашего величества. Только слепой может в этом сомневаться, а Даарио Нахарис не слеп.
"Нет, - подумала она, - у него глаза тёмно-синие, почти фиолетовые, и золотой зуб блестит, когда он улыбается".
Впрочем, сир Барристан был уверен, что Даарио вернется, и Дени могла только молиться, чтобы он оказался прав.
"Ванна поможет мне успокоиться".
Она прошлёпала босиком по траве к своему бассейну на террасе. Вода холодила кожу, заставив ее покрыться мурашками. Подплыла стайка мелких рыбешек и принялась пощипывать руки и ноги Дейенерис. Она закрыла глаза и отдалась воде.
Тихий шелест заставил её открыть глаза. Дени с легким всплеском села в бассейне.
- Миссандея? - позвала она. - Ирри? Чхику?
- Они спят, - прозвучал ответ.
Под деревом хурмы стояла женщина в плаще с капюшоном, касаясь травы длинными полами. Под капюшоном виднелось твердое блестящее лицо.
"Она носит маску, - вспомнила Дени, - деревянную маску, покрытую тёмно-красным лаком".
- Куэйта? Это сон? - она щипнула себя за ухо и поморщилась от боли. - Ты снилась мне на "Балерионе", когда мы впервые попали в Астапор.
- Это был не сон. Ни тогда, ни сейчас.
- Что ты здесь делаешь? Как прошла мимо моей стражи?
- Я пришла другим путем. Твои стражники меня не видели.
- Стоит мне позвать, и они убьют тебя.
- Они будут клясться тебе, что меня здесь нет.
- Так ты здесь?
- Нет. Послушай меня, Дейенерис Таргариен. Стеклянные свечи горят. Скоро придет бледная кобылица, а за ней и другие. Кракен и темное пламя, лев и грифон, сын солнца и скомороший дракон. Не верь никому из них. Помни Бессмертных. Берегись надушенного сенешаля.
- Резнак? Отчего мне его бояться? - Дени встала в бассейне. По её ногам стекала вода, и от ночного холода руки покрылись мурашками. - Если ты хочешь меня о чём-то предупредить, говори ясно. Чего ты хочешь, Куэйта?
В глазах заклинательницы теней блеснул лунный свет.
- Показать тебе путь.
- Я помню путь. На север через юг, на запад через восток, назад, чтобы продвинуться вперед. И чтобы обрести свет, я должна пройти через тень, - она выжала воду из серебряных волос. - Мне надоели загадки. В Кварте я была нищей попрошайкой, здесь я королева. Я приказываю тебе...
- Дейенерис. Помни Бессмертных. Помни, кто ты.
- Я от крови дракона. - "Но мои драконы рычат во тьме". - Я помню Бессмертных. "Дитя троих" - так они назвали меня. Трёх коней они обещали мне, три огня и три измены. Одну из-за крови, одну из-за золота, одну из-за...
- Ваше величество? - Миссандея стояла в дверях королевской опочивальни с фонарем в руках. - С кем вы разговариваете?
Дени метнулась взглядом к дереву. Там не было никого - ни плаща с капюшоном, ни лаковой маски, ни Куэйты.
"Тень. Воспоминание. Никто".
Она была от крови дракона, но сир Барристан говорил, что кровь эта может быть дурной.
"Неужели я схожу с ума?"
Когда-то её отца называли Безумным.
- Я молилась, - сказала она наатийке. - Скоро рассветёт. Стоит перекусить перед приемом.
- Я принесу вам что-нибудь на завтрак.
Снова оставшись одна, Дени обошла вокруг пирамиды в надежде найти Куэйту - мимо сгоревших деревьев и обугленной земли там, где её люди пытались пленить Дрогона. Но она не услышала ничего, кроме ветра в кронах фруктовых деревьев, и не увидела в садах никого живого, кроме нескольких белесых мотыльков.
Миссандея вернулась к ней с дыней и чашей сваренных вкрутую яиц, но Дени не хотелось есть. Как только небо посветлело, и звезды угасли одна за другой, Ирри и Чхику помогли ей облачиться в токар из лилового шёлка с золотой бахромой.
Когда Резнак и Скахаз явились к королеве, она обнаружила, что смотрит на них с подозрением, помня о трех изменах. "Берегись надушенного сенешаля". Она опасливо потянула носом в сторону Резнака мо Резнака. "Я могу приказать Бритоголовому арестовать его и подвергнуть дознанию". Предотвратит ли это исполнение пророчества? Или его место просто займет какой-нибудь другой предатель?
"Пророчества неоднозначны, - напомнила она себе, - и Резнак может быть именно тем, кем кажется, и не более".
Скамья из чёрного дерева в пурпурном зале оказалась доверху завалена атласными подушками. Это зрелище вызвало у неё легкую улыбку. "Дело рук сира Барристана". Старый рыцарь был хорошим человеком, но иногда чересчур простодушным.
"Это была просто шутка, сир", - подумала она, но всё равно села на подушки.
Бессонная ночь скоро дала о себе знать. Дени едва подавляла зевоту, слушая, как Резнак толкует о ремесленных гильдиях. Похоже, каменотесы были недовольны королевой, и каменщики тоже. Некоторые бывшие рабы начали тесать камень и класть кирпичи, лишая работы членов гильдий - и подмастерьев, и самих мастеров.
- Вольноотпущенники слишком мало берут за свой труд, - говорил Резнак. - Некоторые называют себя подмастерьями или даже мастерами, а эти звания принадлежат по праву только ремесленникам - членам гильдий. Каменотёсы и каменщики почтительно просят вашу милость поддержать их древние права и обычаи.
- Вольноотпущенники мало берут за свой труд, потому что хотят есть, - указала ему Дени. - Если я запрещу им тесать камень или класть кирпичи, скоро у моего порога выстроятся свечники, ткачи и ювелиры, требуя не допускать бывших рабов и до этих ремесел.
Она немного подумала.
- Запишите указ: отныне только членам гильдии разрешается называть себя подмастерьями и мастерами... при том условии, что гильдия будет допускать в свои ряды любого вольноотпущенника, способного доказать нужные навыки.
- Так будет объявлено, - сказал Резнак. - Угодно ли будет вашей милости выслушать благородного Хиздара зо Лорака?
"Он что - никогда не отступится?"
- Пусть подойдет.
Хиздар в этот раз пришел без токара. Теперь он надел простые серо-синие одежды и, кроме того, побрился. "Он сбрил бороду и обстриг волосы", - поняла она. Хиздар зо Лорак присоединился к бритоголовым - правда, совсем волос он не лишился, но, по крайней мере, нелепых крыльев у него на голове уже не было.
- У тебя отменный цирюльник, Хиздар. Надеюсь, ты пришел ко мне всего лишь показать его работу, а не мучить меня разговорами о бойцовых ямах.
Он склонился в глубоком поклоне.
- Боюсь, ваше величество, что должен.
Дени скривилась. Даже её собственные люди никак не оставляли эту тему. Резнак мо Резнак подчеркивал, что казну пополняют налогами. Зеленая Милость уверяла, что открытие ям угодно богам. Бритоголовый считал, что этот жест придаст ей народную поддержку против Детей Гарпии. "Пусть дерутся", - ворчал Силач Бельвас, который когда-то и сам был бойцом в ямах. Сир Барристан предлагал заменить их турнирами - по его словам, ученики-сироты уже сбивали копьями кольца и дрались затупленным оружием. Дени знала, что это предложение безнадёжно, хоть и исходит из благих побуждений. Миэринцы хотели видеть кровь, а не боевое искусство - иначе бойцы носили бы латы. Похоже, только маленькая Миссандея разделяла убеждения королевы.
- Я отказывала тебе шесть раз, - напомнила Дени Хиздару.
- У вашей лучезарности семь богов, так что, возможно, в седьмой раз вы одарите меня своей благосклонностью. Сегодня я пришел не один. Выслушате ли моих друзей? Здесь их тоже семеро.
Он по очереди вывел их вперед.
- Это Кразз. Это Барсена Черноволосая, еще доблестнее его. Вот Камаррон по прозвищу "Граф" и Гогор-Гигант. Это Пятнистый Кот, это Бесстрашный Иток. И наконец, Белакво-Костолом. Они здесь, чтобы поддержать мою просьбу и молить вашу милость об открытии бойцовых ям.
Дени знала эту семерку - если не в лицо, то по имени. Все они были из числа самых знаменитых бойцовых рабов Миэрина... и именно бойцовые рабы, освобожденные из цепей её "канавными крысами", возглавили восстание, которое положило город к её ногам. Она у них в неоплатном долгу.
- Я выслушаю вас, - согласилась она.
Один за другим они просили ее снова открыть бойцовые ямы.
- Но почему? - осведомилась она, когда Бесстрашный Иток закончил говорить. - Вы больше не рабы, обречённые умирать ради прихоти хозяев. Я вас освободила. Ради чего вам желать смерти на багряном песке?
- Я тренировался с трёх лет, - сказал Гогор-Гигант, - и убивал с шести. Мать Драконов говорит, что я вольный человек - так почему я не волен сражаться?
- Если ты хочешь сражаться - сражайся за меня. Присягни своим мечом Детям Матери, или Свободным Братьям, или Преданным Щитам. Научи других вольноотпущенников драться.
Гогор покачал головой.
- Раньше я сражался за хозяина. Ты говоришь "сражайся за меня". Я хочу сражаться за себя, - великан ударил себя в грудь кулаком размером с окорок. - Ради золота. Ради славы.
- Гогор говорит за нас всех, - у Пятнистого Кота через плечо была переброшена леопардовая шкура. - Последний раз, когда меня продавали, дали триста тысяч монет. Когда я был рабом, я спал на мехах и ел красное мясо с костей. Теперь, когда я свободен, я сплю на соломе и ем солёную рыбу, когда её удается достать.
- Хиздар клянется, что победитель будет оставлять себе половину всех собранных у ворот денег, - сказал Кразз. - Половину, он в этом поклялся, а Хиздар - честный человек.
"Нет, он хитрый человек", - Дейенерис почувствала себя в ловушке.
- А проигравшие? Что они получат?
- Их имена будут высечены на Вратах Судьбы среди имен других славных павших, - объявила Барсена. Как говорили, за восемь лет она не оставила в живых ни одной женщины, с которой сходилась в бою на арене. - Все люди смертны, мужчины и женщины... но не все останутся в памяти людей.
Дени не нашлась, что ответить.
"Если именно этого и хочет мой народ, разве у меня есть право им отказать? Миэрин был их городом до того, как стать моим, и это свои собственные жизни они хотят расточать".
- Я обдумаю всё, что вы сказали. Благодарю вас за беседу, - она встала. - Продолжим завтра.
- Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, - объявила Миссандея.
Сир Барристан проводил Дени до её покоев.
- Расскажите мне историю, сир, - попросила Дени, когда они поднимались по лестнице. - Какую-нибудь историю о доблести и с хорошим концом. - Она отчаянно нуждалась в историях с хорошим концом. - Расскажите, как вы спаслись от Узурпатора.
- Ваше величество, нет ничего доблестного в бегстве без оглядки.
Дени уселась на подушку, скрестив ноги, и поглядела на него.
- Пожалуйста. Младший узурпатор выгнал вас из Королевской Гвардии...
- Джоффри, да. Под предлогом моего преклонного возраста, хотя истина была очевидна: мальчишка хотел отдать белый плащ своему псу - Сандору Клигану, а его мать хотела, чтобы лордом-командующим стал Цареубийца. Когда они объявили мне об отставке, я... я сбросил плащ, как они велели, швырнул свой меч к ногам Джоффри и сказал нечто неразумное.
- Что именно вы сказали?
- Правду... но правда при том дворе никогда не была в чести. Я вышел из тронного зала с высоко поднятой головой, хотя не знал, куда иду. У меня не было другого дома, кроме Башни Белого Меча. Я знал, что моя родня найдёт мне приют в Харвестхолле, но не хотел навлечь на их головы гнев Джоффри. Я собирал свои вещи, и вдруг понял, что, приняв прощение Роберта, сам навлек на себя беду. Он был хорошим рыцарем, но плохим королём и не имел никакого права на тот трон, который занимал. Вот тогда я понял, что должен искупить свою вину - найти законного короля и служить ему верой и правдой, отдавая ему все силы, какие у меня остались.
- Моему брату Визерису.
- Таково было моё намерение. Когда я пошел к конюшням, золотые плащи попытались меня схватить. Джоффри даровал мне замок, где я мог бы умереть, но я с презрением отказался от его дара, поэтому он заменил замок на темницу. За мной явился сам начальник Городской Стражи, и вид моих пустых ножен придал ему храбрости - но у него с собой было всего три стражника, а при мне ещё был мой кинжал. Один из них попытался меня схватить, но я располосовал ему лицо и ускакал верхом. Когда я несся к воротам, то услышал, как Янос Слинт отдал приказ догнать меня. Улицы за стенами Красного Замка были наводнены людьми - если бы не это, я легко бы ушел. Но они перехватили меня на Речных Вратах. Золотые плащи, гнавшиеся за мной от замка, заорали караульным у ворот, что меня надо остановить, так что стража скрестила копья и преградила мне путь.
- Но у вас же не было меча. Как вам удалось прорваться сквозь них?
- Один истинный рыцарь стоит десяти стражников. Я застал часовых у ворот врасплох - затоптал одного конем, ухватил его копье и проткнул им горло моего ближайшего преследователя. Остальные прекратили погоню, как только я оказался за воротами. А потом я гнал коня во весь опор вдоль реки, пока город не скрылся из виду. В тот же вечер я продал коня за пригоршню медяков и какие-то лохмотья, а на следующее утро присоединился к потоку простонародья, устремившегося в город. Я выехал через Грязные Ворота, а вернулся через Божьи - с грязью на лице, щетиной на щеках и без оружия, если не считать деревянной клюки. В лохмотьях и перепачканных грязью башмаках я выглядел просто ещё одним стариком, бежавшим от войны в город. Я заплатил оленя "золотому плащу", и тот разрешил мне пройти. Королевская Гавань кишела людьми низкого сословия, искавшими там спасения от войны, и я скрылся среди них. У меня было мало серебра, но мне надо было оплатить плавание через Узкое море, поэтому я ночевал в септах и переулках, и питался в дешевых харчевнях. Я отпустил бороду и притворился старцем. Я был на площади и видел, как лорд Старк лишился головы. Потом я отправился в Великую Септу и возблагодарил богов за то, что Джоффри лишил меня плаща.
- Старк был изменником и умер как изменник.
- Ваше величество, - сказал Селми, - Эддард Старк сыграл свою роль в падении вашего отца, но он не держал против вас злого умысла. Когда евнух Варис доложил нам, что вы понесли ребенка, Роберт хотел вас убить, но лорд Старк был против. Он не одобрил убийства ребенка и сказал королю, чтобы тот поискал себе другого десницу.
- Вы разве забыли о принцессе Рейенис и принце Эйегоне?
- Никогда. Но это дело рук Ланнистеров, ваше величество.
- Ланнистеры или Старки - какая разница? Визерис называл их псами Узурпатора. Если на ребенка спустили свору собак, какая разница, которая из них разорвет ему горло? Все псы в равной степени виновны. Вина... - слова застряли у нее в горле.
"Хаззея", - подумала она и внезапно для себя сказала тихим, как шёпот ребёнка, голосом:
- Я хочу взглянуть на яму. Пожалуйста, сир, отведите меня вниз.
По лицу старика прошла тень неодобрения, но не в его обычаях было прекословить королеве.
- Слушаю и повинуюсь.
Лестница для прислуги была кратчайшим путём вниз, но это был путь крутой, прямой и узкий, скрытый в стенах пирамиды. Сир Барристан прихватил с собой фонарь, чтобы королева не оступилась в темноте.
Вокруг, теряя окраску и отступая в темноту вслед за фонарем, теснились кирпичи двадцати различных цветов и оттенков. Трижды они миновали часовых-Безупречных, стоявших неподвижно, точно высеченные из камня. Единственными звуками в тишине были шаги Дени и сира Барристана по ступеням.
На нижнем уровне в Великой Пирамиде Миэрина царили безмолвие, пыль и тени. Внешние стены здесь были тридцати футов толщиной. Здесь, внутри, звуки шагов отдавались эхом от сводов из разноцветного кирпича и неслись по стойлам, хлевам и кладовым. Они прошли под тремя массивными арками и дальше по освещенному факелами уклону в подземелья под пирамидой, мимо резервуаров с водой, темниц и пыточных камер, где раньше бичевали рабов, сдирали с них кожу и жгли калёным железом. И в конце концов вышли к огромным железным дверям с заржавевшими петлями. Здесь тоже был пост Безупречных.
Повинуясь королеве, один из них принёс железный ключ. Двери отворились, скрежетнув петлями. Дейенерис Таргариен вступила в тёмное пекло и остановилась на краю глубокой ямы. В сорока футах внизу её драконы подняли головы. В полумраке загорелись четыре глаза - два цвета расплавленного золота и два - цвета бронзы.
Сир Барристан придержал ее за руку.
- Не подходите ближе.
- Думаете, они смогут причинить вред мне?
- Не знаю, ваше величество, и предпочел бы не подвергать вас опасности только ради того, чтобы это проверить.
Рейегаль зарычал, и язык желтого пламени на полмгновения обратил тьму в день. Огонь лизнул стены, и Дени ощутила лицом жар, точно из печи. На другой стороне ямы Визерион расправил крылья, разогнав застоявшийся воздух. Он попытался взлететь к ней, но натянувшиеся цепи не пустили его, и он упал брюхо. Его ноги были прикованы к полу цепями в кулак толщиной, на шею был надет железный хомут, соединённый со стеной за спиной дракона. На Рейегале были такие же цепи. В свете фонаря его чешуя отливала нефритом, сквозь зубы поднимался дым. На полу под ногами драконов были разбросаны кости - треснутые, обугленные, разгрызенные. Воздух был неприятно жарок и пах серой и жареным мясом.
- Они подросли, - голос Дени эхом отразился от закопченных каменных стен. Капля пота стекла у нее по лбу и упала на грудь. - Правда, что драконы никогда не прекращают расти?
- Если у них хватает пищи и места для роста. Хотя, будучи прикованными здесь...
Великие господа использовали эту яму в качестве темницы. Она могла бы с легкостью вместить пятьсот человек... и годилась для двух драконов.
"Надолго ли? Что будет, когда они станут слишком велики для неё? Набросятся ли они друг на друга с огнём и когтями? Зачахнут и ослабеют, будут лежать с запавшими боками и сморщенными крыльями? Погаснет ли их пламя перед смертью?"
Что за мать оставит своих детей чахнуть во тьме?
"Если я буду в этом раскаиваться, я обречена, - убеждала себя Дени... Но как ей не раскаиваться? - Я должна была понять, к чему всё идет. Неужели я была слепа, или просто сама закрыла глаза на правду, чтобы не видеть цену власти?"
Когда она была маленькой, Визерис рассказал ей все сказки про драконов. Он любил о них рассказывать. Она знала, как пал Харренхолл, она знала о битве на Пламенном Поле и Танце Драконов. Один из её предков - Эйегон Третий - видел когда-то, как его собственную мать сожрал дракон, принадлежавший его дяде. И были еще бесчисленные песни, в которых деревни или целые королества жили в страхе перед каким-нибудь драконом, пока не появлялся храбрый рыцарь, способный убить дракона, и спасал их. В Астапоре её дракон огнем выжег глаза работорговцев. По пути в Юнкай, когда Даарио принес к её ногам головы Саллора Смелого и Прендаля на Гхезна, её дети полакомились ими. Драконы людей не боятся. И дракон, подросший, чтобы питаться овцами, может так же просто съесть и ребёнка.
Ее звали Хаззея, и ей было четыре года.
"Если ее отец не лгал. Но мог и солгать".
Никто, кроме него не видел дракона. Он принес в подтверждение своих слов обгорелые кости - но обгорелые кости ничего не доказывали. Он мог сам убить девочку и сжечь её труп. И был бы не первым отцом в Миэрине, который избавился от лишнего рта - так говорил Бритоголовый.
"Это могли сделать Дети Гарпии - подделать нападение дракона, чтобы город меня возненавидел".
Дени хотелось в это верить... но если это было так, почему отец Хаззеи ждал, пока зал для приемов опустеет, прежде чем обратиться к королеве? Если он хотел настроить против неё миэринцев, то рассказал бы о своей беде, когда зал был полон народа.
Бритоголовый упрашивал её казнить просителя.
- По крайней мере, вырвите ему язык. Ложь этого человека может погубить нас всех, ваше величество.
Вместо этого Дени предпочла заплатить отцу Хаззеи за жизнь его дочери. Никто не мог сказать ей, сколько стоит жизнь ребенка, так что она распорядилась выдать ему в сто раз больше, чем платила раньше за овец.
- Я вернула бы тебе Хаззею, если бы могла, - сказала она отцу, - но некоторые вещи не под силу даже королеве. Её кости упокоятся в Храме Милости, и в память о ней день и ночь будет гореть сотня свечей. Приходи ко мне каждый год в день её именин, и другие твои дети не будут ни в чем нуждаться... но ты не должен никому об этом рассказывать.
- Люди будут спрашивать, - сказал убитый горем отец. - Они будут спрашивать меня, куда делась Хаззея и как умерла.
- Её укусила змея, - сказал ему Резнак мо Резнак. - Её утащил голодный волк. Её забрала внезапная лихорадка. Говори им, что хочешь, но не упоминай драконов.
Когти Визериона скребли по камням, огромные цепи гремели, когда он пытался снова выбраться к ней из ямы. Когда ему это не удалось, он издал рык, запрокинул назад, насколько мог, голову и выдохнул золотое пламя на стену за собой.
"Как скоро его огонь станет таким жарким, что будет раскалывать камни и плавить железо?"
Когда-то - не так уж и давно - он мог сидеть у неё на плече, обвив руку хвостом. Когда-то она кормила его ломтиками жареного мяса с руки. Его заковали в цепи первым. Дейенерис сама привела его в яму и закрыла внутри с несколькими быками. Наевшись, он заснул, и на него спящего надели цепи.
С Рейегалем было сложнее. Возможно, он слышал, как буйствует в темнице его брат, несмотря на разделявшие их стены из кирпича и камня. В конце концов, на него пришлось набросить сеть из толстых железных цепей, пока он грелся на солнце у нее на террасе. Дракон сопротивлялся так яростно, бился и кусался, что его спуск по лестнице для слуг занял три дня. Во время этого спуска заживо сгорели шесть человек.
А Дрогон...
"Крылатая тень", - так назвал его отец девочки. Он был самым крупным из тройки, самым свирепым, самым диким, с чёрной как ночь чешуёй и глазами, точно огненные плошки.
Дрогон охотился далеко от дома, а когда возвращался - любил греться под солнцем на вершине Великой Пирамиды, где когда-то стояла миэринская гарпия. Трижды они пытались захватить его там, и трижды упустили. Двадцать её самых храбрых людей рисковали своей жизнью, пытаясь его захватить, почти все получили ожоги, а четверо скончалось. Последний раз она видела Дрогона на рассвете после третьей ночной попытки. Чёрный дракон летел на север - через Скахазадан, к высоким травам Дотракийского моря. Он больше не вернулся.
"Мать драконов, - думала Дейенерис. - Мать чудовищ. Что я выпустила в мир? Я королева, но мой трон стоит на сожжённых костях и зыбучих песках".
Но как без драконов удержать Миэрин, а тем более отвоевать Вестерос?
"Я от крови дракона, - думала она. - Если они чудовища, то и я тоже".
ВОНЮЧКА
Узник впился в крысу зубами, и та завизжала, дико извиваясь в его руках в неистовой попытке вырваться. Брюшко - самая нежная часть. Он вгрызся во вкусное мясо, тёплая кровь потекла по губам. От удовольствия на глаза навернулись слёзы. Пленник проглотил мясо, и в животе заурчало. После третьего укуса крыса перестала сопротивляться, и он почувствовал себя почти довольным.
За дверью темницы послышались голоса.
Прекратив от страха даже жевать, он замер на месте с набитым кровью, мясом и шерстью ртом, не смея ни проглотить это, ни выплюнуть. Окаменев, узник в ужасе прислушивался к шарканью сапог и звяканью железных ключей.
"Нет, - взмолился он, - нет, о боги, пожалуйста, не сейчас, только не сейчас. - Он так долго ловил эту крысу. - Если её найдут, то отнимут, донесут об этом, и лорд Рамси меня накажет".
Крысу, конечно, следовало бы спрятать, но голод был слишком силён: вот уже два, а то и три дня без крошки во рту. Здесь, в темноте под землёй, трудно сказать точно, сколько прошло времени. Его руки и ноги стали худыми как палки, а пустой живот, наоборот, раздулся, и так болел от голода, что было невозможно уснуть. Стоило закрыть глаза - и перед ним вставала леди Хорнвуд. После свадьбы лорд Рамси запер её в башне и уморил голодом. Перед смертью она дошла до того, что съела собственные пальцы.
Скрючившись в дальнем углу темницы, несчастный вцепился в свою добычу и вгрызся в неё остатками зубов, пытаясь проглотить как можно больше тёплой плоти, до того как откроется дверь. Из уголков рта стекали струйки крови. Мясо было жилистым, но таким сочным, что аж подташнивало. Он жевал и глотал, вытаскивая мелкие косточки из лунок в дёснах, оставшихся от выбитых зубов. Жевать было больно, но узник был так голоден, что не мог остановиться.
Звуки становились всё громче.
"Боги, пожалуйста, пусть это не за мной", - молил он, отрывая одну из лапок крысы. За ним давно никто не приходил. Есть и другие камеры, другие пленники. Их крики слышались иногда даже сквозь толстые каменные стены.
"Громче всех кричат женщины".
Он обсосал мясо с лапки и попытался выплюнуть косточку в сторону, но та, вывалившись изо рта, застряла в бороде.
"Уходите, - молил пленник, - идите себе дальше, не трогайте меня, пожалуйста, пожалуйста".
Но как раз в тот момент, когда шаги раздались совсем рядом, их звук вдруг смолк прямо за дверью и звякнули ключи. Крыса выпала у него из рук. Пленник вытер окровавленные пальцы о штаны.
- Нет, - пробормотал он, - не-е-ет. - Перебирая пятками по покрытому соломой полу, он попытался вжаться в угол, в промозглые каменные стены темницы.
Нет ничего ужаснее звука поворачивающегося в замке ключа. В глаза ударил свет, и узник пронзительно вскрикнул, невольно прикрывая лицо руками. Голова так раскалывалась от боли, что он выцарапал бы себе глаза, если бы только осмелился.
"Уберите свет, делайте что хотите, только в темноте, пожалуйста, ну пожалуйста".
- Это не тот, - произнес мальчишеский голос. - Взгляни на него. Наверное, мы ошиблись камерой.
- Последняя камера слева, - ответил другой мальчишка. - Это же последняя камера слева, разве нет?
- Ага. - Молчание. - Что он сказал?
- Похоже, ему не нравится свет.
- А тебе бы понравился, если бы ты так выглядел? - мальчик смачно харкнул. - Ну и вонища от него. Я сейчас задохнусь.
- Он жрал крыс, - сказал второй мальчик. - Смотри.
Первый мальчишка засмеялся.
- Точно. Вот умора.
"Мне пришлось".
Пока он спал, крысы кусали его, грызли пальцы на руках и ногах, и даже лицо, так что он не колебался, когда удалось поймать мерзавку. Выбор был невелик: съешь сам или съедят тебя.
- Да, - пробормотал пленник. - Да, да, я ел их, а они - меня, пожалуйста...
Мальчики подошли ближе, солома мягко зашуршала под их ногами.
- Отвечай, - произнёс один из них - тот, что был поменьше ростом, худенький, но смышленый. - Ты помнишь, кто ты?
От страха всё внутри сжалось, и он застонал.
- Говори. Как твоё имя?
"Мое имя, - стон застрял в горле. Они учили, как его зовут, да, учили, но это было так давно, что стерлось из памяти. - Если отвечу неправильно, то лишусь ещё одного пальца, или даже хуже. Он, он..." - Не надо думать об этом, это невыносимо. Челюсть свело судорогой, а в глаза словно вонзились тысячи иголок. В висках стучала кровь.
- Пожалуйста, - пропищал он тонким и слабым, как у столетнего старика голосом. А может он и правда старик?
"Сколько времени я уже здесь?"
- Уйдите, - пробормотал узник сквозь сломанные зубы и изувеченные пальцы, крепко сжимая веки, чтобы не смотреть на нестерпимо яркий свет. - Пожалуйста, забирайте крысу, только не трогайте меня...
- Вонючка. Тебя зовут - Вонючка. Вспомнил? - сказал более высокий мальчишка, державший в руках факел. У второго парнишки в руках была связка железных ключей.
- Вонючка? - по его щекам покатились слезы. - Я помню. Да, помню, - он открыл и закрыл рот. - Меня зовут Вонючка. Вонючка-колючка. - В темноте имя не нужно, так что его легко забыть.
"Вонючка, Вонючка, меня зовут Вонючка".
При рождении его нарекли иначе. В предыдущей жизни он был кем-то другим, но здесь и сейчас - Вонючкой. Он вспомнил.
И мальчиков вспомнил. Они были одеты в одинаковые серебристо-серые дублеты из овечьей шерсти, украшенные тёмно-синей окантовкой. Оба оруженосцы, обоим по восемь лет, и обоих звали Уолдерами Фреями.
"Да, Уолдер Большой и Уолдер Малый".
Причём тот, что повыше - Малый, а тот, что пониже - Большой, и это ужасно веселило мальчишек и путало всех остальных.
- Я знаю вас, - прошептал он потрескавшимися губами. - Я знаю, как вас зовут.
- Пойдёшь с нами, - приказал Уолдер Малый.
- Ты нужен его светлости, - добавил Уолдер Большой.
От страха у него свело живот.
"Они всего лишь дети, - подумал пленник. - Двое восьмилетних мальчишек".
Он точно справится с двумя восьмилетками. Даже ослабший, как сейчас, он мог бы выхватить факел, отобрать ключи и кинжал, висевший на боку Уолдера Малого, и сбежать.
"Нет. Нет, это слишком просто. Это ловушка. Если я сбегу, то лишусь ещё одного пальца и последних зубов".
Он уже сбегал раньше. Казалось, это было много лет назад. Тогда он ещё был сильным, ещё был непокорным. В тот раз это была Кира с ключами. Она сказала, что украла их. Что знает задние ворота, которые никогда не охраняются.
- Отвезите меня обратно в Винтерфелл, милорд, - молила она, бледная и дрожащая. - Я не знаю дороги. Одной мне не сбежать. Пожалуйста, пойдёмте со мной.
Так он и сделал. Охранник со спущенными до лодыжек штанами валялся смертельно пьяный в луже вина, дверь в подземелья была открыта, а задние ворота не охранялись - всё как она и сказала. Дождавшись, когда луна скроется за тучами, они выскользнули из замка и, спотыкаясь о камни, пошлёпали через Плачущую Воду. А когда, чуть не околев от холода в ледяной реке, они выбрались на другой берег, он её поцеловал.
- Ты спасла нас, - сказал он.
"Дурак. Дурак"
Это была ловушка. Игра. Розыгрыш. Лорд Рамси любил охоту и предпочитал загонять двуногую дичь. Всю ночь они бежали через тёмный лес, но когда взошло солнце, за деревьями послышался звук рога, а потом они услышали лай гончих.
- Нужно разделиться, - предложил он Кире, когда собаки были уже совсем близко. - Двоих они выследить не смогут.
Но девчонка с ума сошла от страха и отказалась уходить, даже когда он поклялся, что соберёт войско железных людей и вернётся за ней, если поймают именно её.
Меньше, чем через час, их схватили. Одна собака повалила его на землю, а другая вцепилась в ногу карабкавшейся на холм Кире. Остальная стая кружила вокруг с лаем и рычанием, угрожающе оскаливаясь, стоило им лишь пошевелиться. Собаки не выпускали их, пока не подъехал Рамси Сноу со своими загонщиками. Тогда он всё ещё был бастардом, а не Болтоном.
- Вот вы где, - сидя в седле и улыбаясь им свысока, сказал он. - Меня огорчил такой ваш уход. Неужели вам так быстро наскучило моё гостеприимство?
Тогда Кира и запустила камнем ему в голову, но промахнулась на целый фут.
- Придётся вас наказать, - улыбнулся Рамси.
Вонючка помнил, с каким страхом и отчаянием смотрела на него Кира. В тот момент она казалась как никогда юной, почти ребенком. Но он ничем не мог помочь.
"Это из-за неё нас поймали, - вспоминал он. - Один из нас мог бы скрыться, если бы мы разделились, как я предлагал".
От воспоминаний перехватило дыхание. Со слезами на глазах Вонючка отвернулся от факела.
"Что ему надо от меня на этот раз? - с отчаянием подумал он. - Почему бы просто не оставить меня в покое? Сейчас я ничем не провинился. Неужели нельзя просто оставить меня в темноте?"
У него была крыса. Толстая, тёплая и трепещущая.
- Может, стоит его помыть? - спросил Уолдер Малый.
- Пусть воняет, его светлости это нравится, - ответил Уолдер Большой, - поэтому он и назвал его Вонючкой.
"Вонючка, меня зовут - Вонючка. Вонючка-злючка, - ему пришлось запомнить это. - Служи, подчиняйся и помни, кто ты, и тогда тебе больше не причинят вреда. Господин пообещал, его светлость обещал мне".
Да и не осталось сил сопротивляться, даже будь у него желание. Их выбили, выморили голодом, сорвали вместе с кожей. Когда Уолдер Большой помог ему подняться, а Уолдер Малый, подгоняя факелом, выгнал вон из камеры, узник пошёл послушно, как собака. Будь у него хвост, он бы поджал его между ног.
"Если бы у меня был хвост, Бастард бы его отрезал. - Мысль пришла неожиданно. Дурная мысль. Опасная. Его светлость больше не бастард. - Болтон, а не Сноу".
Мальчишка-король на Железном Троне признал лорда Рамси законным сыном и дал ему право носить отцовское имя. Имя Сноу напоминало тому о незаконнорожденности и приводило в бешенство. Вонючка должен помнить об этом. И своё имя. Надо помнить своё имя. На какое-то мгновение оно вылетело из памяти, и он так испугался, что оступился на крутой лестнице, ведущей из подземелий, и порвал о камень штаны, ободравшись до крови. Уолдеру Малому пришлось ткнуть его факелом, чтобы заставить подняться на ноги и идти дальше.
На Дредфорт опускалась ночь, и над восточными стенами замка поднималась полная луна. В её слабом свете тени от высоких треугольных зубцов на мерзлой земле казались рядом острых чёрных клыков. Воздух был холодным, сырым и полным полузабытых ароматов. - "Свобода, - подумал Вонючка. - Это запах свободы". - Он не знал, как долго пробыл в подземельях, но, по крайней мере, не меньше полугода. - "Или даже больше. А что, если прошло пять лет, или десять, или двадцать? Заметил бы я? Что, если там, внизу, я сошёл с ума, и половина моей жизни уже прошла?" - Да нет же, это глупость. Не могло пройти столько времени. Мальчишки всё ещё оставались мальчишками. За десять лет они бы стали мужчинами. Не надо об этом забывать. - "Не давай ему свести тебя с ума. Пусть он отрежет тебе пальцы на руках и ногах, вырвет глаза, отрежет уши, но лишить тебя разума он не сможет, если не поддашься".
Уолдер Малый шёл впереди с факелом в руке, Вонючка безропотно плёлся следом, а Уолдер Большой - сразу за ним. Когда они проходили мимо псарни, залаяли собаки. Ветер закружил по двору, пробирая до костей сквозь грязные лохмотья так, что узник покрылся гусиной кожей. Ночной воздух был холодным и сырым, но снега совсем не было, хоть зима явно была на носу. Интересно, доживёт ли он до снега? - "Сколько пальцев останется у меня на руках и на ногах? - Вонючка поднял руку и поразился тому, какая она бледная и худая. - У меня руки старика". - А может он ошибся насчёт мальчишек? Что, если они на самом деле вовсе не Малый и Большой Уолдеры, а сыновья тех мальчиков, которых он знал?
Большой зал утопал в дымном полумраке. Справа и слева горели факелы, зажатые в выступающих рядами из стен костяных руках. Высоко над головой проходили почерневшие от дыма деревянные стропила, а свод потолка терялся в тени. Спёртый воздух был полон запахами вина, пива и запечённого на огне мяса. От всех этих ароматов в животе Вонючки громко заурчало, и рот наполнился слюной.
Подталкиваемый Уолдером Малым, пленник, спотыкаясь, прошёл мимо длинных столов, за которыми ели воины гарнизона. Он кожей чувствовал на себе их взгляды. На лучших местах возле помоста расположились любимцы Рамси - Бастардовы Мальчики. Костяной Бен - старик, что ухаживал за любимыми охотничьими гончими его светлости. Дэймон по прозвищу Дэймон Станцуй-для-Меня - светловолосый и юный на вид. Ворчун, лишившийся языка за опрометчивые разговоры в присутствии лорда Русе. Кислый Алин. Живодёр. Жёлтый Хрен. И хоть Вонючка не мог назвать по именам всех сидевших дальше, но помнил их внешне: дружинники, офицеры, солдаты, тюремщики и палачи. Впрочем, тут были и чужаки, чьих лиц он не знал. Некоторые из них прикрывали нос, когда он проходил мимо, другие смеялись над его видом.
"Гости, - подумал Вонючка, - друзья его светлости, а меня привели для их увеселения".
По коже пробежал мороз.
Бастард восседал за головным столом в кресле своего лорда-отца и пил из отцовской чаши. Вместе с ним на помосте расположились два пожилых человека. Вонючка с первого взгляда понял, что оба они знатного происхождения. Один - худощавый, с ледяными глазами, длинной белой бородой и суровым, как зимний холод, лицом. На нём была заношенная до дыр засаленная куртка из медвежьей шкуры. Под ней виднелась плетеная кольчуга, которую тот не снял даже за столом. Второй лорд - тоже худой, но кроме того - сутулый и кособокий. Он склонился над своим блюдом, словно стервятник над падалью. У него были жадные серые глаза, жёлтые зубы и почти седая спутанная борода, раздвоенная на конце. На покрытой пятнами голове торчало лишь несколько седых волосков. Однако на его плечах красовался отделанный чёрным соболиным мехом серый шерстяной плащ - мягкий и добротный, а застежкой служила кованная серебряная пряжка в виде звезды с расходящимися лучами.
Рамси был облачён в чёрные и розовые цвета: чёрные сапоги, чёрный пояс с ножнами, чёрный кожаный камзол поверх розового бархатного дублета, в прорезях которого виднелся тёмно-красный атлас. В его правом ухе блестел гранат в форме капли крови. Однако несмотря на всё великолепие наряда он по-прежнему был некрасив: ширококостный, с покатыми плечами, с той рыхлостью, которая с годами грозила превратиться в полноту. Кожа его была розовой и прыщавой, нос - широким, рот - маленьким, а волосы - длинными, тёмными и ломкими. Несмотря на толстые мясистые губы, самыми заметными в его внешности оставались отцовские глаза: маленькие, близко посаженные, необычно блеклые, призрачно-серые - так порой называют этот оттенок, но на самом деле - абсолютно бесцветные, как два осколка мутного льда.
Завидев Вонючку, Рамси улыбнулся, скривив рот.
- Вот и он. Мой старый закадычный друг. Вонючка был со мной с детских лет. Его подарил мне отец, в знак своей любви, - рассказал он сидевшим рядом мужчинам.
Лорды обменялись взглядами.
- Я слышал, твой слуга погиб, - произнес тот, у которого одно плечо было выше другого. - Говорили, его убили Старки.
Лорд Рамси хихикнул.
- Железнорожденные сказали бы на это: то, что уже мертво, никогда не умрёт, но восстанет сильнее и твёрже. Как Вонючка. Хотя смердит от него, как от трупа, в этом вы правы.
- От него несёт испражнениями и старой блевотиной. - Кривобокий старик отшвырнул в сторону кость и вытер пальцы о скатерть. - У тебя есть какая-то важная причина, чтобы навязывать нам его общество во время еды?
Второй лорд, прямой старик в плетёной кольчуге, изучал Вонючку хмурым взглядом.
- Посмотри-ка внимательней, - посоветовал он другому лорду. - Поседевший, похудевший на три стоуна, да, но не слуга. Разве не узнаешь?
Кривобокий вновь окинул пленника взглядом и вдруг фыркнул.
- Он? Не может быть! Старков воспитанник. Смешливый такой, вечно улыбался.
- Теперь он улыбается реже, - признался Рамси. - Кажется, я сломал часть его красивеньких беленьких зубиков.
- Лучше бы ты перерезал ему горло, - ответил лорд в кольчуге. - С собаки, напавшей на хозяина, нужно спускать шкуру.
- О, шкуру я с него тоже содрал, местами, - подтвердил Рамси.
- Да, мой господин. Я был плохим, мой господин. Дерзким и... - Вонючка облизал губы, пытаясь придумать, что же ещё сделал.
"Служи и подчиняйся, - напомнил он сам себе, - и тогда уцелеет хотя бы то, что осталось. Служи, подчиняйся, и помни своё имя. Вонючка, Вонючка-канючка".
- ... плохим и...
- У тебя рот в крови, - заметил Рамси. - Ты снова грыз пальцы, Вонючка?
- Нет. Нет, мой господин, клянусь.
Вонючка однажды пытался откусить собственный безымянный палец - с того содрали кожу и он ужасно болел. Лорд Рамси никогда не отрезал пальцы просто так. Он предпочитал снять с них кожу. Голая плоть начинала сохнуть, трескаться и гноиться. Вонючку и секли, и вздергивали на дыбу, и резали, но даже эти муки были несравнимы с болью оголённой плоти. Она просто невыносима, она сводит с ума. Рано или поздно жертва обязательно взмолится: - "Пожалуйста, я больше не могу, не могу, прекратите, отрежьте его". - И лорд Рамси окажет эту услугу. Вот в такую игру они играли. Достаточно было взглянуть на руки и ноги Вонючки, чтобы понять, что он хорошо усвоил правила этой игры. Но однажды он забылся и попытался прекратить мучения сам - зубами. Рамси это не понравилось, и оплошность стоила Вонючке ещё одного пальца на ноге.
- Я ел крысу, - пробормотал он.
- Крысу? - Блеклые глаза Рамси блеснули в свете факелов. - Все крысы в Дредфорте принадлежат моему лорду-отцу. Как ты посмел съесть одну из них без моего разрешения?
Не зная, что ответить, Вонючка промолчал. Одно неверное слово - и он может лишиться очередного пальца на ноге или даже на руке. У него уже не было двух пальцев на левой руке и мизинца на правой. А на ногах - трёх пальцев на левой и мизинца на правой. Иногда Рамси шутил, не уравнять ли ему правую и левую стороны.
"Мой господин всего лишь шутил, - пытался себя успокоить Вонючка. - Он говорил, что не хочет делать мне больно. Он так поступает, только когда я виноват".
Его лорд - добрый и милосердный. Он мог бы снять кожу с лица Вонючки за те слова, что тот говорил, пока не выучил своё истинное имя и место.
- Это становится утомительным, - произнёс лорд в плетёной кольчуге. - Убей его, и покончим с этим.
Лорд Рамси наполнил свою чашу пивом.
- Это испортит наш праздник, милорд. Вонючка, у меня для тебя хорошие новости. Я собираюсь жениться. Мой лорд-отец везёт мне девчонку Старков. Дочь лорда Эддарда, Арью. Ты же помнишь малютку Арью, верно?
"Арья-Босоножка, - чуть не сказал он, - Арья-Лошадка".
Младшая сестра Робба, с каштановыми волосами, вытянутым лицом, тощая, как палка, и вечно чумазая.
"Красивой была Санса".
Когда-то он думал, что Сансу могут выдать за него, и лорд Эддард назовёт его сыном, но это были всего лишь детские фантазии. Что же касается Арьи...
- Я помню её. Арью.
- Она станет леди Винтерфелла, а я - её лордом.
"Она же совсем ещё ребенок".
- Конечно, мой господин. Поздравляю вас.
- Придёшь ли ты ко мне на свадьбу, Вонючка?
Он замешкался.
- Если вы пожелаете, мой господин.
- Да, я хочу этого.
Он снова заколебался. Вдруг это какая-то жестокая ловушка?
- Конечно, мой господин. Если это доставит вам удовольствие. Это такая честь для меня.
- Тогда надо вытащить тебя из этого ужасного подземелья. Отскрести до розового цвета, переодеть в чистое и покормить. Хочешь вкусной нежной овсянки? Или кусок горохового пирога с беконом? У меня для тебя небольшое задание. Но тебе понадобится восстановить силы, если хочешь мне служить. А я знаю, что ты хочешь.
- Да, мой господин. Больше всего на свете, - его била дрожь. - Я - ваш Вонючка. Пожалуйста, позвольте мне вам служить. Пожалуйста.
- Ты так славно просишь - как я могу отказать? - улыбнулся Рамси Болтон. - Я еду на войну, Вонючка. И ты поедешь со мной, чтобы привезти домой мою девственную невесту.
БРАН
Что-то в крике ворона вызвало дрожь в позвоночнике Брана. Я почти взрослый, напомнил он себе. Я должен быть храбрым.
Но воздух был резким и холодным, наполненным страхом. Даже Лето испытывал страх. Шерсть у него на шее встала дыбом. Тени протянулись от холма, черные и голодные. Деревья склонились под тяжестью льда, налипшего на них. Некоторые совсем небыли похожи на деревья. Похороненные от корней до кроны в смерзшийся снег, они расположились на холме, словно великаны, чудовищные и уродливые создания, прислонившиеся к ледяному ветру.
"Они здесь". Странник выхватил меч. "Где?" Мира говорила шепотом. "Недалеко. Я не знаю. Где-то".
Ворон вскрикнул опять. "Ходор" прошептал Ходор. Он спрятал руки в подмышки. Сосульки висели на его коричневой бороде, а его усы превратились в кусок замерзших соплей, краснеющий в свете заката.
- Волки близко, - предупредил Бран. - Те, которые преследовали нас. Лето чует их всякий раз, когда мы идем по ветру
"Волки - наименьшая из наших бед" - сказал Холодные Руки - "Мы должны подняться. Скоро стемнеет. Хорошо бы вам до ночи быть внутри. Ваше тепло привлечет их".
Он взглянул на запад, где свет заходящего солнца слегка виднелся сквозь деревья, как зарево далекого пожара.
- Это единственный путь? - спросила Мира.
- Есть черный ход в трех лигах к северу, на дне карстовой пещеры.
Он мог больше ничего не говорить. Даже Ходор не справился бы со спуском в воронку с Браном на плечах, а что касается Жойена, так у того сил пройти три лиги было не больше, чем пробежать тысячу.
Мира взглянула на холм.
- Путь выглядит безопасным.
- Выглядит, - мрачно пробормотал их провожатый. - Ты чувствуешь холод? Здесь что-то есть. Где они?
- В пещере? - предположила Мира.
- Пещера охраняется. Они не могут пройти, - Холодные руки указал мечом в сторону холма. - Вход там, полпути наверх, та расщелина в скале между чардревами.
- Я вижу его, - сказал Бран. Вороны влетали и вылетали оттуда.
Ходор пошевелился: "Ходор".
- Выемка в скале, вот и все, что я вижу, - сказала Мира.
- Там есть проход. Крутой и извилистый в начале, ручей течет сквозь скалу. Если вы дойдете до него, будете в безопасности.
- А как же ты?
- Пещера охраняется.
Мира вгляделась в расщелину на склоне холма.
- Она не далее чем в тысяче ярдов отсюда
"Нет", - думал Бран. "Но весь этот путь вверх по склону". Холм был крутым и порос лесом. Снегопад кончился три дня назад, но снег не растаял. Земля под деревьями была покрыта белым, еще не тронутым полотном.
- Здесь никого, - храбро заявил Бран. - Смотрите на снег. Никаких следов.
- Белые ходоки ступают по снегу легко, - ответил Холодные Руки. - Они не оставляют следов.
Один из воронов опустился на его плечо. Только дюжина больших черных птиц по-прежнему сопровождала их. Остальные исчезли по пути, каждое утро их становилось меньше.
- Приди, - крикнула птица. Приди, приди.
"Трехглазая ворона", - подумал Бран. - "Зеленый провидец"
- Не так далеко, - сказал он вслух. - Немного покарабкаться и мы будем в безопасности. Может даже можно будет зажечь огонь.
Все, кроме проводника, замерзли, промокли и проголодались, а Жойен Рид был слишком слаб, чтобы передвигаться самостоятельно.
- Ты иди, - Мира Рид склонилась над братом. Он свернулся в дупле, яростно дрожа. Та небольшая часть его лица, которую можно было увидеть из-под капюшона и шарфа, была такой же бесцветной, как и снег вокруг, но слабое дыхание все еще вырывалось из его носа. Мира несла его весь день.
- Еда и огонь вернет его к жизни, - Бран пытался убедить самого себя, хотя сам был не уверен в этом.
- Я не могу сражаться и нести Жойена одновременно, подъем слишком крут, - сказала Мира. - Ходор, ты доведешь Брана до пещеры.
- Ходор, - хлопнул в ладоши Ходор.
- Жойену просто нужна еда, - с жалостью сказал Бран. Прошло двенадцать дней с тех пор как лось свалился в третий и последний раз, с тех пор как Холодные Руки опустился на колени в сугроб и прошептал благословение на каком-то странном языке, перерезав лосю глотку. Бран плакал, как маленькая девочка, когда яркая кровь хлынула наружу. Он никогда не чувствовал себя калекой более, чем теперь, беспомощно наблюдая, как Мира Рид и Холодные Руки разделывают храброго зверя, который вез их до сих пор. Он сказал себе что не будет есть, что лучше голодать чем пировать телом друга, но в конце концов он поел дважды, один раз в своей шкуре, другой раз в шкуре Лета. Каким бы тощим и изголодавшимся ни был лось, его мясо поддерживало их в течении семи дней, пока они не доели последний кусочек, сгрудившись вокруг костра на руинах старого городища.
- Ему нужно поесть, - согласилась Мира, поглаживая лоб брата. - Нам всем нужно, но тут нет еды. Идите.
Бран сморгнул слезу и почувствовал, как она замерзает на его щеке. Их проводник взял за руку Ходора:
- Свет уходит. Если они еще не здесь, то будут уже скоро. Идем".
Впервые безмолвный, Ходор начал пробираться наверх сквозь сугробы с Браном на спине. Холодные руки двигался рядом, держа клинок наготове. Лето замыкал шествие. В некоторых местах снег был выше его, и лютоволку приходилось останавливаться и стряхивать его после прохода через тонкую снеговую кору. Когда они поднялись повыше, Бран неловко повернулся в своей корзине, чтобы посмотреть, как Мира обхватила своего брата, пытаясь поднять его на ноги. Он был слишком тяжелым для нее. Она, полуголодная, уже не так сильна, как была ранее. Ухватившись за свое лягушачье копье одной рукой, она тыкала им в снег, пытаясь найти опору. Мира только начала борьбу со склоном холма, то неся своего маленького брата, то таща его волоком, когда Ходор прошел между двумя деревьями, и Бран потерял ее из виду.
Холм становился все круче, снежные наносы трескались под ногами Ходора. Один раз кусок сколы переместился под ним и Ходор заскользил назад, и чуть не упал вниз по склону. Холодные руки поймал его и спас. "Ходор", - сказал Ходор. Каждый поры ветра наполнял воздух белым порошком, сияющим как стекло в последних лучах солнца. Вороны кружили вокруг них. Один улетел вперед и исчез в пещере. "Осталось восемьдесят ярдов", - думал Бран. - "Это совсем недалеко".
Внезапно Лето остановился у крутого участка нетронутого белого снега. Лютоволк повернул голову, понюхал воздух, затем зарычал. Шерсть вздыбилась, он начал пятиться.
- Ходор, стой, - сказал Бран. - Ходор, Подожди.
Что-то было не так. Лето чувствовал это, и поэтому Бран тоже. Что-то здесь было. Что-то близко.
- Ходор, нет, назад!
Холодные руки по-прежнему карабкался, и Ходор пытался следовать за ним. "Ходор, ходор, ходор", - громко ворчал он, чтобы заглушить жалобы Брана. Ему стало тяжелее дышать. Бледный туман наполнил воздух. Он сделал шаг, потом другой. Снег был почти по пояс, а склон очень крутой.
Наклонившись вперед, цепляясь за камни и деревья руками, Ходор взобрался наверх. Еще один шаг. Еще. Сброшенный Ходором снег скользил вниз, образуя небольшие лавины за ними.
Шестьдесят ярдов. Бран вытянулся, чтобы лучше видеть пещеру. Затем он увидел кое-что еще. "Огонь". В небольшой расщелине между чардревами что-то мерцало, красноватый свет звал сквозь собирающийся мрак.
- Смотри, кто-то...
Ходор закричал. Он закрутился, споткнулся, упал.
Бран чувствовал, как вращается мир, пока большой конюх яростно крутился вокруг своей оси. Резкий удар выбил дыхание из него. Его рот был полон крови, а Ходор продолжал биться и кататься, давя покалеченного мальчика под собой.
Что-то ухватило его за ногу. Полмгновения Бран думал что какой-то корень запутался вокруг его лодыжки... до того, как корень начал двигаться. Рука, а следом остальные части существа вырвались из-под снега.
Ходор пнул его, попав покрытой снегом пяткой прямо по лицу существа, но, кажется, мертвец даже не почувствовал удара. Затем они схватились, дубася и царапая друг друга, скользя вниз по склону. Снег заполнил рот и нос Брана, как только они перевернулись, но через полмгновения он снова оказался наверху. Что-то хлопнуло его по голове, скала, кусок льда или кулак мертвеца, точно нельзя было сказать, и он выпал из корзины, растянувшись поперек склона и сплевывая снег. В одной из его рук остался вырванный из головы Ходора клок волос.
Повсюду вокруг него поднимались из-под снега мертвецы.
Два, три, четыре. Бран потерял счет. Они стремительно вырастали среди туч снега. Некоторые носили черные плащи, некоторые рваные шкуры, некоторые ничего. У всех у них была бледная кожа и черные руки. А глаза горели как голубые звезды.
Трое наседало на проводника. Бран видел, как Холодные Руки полоснул одного из них по лицу. Существо продолжало наступать, тесня его прямо в руки других. Еще двое шли за Ходором, неуклюже спускаясь по склону. "Мира будет взбираться прямо здесь", - с чувством беспомощного ужаса подумал Бран. Он раскидал снег и предупреждающе закричал.
Что-то схватило его.
Когда это произошло, его крик превратился в вопль. Бран схватил горсть снега и бросил ее, но существо даже не моргнуло. Черная рука полезла ему в лицо, другая к животу. Его пальцы были как железные. Он собирается вырвать у меня кишки.
Но внезапно Лето оказался между ними. Перед глазами Брана мелькнула кожа, рвущаяся как дешевая ткань, он услышал хруст костей. Он увидел оторванное запястье, извивающиеся бледные пальцы, выцветший черный рукав. "Черный", - подумал он. - "Он носит черное, он был Дозорным.
Лето бросил руку, повернулся и вонзил зубы в шею мертвеца. Когда большой серый волк освободился, он держал (в зубах) большой кусок бледного гнилого мяса, вырванного из горла твари.
Оторванная рука все еще двигалась. Бран откатился от нее. Лежа на животе, царапая снег, он смотрел на деревья, покрытые снегом, и бледное оранжевое свечение между ними.
Пятьдесят ярдов. Если он сможет проползти пятьдесят ярдов, они не схватят его. Перчатки стали влажными, когда он цепляясь за корни и камни, пополз по направлению к свету. Чуть дальше, чуть дальше. Затем ты сможешь отдохнуть у огня.
Последний луч света уже потух среди деревьев. Настала ночь. Холодные Руки рубил и колол окруживших его мертвецов. Лето повалил одного и рвал зубами его лицо. Никто не обращал внимания на Брана. Он немного прополз вверх, волоча бесполезные ноги. Если бы я смог добраться до пещеры...
"Ходоооор"-донесся стон, откуда-то снизу.
И вдруг он был уже не Бран, сломанный мальчик, ползущий по снегу, внезапно, на полпути до холма он стал Ходором, и видел все его глазами. Крича, он пошел, качаясь на ногах, отбросив все в сторону, упав на одно колено, он начал вставать снова. Бран вытащил меч Ходора из-за пояса. Глубоко внутри он слышал бедного Ходора, по прежнему скулящего, но продолжал оставаться им - семью футами ярости со старым железом в руке. Он поднял меч и опустил его на мертвеца, лезвие с чавкающим звуком вошло в мокрую шерсть и сгнившую кожу, вспоров плоть и кости под нею.
- ХОДОР! - зарычал он и полоснул еще раз. На этот раз голова мертвеца слетела с шеи и в следующее мгновение он возликовал....пока пара мертвых рук слепо не потянулись к его горлу.
Бран попятился назад истекая кровью, Мира Рид оказалась рядом, ее лягушачье копье вошло глубоко спину существа. "Ходор", снова взревел Бран, поднимаясь (?) в гору. "Ходор, ходор." Жойен слабо шевелился там, где она опустила его на землю. Бран подошел к нему, опустил меч и взяв мальчика на руки Ходора пошатываясь встал на ноги. "ХОДОР!" - проревел он.
Мира повернулась обратно к холмам, стараясь держать мертвецов на растоянии, когда они подходили ближе. Мертвецы не чувствовали боли, но были медленные и неуклюжие.
- Ходор, - повторял Ходор при каждом шаге. - Ходор, Ходор.
Он думал о том, что подумала бы Мира, если бы он сказал, что любит ее.
На снегу над ними танцевали объятые пламенем фигуры.
Иные, понял Бран. Кто-то поджег Иных.
Лето рычал и щелкал зубами, танцуя вокруг ближайшего - объятого языками пламени останками того, что когда-то было крупным мужчиной. "Он не должен был подходить так близко. Что он делаете?" Затем он увидел себя, растянувшегося на снегу лицом вниз. Лето пытался отогнать от него это существо. "Что будет, если он убьет меня?" - задумался мальчик. - "Останусь ли я в Ходоре навечно? Вернусь ли в шкуру Лето? Или я просто умру?"
Мир кружился вокруг него. Белые деревья, черное небо, красный огонь, все вертелось, сдвигалось, путалось. Он почувствовал, что споткнулся, и услышал, как Ходор кричит: "Ходор ходор ходор ходор". Туча воронов вылетела из пещеры, и он увидел девочку, которая размахивала факелом. На мгновение Бран подумал, что это его сестра Арья... Безумие, он знал, что его сестра в тысячах лиг отсюда или мертва. Но вот она, худая, оборванная, дикая, с растрепанными волосами. Слезы выступили на глазах Ходора и замерзли.
Мир перевернулся и вывернулся наизнанку, и Бран снова обнаружил себя в своем теле, наполовину погребенным под снегом. Над ним возвышался горящий мертвец, ярко выделявшийся на фоне деревьев, покрытых снегом. Это был один из обнаженных мертвецов, отметил Бран, и через мгновение на Брана обрушился снег с соседнего дерева, засыпав его с головой.
Бран пришел в себя, лежа на куче сосновых иголок под каменным сводом. Пещера. Я в пещере. Он чувствовал вкус крови во рту, но рядом с ним горел костер, тепло согревало его лицо и ему показалось, что он никогда не чувствовал себя лучше. Лето был рядом, обнюхивая его, и Ходор, с которого капал тающий снег. Мира держала голову Жойена на коленях. И Арья стояла над ними, сжимая факел.
- Снег, - сказал Бран. - Он упал на меня. Накрыл меня.
- Спрятал тебя. Я тебя вытянула.
Мира кивнула в сторону девочки.
- Хотя спасла нас она. Факел... огонь убивает их.
Огонь сжигает их. Огонь всегда голоден.
это был не голос Арьи, не детский голос. Это был голос женщины, высокий и сладкий, со странной музыкой, в котором он, как никто другой, слышал такую грусть, что она могла разбить его сердце. Бран прищурился, что бы разглядеть ее лучше. Это была девушка, но меньше, чем Арья, ее кожа была пятнистой, как у лани, стоящей под покровом листвы. Ее глаза были необычными - большими и блистящими, золотые с зеленым, со зрачком, как у кошки... Ни у кого не бывает таких глаз, как эти. Ее волосы были каштановыми, с красновато-золотистым отливом, цвета осени, с вплетенными в них лианами, веточками и увядшими цветами.
- Кто ты, - спросила Мира Рид.
Бран понял.
- Она - Дитя. Дитя Леса.
Он вздрогнул - скорее от изумления, чем от холода. Они оказались в одной из сказок Старой Нэн.
- Первые люди назвали нас детьми, - пояснила маленькая женщина. - Гиганты называли нас "вох дак наг гран", людьми-белками, потому что мы были маленькими, быстрыми и любили деревья. Но мы не белки и не дети. На истинном языке имя нашего народа - Те, кто поют песни земли. До того, как ваши предки начали говорить на древнем языке, мы пели песни уже десять тысяч лет.
- Но ты говоришь на всеобщем языке, - заметила Мира.
- Для него. Мальчика Брана. Я родилась во времена драконов, двести лет я ходила по миру людей, смотрела, слушала и училась. Я могла бы продолжать ходить, но мои ноги болят и мое сердце устало, поэтому я вернулась домой.
- Двести лет? - спросила Мира.
Дитя леса улыбнулась:
- Люди - вот настоящие дети.
- У тебя есть имя? - спросил Бран.
- Когда оно мне нужно.
Она махнула факелом в сторону расщелины в черной стене пещеры.
- Наш путь завершен. Вы должны идти со мной.
Бран вздрогнул:
- Странник...
- Он не может идти с нами.
- Но они убьют его.
- Нет. Они давно убили его. Идемте. Там, внизу, теплее, и никто не будет вам угрожать. Он ждет вас.
- Трехглазый ворон? - спросила Мира.
- Видящий сквозь зелень.
С этими словами она пошла вглубь, и им оставалось только следовать за ней. Мира помогла Брану забраться на спину Ходору, хотя его корзина была наполовину сломана и мокра от тающего снега. Затем Мира подставила плечо брату и помогла ему снова встать на ноги. Он открыл глаза:
- Что? Где мы?
Затем он увидел огонь и улыбнулся:
- Я видел очень странный сон.
Проход был узкий и извилистый, такой низкий, что Ходору скоро пришлось ползти. Бран пригибился, как мог, но вскоре начал задевать головой потолок. Сверху ему в глаза сыпалась грязь, а однажды он ударился лбом о толстый белый корень, который рос из стены тоннеля. С корня свисали усики, а между ними были натянуты паучьи сети.
Дитя шла перед ними с факелом в руке, за ней шелестел ее плащ из листьев. Но проход был настолько извилистым, что Бран скоро потерял ее из виду. И единственным светом были отблески факела на стенах тоннеля. Когда они спустились еще ниже, проход раздвоился, но левое ответвление было непроглядно черным, и даже Ходор понял, что нужно идти направо за факелом.
Тени бежали по стенам, и казалось, что стены тоже движутся. Бран увидел огромных змей, который извивались, выползая из земли вокруг него, и его сердце забилось в страхе. Он подумал, что они забрели в гнездо молочных змей или гигантских могильных червей, мягких и бледных. У могильных червей есть зубы.
Ходор тоже увидел их.
- Ходор, - захныкал он, не желая идти дальше. Но девушка остановилась, чтобы они смогли ее догнать, и в неподвижном свете факела Бран понял, что змеи были всего лишь белыми корнями, такими же как тот, об который он ударился головой.
- Это корни чардрев, - сказал он. - Помнишь сердце-древо в богороще, Ходор? Белое дерево с красными листьями? Дерево не может причинить тебе вред.
- Ходор.
Ходор устремился вперед, вслед за их провожатой и ее факелом, в глубины земли. Они прошли еще одну развилку, затем еще одну, после чего оказались в пещере, огромной, как большой чертог Винтерфелла. Каменные зубы свисали с потолка, еще больше их росло из пола пещеры. Дитя леса в своем лиственном плаще легко прокладывала путь среди них. Время от времени она останавливалась и нетерпеливо махала факелом, словно хотела сказать: "Сюда, сюда, быстрее".
Там было еще множество проходов и каменных чертогов, Бран слышал, как справа от него капает вода. Когда он обернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, он увидел глаза, смотрящие на него. Это были яркие глаза с вертикальными зрачками, отражающие свет факела. Еще Дети Леса, подумал Бран, девушка не единственная. Но, кроме этого, он вспомнил сказку Старой Нэн о детях Генделя.
Корни были повсюду, изгибаясь, они проникали через землю и камни, сужали проходы или сплетались, образуя крыши. Все цвета исчезли, внезапно понял Бран. В мире остались только черная земля и белые корни. У сердца-древа в Винтерфелле были корни толщиной с ногу великана, но здесь встречались корни намного толще. И Бран никогда не видел их в таком множестве. Наверное, наверху была целая роща чардрев.
Свет снова исчез. Дитя леса, хоть и была маленького роста, двигалась очень быстро. Ходор поспешил за ней, но что-то хрустнуло у него под ногами. Он остановился так резко, что Мира и Жойен чуть не врезались в него.
- Кости, - сказал Бран. - Это кости.
Пол прохода была усыпан костями птиц и животных. Но встречались и другие кости, крупные, которые могли принадлежать великанами, и небольшие, которые могли быть костями детей. По обе стороны от них в каменных стенах были вырезаны ниши, из которых смотрели черепа. Бран увидел череп медведя и череп волка, полдюжины человеческих черепов и столько же - великанов. Все остальные были маленькими, необычной формы. Дети леса. Корни росли вокруг черепов и прорастали сквозь них. На некоторых сидели вороны, следившие за проходящими людьми блестящими черными глазами.
Последняя часть их долгого пути во тьме была самой крутой. Ходор проделал последний спуск сидя, подпрыгивая и скользя вниз по сломанным костям, грязи и камням. Девушка ждала их внизу, стоя на краю естественного моста над зияющей бездной. Бран услышал, что внизу бежит вода. Подземная река.
- Мы должны перейти на ту сторону? - спросил Бран. Мысль об этом пугала его. Если Ходор поскользнется на узком мосту, они будут падать очень долго.
- Нет, мальчик, - сказала Дитя. - Обернись.
Она подняла факел повыше, и свет изменился. На мгновение огонь стал оранжевым и красным, заполнив пещеру теплым светом. Но затем цвета исчезли, оставив лишь черный и белый. Сзади вздохнула Мира. Ходор обернулся.
Перед ними бледный лорд в черном как смоль одеянии сидел, как на троне, среди переплетенных корней чардрева, которые окутывали его высохшие члены, обнимали его, как мать обнимает младенца.
его тело было как скелет, одежда сгнила. Сначала Бран принял его за еще одного мертвеца, он гнил так долго, что корни проросли сквозь него. Кожа была белой, за исключением родимого пятна, тянувшегося от шеки к шее. Его белые волосы были тонкими и такими длинными, что касались земли. Корни обвивали его ноги как змеи. Один из корней проходил через сухую плоть его бедра и пронзал плечо. Темно-красные листья оплетали его череп, лоб был покрыт серыми пятнами грибов. Немного кожи оставалось, она обтягивала его лицо, твердая и жесткая, но сквозь нее то тут, то там проглядывали желто-коричневые кости.
- Ты трехглазый ворон? - Бран услышал свой голос. У трехглазого ворона должно быть три глаза. У него был только один, и тот - красный. Бран чувствовал, как этот глаз смотрит на него, блестя, как лужа крови в свете факелов. На месте второго глаза из пустой глазницы рос тонкий белый корень, спускаясь по щеке к шее.
- В... ворон?
Голос бледного лорда был бесстрастен. Губы двигались медленно, будто он забыл, как складывать слова.
- Да, когда-то. Черный наряд и черная кровь.
Его одежда сгнила и прохудилась, покрылась мхом, её проели черви, но некогда она была черной.
- Я был многими, Бран. Теперь я то, что ты видишь, и теперь ты поймешь, почему я не мог к тебе прийти... кроме как в снах. Я долго наблюдал за тобой, наблюдал тысячей глаз и одним. Я видел твое рождение, а до этого - рождение твоего лорда-отца. Я видел твой первый шаг, слышал твое первое слово, был в твоем первом сне. Я смотрел, как ты упал. А теперь ты, наконец, пришел ко мне, Брандон Старк, хотя уже поздно.
- Я здесь, - сказал Бран, - только я искалечен. Ты... ты вылечишь меня... то есть мои ноги?
- Нет, - сказал бледный лорд. Это не в моей власти.
Глаза Брана наполнились слезами. Мы проделали такой длинный путь. В камере отдавался эхом шум черной реки.
- Ты никогда не будешь ходить снова, Бран, но ты будешь летать, - пообещали бледные губы
ТИРИОН
Долгое время он не шевелился, лежа неподвижно на куче старых мешков, служивших ему постелью, прислушиваясь к ветру в снастях и плеску реки о корпус судна.
Полная луна плыла над мачтой. Она преследует меня вниз по реке, наблюдая за мной, как огромный глаз. Несмотря на теплоту затхлых кож, которые покрывали его, дрожь прошла через карлика. Мне нужна чаша с вином. Дюжина чаш вина. Но скорее Луна начнёт подмигивать, чем сукин сын Грифф позволит утолить его жажду. Вместо этого он напился воды, и был осужден на бессонные ночи и дни в поту и ознобе.
Карлик сел, cжимая голову руками. Я спал? Все вопоминания об этом исчезли. Ночи никогда не были добры к Тириону Ланнистеру. Он плохо спал даже на мягких перинах. На Робкой Деве, он устроил себе постель на крыше каюты, используя вместо подушки бухту пеньковой веревки. Здесь ему нравилось больше, чем в тесном корабельном трюме. Воздух был свежее, и речные звуки приятнее, чем храп Утки. Но за удовольствия надо платить: палуба была жесткой, и когда он проснулся, тело его ныло и не сгибалось, а ноги затекли и болели.
Они пульсировали, икры стали твердыми как дерево. Он растер их пальцами, пытаясь угомонить боль, но когда он встал боль была все еще ощутимой, заставив его измениться в лице. Мне нужна ванна. Его мальчишеская одежда воняла, как и он сам. Другие купались в реке, но он не присоединялся к ним. Некоторые черепахи, которых он видел на мелководье, выглядели достаточно большими чтобы перекусить его пополам. Костоломы называл их Утка. Кроме того он не хотел чтобы Лемора видела его голым.
Деревянная лестница спускалась вниз с крыши каюты. Тирион натянул свои сапоги и спустился на палубу, где сидел Грифф, укутанный в плащ из шкуры волка, рядом с жаровней. Наемник сам нес ночную вахту, поднимаясь когда его команда ложилась спать и отдыхая после восхода солнца.
Тирион присел напротив него и стал греть свои руки над углями. Над рекой пели соловьи.
- Скоро день, - сказал он Гриффу.
- Не скоро. Мы должны бы двигаться.
В представлении Гриффа, "Робкая дева" должна была спускаться вниз по течению ночью, также как и днем, но Яндри и Исилла отказывались подвергать риску лодку в темноте. Верхний Ройн был полон выступов и коряг на дне, каждый и которых мог порвать "Робкой деве" корпус. Грифф не хотел слышать об этом. Все что он хотел, был Воллантис.
Глаза наемника постоянно двигались, выискивая в ночи....что? Пиратов? Каменных людей? Ловцов рабов? На реке было опасно, карлик знал, но Грифф сам по себе представлялся Тириону более опасным чем любой из них. Он напоминал Тириону Бронна, но тот хотя бы обладал черным юмором наемника, которого Грифф был лишён начисто.
- Я бы убил за чашу вина, - пробормотал Тирион.
Грифф не ответил. Ты умрешь раньше, чем доберешься до вина, казалось, говорили его бледные глаза. Тирион напился до потери сознания в первую ночь на "Робокой деве". На следующий день, ему показалась, что в его голове воюют драконы. Грифф увидел, как его рвало через борт, и сказал: "Ты больше не пьешь".
- Вино помогает заснуть, - возразил Тирион. Вино спасает от снов, было бы точнее.
- Тогда бодрствуй, - ответил неумолимый Грифф.
На востоке бледный свет дня заливал небо над рекой. Воды Ройны медленно становились из черных синими, под цвет волос и бороды наемника. Грифф поднялся на ноги. "Остальные скоро проснутся. Палуба твоя". Соловьи умолкли, запели речные жаворонки. В тростниках и на отмелях виднелись белые цапли. В небе засияли облака: розовые и пурпурные, коричневые и золотые, жемчужные и шафранно-желтые. Одно облако напоминало дракона. Как писал кто-то, если человеку случилось увидеть летящего дракона, он может остаться дома и мирно возделывать свой сад, ведь во всем мире нет большего чуда. Тирион почесал шрам и попытался припомнить автора. Драконы в последнее время часто занимали его мысли.
Доброе утро, Хьюгор. - Септа Лемор появилась на палубе. Ее белое одеяние было перехвачено вокруг талии поясом, сотканом из тканей семи разных цветов. Распущенные волосы свободно опускались по плечам. "Как вам спалось?"
- Урывками, милая леди. Я снова грезил о вас.
Сон наяву. Он не мог заснуть, пока облегчался рукой между своих ног, представляя септу на себе с подпрыгивающими грудьми.
Неприличный сон, не сомневаюсь. Вы порочный человек. Не хотите помолиться со мной и просить искупления грехов?"
Только если молиться мы будем так, как это делают на Летних Островах.
- Нет, но передайте за меня Деве долгий сладкий поцелуй.
Смеясь, септа прошла на нос лодки. Это был ее ритуал - утренннее купание в реке. "Определенно эту посудину назвали не в вашу честь", - крикнул Тирион, когда она скинула одежды.
Мать и Отец создали нас по своему подобию, Хьюгор. Мы должны гордиться своим телом. Потому как оно сотворено богами".
Боги должны быть были пьяны, когда занимались моим телом. Карлик глядел, как септа Лемор скользнула в воду. Эта картина всегда возбуждала его. Удивительно порочной казалась мысль о том, каково было б стянуть с септы ее белые тряпки и раздвинуть ей ноги. Лишить невинности. Хотя Лемор была не так уж невинна, как казалось. Характерные растяжки на ее животе могли появиться лишь после родов.
Яндри и Изилла встали с первыми лучами солнца и уже занимались своими делами. Яндри проверял оснастку и время от времени бросал взгляды в сторону Септы Лемор. Его маленькая смуглая жена Изилла не обращала на это внимания. Она подбросила щепок в жаровню на задней палубе, поворошила угли почерневшим клинком и начала месить тесто для утренних бисквитов.
Когда Лемор вскарабкалась на палубу, Тирион наслаждался зрелищем воды, стекающей между ее грудей, ее гладкой кожи, сверкающей золотом в утренних лучах. Ей было за сорок, скорее статная, чем хорошенькая, но все еще миловидная. Он решил, что пребывать в состоянии сексуального возбуждения почти также хорошо, как и быть пьяным. Это заставляло чувствовать себя живым.
- Ты видел черепаху, Хугор? - спросила септа, выжимая волосы. - Большую рубчатую?
Лучше всего было наблюдать за черепахами рано утром. В середине дня они опускаются на глубину или прячутся в углублениях вдоль берега, но когда солнце только начинает подниматься, они выплывают на поверхность. Некоторые любят плавать вдоль лодки. Тирион успел разглядеть дюжину различных видов: больших и маленьких, плоскоспинных и красноухих, мягкопанцирных и зубчатых, коричневых, зеленых, черных, когтистых и рогатых, черепах, чьи ребристые и узорчатые панцири были покрыты золотыми, яшмовыми и кремовыми разводами. Некоторые были настолько велики, что могли нести на спине человека. Яндри клялся, что Ройнарская принцесса использует их, чтобы переправляться через реку. Он и его жена родились на Зеленой крови, пара дорнийских сирот, вернувшихся к Отцу Ройну.
- Рубчатую я пропустил, - я разглядывал голую женщину.
- Жаль, - Лемор натянула тунику через голову. - Я знаю, что ты встаешь так рано, чтобы понаблюдать за черепахами.
- Мне также нравится наблюдать за восходом солнца, - это как наблюдать восхождение обнаженной девы после купания. Одни из них могут быть симпатичнее других, но все в равной степени полны обещаний. - Я допускаю, что черепахи тоже преисполнены собственного очарования. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем вид двух красиво очерченых... панцирей.
Септа Лемор рассмеялась. Как у всякого пассажира "Робкой девы", у нее были свои секреты. Она располагала к ним. Он не хотел узнавать ее ближе, он просто хотел ее трахнуть. И она это знала. Повесив кристалл септы на шею и угнездив его в ложбинке между грудей, она поддразнила его улыбкой.
Яндри поднял якорь, стянул один из длинных шестов с крыши каюты и оттолкнулся. Две цапли, подняв головы, наблюдали как "Робкая дева" заскользила от берега, выходя на середину потока. Лодка медленно поплыла вниз по течению. Яндри перешел к румпелю. Изилла переворачивала бисквиты. Она поставила железную сковороду на жаровню и выложила на нее бекон. В одни из дней она готовила бисквиты и бекон, в другие - бекон и бисквиты. Раз в две недели была рыба, но не сегодня.
Пока Изилла отвернулась, Тирион стащил из жаровни бисквит, метнувшись прочь как раз вовремя, чтобы избежать встречи с ее грозной деревянной ложкой. Лучше всего было есть бисквиты горячими, обмакивая в масло и мед. Запах жарящегося бекона вскоре выманил из трюма Утку. Он обнюхал жаровню, схлопотал ложкой от Изиллы и пошел назад пустить утреннюю струю с кормы.
Тирион проковылял вслед за ним.
- Вот на что стоит посмотреть, - съязвил он, пока они опорожняли свои мочевые пузыри, - карлик и утка, преумножающие силу могучего Ройна.
Яндри захрюкал от смеха:
- Отцу Ройну не нужна твоя жидкость, Йолло. Он и так величайшая река в мире.
Тирион стряхнул последние капли.
- Достаточно великая, чтобы утопить карлика, гарантирую. Хотя Мандер также широк. Да и Трезубец у устья. А Черноводная глубже.
- Ты не знаешь реку. Подожди и увидишь.
Бекон покрылся хрустящей корочкой и бисквиты подрумянились в золотисто коричневый цвет. Юный Грифф вышел на палубу, зевая.
- Доброе утро всем.
Парень был меньше ростом чем Утка, но его долговязое сложение говорило, что он еще вытянется. Этот безбородый юнец мог бы заполучить любую девку в Семи Королевствах, с синими волосами или без них.
Они бы таяли под его взглядом. У Юного Гриффа были синие глаза, как и у отца, но если у того они были почти бесцветными, то у мальчишки - тёмными. При свете лампы они становились чёрными, а при свете заката - фиолетовыми. Ресницы были длинны, как у девушки.
- Я чую запах бекона, - объявил юноша, натягивая свои ботинки.
- Хороший бекон, - сказала Йсилла. - Садись.
Она кормила их на передней палубе, не ограничивая Юного Гриффа в сладком печенье, и лупя по рукам Утки своей ложкой, когда тот хотел загрести больше бекона. Тирион взял два крекера, положил между ними кусок бекона отнес Яндри у румпеля. Потом помог Утке установить большой треугольный парус "Робкой Девы". Яндри вел их по середине реки, где течение было сильнее. "Робкая дева" была прекрасным судном. Её посадка была неглубокой, поэтому она могла продолжать свой путь даже по самым маленьким речным притокам, преодолевать песчаные отмели, на которые сели бы суда большего размера. С поднятыми парусами и достаточным течением под ней, лодка могла развить хорошую скорость. Это был вопрос жизни и смерти в верхнем течении Ройна, уверял Яндри. "Вверх по течению от Печалей нет законов уже тысячи лет.
И людей как я посмотрю.
Он видел какие-то развалины на берегах реки, груды каменной кладки, заросшие лозой, мхом и цветами, и никаких других признаков человеческого существования.
- Ты не знаешь реки, Йолло. Пиратские лодки могут скрываться в любой излучине, а беглые рабы часто прячутся среди руин. Ловцы рабов редко заходят так далеко на север.
"Ловцы рабов были бы хорошей удачей для черепах"
Не будучи беглым рабом, Тирион не боялся быть пойманным. И ни один пират не захотел бы захватывать лодку, движущуюся вниз по течению. Ценные товары наоборот поднимались вверх по течению из Воллантиса.
Когда с беконом было покончено, Утка толкнул Юного Гриффа в плечо:
- Пора набить синяки. Мечи сегодня, я полагаю.
- Мечи? - ухмыльнулся Юный Грифф. - С мечами будет здорово.
Тирион помог ему одеться для боя в толстые штаны, подбитый дублет и помятые латы из старой стали. Сир Ролли надел свою кольчугу поверх кожаной куртки. Оба надели шлемы на головы и взяли тупые мечи из сундука для оружия. Они расположились на корме, бросая друг на друга нетерпеливые взгляды, пока остальные наблюдали.
Когда они бились на деревянных или тупых топорах, больший вес и сила Сира Ролли давали ему большее преимущество; с мечами шансы были более равными. Никто из них сегодня не взял щит, поэтому это была игра в нападение и защиту, вперед и назад по палубе. Юный Грифф наносил больше ударов, хотя удары Утки были мощнее. В конце-концов старший стал уставать. Его удары стали медленнее и медленнее. Юный Грифф отразил их все и предпринял яростную атаку, заставившую сира Ролли отступить. Когда они достигли бортика, парень сцепил их клинки и толкнул Утку плечом так, что здоровяк полетел и реку.
Он вынырнул фыркая и бранясь, вопя чтобы кто-то вытащил его обратно, пока рыбы не съели его причиндалы. Тирион бросил ему веревку.
- Утке следует плавать получше, - сказал он пока они вместе с Яндри затаскивали рыцаря на зад на борт "Робкой Девы"
Сир Ролли сгреб Тириона за воротник.
- Давай посмотрим как карлики плавают, - сказал он, толкая его головой вниз в Ройн.
Карлику было не смешно; он сносно умел грести и греб... пока его ноги не начало сводить судорогой. Юный Гриф протянул ему шест.
- Ты не первый, кто пытается утопить меня, - сказал он Утке, выливая речную воду из сапога. - Отец бросил меня в колодец в день, когда я родился, но я был так уродлив, что водяная ведьма, жившая в глубине, выплюнула меня обратно.
Он стянул другой сапог и прошелся колесом по палубе, обрызгав всех.
Юный Грифф засмеялся.
- Где ты этому научился?
- Лицедеи научили меня, - солгал он. - Мать любила меня больше остальных детей, из-за того, что я был таким маленьким. Она кормила меня грудью, пока мне не исполнилось семь. Братья ревновали, поэтому они засунули меня в мешок и продали бродячей труппе. Когда я попытался сбежать, хозяин труппы отрезал мне половину носа, так что у меня не осталось другого выбора, кроме как пойти с ними и учиться быть забавным.
Правда была несколько иной. Дядя немного научил его кувыркаться, когда ему было шесть или семь лет. Тирион отдавался этому занятию с усердием. Полгода он кульбитами прокладывал веселый путь по Кастерли Рок, вызывая улыбки на лицах септонов, оруженосцев и слуг. Даже Серсея раз или два засмеялась, увидев его.
Все это внезапно закончилось в день, когда отец вернулся из Королевской Гавани. В тот вечер за ужином Тирион удивил своего родителя, пройдясь на руках по всей длине стола. Лорд Тайвин не был доволен.
- Боги создали тебя карликом. Неужели нужно быть еще и шутом? Ты был рожден львом, а не обезьяной.
А ты труп, Отец, так что я буду скакать, как мне нравится.
- У тебя дар вызывать у людей улыбку, - сказала Тириону Септа Лемор, пока он сушил пальцы на ногах. - Ты должен быть благодарен Небесному Отцу. Он одаривает всех своих детей.
- Одаривает, - любезно согласился он.
"А когда я умру, пожалуйста, пусть меня похоронят с арбалетом, чтобы я мог отблагодарить Небесного Отца за его дары так же, как я отблагодарил отца земного."
С его одежды все еще капала вода после непреднамеренного купания, и она неприятно липла к рукам и ногам. Пока Молодой Грифф удалился с Септой Лемор, постигать таинства Веры, Тирион сбросил мокрую одежду и надел сухую. Утка расхохотался, когда он снова появился на палубе. И Тирион не мог его за это винить. В этой одежде он являл миру забавное зрелище. Его дублет был разделен пополам: левая часть - из пурпурного бархата с бронзовыми заклепками, правая - из желтой шерсти вышита зеленым цветочным узором. Его бриджи были разделены таким же образом: правая штанина была зеленой, левая - в красную и белую полоску. Один из сундуков Иллирио был набит детской одеждой, старой, но добротной. Септа Лемор распорола ее и сшила заново, смешав между собой части от разных костюмов и превратив их в нелепую пестроту.
Грифф даже настоял, чтобы Тирион помогал с распарыванием и шитьем. Не было сомнений, что это делалось с целью его унизить, но Тирион наслаждался процессом. Компания Лемор была приятной, несмотря на ее склонность ругать его каждый раз, когда он грубо отзывался о богах. Если Грифф хочет сделать из меня дурака, я поддержу игру. Мысль о том, что Тайвин Ланнистер, где бы он сейчас не находился, бесится от ярости, смягчала обиду.
Вторая его обязанность была совсем не дурацкой. У Утки был меч, у него - перо и пергамент. Грифф приказал ему записать все, что он знал из драконологии. Задача была трудновыполнимой, но карлик корпел над ней ежедневно, выцарапывая аккуратно насколько мог, сидя со скрещенными ногами на крыше каюты.
За прошедшие годы Тирион многое узнал о драконах. Большая часть была почерпнута из бесполезных сказок, и на нее нельзя было полагаться, а книги, которые предоставил им Иллирио, были не из тех, о которых стоило мечтать. Чего ему действительно не доставало, так это полного текста "Пожаров Свободных Земель" - истории Валирии Галендро. В Вестеросе не было ни одной полной копии, даже двадцать семь свитков Цитадели были неполными. Копия определенно могла быть в библиотеке Старого Волантиса. Я смогу найти более полную версию там, если мне удастся найти путь за Черные Стены в сердце города.
Меньше надежд он питал в отношении книги Септона Барта "Драконы, Змии, Виверны и их чудовищная история". Барт был сыном кузнеца, доросшим до звания Королевской Десницы в период правления Джейехериса Миротворца. Враги всегда обвиняли его в том, что он был больше колдуном, чем септоном. Бэйлор Благословенный, взойдя на Железный Трон, приказал уничтожить все рукописи Барта. Десять лет назад Тириону удалось прочесть отрывок из Чудовищной истории, ускользнувший от Благословенного Бэйлора, но он сомневался, что какой-то из книг удалось пересечь Узкое море. И, конечно, меньше всего надежды было найти неполный, анонимный, пропитанный кровью том, иногда называемый "Кровь и огонь", иногда - "Смерть драконов", единственная сохранившаяся копия которого была вероятнее всего спрятана в запертых подвалах Цитадели.
Когда Полумейстер, зевая, вышел на палубу, карлик записывал то, что мог вспомнить об особенностях размножения драконов - мнения Барта, Мункуна и Томакса по этому вопросу заметно расходились. Халдон направился на корму, чтобы помочиться на солнце, мерцающее в воде и распадающееся на части при каждом дуновении ветра.
- Мы доберемся до слияния с Нойном к вечеру, Йолло, - крикнул Полумейстер.
Тирион оторвал взляд от письма. "Мое имя - Хьюгор. Йолло прячется в моих штанах. "Мне выпустить его поиграть?"
- Лучше не надо. Ты можешь испугать черепах.
Улыбка Халдона была колкой, как острие кинжала.
- Как, ты сказал, называлась та улица в Ланниспорте, на которой ты родился, Йолло?
- Это был переулок. И у него не было названия.
Тирион получал пьянящее удовольствие, придумывая детали из красочной жизни Хугора Хилла, также известного как Йолло, бастард Ланниспоста. Лучшая ложь приправлена щепоткой правды. Карлик знал, что его акцент был из западных земель и выдавал его знатное происхождение, поэтому Хугору следовало быть незаконнорожденным сыном лорда. Родом из Ланниспорта, потому что он знал этот город лучше чем Старомест или Королевскую Гавань, города где большинство карликов заканчивали свои дни, даже те, кто был произведен на свет добропорядочными крестьянками в захолустьях....В деревнях не было шоу уродцев или цирковых трупп...но зато там было достаточно колодцев, чтобы поглотить нежелательных котят, трехголовых телят или детей подобных ему.
- Я смотрю, ты опять извел хороший пергамент, Йолло.
Халдон зашнуровал штаны.
- Не всем из нас дано быть полумейстером.
Руку Тириона сводило судорогами. Он отложил перо и размял короткие пальцы.
- Как насчет еще одной партии в кайвассу?
Полумейстер всегда побеждал его, но это был способ скоротать время.
- Сегодня вечером. Присоединишься к нам на занятии Юного Грифа?
- Почему нет? Кто-то же должен исправлять твои ошибки.
На "Робкой деве" было четыре каюты. Яндри и Изилла занимали одну.
Грифф и Молодой Грифф - другую. Септа Лемор имела собственную каюту, как и Халдон. Каюта Полумейстера была самой большой из всех. Вдоль одной из стен стен располагались книжные полки и стеллажи, заполненные старыми свитками и пергаментом; у другой - стойки с мазями, травами и зельями. Желтое рифленое стекло круглого окна преломляло солнечный свет. Обстановка включала в себя койку, письменный стол, стул, табурет и игральный столик для кайвассы, на котором были разбросаны деревянные резные фигурки.
Урок начался с изучения языков. Молодой Гриф свободно владел общим языком и бегло разговаривал на высоком валирийском, диалектах Пентоса, Тироша, Мира и Лисса, а также морском жаргоне. Волантийский диалект был ему незнаком, как и Тириону, и поэтому они каждый день заучивали по несколько слов, а Халдон исправлял их ошибки. С мееринским было тяжелее; хотя корни и были валирийскими, сам язык тесно переплетался с грубым, безобразным говором Старого Гиса. "Надо засунуть пчелу в нос, чтобы нормально разговаривать на гисском," пожаловался Тирион. Молодой Гриф засмеялся, но Полумейстер лишь произнес: "Снова". Мальчик послушался, хотя теперь он закатывал глаза при каждом "зззз". "У него слух лучше," вынужден был признать Тирион: "но, держу пари, мой язык подвижнее."
За языками последовала геометрия. В ней мальчик был менее искусен, но Халдон был терпеливым учителем, и Тирион тоже смог найти себе применение. Он узнал тайны квадратов, окружностей и треугольников от мейстера своего отца в Кастерли Рок, и воспоминания вернулись к нему быстрее, чем он мог бы предположить.
Когда они дошли до истории, Юный Гриф начал терять терпение.
- Мы обсуждали историю Волантиса, - сказал ему Халдон. - Можешь рассказать Йолло, в чем разница между тигром и слоном?
- Волантис - старейший из Девяти Вольных Городов, первая дочь Валирии, - ответил юноша скучающим тоном. - После Гибели волантийцам было приятно думать о себе, как о полноправных наследниках земли и законных правителях мира, но они не сошлись во взглядах на то, как лучше достичь господства. Древняя Кровь склонялась к мечу, а купцы и ростовщики поддерживали торговлю. По мере того, как они боролись за власть над городом, соперников стали называть тиграми и слонами соответственно.
- Тигры продержались у власти еще век после Рока Валирии. В то время им сопутствовал успех. Волантийский флот взял Лис, волантийская армия захватила Мир, и целых два поколения все три города управлялись из-за Черных Стен. Все рухнуло, когда тигры попробовали захватить Тирош. На его сторону встали Пентос и Штормовой Король из Вестероса. Браавос предоставил линесийским изгнанникам сотню боевых кораблей, Эйегон Таргариен вылетел с Драконьего Камня на Черном ужасе, и Мир с Лисом подняли восстание. После войны остались Спорные острова, а также освобожденные от гнета Мир и Лис. Тигры терпели и другие поражения. Флот, который они послали, чтобы вернуть Валирию, исчез в Дымящемся море. Квохор и Норвос разбили их войска на Ройне, когда огненные галеи бились на Кинжальном озере. С востока приходили дотракийцы, прогоняя малые народы из их шалашей и богачей с их владений, пока только трава и руины не остались на всем пространстве от лесов Квохора до истоков Селхору. После века войны, Волантис остался разбитым, обанкротившимся и обескровленным. Тогда-то и пришли к власти слоны. Они держат власть по сей день. Иногда из числа тигров выбирают триархов, иногда нет, но никогда не больше одного, так что слоны правят городом вот уже три сотни лет.
- Все правильно, - отметил Халдон. - Кто нынешние триархи?
- Малакво - тигр, Ниессос и Донифос - слоны.
- И какой урок мы можем извлечь из истории Волантиса?
- Если хочешь завоевать мир, стоит обзавестись драконами.
Тирион не смог удержаться от смеха.
Позже, когда Юный Гриф поднялся на палубу, чтобы помочь Яндри с парусами и мачтами, Халдон подготовил столик для партии в кайвассу. Тирион взглянул разноцветными глазами и заметил:
- У парня есть способности. Вы хорошо обращаетесь с ним. К сожалению, половина лордов в Вестеросе не так хорошо образована. Языки, история, песни, арифметика... Гремучая смесь для сына какого-то наемника.
- В хороших руках книга может стать так же опасна как и меч, - сказал Халдон. - В этот раз, Йолло, постарайся биться лучше. В кайвасу ты играешь также плохо, как и кувыркаешься.
- Я пытаюсь внушить тебе обманчивое чувство уверенности, - сказал Тирион, когда они расставили фигуры по обеим сторонам резной деревянной доски. - Ты думаешь, что научил меня играть, но вещи - не всегда то, чем кажутся. Может быть, я научился игре у торговца сыром, ты не думал о такой возможности?
- Иллирио не играет в кайвассу.
Нет, подумал карлик, он играет в игру престолов, а ты и Гриф, и Утка - всего лишь пешки, которые он передвигает, куда хочет, и которыми при необходимости пожертвует, как он пожертвовал Визерисом.
- Тогда вина на тебе. Если я играю плохо, это дело твоих рук.
Полумейстер усмехнулся.
- Йолло, мне будет не хватать тебя, когда пираты перережут тебе глотку.
- Где эти знаменитые пираты? Я начинаю думать, что ты и Иллирио придумали их всех.
- Их больше всего на участке реки между Ар Нойем и Печалями. Вверх от руин Ар Нойя рекой заправляет Квохорик, а ниже Сорроса галеры Воллантиса контролируют реку, однако ни один город не претендует на воды между ними, поэтому пираты сделали их своими. Кинжальное озеро полно островов где они прячутся в пещерах и тайных укреплениях.
- Ты готов?
С тобой? Без сомнения. С пиратами? Ну уж нет.
Халдон убрал ширму. Каждый их них изучал расстановку фигур у другого.
- Ты учишься, - сказал Полумейстер.
Тирион уже почти схватил своего дракона, но передумал. В прошлой игре он вывел его слишком рано, и тот пал от требушета.
- Если мы встретим этих легендарных пиратов, может быть, я присоединюсь к ним. Я скажу им, что меня зовут Хугор Полумейстер.
Он передвинул своего рысака к горам Халдона.
Халдон ответил слоном.
- Имя Хугор Полоумный подошло бы тебе больше.
- Мне нужна только половина моего ума, чтобы быть с тобой на равных.
Тирион передвинул тяжеловоза, чтобы защитить рысака.
- Может быть, ты не прочь сделать ставку на результат?
Полумейстер поднял бровь.
- Сколько?
- У меня нет денег. Мы будем играть на секреты.
- Грифф мне язык отрежет.
- Боишься, да? Я бы на твоем месте боялся.
- В день, когда ты обыграешь меня в кайвассу, у меня черепахи выползут из задницы.
Полумейстер подвинул свои копья.
- Считай, что мы заключили пари, карлик.
Тирион протянул руку к дракону.
Через три часа карлик вылез на палубу чтобы опорожнить свой мочевой пузырь. Утка помогал Яндри справиться с парусом, пока Исилла держала штурвал. Солнце висело низко над тростником на западном берегу, и поднялся порывистый ветер. Мне нужен тот мех с вином, подумал карлик. Его ноги сводило судорогой от сидения на том табурете, он чувствовал что его водит и боялся как бы не упасть в реку.
- Йолло, - окликнул Утка. - Где Халдон?
- Его уложили в постель с некоторым недомоганием. У него черепахи выползают из задницы.
Он предоставил рыцарю самому разобраться с этим и вскарабкался по лестнице на крышу каюты. Далеко на востоке мгла собиралась за скалистым островом.
Там его нашла Септа Лемор.
- Ты чувствуешь шторм в воздухе, Хугор Хилл? Перед нами Кинжальное Озеро, где рыщут пираты. А за ним - Печали.
Не мои. Куда бы я ни шел, всюду меня сопровождают мои собственные сожаления. Он задумался о Тише и о том, куда отправляются все шлюхи. Почему не в Волантис? Может быть, я найду ее там. Человеку нужно на что-то надеяться. Он подумал о том, что бы ей сказал. Мне жаль, что я позволил им тебя изнасиловать, любимая. Я думал, ты была шлюхой. Могла бы ты простить меня? Я хочу вернуться в наш домик, когда мы были мужем и женой.
Остров остался позади. Тирион видел развалины, возвышающиеся вдоль восточного берега: кривые стены и рухнувшие башни, разрушенные своды и ряды сгнивших деревянных колонн, улицы, задохнувшиеся в грязи и заросшие багровым мхом. Еще один мертвый город, в десять раз больше, чем Гойан Дрое. Теперь здесь жили черепахи, огромные костоломы. Карлик видел, как они греются на солнце - коричневые и черные бугры с неровными гребнями, расходящимися от центра панцирей. Некоторые заметили "Робкую Деву" и скользнули в воду, оставляя за собой рябь. Не очень подходящее место для купания.
Потом, сквозь скрюченные полузатопленные деревья и широкие мокрые улицы, он заметил серебристый блеск солнца на воде. Еще одна река, сразу же понял он, спешит к Ройну. Руины становились выше, а суша - все уже, пока город не закончился на мысе, где видны были развалины грандиозного дворца из розового и зеленого мрамора, очертания его обвалившихся сводов и сломанных шпилей возвышались над рядом крытых арок. Тирион увидел еще больше черепах, спавших на стапелях там, где когда-то могли стоять в доках полсотни кораблей. Теперь он знал, где находится. Это был дворец Нимерии и все, что осталось от Ни Сара, ее города.
- Йолло, - крикнул Яндри, когда корабль прошел мимо, - расскажи ка мне опять о Вестеросских реках, которые так же велики, как Мать Ройн.
- Я не знал, - отозвался он. - Ни одна река в Семи Королевствах не достигает и половины ширины этой.
Новый приток был столь же широк как и река по которой они плыли, и каждая из них почти не уступала Мандеру или Трезубцу.
- Это Ни Сар, где Отец встречает свою Буйную Дочь - Нойн, - сказал Яндри, - но своей самой широкой точки он достигнет, когда встретится с остальными дочерями. У Кинжального озера присоединится Койн, Мрачная Дочка, полная золота и янтаря с Секиры и сосновых шишек из лесов Квохора. Южнее этих трех Отец встретит Лорулу, Улыбчивую Дочку с Золотых Полей. Там где они сливаются, когда-то стоял Кроян, праздничный город, где улицы были из воды, а дома из золота. Затем снова на юг и восток на долгие лиги, пока, в конце концов, не подползет Селору - Застенчивая Дочь, что прячет свои воды в тростниках и заводях. Там Отец Ройн разливается так широко, что если выплыть на середину реки - не видно берегов. Вот увидишь, мой маленький друг.
Увижу, думал карлик, когда он заметил рябь на воде впереди в менее чем шести ярдах от лодки. Он уже собирался сообщить об этом Лемор, когда поверхность забурлила и "Робкая Дева" закачалась на волнах.
Это была черепаха, рогатая черепаха огромных размеров с темно-зеленым панцирем, испещренным коричневыми крапинками, покрытым водяным мхом и застарелыми черными речными моллюсками. Черепаха подняла голову и издала низкий монотонный рев, громче любого военного горна, который Тириону когда-либо доводилось слышать. "Мы благословлены", - в голос зарыдала Ясилла, из ее глаз рекой текли слезы. - "Мы благословлены, благословлены!"
Утка и Молодой Грифф улюлюкали. Чтобы узнать о причине всеобщего волнения, на палубу поднялся Халдон... но слишком поздно. Гигантская черепаха исчезла под толщей воды. "Из-за чего весь этот шум?" - спросил он.
- Черепаха, - сказал Тирион. - Черепаха больше, чем наш корабль.
- Это был он, - воскликнул Яндри. - Речной Старик.
Почему бы и нет, ухмыльнулся Тирион. При рождении королей всегда происходят чудеса и явления богов.
ДАВОС
"Веселая повитуха" проскользнула в Белую Гавань с вечерней волной, ее залатанный парус колыхался от каждого порыва ветра.
Она была старой рыбацкой лодкой, и даже в молодости никто не назвал ее хорошенькой. Ее носовая фигура изображала смеющеюся женщину, держащую за а одну ногу младенца, но лицо женщины и задница младенца рябили червоточинами. Бесчисленные слои коричневой краски покрывали корпус, паруса были серыми и изодранными. Она не была кораблем, на который бросишь второй взгляд, разве только для того, чтобы удивиться, как он остается на плаву. "Веселая повитуха" была известна в Белой Гавани. Много лет она вела скромную торговлю между ней и Сестрицами.
Отправляясь с Саллой и его флотом, Давос не рассчитывал на такое прибытие. Тогда все казалось проще. Вороны не принесли Королю Станнису покорности Белой Гавани, значит его милость шлет посланника, чтобы снестись с лордом Мандерли лично. Демонстрируя силу, Давос прибудет на галлее "Валирия" с остальным лиссинийским флотом за спиной. Каждый корпус был полосатым: черным и желтым, розовым и синим, зеленым и белым, фиолетовым и золотым. Лиссенийцы любят яркие цвета, а Салладор Саан - самые яркие. Салладор Блестящий, подумал Давос, но шторма положили конец всему.
Вместо этого он тайно проник в город, как может быть сделал бы это двадцать лет назад. Пока он не знал как обстоят здесь дела, было бы благоразумнее предсталяться простым моряком, а не лордом.
Белокаменные стены стены Белой Гавани выросли перед ним на восточном берегу, где Белый Нож впадал в залив. За шесть лет, что Давос здесь не был, многие городские укрепления усилились. Мол, разделявший внутреннюю и внешнюю гавани, был укреплен длинной каменной стеной высотой в тридцать футов и длиной почти в милю, с башнями через каждые сто ярдов.
С Тюленей скалы, где раньше были одни руины, тоже поднимался дым.
Это могло быть хорошо или плохо, в зависимости от того, чью сторону выбрал лорд Виман.
Давос всегда любил этот город, с тех пор как впервые прибыл сюда как юнга на "Булыжниковой кошке". Хоть и маленький по сравнению со Староместом и Королевской гаванью, он был чистым и хорошо организованным, с широкими прямыми мощеными улицами, по которым люди легко можно найти дорогу. Дома были построены из известкового камня, со скатными крышами из темно-серого шифера. Рого Ухорис, своенравный старый владелец "Булыжниковой кошки", имел обыкновение утверждать, что он может отличить один порт от другого, только по манере как они воняют. Города похожи на женщин, настойчиво утверждал он, каждый имел свой собственный уникальный запах. Старомест столь же цветист, как надушенная вдова. Ланниспорт был дояркой, свежей и грубоватой, с запахом древесного дыма в волосах. Королевская Гавань воняла словно какая-то немытая шлюха. Но приятный запах Белой Гавани был острым и соленым и даже немного рыбным. Она пахнет, как должна пахнуть русалка, - говорил Рого. - Она пахнет морем.
"И всё еще пахнет", - подумал Давос, но он также чуял торфяной дым, плывущий с Тюленьей Скалы. Морская глыба господствовала над подходами к внешней гавани, массивный серо-зеленый выступ поднимался над водой на пятьдесят футов. Его вершину венчало кольцо обветренных камней - круглый форт Первых Людей, который сотни лет простоял пустым и заброшенным. Сейчас он не был заброшен. Давос видел скорпионы и огнеметы за стоящими камнями, а между ними выглядывали арбалетчики. Там, должно быть, холодно и сыро. Во все предыдущие заходы он видел тюленей, гревшихся внизу на разбитых камнях. Слепой Бастард заставлял его считать их всякий раз, когда "Булыжная кошка" уходила из Белой Гавани; чем больше тюленей, говорил Роро, тем счастливей будет их плаванье. Сейчас тюленей не было. Дым и солдаты их распугали. Умный человек увидел бы в этом предупреждение. Будь у меня хоть наперсток разума, я бы ушел с Саллой. Он мог бы направиться на юг, к Марие и сыновьям. Я потерял четырех сыновей на службе королю, а пятый служит у него оруженосцем. У меня есть право заботиться о двух мальчиках, которые еще остались. Я так давно их не видел.
В Восточном Дозоре черные братья говорили ему, что между Мандерли из Белой Гавани и Болтонами из Дредфорта не было никакой любви. Железный Трон вознес Русе Болтона в Хранители Севера, так что у Вимана Мандерли были причины признать Станниса. Белая Гавань не могла оставаться в одиночестве. Городу нужен союзник, защитник. Лорд Виман нуждался в Станнисе, как и Станнис нуждался в нем. Или так казалось из Восточного Дозора.
Систертон разрушил эти надежды. Если Лорд Боррелл говорил правду, если Мандерли собирались объединить свои силы с Болтонами и Фрейями... нет, он не будет думать об этом. Он скоро узнает правду. Он молился, что не пришел слишком поздно.
Стена дамбы скрывает внутреннюю гавань, он это понял, когда "Веселая повитуха" спустила парус. Внешняя гавань была больше, но внутренняя располагала лучшей стоянкой, закрытой городской стеной с одной стороны и высившейся громадой Волчьего Логова с другой, а теперь еще и стеной дамбы. В Восточном Дозоре у Моря Коттер Пайк говорил Давосу, что лорд Виман строит боевые галеры. За этими стенами могло быть два десятка кораблей, ждущих лишь команды выйти в море.
За толстыми белыми стенами гордо и неясно возвышался Новый Замок на холмах. Давос мог видеть куполообразную крышу Храма Снегов, окруженную высокими статуями Семерых Богов. Мандерли принесли с собой веру на север когда прибыли из Предела. В Белой Гавани была и богороща, нагромождение корней, ветвей и камней, скрытых за осыпающимися черными стенами Волчьего Логова, старинной крепости, которую использовали теперь как тюрьму. Ноглавным образом септоны служили в ней (роще).
Знак водяного - символа дома Мендерли был повсюду, развеваясь на башнях Нового Замка, над Воротами Печали, и вдоль городских стен. В Восточном Дозоре северяне утверждали что Белая гавань нкиогда не откажется от лояльности Винтерфеллу, но Давос не видел никаких признаков присутствия лютоволка Старков. Не было и львов. Лорд Виман еще не примкнул к Томмену иначе ему пришлось бы поднять королевский штандарт.
Пристани со стороны доков были переполнены. Множество маленьких суденышек были пришвартованы вдоль рыбного базара, разгружая свой улов. Он видел три речные лодки с угловатыми бортами, построенные чтобы преодолевать пороги и каменистые излучины Белого Ножа. Там были мореходные суда, которые заинтересовали его больше всего: галеры подобные "Веселой Повитухе" - торговая галера "Танец Шторма", и более мелкие Бравый Магистр и Рог Изобилия из Бравооса, выделяющиеся своими пурпурными корпусами и парусами... ...и был еще военный корабль.
Его вид пронзил его надежды. Его корпус был черно-золотым с фигурой льва, поднявшего лапу, на носу. "Звезда Льва", гласила надпись на его корме, стояла под развивающимся знаменем с отличительными знаками мальчика-короля на Железном Троне. Год назад он не был способен прочитать надпись, но Мейстер Пилос научил его грамоте на Драконьем Камне. На этот раз чтение доставило ему мало удовольствия. Давос молился чтобы это судно пропало в тех же штормах что и уничтоженный флот Саллы, но Боги не были настолько благосклонны. Фреи были здесь и ему предстояло встретиться с ними.
Веселая Повитуха пришвартовалась в конце продуваемого деревянного пирса во внешней гавани, достаточно далеко от Звезды Льва. Когда команда закрепила её и перебросила трат, капитан вышел навстречу Давосу. Кассо Могат был полукровкой из-за Узкого моря, рожденным шлюхой из Систертона и китоловом из Иббенина. Тоько пяти футов роста и очень волосатый, он красил свои волосы и бороду в темно зеленый цвет. Это делало его похожим на зеленый обрубок в желтых сапогах. Несмотря на свой вид, он оказался хорошим моряком, хотя и жестким капитаном для своей команды.
- Как долго вас не будет?
- По крайней мере день. Или дольше.
Давос открыл, что лорды любят заставлять себя ждать. Они делали это, чтобы вызвать у вас беспокойство и продемонстрировать свою власть.
- "Повитуха" задержится здесь на три дня. Не дольше. Меня будут искать в Систертоне.
- Если все пойдет хорошо, я могу вернуться и завтра.
- А если пойдет плохо?
Тогда могу не вернуться вообще.
- Не надо меня ждать.
Двое таможенников поднимались на борт, пока он спускался по трапу, но даже не взглянули на него. Они были здесь чтобы видеть капитана и проинспектировать груз; обычные моряки не интересовали их, а ни один не выглядел так обычно как Давос. Он был среднего роста, его коренастое крестьянское лицо обветрилось и загорело, его седеющая борода и коричневые волосы были пропитаны солью. Его одежда тоже была простой: старые сапоги, коричневые бриджи и синяя туника, шерстяная неокрашенная мантия на деревянных застежках. Он носил пару пропитанных солью кожанных перчаток, чтобы скрыть обрубки пальцев на руке, которые укоротил Станнис так много лет назад.
Простота была к лучшему, пока он не разузнал как тут обстоят дела.
Его путь лежал по пристани через рыбный рынок. "Бравый Магистр" загружался медовухой. Бочки в четыре высоты стояли на причале. Позади одного штабеля он заметил матросов бросающих кости. Дальше по пути торговка зазывала на утренний улов, мальчик бил в барабан пока жалкий старый медведь танцевал на арене для речной публики. Два стражника с копьями сторожили Тюленьи Ворота. На их груди была эмблема Дома Мандерли. Но они были слишком заняты флиртованием с докерными шлюхами чтобы обратить внимание на Давоса. Ворота были открыты, решетка поднята. Он влился в поток, проходящий через них.
Внутри была мощенная площадь с фонтаном в центре. Каменный водяной высился из воды, двадцати футов в высоту от хвоста д короны. Его кудрявая борода была зелено-белой от лишайника, а один из зубцов трезубца был сломан еще до рождения Давоса, хотя почему-то всё-еще производил впечатление. "Старый Удильщик" называли его местные. Площадь же была названа в честь какого-то умершего лорда, но никто никогда не называл её иначе как Площадь Удильщика.
Площадь кишела после полудня. Женщина стирала её белье в фонтане Удильщика и развешивала его на трезубец чтобы просушить. Под сводами коллонады торговцев разместились гравировщики и менялы развернули свой бизнес, наряду со знахарем, женщиной, продававшей лечебные травы и очень плохим фокусником. Человек продавал яблоки с тачки, а женщина предлагала селедку, приправленную луком. Куры и дети были везде под ногами. Огромные двери из дуба и железа Старого Монетного Двора были всегда закрыты, когда Давос был на площади раньше, но сегодня они стояли открытыми. Внутри он увидел сотни женщин, детей и стариков, ютившихся на полу на грудах шкур. Некоторые развели небольшие костры, чтобы готовить пищу.
Давос остановился под колоннадой и купил яблоко за полпенни.
- Люди живут в Старом Монетном Дворе? - спросил он продавца яблок.
- Им негде больше жить. Большинство с верховьев Белого Ножа. И люди Хорнвуда тоже. С этим бастардом Болтона на свободе все они хотят спрятаться за стенами. Не знаю, что его светлость собирается делать с ними со всеми. У многих нет ничего, кроме лохмотьев.
Давос почувствовал угрызения совести. Они пришли сюда за спасением, в город, не тронутый битвами, и вот появляюсь я, чтобы снова втянуть их в войну. Он откусил яблоко и опять почувствовал себя виноватым.
- Как они добывают еду?
Продавец яблок пожал плечами.
- Некоторые попрошайничают. Некоторые воруют. Многие девушки занимаются тем ремеслом, каким всегда занимаются девушки, которым больше нечего продать. Любой мальчик, доросший до 5 футов, может найти место в казармах его светлости, если умеет держать копье.
Значит, он собирает людей. Это может быть хорошим знаком... или плохим, как посмотреть. Яблоко было сухим и рыхлым, но Давос заставил себя еще раз откусить его.
- Лорд Виман собирается присоединиться к Бастарду?
- Ну, - ответил продавец яблок. - В следующий раз, когда его светлость спустится сюда за яблоком, я обязательно спрошу его.
- Я слышал, его дочь выдают за одного из Фрейев.
- Его внучку. Я тоже слышал, но его светлость забыла пригласить меня на свадьбу. Эй, ты собираешься доедать? Я забираю остатки обратно. Семечки хорошие.
Давос бросил ему огрызок. Плохое яблоко, но половина пенса стоила того, что он узнал: Мандерли набирает людей. Он обошел вокруг Старого Удильщика, мимо места где молодая девушка продавала свежее козье молоко. Он лучше вспомнил город теперь, когда был здесь. Внизу, куда указывал трезубец Старого Удильщика был переулок, где продали пожаренную треску, хрустящую золотисто-коричневую снаружи и рыхлую белую внутри. Там был бордель, чище большинства других, где моряк мог насладиться женщиной без страха быть ограбленным или убитым. В другую сторону, в одном из тех зданий, которые цеплялись за стены Логова Волка как моллюски к днищу старого корпуса, кажется была пивоварня, где делали черное пиво, настолько густое и вкусное, что бочка его могла стоить столько же сколько борское золотое в Браавосе и Порту Ибен, если бы местные оставляли пивовару что-нибудь на продажу.
Ему, однако, хотелось вина - хотя оно было кисловатое, темное, и тяжелое. Он прошелся через площадь и вниз по лестнице, к кабаку, называвшемуся "Ленивый Угорь" под складом овчин. В его контрабандистском прошлом Угорь был известен как место где предлагали самых старых шлюх и самое мерзкое вино в Белой Гавани, наряду с мясными пирогами, из сала и хрящей, которые были несъедобны в лучшем случае и ядовиты в худшем. Большинство местных жителей избегало этого места, оставляя его для моряков, которые не знали ничего лучшего. У Ленивого Угря никогда не видели городского стражника или таможенника.
Некоторые вещи никогда не меняются. В Угре остановилось время. Сводчатый потолок был почти черным от копоти, полом служила утрамбованная земля, в воздухе стоял запах дыма, испорченного мяса и старой блевоты. Толстые сальные свечи на столах давали больше дыма чем света, и вино, которое заказал Давос, во мраке казалось коричневым, а не красным. Четыре шлюхи сидели возле двери и пили. Одна из них одарила его ободряющей улыбкой, когда он вошел. Давос покачал головой и женщина сказала что-то, что заставило ее компаньонок засмеяться. После этого никто из них не обращал на него внимания.
За исключением шлюх и хозяина, "Угорь" был в полном распоряжении Давоса. Погреб был большим, полным закоулков и затененных альковов, где мужчина мог побыть в одиночестве. Он взял свое вино в один из них и сел спиной к стене, ожидая.
Вскоре, он обнаружил себя, пристально смотрящим в очаг. Красная женщина могла видеть будущее в огне, но все что неизменно видел Давос Сиворт, было тенями прошлого: пылающие корабли, огненная цепь, зеленые тени, вспыхивающие в чреве облаков, и нависающий над всем этим Красный Замок. Давос был простым человеком, случайно вознесенным войной и Станнисом. Он не понимал, почему боги взяли четырех юношей, таких молодых и сильных, как его сыновья, однако берегут их усталого отца. Несколько ночей он думал, что его оставили для спасения Эдрика Шторма... но сейчас мальчик-бастард короля Роберта уже в безопасности на Ступенях, а Давос все еще жив. У богов есть какая-то другая миссия для меня? Если так, возможно, Белая Гавань может быть частью этой миссии. Он попробовал вино, затем вылил половину кубка на пол рядом со своей ногой.
Когда на улице начало темнеть, скамьи в Угре стали заполняться моряками. Давос заказал у хозяина еще одну кружку. Когда тот принес ее, то принес также и свечу.
- Хотите еды? - спросил он. - У нас есть пироги с мясом.
- Что за мясо?
- Обычное. Хорошее.
Шлюхи засмеялись.
- Это значит, серое, - сказала одна из них.
- Закрой свою чертову пасть. Ты же ешь их.
- Я ем много всякого дерьма. Но это не значит, что оно мне нравится.
Давос задул свечу, как только хозяин отошел, и расслабился в полумраке. Моряки были наихудшими сплетниками в мире, когда вино текло рекой, даже вино, такое дешевое как это. Все, что ему нужно делать - это слушать.
Больщую часть того, что он слышал, он узнал в Систертоне от лорда Годрика или жителей Утробы Кита. Тайвин Ланнистер мёртв, безжалостно убитый сыном-карликом; его труп вонял так скверно, что впоследствии несколько дней никто не мог войти в Великую Септу Бейлора; Леди Орлиного Гнезда была убита певцом; Мизинец сейчас правит Долиной, но Бронзовый Йон Ройс поклялся свергнуть его; Бейлон Грейджой тоже умер, и его братья дерутся за Морской Трон; Сандор Клиган стал человеком вне закона, грабит и убивает в землях вдоль Трезубца; Мир, Лис и Тирош втянулись в еще одну войну; восстание рабов бушевало на востоке.
Другие новости были более интересными. Роберт Гловер был в городе, и с небольшим успехом попытался поднять людей. Лорд Мандерли остался глух к его оправданиям. Белая Гавань устала от войны, обобщил он сказанное. Это было плохо. Рисвеллы и Дустины были захвачены врасплох железными людьми в Заливе Пылающей Воды и предали свои ладьи огню. Это было хуже. И сейчас бастард Болтона скакал на юг вместе с Хозером Амбером присоединиться к ним для нападения на Ров Кейлин.
- Проклятье шлюхи собственной персоной, - заявлял речник, который только что доставил груз кож и лесоматериала вниз по Белому Ножу, - с тремя сотнями копьеносцев и сотней лучников. Немало людей Хорнвудов присоединилось к ним, и Сервинов тоже.
Вот это было хуже всего.
- Лорду Виману лучше бы послать людей сражаться, если он понимает, что для него лучше, - сказал старик в конце стола. - Лорд Рус, он ведь теперь Хранитель. Честь Белой Гавани обязывает ответить на его призыв.
- Что любой из Болтонов когда-либо знал о чести? - сказал хозяин Угря, наполняя кубки коричневатым вином.
- Лорд Виман никуда не пойдет. Он чертовски толст.
- Я слышал, что он был болен. Говорят, что он только и делает, что спит и ноет. Он слишком слаб, чтобы покинуть постель большую часть времени.
- Слишком толст, ты имеешь в виду.
- Толстый или тонкий, это не имеет значения, - сказал хозяин Угря. - У львов его сын.
Никто не говорил о Короле Станнисе. Похоже, никто даже не знал, что Его Светлость пошел на север, чтобы помочь защитить Стену. Об одичалых, мертвяках и великанах постоянно говорили в Восточном Дозоре, но здесь никто о них и не думал.
Давос склонился к огню очага.
- Я думал, Фреи убили его сына. Так говорят в Систертоне.
- Они убили сира Вендела, - сказал хозяин. - Его кости покоятся в Снежной Септе, окруженные свечами, если хотите взглянуть. А сир Вилис все еще пленник.
Все хуже и хуже. Он знал, что у лорда Вимана было два сына, но он думал, что оба погибли. Если у Железного Трона есть заложник... У Давоса было семеро сыновей, но четверо из них он потерял на Черноводной. И он был готовы делать все, что могли потребовать от него боги или люди, чтобы защитить оставшихся троих. Стеффон и Станнис были в тысячах лиг от войны, в безопасности. Но Деван в Черном Замке, служит оруженосцем у короля. Короля, судьба которого зависела от Белой Гавани.
Его собутыльники завели речь о драконах.
- Да ты с ума сошел, - говорил гребец с "Штормовой танцовщицы". - Король-попрошайка помер несколько лет назад. Какой-то дотракийский всадник отрубил ему голову.
"Это они так говорят", сказал старик. "Может быть они врут все. Он умер на другом конце света, если он вообще умер. Кто сказал? Если бы король хотел, чтобы я умер, может быть я бы уважил его и прикинулся трупом. Никто из нас никогда не видел его тело."
- Я не видела трупа Джоффри, как и Роберта, - проворчал хозяин "Угря". - Может быть, они тоже живы. Может быть, Бэйелор Благословенный просто прилег отдохнуть и проспал все эти годы.
Старик скорчил гримасу.
- Принц Визерис не был единственным драконом, не так ли? Мы точно знаем, что они убили сына принца Рейегара? Он был младенцем.
- Но ведь были и принцессы? - спросила шлюха. Та самая, отговорившая от "серого мяса".
- Было две принцессы, - сказал пожилой. - Одна была дочерью Рейегара, другая сестрой.
- Дэйена, - сказал речник. "Эта была сестрой. Дэйена с Драконьего Камня. Или это была Дэйера?
- Дэйена - это жена старого короля Бэйлора, - сказал гребец. - Я греб на корабле, названном в ее честь. Принцесса Дэйена.
- Если она жена короля, то должна быть королевой.
- У Бэйелора не было королевы. Он был святой.
- Это не значит, что он не женился на сестре, - сказала шлюха. - Он просто не спал с ней, вот и все. Когда он стал королем, то запер ее в башне. И других сестер тоже. Их было трое.
- Дэйенела, - громко сказал хозяин. - Вот так ее звали. Дочку Безумного Короля, не чертову жену Бэйелора.
- Дэйенерис, - сказал Давос. - Ее назвали в честь Дэйенерис, которая вышла замуж за Принца Дорна во время правления Дэйерона Второго. Я не знаю, что с ней стало.
"Я знаю," произнес человек, который начал весь разговор о драконах, Браавосийскийгребец в темной шерстяной безрукавке. "Когда мы шли в Пентос, мы пришвартовались рядом с торговым кораблем "Тёрноглазая Дева" и я пропустил стаканчик с помощником капитана. Он рассказал мне прелестную историю о худенькой девочке, появившуюся на борту в Карте, пытавшуюся нанять корабль в Вестерос для себя и трех драконов. У нее были серебряные волосы и пурпурные глаза. "Я сам отвел ее к капитану" поклялся мне помощник, "но он не взял их с собой. Гораздо больше выгоды в гвоздике и шафране, сказал он мне, и специи не подожгут мне паруса"
Погреб наполнился хохотом. Давос не присоединился. Он знал, что случилось с "Черноглазой Девой". Боги были жестоки, позволяя человеку проплыть полмира, а потом отправляя его охотиться за ложным светом, когда он почти добрался до дома. Тот капитан был более храбрым, чем я, думал он, пробираясь к двери. Одно плавание на восток, и человек мог жить в богатстве, достойном лорда, до конца своих дней. Когда он был моложе, Давос и сам мечтал совершить такое плавание, но годы проходили, кружась, как мотыльки вокруг пламени, и момент все время был неподходящим. Когда-нибудь, говорил он себе. Когда-нибудь, когда война закончится, король Станнис сядет на Железный Трон и ему больше не будет нужен луковый рыцарь. Я возьму с собой Девана. Стеффа и Станни тоже, если они будут достаточно взрослыми. Мы увидим этих драконов и все чудеса мира.
Снаружи рвался ветер, заставляя трепетать пламя масляных ламп, освещавших двор. Солнце зашло, стало холоднее, но Давос помнил Восточный Дозор и то, как ветер свистел на Стене по ночам, прорезая, как ножом, самый теплый плащ и замораживая кровь прямо в венах. Белая Гавань по сравнению с этим была теплой купальней.
Были и другие места, где он мог погреть уши: трактир, знаменитый своими пирогами с миногой, паб, где выпивали посредники по продаже шерсти и таможенники, зал лицедеев, где за несколько пенни можно было найти пахабные развлечения. Но Давос чувствовал, что он услышал достаточно. Я пришел слишком поздно. Старая привычка заставила его потянуться к груди, где он когда-то хранил костяшки пальцев в маленьком мешочке на кожаном ремешке. Там ничего не было. Он потерял свою удачу в пожарах на Черноводной, когда потерял свой корабль и своих сыновей.
Что я должен теперь сделать? Он поплотнее затянул накидку. Забраться на холм и предстать перед воротами Нового Замка с тщетным призывом? Вернуться в Систертон? Отправиться обратно к Марии и мальчикам? Купить лошадь и поехать по королевской дороге, чтобы рассказать Станнису, что у того нет ни друзей в Белой Гавани, ни надежды?
Королева Селис устроила пир для Саллы и его капитанов вечером накануне отплытия флота. Коттер Пайк присоединился к ним и еще четверо командующих Ночного Дозора. Принцессе Ширин тоже позволили участвовать. Когда подали лосося, сир Аксель Флорент развлек стол рассказом о принце Таргариене, у которого была ручная мартышка. Принцу нравилось одевать зверюшку в одежду своего умершего сына и притворяться, что это ребенок, утверждал сир Аксель, и время от времени он предлагал устроить тому брак. Удостоившиеся чести лорды отказывались всегда вежливо, но, разумеется, отказывались.
- Даже одетая в шелк и бархат, обезьяна остается обезьяной, - сказал сир Аксель. - Более мудрый принц понял бы, что нельзя поручать обезьяне делать работу человека.
Люди королевы рассмеялись, и некоторые ухмыльнулись, поглядев на Давоса.
Я не обезьяна, думал он. Я такой же лорд, как и вы, и более хороший человек. Но воспоминания все еще причиняли боль.
Тюленьи Ворота были закрыты на ночь. Давос не мог вернуться на "Весёлую Повитуху" до рассвета. Придётся заночевать здесь.
Он уставился вверх на Старого Удильщика со сломанным трезубцем. Я прошёл через дожди, и кораблекрушение, и бурю. И я не вернусь, не сделав того, зачем пришёл, каким бы безнадёжным это не казалось.
Возможно, вместе со своими пальцами он потерял и свою удачу, но он не обезьяна в бархате.
Он Десница Короля.
Замковая лестница была широкой улицей со ступенями из белого камня, которая вела от Волчьего Логова вдоль берега в Новый замок на холме. Путь Давосу освещали мраморные русалки, бережно держащие в своих руках чаши с горящим китовым жиром. Дойдя до вершины, он обернулся, чтобы посмотреть назад. Отсюда он мог видеть гавани внизу. Обе гавани. За причальной стеной внутренняя гавань была переполнена военными галерами. Давос насчитал двадцать три. Лорд Виман был толстяком, но отнюдь не бездельником, как оказалось.
Ворота Нового Замка были закрыты, но когда он крикнул, открылась боковая дверь и появился стражник, чтобы узнать, в чем дело. Давос показал ему черно-золотую ленту, скрепленную королевскими печатями.
- Мне немедленно нужно увидеть Лорда Мандерли, - сказал он. - У меня дело к нему и только к нему.
ДЕЙЕНЕРИС
Танцовщицы мерцали, их гладкие выбритые тела были покрыты тонким слоем масла. Пылающие факелы метались, переходя из рук в руки под стук барабанов и трели флейты. Каждый раз, когда два факела перекрещивались в воздухе, обнаженная девушка, кружась, прыгала между ними. Свет факелов выхватывал умасленные конечности, груди и ягодицы.
У троих мужчин была эрекция. Зрелище было возбуждающее, хотя Дейенерис Таргариен оно казалось одновременно и смешным. Все мужчины были одного роста, с длинными ногами и плоскими животами, каждый мускул очерчен так резко, будто он был высечен из камня. Даже их лица почему-то казались одинаковыми... что было довольно странно, ведь у одного из них кожа была, как черное дерево, второй был молочно-бледен, а третий блестел, как полированная медь.
Этим они хотели возбудить меня? Дени шевельнулась среди шелковых подушек. Ее Безупречные в своих остроконечных головных уборах стояли перед колоннами как статуи, лица их были бесстрастны. Но только не у полноценных мужчин. Резнак мо Резнак стоял с открытым ртом, его губы были влажными и блестели, пока он смотрел. Хиздар зо Лорак что-то говорил человеку рядом с ним, но не отрывал глаз от танцующих девушек. Безобразное масляное лицо Бритоголового было суровым как всегда, однако он также ничего не пропускал.
Гораздо труднее было угадать что было на уме у ее почетного гостя. Бледный, худой человек с хищным лицом, сидевший за ее столом, был великолепен в одеждах из темно-бордового шелка и золотой парчи, его лысая голова блестела в свете факела, пока он поглощал фиги маленькими изящными кусочками. Опалы мерцали вдоль носа Ксаро Ксоан Даксоса при каждом повороте головы, когда он следил за танцовщицами.
В его честь Дейенерис облачилась в тунику, которые носят в Кварте, легкое одеяние из лиловой парчи, скроенное таким образом, чтобы одна грудь оставалась обнаженной. Ее серебристо золотые волосы ниспадали на плечи, доходя до сосков. Половина мужчин в зале украдкой бросали на нее свои взгляды, но только не Ксаро. В Кварте было тоже самое. Этот способ не годился для того, чтобы подчинить принца купцов. Как бы то ни было, она должна была управлять им. Он прибыл из Кварта на Шелковом Облаке вместе с тринадцатью другими галлеями. Его флот - это ответ на ее молитвы. Торговля в Меерине пришла в упадок с тех пор, как она покончила с рабством, но Ксаро был способен восстановить ее.
Когда звуки барабанов достигли пика, трое девушек прыгнули над пламенем, кружась в воздухе. Мужчины танцоры поймали их за талии и плавно опустили на свои члены. Дени смотрела, как женщины изогнули спины и обхватили ногами своих партнеров, пока флейты плакали, а мужчины двигались вперед и назад в такт музыке. Ей и раньше доводилось наблюдать за любовным действом. Дотракийцы сношались на виду, как и их кобылы с жеребцами. Но здесь она в первый раз видела страсть, положенную на музыку.
Ее лицо горело. Вино, сказала она самой себе. Но потом поймала себя на мысли о Даарио Нахарисе. Его гонец прибыл сегодня этим утром. Вороны-Буревестники возвращаются из Лхазара. Ее капитан скакал к ней, располагая дружбой Ягнятников. Пища и торговля, напомнила она себе. Он не подвел меня и не подведет. Даарио поможет мне спасти мой город. Королеве страстно хотелось увидеть его лицо, погладить бороду, разделенную на три части, рассказать о своих тревогах... но Вороны Буревестники были все еще далеко за Кхазайским перевалом, а у нее государство, которым надо править.
Дым висел между пурпурных колонн. Танцоры встали на колени, склонив головы. "Вы были великолепны," - сказала им Дени. - "Я редко видела такую грацию, такую красоту". Она подозвала Резнак мо Резнака и сенешаль стремглав подбежал к ней. Капли пота усеивали его лысую морщинистую голову. "Проводи наших гостей к ваннам, где они смогли бы освежиться, и принеси им еду и напитки"
- Почту за честь, ваше величество.
Дейенерис протянула кубок Ирри, чтобы та его снова наполнила. Вино было сладкое и крепкое, благоухающее ароматами восточных пряностей, гораздо лучше тех слабых гискарских вин, что были в ее кубке в последнее время. Ксаро изучил фрукты на блюде, поданном Чхику, и выбрал хурму. Ее оранжевая кожица подходила по цвету к кораллу в его носу. Он откусил немного и поджал губы.
- Кислая.
- Милорд предпочитает что-то послаще?
- Сладость приедается. Кислые фрукты и колкие женщины добавляют жизни остроты. - Ксаро откусил еще кусочек, прожевал, проглотил. - Дейенерис, милая королева, я не могу выразить, какое удовольствие для меня еще раз насладиться твоим обществом. Дитя, покинувшее Кварт, столь же потерянное, сколь и прекрасное. Я боялся, что она плывет навстречу своей погибели, но теперь нахожу ее здесь возведенной на престол, владычицей древнего города, окруженной могучим войском, которое она создала из снов.
Нет, подумала она, из крови и огня.
- Я рада, что ты пришел ко мне. Приятно снова видеть твое лицо, друг мой.
Я не доверяю тебе, но ты мне нужен. Мне нужны твои Тринадцать, мне нужны твои корабли, мне нужна твоя торговля.
Столетиями Меерин и его города-братья Юнкай и Астапор были опорами работорговли, местом, где дотракийские кхалы и пираты с островов Василиска продавали своих пленников, а все остальные приезжали, чтобы их купить. Без рабов у Меерина было мало того, что можно было предложить торговцам. Гискарсикие холмы были богаты медью, но этот металл не был столь ценным, как в те времена, когда бронза правила миром. Кедры, которые когда-то росли по всему побережью, пали под топорами Старой Империи или уничтожены драконьим огнем, когда Гис воевал с Валирией. Когда деревьев не стало, почва высохла под жарким солнцем, а ветер сдул ее, создав плотные красные облака. "Это были катастрофы, которая превратила моих людей в работорговцев," - сказала ей Галазза Галаре в Храме Милосердия. А я - катастрофа, которая превратит этих работорговцев обратно в людей, поклялась себе Дени.
"Мне пришлось приехать", - сказал Ксаро безразличным голосом. - "Даже далеко в Кварте страшные истории достигли моих ушей. Я рыдал, слушая их. Говорилось, что ваши враги пообещали богатство и славу и сотню девственных рабынь любому человеку, который убьет вас."
"Сыны Гарпии." Откуда он это знает? "Они царапают на стенах в ночи и режут глотки честным освобожденным рабам пока те спят. Когда восходит солнце, они прячется как тараканы. Они боятся моих Медных Зверей." Скахаз мо Кандак дал ей новую стражу, о которой она просила, составленную из одинакового количества освобожденных рабов и бритоголовых мееринцев. Они обходили улицы и днем, и ночью, в темных капюшонах и медных масках. Сыны Гарпии обещали ужасную смерть каждому изменнику, который осмелится служить драконьей королеве, как и их друзьям и родственникам, поэтому люди Бритоголового во время патруля носили маски шакалов, сов и других зверей, пряча свои собственные лица. "У меня могла бы быть причина бояться Сынов Гарпии, если бы они увидели меня прогуливающейся по улицам без охраны, но только если это было бы ночью, и я была бы голая и безоружная. Они трусливые животные."
"Нож труса может убить королеву так же легко, как нож героя. Я спал бы крепче, если бы знал, что услада моего сердца держит своих свирепых наездников подле себя. В Кварте у вас было три кровных всадника, которые никогда вас не оставляли. Куда они пропали?"
"Агго, Чхого и Ракхаро все еще служат мне." "Он играет со мной," - Дени умела не хуже. - "Я всего лишь маленькая девочка и мало знаю о таких вещах, но люди старше и мудрее меня сказали, что для того, чтобы удержать Меерин, я должна держать под контролем его окрестности, все земли к западу от Лхазара, и к югу до Юнкайских холмов. "
Ваши всадники не дороги мне в отличие от вас. Случись с вами какое-нибудь несчастье, этот мир потеряет смысл своего существования.
"Хорошо, что милорд так беспокоится обо мне, но я неплохо защищена", - Дени указала вперед, где стоял Барристан Селми с рукой, покоящейся на рукояти его меча.-"Его называют Барристаном Отважным. Он дважды спасал меня от убийц."
Ксаро бросил беглый взгляд на Селми. "Барристан Старый, вы хотели сказать? Ваш медвежий рыцарь был моложе, и предан вам."
- Я не желаю говорить о Джорахе Мормонте.
- Разумеется. Он был грубым и волосатым, - принц торговцев склонился над столом. - Поговорим лучше о любви, о мечтах и желании и о Дейенерис, прекраснейшей в мире женщине. Я пьянею, глядя на тебя.
Напыщенные квартийские любезности ее не удивили. "Если вы пьяны, вините вино".
"Никакое вино и наполовину так не опьяняет, как ваша красота. Мой дом кажется пустым как могила после того, как Дейенерис уехала, и все удовольствия Королевы Городов стали пеплом у меня рту. Почему вы покинули меня?"
Меня выгнал из твоего города страх за свою жизнь. "Пришло время. Кварт хотел, чтобы я уехала."
"Кто? Чистокровные? У них вода в венах. Гильдия пряностей? У них творог между ушей. А бессмертные все умерли. Вам следует взять меня в мужья. Я почти уверен, что просил вашей руки. Даже умолял вас."
- Всего лишь полсотни раз, - поддразнила Дени. - Ты слишком легко сдался, милорд. Ведь я должна выйти замуж, все так думают.
"У кхалиси должен быть кхал," - сказала Ирри, снова наполняя кубок королевы. - "Это все знают."
"Следует ли мне просить снова?" - удивился Ксаро. - "Нет, я знаю эту улыбку. Это жестокая королева, которая играет с сердцами мужчин. Простые купцы как я не более чем камни под вашими драгоценными сандалиями." Одинокая слеза медленно скатилась по его бледной щеке.
Дени знала его слишком хорошо, чтобы поколебаться. Квартийцы могли плакать когда угодно. "О, прекрати," - Она взяла вишню из чаши на столе и бросила ее в его нос. - "Может, я и маленькая девочка, но я не так глупа, чтобы выходить замуж за мужчину, который находит блюдо фруктов более соблазнительным, чем моя грудь. Я видела, на каких танцоров ты смотрел."
Ксаро утер слезу.
- Думаю, на тех же, за которыми наблюдала Ее Светлость. Видишь, мы похожи. Если ты не примешь меня в качестве мужа, я согласен быть твоим рабом.
"Мне не нужен раб. Ты свободен." - Его нос казался заманчивой мишенью и Дени бросила в него абрикос.
Ксаро поймал его на лету и надкусил.
- Откуда взялось это безумие? Должен ли я считать себя счастливчиком оттого, что ты не освободила моих рабов, когда была моей гостьей в Кварте?
Я была нищей королевой, а ты был Ксаро из Тринадцати, подумала Дени, и тебе нужны были мои драконы.
- Похоже, с твоими рабами хорошо обращаются, и они довольны. Только в Астапоре у меня открылись глаза. Ты знаешь, как создают и тренируют Безупречных?
- Не сомневаюсь, что жестоко. Когда кузнец выковывает меч, он опускает лезвие в огонь, бьет по нему молотом, а потом погружает в ледяную воду, чтобы закалить сталь. Если хочешь насладиться сладким вкусом плода, нужно поливать дерево.
- Это дерево было полито кровью.
"А как еще можна вырастить солдата? Вашему Сиятельству понравились мои танцоры. Будет ли для вас сюрпризом то, что они рабы обученые и воспитанные в Юнкае? Их учили танцевать еще до того как они научились ходить. А как еще достичь такого совершенства?" - он глотнул вина - "А еще они мастера всех эротических искусств. Я собирался подарить их Вашей Светлости."
- Конечно, - Дени не была удивлена. - Я освобожу их.
От этих слов он поморщился.
- И что они будут делать со свободой? Все равно, что надеть доспехи на рыбу. Они созданы, чтобы танцевать.
- Кем созданы? Их хозяевами? Может быть, твои танцоры хотели бы строить или печь хлеб или обрабатывать землю. Ты спрашивал их?
- Может быть, твои слоны хотели бы быть соловьями. И вместо нежных трелей миринские ночи были бы полны оглушающего рева, а твои деревья сломались бы под тяжестью огромных серых птиц. - Ксаро вздохнул. - Дейенерис, услада моя, под этой милой молодой грудью бьется нежное сердце... но прими совет старшего и более мудрого. Вещи - не всегда то, чем кажутся. Многое, что кажется злом, может быть добром. Например, дождь.
- Дождь? - Он думает, что я глупа или просто принимает за ребенка?
- Мы проклинаем дождь, когда он обрушивается на наши головы, но без него мы бы голодали. Миру нужен дождь... и рабы. Ты кривишь лицо, но это правда. Посмотри на Кварт. В искусстве, музыке, магии, торговле - все это делает нас больше, чем просто животными - Кварт превосходит остальное человечество, как ты превосходишь других, сидя на вершине пирамиды... но внизу вместо кирпичей великолепие Королевы Городов опирается на спины рабов. Подумай, если все люди будут копаться в грязи, чтобы не умереть с голода, кто поднимет глаза, чтобы посомотреть на звезды? Если каждый будет гнуть спину, чтобы построить лачугу, кто воздвигнет храмы для восхваления богов? Чтобы одни люди стали великими, другие должны стать рабами.
Он был слишком красноречив для нее. У Дени не было ответа, только саднящее ощущение в животе.
- Рабство - не то же, что дождь, - упорно продолжала она. - Я попадала под дождь и меня продавали. Это не одно и то же. Никто не хочет, чтобы им владели.
Ксаро слегка пожал плечами.
- Между прочим, когда я сошел на берег в твоем прекрасном городе, я случайно увидел у реки человека, который когда-то был гостем в моем доме - купца, торговавшего редкими пряностями и отборными винами. Он был обнажен по пояс, с красной облезающей кожей, и, похоже, копал яму.
Не яму. Канаву для доставки воды от реки к полям. Мы намереваемся посадить бобы. Бобовым полям нужна вода.
- Как мило со стороны моего старого друга помочь копать. И как непохоже на него. Возможно ли, что ему не предоставили выбора в этом вопросе? Нет, конечно же, нет. В Мирине нет рабов.
Дени вспыхнула.
- Твоему другу платят едой и кровом. Я не могу вернуть ему его богатство. Мирину бобы нужнее, чем редкие пряности, а бобам нужна вода.
- Моих танцоров ты тоже отправишь копать ямы? Милая королева, когда мой старый друг увидел меня, он упал на колени и умолял купить его как раба и увезти обратно в Кварт.
Ей будто дали пощечину.
- Тогда купи его.
- Если это доставит вам удовольствие. Я знаю, это доставит удовольствие ему. - Он положил ладонь на ее руку. - Есть истины, которые только друг может сказать вам. Я помог вам когда вы пришли в Кварт нищей, и я пересек длинные лиги и бурные моря, чтобы помочь вам снова. Есть какое-нибудь место, где мы можем говорить откровенно?
Дени могла чувствовать теплоту его пальцев. Он также был теплым в Кварте, вспомнила она, до того дня, когда он не смог больше использовать меня. Она поднялась на ноги.
- Идемте, - сказала она, и Ксаро последовал за ней через колонны, к широким мраморным ступеням, которые вели в ее личные покои на верхушке пирамиды.
- О, прекраснейшая из женщин, - сказал Ксаро, как только они начали подниматься, - сзади нас шагают. Нас сопровождают.
- Мой старый рыцарь не пугает вас, конечно? Сир Барристан поклялся хранить мои секреты.
Она отвела его на террасу с видом на город. Полная луна плыла в черном небе над Мирином.
- Прогуляемся? - Дени взяла его под руку. Воздух был напоен ароматами распускающихся ночью цветов. - Ты говорил о помощи. Так торгуй со мной. У Мирина есть соль на продажу и вино...
- Гискарское вино? - Ксаро сделал кислую мину. - Море обеспечивает Кварт всей необходимой солью, но я с радостью возьму столько оливок, сколько ты готова мне продать. И оливковое масло тоже.
- Мне нечего предложить. Работорговцы сожгли деревья. - Оливы выращивались вдоль берегов Залива Работорговцев на протяжении столетий; но миэринцы предали свои древние рощи огню, заставив идущее к ним войско Дейенерис пересекать выжженную пустошь. - Мы пересаживаем, но пройдет семь лет, прежде чем оливковые деревья начнут продоносить, и тридцать лет, прежде чем это можно по-настоящему будет назвать продуктивным. Что насчет меди?
- Хороший металл, но непостоянный как женщина. Вот золото... золото честное. Кварт охотно даст вам золото... за рабов.
- Миэрин свободный город свободных людей.
- Бедный город, который некогда был богат. Голодный город, который некогда был сыт. Окровавленный город, который некогда был миролюбивым.
Его обвинения жалили. В них было слишком много правды.
- Миэрин будет богатым, сытым и миролюбивым снова, и также свободным. Идите к дотракийцам если ты должен иметь рабов.
- Дотракийцы создают новых рабов, гискарцы обучают их. А чтобы добраться до Кварта, конным лордам нужно провести своих пленников через красную пустошь. Сотни умрут, если не тысячи... и многие лошади тоже, поэтому ни один кхал не пойдет на такой риск. И вот еще: Кварту не нужны кхаласары, бурлящие вокруг стен. Вонь от всех этих лошадей... не хотел обидеть, Кхалиси.
- У лошадей честный запах. О некоторых великих лордах и принцах торговцев такого не скажешь.
Ксаро не обратил внимания на выпад.
- Дейенерис, позволь мне быть честным с тобой, как и положено другу. Ты не сделашь Мирин богатым, плодородным и мирным. Ты принесешь только разрушения, как это уже случилось с Астапором. Ты знаешь о том, что произошла битва у Рогов Хаззата (?)? Король-Мясник сбежал в свой дворец, а следом за ним - его новые Безупречные.
"Это известно." Бурый Бен Пламм отправил сообщение с поля битвы. "Юнкайцы купили себе новых наемников, с ними сражались два легиона Нового Гиса."
"Там где два, скоро будет четыре, потом десять. Кроме того Юнкайские посланники были отправлены в Мирр и Волантис нанять больше мечей. Котов, Длинных Копей, Ветродуев. Кое-кто говорит, что Мудрые Мастера купили и Золотых Мечей".
Однажды ее брат Визерис устроил пир для капитанов Золотой Компании, в надежде, они могли бы принять его сторону. Они съели его угощения, выслушали его мольбы и посмеялись над ним. Дэни была тогда только маленькой девочкой, но она запомнила. "У меня тоже есть наёмники."
- Два отряда. Юнканцы пошлют двадцать против тебя, если потребуется. И когда они выступят, они не придут сами. Толос и Мантарис согласились на альянс.
Это были дурные новости, если это правда. Дейенерис послала делегации в Толос и Мантарис в надежде найти новых союзников на западе, чтобы уравновесить враждебность на юге. Её посланники не возвращались.
- Меерин заключил союз с Лхазаром.
Это только рассмешило его.
- Дотракийские коневоды называют Лхазарян ягнятами. Когда вы их стрижете они только блеют. Они не воины.
Даже робкий союзник лучше чем никого.
- Мудрым Магистрам следует последовать их примеру. Я пощадила Юнкай прежде, но я не сделаю снова эту ошибку. Если они посмеют напасть на меня, в этот раз я разрушу их Желтый Город до основания.
- А пока ты будешь разрушать Юнкай, моя дорогая, Меерин восстанет против тебя. Не закрывай глаза на опасности, Дейенерис. Твои евнухи прекрасные солдаты, но их слишком мало чтобы одолеть войско, которое Юнкай пошлет против тебя, после того как пал Астапор.
- Мои вольноотпущенные... - начала Дени.
("Рабы для постели, цирюльники и каменщики не выигрывают битвы")
Она надеялась, что он ошибается. Вольноотпущенные однажды были толпой, но она организовала тех из них, кто был способен сражаться, в отряды и приказала Серому Червю превратить их в солдат. Пусть он думает, что хочет.
- Разве ты забыл? У меня есть драконы.
- Разве? В Кварте тебя редко видели без дракона на плечах...однако сейчас эти красивые плечи так же свободны и чисты как твои сладкие груди, которые я наблюдаю.
- Мои драконы выросли, а мои плечи нет. Они охотятся далеко в полях. ("Хазза, прости меня").
Её интересовало, как много знал Ксаро, какие слухи он слышал.
- Спроси Достойных Господ Астапорта о моих драконах, если ты сомневаешься. ("Я видела, как глаза работорговца растеклись по его щекам"). - Скажи мне правду, старый друг, зачем ты разыскал меня, если не для торговли.
- Чтобы сделать подарок королеве моего сердца.
- Говори.
Что за подвох на этот раз?
- Подарок, о котором ты просила меня в Кварте. Корабли. В бухте тринадцать кораблей. Твоих кораблей, если пожелаешь. Я привел тебе флот, который отвезет тебя домой в Вестеросс.
- - Флот. Это было больше, чем она могла надеяться, поэтому она насторожилась. В Кварте Ксаро предлагал ей тринадцать кораблей...в обмен на дракона.
- И какую цену ты просишь за эти корабли?
- Никакую. Мне больше не нужны драконы. Я видел их работу в Астапоре по пути сюда, когда моя "Шелковое облако" зашла в порт. Корабли твои, милостивая королева. Тринадцать галер, и люди на них, чтобы грести.
Тринадцать. Чтобы быть уверенной. Ксаро был одним из Тринадцати. Без сомнения он убедил каждого из членов, отдать один корабль. Она знала принца-купца слишком хорошо, чтобы думать, что он может пожертвовать тринадцать из собственных кораблей. - Я должна обдумать это. Могу я произвести осмотр этих кораблей?
- Ты становишься подозрительной, Дейенерис.
Всегда.
- Я становлюсь мудрой, Ксаро.
"Осматривай все, что пожелаешь. Когда закончишь осмотр поклянись мне, что ты немедленно вернешься в Вестерос и корабли твои. Поклянись своими драконами, семью лицами Бога и прахом отцов, а потом уходи."
- А если я приму решение ждать год или три?
Скорбный взгляд пересек лицо Ксаро.
- Это бы очень огорчило меня, моя милая прелесть...такая юная и сильная как вам кажется, вы не проживете столь долго. Не здесь.
Он одной рукой предлагает пряник, а в другой держит кнут.
- Юнкай не настолько опасен.
- Не все ваши враги в Желтом Городе. Опасайтесь человека с холодным сердцем и синими губами. Не прошло и двух недель, после того, как вы покинули Кварт, как Пиат Прей отправился с тремя своими колдунами в Пентос, чтобы найти вас.
Дени больше развеселилась, чем испугалась.
- Это хорошо, я тогда отвернусь в сторону. Пентос находится за полмира от Миэрина.
- Это так, - согласился он, - но рано или поздно вести о королеве драконов из Залива Работорговцев должны до них дойти.
- Это должно напугать меня? Я прожила в страхе четырнадцать лет, милорд. Я просыпалась в страхе каждое утро и засыпала в страхе каждую ночь...но мои страхи сгорели в день когда я вышла из пламени. Только одна вещь пугает меня сейчас.
- И что же это, чего ты боишься, милостивая королева?
- Я только глупая юная девочка, - Дени поднялась на носочки и поцеловала его в щеку. - Но не настолько глупая, чтобы сообщить тебе это. Мои люди осмотрят эти корабли. Затем ты получишь мой ответ.
- - Как скажешь.
Он слегка коснулся её груди и прошептал:
- Позволь мне остаться и помочь убедить тебя.
На мгновение она соблазнилась. Возможно это танцоры возбудили её в конце-концов. Я могла бы закрыть глаза и представить что он это Даарио. Воображаемый Даарио был безопаснее чем реальный. Но она отогнала эту мысль прочь.
- Нет, милорд. Я благодаю тебя, но нет. - Дени выскользнула из его рук. - Возможно какой-нибудь другой ночью.
- Какой - нибудь другой ночью, - проговорил он, но в его глазах было больше облегчение, чем разочарование.
Если бы я была драконом, я смогла бы полететь в Вестерос, подумала она, когда он ушел. Мне не нужен был бы Ксаро или его корабли. Дени попыталась представить, сколько человек вместят тринадцать галер. Ей понадобилось три корабля, чтобы перевезти ее и ее кхаласар из Кварта в Астапор, но это было до того, как у нее появились восемь тысяч Безупречных, тысяча наемников и великое множество вольноотпущенников. И драконы, что мне с ними делать?
- Дрогон, - прошептала она. - Где ты?
На мгновение ей показалось, что она видит, как он проносится в небе, его черные крылья закрывают звезды...
Оставив ночь за спиной, она повернулась к Барристану Селми, который молча стоял в тени.
- Брат однажды загадал мне загадку из Вестероса. Кто все слушает, но ничего не слышит?
- Рыцарь Королевской стражи, - серьезно ответил Селми.
- Ты слышал предложение Ксаро?
- Да, ваша милость. - Старый рыцарь прилагал все усилия, чтобы не смотреть на ее обнаженную грудь.
Сир Джорах не отводил бы глаза. Он любил меня как женщину, а сир Барристан любит меня только как королеву. Мормонт был шпионом, служившим ее врагам в Вестеросе, но он давал ей хорошие советы.
- Что ты думаешь об этом? И о нем самом?
- О нем я не думаю ничего хорошего. Но корабли... Ваша милость, с этими кораблями мы можем вернуться домой еще до конца года.
Дени никогда не знала дома. На Браавосе был дом с красной дверью, вот и все.
- Бойтесь квартийцев, дары приносящих, особенно купцов из Тринадцати. Здесь какая-то ловушка. Возможно, корабли прогнили или...
- Если бы они быль столь непригодными, они не смогли бы доплыть сюда из Кварта, - отметил сир Барристан. - Но со стороны Вашей Светлости было мудрым настоять на проверке. На рассвете я отведу адмирала Гролео на галеры вместе с несколькими десятками матросов. Мы исследуем каждый дюйм этих кораблей.
Это был хороший план.
- Да, так и сделайте.
Вестерос. Дом. Но если она уплывет, что же будет с ее городом? Мирин никогда не был твоим городом, - казалось, прошептал ей голос брата. - Твои города за морем. Твои Семь Королевств, где тебя ждут враги. Ты была рождена, чтобы принести им кровь и огонь.
Сир Барристан прочистил горло и сказал: "Тот колдун, о котором упоминал купец..."
- Пиат Прей. Она попыталась представить его лицо, но увидела только синие губы. Вино колдунов окрасило их в синий цвет. Вечерняя Тень, так оно называлось. - Если бы заклинания колдуна могли бы убить меня, я была бы уже мертва. Я оставила их дворец весь в пепле. Дрогон спас меня, когда они пытались высосать мою жизнь. Дрогон сжег их всех.
- Как скажете, Ваша светлость. Кроме того. Я буду настороже.
Она поцеловала его в щеку.
- Я знаю, что вы будете. Идемте, проводите меня назад вниз на банкет.
На следующее утро Дэни проснулась полная надежд, как в первый раз когда она при шла в Залив Работорговцев. Даарио скоро снова будет с ней и вместе они отправятся в Вестеросс. Домой. Одна из её юных заложниц принесла завтрак, полная застенчивая девочка по имени Меззара, чей отец владел пирамидой Меррека, её Дени крепко обняла и поблагодарила, поцеловав.
Ксаро Ксоан Даксос предложил мне тринадцать галер, - сказала она Ирри и Чхику пока те одевали её для приема.
- Тринадцать плохое число, Кхалисси, - прошептала Чхику на дотракийском. - Это известно.
- Это известно, - согласилась Ирри.
- Тридцать было бы лучше, - ответила Дени. - Триста было бы еще лучше.
Но тринадцати возможно будет достаточно, чтобы доставить нас в Вестеросс.
Две дотракийки обменялись взглядами.
- Отравленная вода проклята, Кхалисси, - сказала Ирри. - Лошади не могут пить её.
- Я не собираюсь пить её. - пообещала им Дени.
Только четыре просителя ждали её в это утро. Как всегда Лорд Гаэль предстал первым, выглядя даже более несчастным чем обычно.
- Ваше Сиятельство, - простонал он, упав на мраморный пол к её ногам. - Армии Юнкая движутся на Астапор. Я умоляю вас, выступите на юг с вашими силами.
- Я предупреждала вашего короля, что эта война его глупость, - напомнила ему Дени. - Он не слушал.
- Великий Клеон стремился только низвергнуть подлых работорговцев Юнкая.
- Великий Клеон сам работорговец.
- Я знаю, что Мать Драконов не бросит нас в час нашей нужды. Дайте нам ваших Безупречных, чтобы защитить наши стены.
("Если я сделаю так, кто защитит мои стены?")
- Многие мои вольноотпущенники были рабами в Астапоре. Возможно некоторые захотят помочь защитить вашего короля. Это их право, как свободных людей. Я дала Астапору свободу. Ваша обязанность защитить её.
- Тогда мы все мертвы. Вы принесли нам смерть, а не свободу, - Гаэль встал на ноги и плюнул её в лицо.
- Могучий Бельвас схватил его за плечо и швырнул на мрамор так грубо, что Дени услышала как заскрежетали его зубы. Бритоголовый мог поступить хуже, но она остановила его.
- Хватит, - сказала она, утираясь краем своего токара. - Никто еще не умирал от плевка. Заберите его.
Они вытащили его за ноги, оставив на полу несколько зубов и кровавый след. Дени отослала бы всех остальных просителей... но она всеще была их королевой, так что она выслушала всех и постаралась дать им справедливость.
Позднее во второй половине дня Адмирал Гролео и Сир Барриста вернулись со своего осмотра. Дени созвала её Совет, чтобы выслушать их. Серый Червь был там от имени Безупречных, Скахаз мо Кондак от имени Медных Зверей. В отсутствие кровников, старый джакка рхан (?) по имени Роммо, косоглазый и кривоногий, пришел говорить от имени Дотракийцев. Её вольноотпущенных представляли капитаны трех полков, которые она сформировала - Молонно Йос Доб от Несгибаемых Щитов, Симон Полосатая Спина от Свободных Братьев и Марселен от Слуг Матери. Резнак мо Резнак навис сбоку, а Силач Белвас стал позади нее скрестив свои руки.
В советчиках не будет недостатка.
Гролео был самым несчастным человеко с того времени, как они разломали его корабль, чтобы построить осадные машины, что позволило ей захватить Меерин. Дени пыталась утешить его, называя "мой лорд адмирал", но это была пустая честь; Мееринский военный флот отплыл к Юнкаю, когда силы Дени подошли к городу, поэтому старый Пентоши был адмиралом без кораблей. Всё же он улыбался сквозь свою косматую, пропитанную солью бороду, таким образом, что улыбка вряд-ли запомнится королеве.
- Итак, корабли надежны, - спросила она с надеждой.
- Достаточно надежны, Ваше Величество. Это старые корабли, но в большинстве исправные. Корпус "Непорочной принцессы" изъеден червями. Я не хочу выводить её в открытое море. "Наррака" требует нового руля и стропил, а у "Окольцованной ящерицы" сломано несколько весел, но они работоспособны. Гребцы - это рабы, но если мы предложим им достойную оплату, большинство останется с нами. Всё что они умеют это грести. Тех кто уйдет, заменим нашими. Переход в Вестеросс долог и тяжел, но эти корабли крепки достаточно, чтобы доставить нас туда, я уверяю.
Резнак мо Резнак издал жалобный стон.
- Значит это правда. Ваше Величество намеревается оставить нас.
Он заломил свои руки.
- Юнкайцы сразу же восстановят Великих Мастеров после вашего ухода, а мы кто так преанно служил вам в вашем деле будем подняты на мечи, наши жены и дочери захвачены и обращены в рабов.
- Не моих, - прорычал Скахаз Бритоголовый. - Сначала я убью их всех своей собственной рукой.
Он хлопнул по рукоятке своего меча.
У Дени было чувство, будто он ей дал пощечину.
- Если вы боитесь того, что последует за моим отъездом, пойдемте со мной в Вестерос.
- Куда бы не направлялась мать Драконов, Слуги Матери направятся туда же - провозгласил Марселен, оставшийся брат Миссандеи.
- Как, - спросил Симон Полосатая Спина, прозванный так из-за шрамов, покрывавших его спину и плечи, в напоминание о побоях, от которых он страдал в Астапоре. - Тринадцать кораблей...это не достаточно. Даже сотни кораблей будет недостаточно.
- Деревянные лошади нехорошие, - запротестовал Роммо, старый джакка рхан(?). - Дотракийцы поскачут.
- Они могут двигаться по земле вдоль берега, - предложил Серый Червь. - Корабли могли бы поддерживать скорость движения колонны и снабжать её провиантом.
- Это сработает пока вы не достигнете руин Бхораша, - сказал Бритоголовый. - После него ваши корабли должны будут повернуть на юг, мимо Толоса и Острова Кедров, и обойти вокруг Валирии, в то время как пешие продолжат идти на Мантарис по старой дороге драконов.
- Теперь ее называют дорогой демонов, - сказал Моллоно Йос Доб. Пухлый командующий Несгибаемых Щитов со своими запачканными чернилами руками и толстым животом был больше похож на писца, чем на солдата, но он был умен не менее остальных. - Очень многие из нас погибнут.
- Те, кто останутся в Мирине, позавидуют их легкой смерти, - простонал Резнак. - Из нас сделают рабов или бросят нас в ямы. Все будет так, как было раньше, или хуже.
- Где ваша отвага? - вскипел сир Барристан. - Ее Светлость освободила вас из цепей. Теперь ваша очередь наточить мечи и защитить собственную свободу, когда она уплывет.
- Смелые слова от того, кто собирается уплыть на закат, - огрызнулся в ответ Симон Полосатая Спина. - Ты обернешься посмотреть, как мы умираем?
- Ваша Светлость...
- Великолепная...
- Ваша Милость...
- Хватит. - Дени ударила по столу. - Никого не оставят умирать. Вы все мой народ.
Мечты о доме и любви ослепили ее.
- Я не позволю Мирину разделить участь Астапора. Мне печально говорить это, но Вестеросу придется подождать.
Гролео был в ужасе.
- Мы должны принять эти корабли. Если мы откажемся от подарка...
Сир Барристан преклонил перед ней колено.
- Моя королева, твое королевство нуждается в тебе. Здесь ты не нужна, но в Вестеросе люди тысячами соберутся под твоими знаменами, великие лорды и благородные рыцари. "Она пришла", - радостно будут кричать они друг другу. - "Сестра принца Рейегара наконец-то вернулась домой".
- Если они так меня любят, они дождутся меня, - Дени встала. - Резнак, позови Ксаро Ксоана Даксоса.
Она приняла принца торговцев в одиночестве, сидя на скамейке из полированного черного дерева, на подушках которые принес ей Сир Барристан. Его сопровождали четеро моряков, несущих на плечах свернутый в рулон гобелен. "Я принес еще один подарок королеве моего сердца", объявил Ксаро, "Эта вещь находилась в сокровищнице моей семьи еще со времен падения Валирии"
Моряки развернули гобелен по полу. Он был старый, пыльный, и огромный. Цвета с трудом различались. Дэни пришлось перейти на сторону Ксаро чтобы понять что на нем изображено. "Карта? Это прекрасно." Она покрывала половину пола. Моря были голубыми, суша зеленой, горы черными и коричневыми. Города были изображены в виде звезд из золота и серебра. Здесь нет Дымного моря - поняла она. Валирия еще не остров.
- Вот здесь Астапор, Юнкай и Мирин, - Ксаро указал на три серебряные звезды рядом с голубым Заливом Работорговцев. - Вестерос... где-то там внизу.
Он неопределенно махнул рукой в сторону дальнего конца зала.
- Ты повернула на север, в то время как тебе надо было плыть дальше на юг и запад, через Летнее море, но с моим подарком ты скоро сможешь попасть туда, где тебе место. Прими мои галеры с легким сердцем и налегай на весла в западном направлении.
Если бы я могла.
- Милорд, я с радостью приму эти корабли, но я не могу дать тебе обещание, о котором ты просишь. - она взяла его за руку. - Отдай мне галеры, и я клянусь, что Кварт сможет расчитывать на дружбу Мирина, пока не погаснут звезды. Позволь мне торговать с ними, и ты получишь хорошую часть прибыли.
Довольная улыбка Ксаро погасла.
- Что ты говоришь? Ты говоришь мне, что не поплывешь?
- Я не могу уплыть.
Слезы брызнули из его глаз и поползли по носу мимо изумрудов, аметистов и черных бриллиантов.
- Я сказал Тринадцати, что ты прислушаешься к моей мудрости. Мне горько узнать, что я ошибался. Возьми корабли и уплывай, иначе ты без сомнения умрешь в муках. Ты не представляешь, скольких врагов ты нажила.
Уверена, что один из них стоит сейчас передо мной, проливая лживые слезы. Осознание этого опечалило ее.
"Когда я вошел в Зал Тысячи Престолов умолять Чистокровных сохранить твою жизнь, я сказал, что ты не больше, чем дитя", Ксаро продолжал, "но Эгон Эмерос, Блистательный, поднялся и сказал: ""Она безрассудное дитя, безумное и непредусмотрительное, и слишком опасное, чтобы жить." Когда твои драконы были маленькими, они были чудом. Выросшие, они смерть и разрушение, пламенный меч над миром." Он вытер слезы. "Я должен был убить тебя в Кварте."
"Я была вашим гостем, ела ваше мясо и мед"- сказала она - "В память о том, что вы сделали для меня я прощу вам эти слова... когда-нибудь... но никогда не позволю угрожать мне снова."
- Ксаро Ксоан Даксос не угрожает. Он обещает.
Ее печаль превратилась в ярость.
- А я обещаю тебе, что если ты не уйдешь до рассвета, мы все узнаем, могут ли слезы лжеца потушить огонь драконов. Оставь меня, Ксаро. Быстро.
Он ушел, но оставил после себя свой мир. Дени снова села на свою скамейку и устремила пристальный взгляд поверх синего шелкового моря, навстречу далёкому Вестеросу.
"Однажды" - пообещала она себе.
На следующее утро корабли Ксаро ушли, но "подарок", который он привез ей, остался в Заливе Работорговцев. Длинные красные вымпелы слетели с мачт тринадцати кораблей Кварта, извиваясь на ветру. И когда Дейенерис спустилась для приема, посыльный с кораблей уже ждал её. Он не сказал ни слова, положив к её ногам черную атласную подушку, на которой покоилась окровавленная перчатка.
- Что это? - спросил Скахаз. - Окровавленная перчатка...
- ...означает войну, - сказала королева.
ДЖОН
- Остерегайтесь крыс, мой лорд, - Скорбный Эд указывал Джону путь по лестнице вниз, держа фонарь в вытянутой руке. - Они издают чудовищный визг, если наступить на них. Моя мать имела обыкновение также визжать на меня, когда я был мальчишкой. У нее, должно быть, была такая же крыса внутри, по крайней мере так бы я сказал о ней теперь. Каштановые волосы, глазки-бусинки, сыр любила. Должно быть и хвост у нее был, я только не старался его рассмотреть."
Черный замок под основанием был связан лабиринтом туннелей, которые братья назвали "червоточинами". Они были темными, мрачными и к тому же глубоко под землей, поэтому "червоточины" почти не использовались летом, но стоило задуть зимним ветрам и выпасть снегу, туннели становились самым быстрым способом перемещения по замку. Стюарды же пользовались ими постоянно. Джон видел это по горящим свечам в отдельных настенных нишах, когда они шли по туннелю, которые распространяли эхо их шагов далеко вперёд.
Боуэн Марш ждал на перекрёстке четырёх червоточин. С ним был Вик Виттлстик, высокий и тощий, словно копьё.
- Здесь результаты трёх предыдущих ревизий, - сказал Марш Джону, передавая ему толстую кипу бумаги, - для сравнения с нынешним состоянием складов. Начнём с зернохранилищ?
Они двигались через полумрак, делающий всё серым. Каждая кладовая запиралась основательной дубовой дверью с железным замком размерами с большую тарелку.
- И что, хищение действительно проблема? - спросил Джон.
- Пока что нет, - ответил Боуэн Марш. - Но раз уж зима на пороге, самое время проявить осмотрительность и выставить здесь посты, Ваша светлость.
Вик Витлесткик носил ключи на кольце вокруг шеи. На взгляд Джона все они выглядели одинаковыми, однако Вик выбирал для каждой двери свой. Оказавшись внутри, он доставал из мешочка мел и отмечал каждую бочку, мешок и бутыль, чтобы посчитать их, пока Марш сравнил новые данные с отчетами.
В зернохранилищах были овес, пшеница, ячмень и бочки муки грубого помола. В подвалах были натянуты подвешенные к стропилам ряды головок лука и чеснока, и рядом на полках сумки с морковью, пастернаком, редькой, а также белой и желтой репой. Одна кладовая вмещала колеса сыра настолько большие, что потребовалось двое, чтобы переместить их. В следующей, бочки соленой говядины, свинины и баранины, соленой трески были сложены в ряды по десять футов высотой. Три сотни окороков и три тысячи длинных черных колбас свисали с потолка над коптильней. В шкафах специй они нашли горошины перца, гвоздики, корицу, семена горчицы, кориандр, шалфей, мускатный орех, петрушку и блоки соли. В другой были бочки яблок и груш, высушенного гороха, сухофрукты, сумки грецких орехов, каштанов, миндаль, филе сухого копченого лосося, глиняные фляги, заполненные оливковым маслом, и запечатанные воском. Одна кладовая вмещала консервированного зайца, бедро оленя в меде, квашенную капусту, бочковую свеклу, маринованный лук, засоленные яйца, и малосоленую сельдь.
Они переходили из одной кладовой в другую, и червоточины становились все холоднее. Вскоре Джон уже мог видеть, как их дыхание замерзает в свете фонаря.
- Мы под Стеной.
- А скоро будем внутри, - сказал Марш. - Мясо не портится в холоде. Для долгого хранения это лучше, чем засолка.
Следующая дверь была из ржавого железа. За ней начинались деревянные ступени. Скорбный Эд указывал путь фонарем. В конце был туннель такой же длинный как главный зал Винтерфелла хотя и не шире обычной червоточены. Стены здесь были льдом с бессчётной тьмой железных крюков. На каждом была туша: освежеванные олени и лоси, половины коров, огромные свиньи, свисающие с потолка, безголовые овцы и козы, и даже лошади и медведи. Все они были в инее.
Пока другие считали, Джон снял перчатку с левой руки и дотронулся до ближайшей оленьей ноги. Он почувствовал, как его пальцы прилипли, и отдергивая их он лишился кусочков кожи. Кончики пальцев онемели. А чего он ожидал? Над его головой был гора льда, которая весила больше, чем весь счет, который знал Боуэн Марш. Но даже при этом в комнате было холоднее предельно возможного.
- Всё намного хуже, чем я боялся, мой лорд, - объявил Марш, окончив ревизию. Теперь он казался более мрачным, чем Скорбный Эд.
Джон только что думал, что все мясо в мире скопилось вокруг них. "Ты ничего не знаешь, Джон Сноу".
- Но как же так? Мне показалось, что еды у нас впрок.
- Лето было долгим, урожаи - обильны, а лорды - щедры. Мы отложили достаточно на три года зимы. Четыре - если немного съэкономить. Теперь же, если мы продолжим кормить людей короля, королевы и одичалых... У одного только Кротового городка тысяча голодных ртов, и их количество увеличивается. Только вчера через ворота прошли трое, дюжина - позавчера. Так не может продолжаться. Обосновать их на Даре - прекрасная затея, вот только уже слишком поздно для посадки зерновых. Мы вычистим репу, овсянку и горох ещё до окончания этого года. А после начнем пить кровь наших лошадей.
- Ням-ням, - заявил Скорбный Эдд. - Ничто не сравнится с чашей горячей лошадиной крови в холодную ночь. Я предпочитаю с щепоткой корицы, посыпанной сверху.
Лорд Стюард не обратил на него внимания.
- Также будут болезни, - продолжил он, - кровоточащие десна и выпадающие зубы. Мейстер Эймон говорил, что сок лаймы и свежее мясо могут победить болезнь, но наш лайм закончился год назад и у нас недостаточно корма для скота, чтобы иметь свежее мясо. Нам следует его забить, кроме пары для разведения. В прошлые зимы, продовольствие поставлялось по Королевскому тракту с юга, но с этой войной....Я знаю, все еще осень, но несмотря на это, я бы посоветовал перейти на зимние пайки, если так будет угодно милорду.
("парням понравится это")
- Если мы должны, мы урежем порцию каждого дозорного на четверть.
("Если мои браться будут жаловаться на меня сейчас, что же они скажут когда будут есть снег и толченые желуди")
- Это поможет, милорд, - тон Лорда Стюарда дал ясно понять, что он не думает, что это поможет в достаточной мере.
Скорбный Эдд произнес:
- Теперь я понимаю зачем Король Станнис позволил одичалым пройти через Стену. Он подразумевает, что мы будем питаться ими.
Джону было не смешно.
- До этого не дойдет.
- О, отлично, - выпалил Эдд. - Они выглядят такими жилистыми, а мои зубы не такие острые как в молодости.
- Если бы у нас было достаточно денег, мы могли бы купить еду на юге и привезти её сюда на кораблях, - сказал Лорд Стюард.
Могли бы, подумал Дон, если бы имели золото, и если бы кто-то пожелал продать нам еду. Оба варианта не подходили. Может Орлиное Гнездо наша лучшая надежда. Долина Аррен была очень плодородна и её не коснулись бои. Джона интересовало, как отнеслась бы сестра Леди Кейтелин к тому, чтобы снабдить бастарда Нэда Старка продовольствием. Когда он был мальчиком, он часто чувствовал, что леди испытывала к нему неприязнь.
- Мы всегда сможем охотиться, если нам понадобится, - добавил Вик Витлестик. - В лесах будет дичь.
- И одичалые, и темные твари, - сказал Марш. - Я бы не посылал охотников, милорд. Не посмел бы.
("Нет. Вы бы закрыли наши ворота навсегда и запечатали их камнями и льдом")
Он знал, что половина Черного замка была согласна с Лордом Стюартом. Другая половина высмеивала их.
- Запечатайте наши ворота и водрузите свои толстые черные задницы на Стену, да, а свободный народ пройдет толпами по Мосту Черепов или через какие-то ворота, которые как вы думаете были запечатаны пятьсот лет назад, - заявил громко старый лесничий Дайвен за ужином два дня назад. - У нас нет людей, чтобы уследить за тысячами лиг Стены. Тормунд Великанья Смерть и чертов Плакальщик знают об этом. Когда-нибудь видели утку, замерзшую в пруду, с ногами вмерзшими в лед? С воронами происходит то же.
Большинство разведчиков поддерживали Дайвена, но стюарды и строители склонялись к мнению Боуэна Марша.
Но это было не первоочередное затруднение. Здесь и сейчас проблема была в еде.
- Мы не можем оставить Короля Станниса и его людей умирать с голоду, даже если бы захотели, - сказал Джон. - Если потребуется он легко возьмет все это силой. У нас нет людей, чтобы остановить его. Одичалых тоже надо кормить.
- Но как, мой лорд? - спросил Боуэн Марш.
Если бы я знал.
- Мы найдем выход.
Когда они возвратились на поверхность, тени, оставленные в полдень, сильно удлинились. Облака усеяли небо как изодранные знамена, серые и бледно-рваные. Площадка у оружейной пустовала, но внутри Джон наткнулся на ждущего его оруженосца короля. Деван был тощим парнем приблизительно двенадцати лет, с копной коричневых волос и глазами того же цвета. Он застыл у кузницы, едва смея пошевелиться, поскольку Призрак обнюхивал его с ног до головы.
- Он тебя не тронет, - сказал Джон, но мальчик лишь вздрогнул от звука голоса, и от этого неожиданного движения лютоволк обнажил зубы.
- Нет! - окликнул Джон. - Призрак, оставь его. Назад.
Волк, бесшумно крадучись, вернулся к оставленной кости, являя собой воплощённое безмолвие на четырёх лапах.
Деван выглядел столь же белым как Призрак, на лице его выступил пот.
- М-ммилорд. Его величество т-тттребует Вашего присутствия.
Мальчик был одет в цвета баратеонов: золотое и черное, с пылающим сердцем людей королевы, нашитого поверх его собственного.
- Вы хотели сказать "приглашает", - сказал Скорбный Эд. - Его Величество приглашает присутствовать Лорда командующего. Вот, как я бы произнёс это.
- Оставь, Эд, - Джон был не в настроении препираться.
- Сэр Ричард и Сэр Джастин вернулись. - продолжил Деван. - Вы придете, милорд?
Внутренние разведчики. Массе и Хорп вместо севера отправились на юг. Независимо от того, что они узнали, это не затрагивало Ночной дозор, но Джону было любопытно.
- Если так угодно Его Величеству.
Он последовал за молодым оруженосцем через двор. Призрак присоединился было к ним, но Джон сказал:
- Нет. Останься!
Лютоволк, поступая наперекор, убежал.
В Королевской Башне Джону пришлось сдать оружие, после чего ему позволили пройти в покои короля. На крытой террасе было жарко и многолюдно. Станис и его капитаны склонились над картой Севера. Среди них находились и те гонцы, что не так давно уезжали в неверном направлении. Кроме того среди присутствующих был Сигорн, юный Магнар из теннов, одетый в кольчугу из кожи, обшитой бронзовыми пластинками. Гремучая Рубашка сидя почесывал сломаным желтым ногтем запястья под кандалами. Его впалые щеки и почти отсутствующий подбородок были покрыты темной щетиной, грязные пряди волос спадали на глаза.
- А вот и тот смелый мальчишка, - произнес он, увидев Джона, - который прикончил связанного в клетке Манса Налетчика.
Большой квадратный камень, украшавший его наручники, отливал красным цветом.
- Ну что, нравится тебе мой рубин, Сноу? Знак любви Красной Леди?
Не обратив внимания, Джон преклонил колено.
- Ваша светлость, - доложил Деван, - я привел Лорда Сноу.
- Я и сам это вижу. Лорд Командующий. Полагаю, вы знакомы с моими рыцарями и капитанами.
- Имел такую честь. - Он задался целью разузнать все, что возможно об окружении короля. Все они были людьми королевы. Джону показалось странным, что среди них не было верных королю рыцарей, но таково было положение дел. Если слухи, что дошли до Джона, были верны, то люди Станниса еще на Драконьем Камне навлекли на себя гнев короля.
Вина? Или лимонада?
Благодарю, но нет.
- Как вам будет угодно. У меня для вас подарок, Лорд Сноу. - Король взмахнул рукой в сторону Гремячей Рубашки. - Вот он.
Леди Мелисандра улыбнулась.
- Вы как-то говорили, что вам нужны люди, лорд Сноу. Я считаю, что Костяной лорд вам пригодится.
Джон был шокирован:
- Ваше Величество, этому человеку нельзя доверять. Если я оставлю его на Стене, кто-нибудь обязательно перережет его горло. Если пошлю в разведку, он вернется к одичалым.
- Только не я. Я завязал с этими чертовыми дураками. - Гремучая Рубашка постучал по рубину на запястье. - Спроси свою красную ведьму, бастард.
Мелисандра ответила мягко и на незнакомом языке. Рубин на ее шее медленно пульсировал, и Джон увидел, что маленький камень на запястье Гремучей Рубашки прояснялся и темнел с ним в такт.
- Пока он носит драгоценный камень, он связан со мной кровью и душой, - произнесла красная жрица. - Этот человек будет служить Вам искренне. Огонь не лжет, лорд Сноу."
Возможно нет, подумал Джон, но ты лжешь.
- Я пойду для тебя в разведку, бастард, - заявил Гремучая Рубашка, - ещё могу дать тебе мудрый совет или спеть сладкие песни, если это тебе больше нравится. Я даже буду сражаться за тебя. Только не проси меня носить ваш плащ.
Ты недостоин его, - подумал Джон, но придержал язык. Перепалка перед королем к добру не приведет.
Король Станнис сказал:
- Лорд Сноу, расскажи мне о Морсе Амбере.
Ночной Дозор должен держаться в стороне, подумал Джон, но внутренний голос ему шепнул: " Слова - не Мечи..."
"- Старший из дядьев Большого Джона. Воронье Мясо, так прозвали его. Ворона однажды сочла его мертвым и клюнула в глаз - а он схватил птицу и откусил ей голову. Молодым Морс был внушающим страх воином. Его сыновья погибли при Трезубце, жена умерла в родах. А единственная дочь была украдена одичалыми тридцать лет назад."
"Вот почему он хочет голову", сказал Харвуд Фелл. "Можно ли доверять этому человеку, Морсу?" спросил Станнис.
Морс Амбер преклонит колено? "Вашей Светлости нужно чтобы он принес присягу перед своим чардревом."
Годри Убийца Гигантов захохотал. "Я забыл что вы, северяне, поклоняетесь деревьям."
"- Что же это за Бог, который позволяет, чтобы на него мочились собаки?" спросил друг Фарринга Клэйтон Сагс. Джон проигнорировал его слова. "- Ваше Величество, могу я узнать, присягнут ли вам Амберы?"
"Только половина из них, и только если я удовлетворю требования этого Вороньего Мяса," сказал Станнис раздраженным тоном. Он желает получить череп Манса-Налетчика и сделать из него кубок, и он хочет прощения за своего брата, который отправился на юг, чтобы присоединиться к Болтону. Смерть Шлюхам, как его прозвали."
Сир Годри был удивлен. - "Что за имена у этих северян! А этот откусил голову какой-то шлюхе?"
Джон произнес ледяным тоном: "- Можно сказать и так. Шлюхе, которая попыталась ограбить его, пятьдесят лет назад в Староместе."
Это могло показаться странным, но старый Хорфрост Амбер когда-то полагал, что у его младшего сына были задатки мейстера. Морс любил хвастаться о вороне, которая лишила его глаза, но история Хозера рассказывалась только шепотом... наверное, оттого, что шлюха, которую он распотрошил, была человеком.
"- Другие лорды также присягнули Болтону?"
Красная жрица проскользнула к королю.
- Я видела город с деревянными стенами и деревянными улицами, заполненный людьми. Стяги развивались на его стенах: лось, боевой топор, три сосны, длинные топоры, срещенные под короной, голова лошади с огненными глазами.
- Хорнвуды, Сервины, Толхарты, Рисвеллы и Дастины, - добавил сир Клейтон Саггс. - Все, изменники. Собаки у ног Ланнистеров.
- Рисвеллы и Дастины связаны с домом Болтона браком, - проинформировал их Джон. - Другие потеряли своих сюзеренов на войне. Я не знаю кто ими сейчас управляет. Онако Кроуфут не половая собачка. Ваша Светлость поступил бы правильно приняв его условия.
Станнис заскрежетал зубами.
- Он сообщает что Амбер не будет биться против Амбера при любых обстоятельствах.
Джон не был удивлен.
- Если дело дойдет до войны, посмотрите где развивается стяг Хозера и переставите Морса на другой фланг.
Убийца Великанов не согласился.
- Ты выставишь Его Светлость слабаком. Я говорю - покажем нашу мощь. Спалим Последний Очаг дотла и поскачем на войну с головой Вороньего Мяса на копье, в назидание следующему лорду, который решит принести половину присяги.
- Отличный план, если хотите, чтобы каждый на севере восстал против вас. Половина больше чем ничего. Амберы не любят Болтонов. Если Смерть Шлюхам и присоединился к Бастарду, то это случилось только потому, что Ланнистеры держат Большого Джона в заложниках.
- Это предлог для них, но не причина, - заявил Сир Годри. - Если племянник умрет в цепях, дядюшки наложат свои руки на его земли и замок.
- У Большого Джона есть и сыновья, и дочери. На севере родные дети мужчины пока еще идут прежде дядей, сир.
- Только если они живы. Мертвые дети везде идут последними.
- Намекните на это в присутствии Морса Амбера, сир Годри, и Вы узнаете о смерти больше, чем Вам хотелось бы.
- Я убил великана, мальчишка. Почему же я должен бояться какого-то блохастого северянина, который нарисовал одного из них на своем щите?
- Великан убегал. Морс не будет.
Большой рыцарь взорвался:
- У тебя наглый язык под сенью короля, мальчишка. Во дворе ты запоешь другую песню.
- О, бросьте, Годри, - сказал сир Джастин Массей, гибкий грузный рыцарь, все время улыбающийся, и с копной соломенного цвета волос.
Массей был одним из "заблудившихся" гонцов.
- Мы все знаем какой у тебя огромный меч. Я уверен. Тебе нет никакой надобности снова махать им перед нашими лицами.
- Единственная вещь которой тут машут - твой язык, Массей.
- Тихо, - гаркнул Станнис.
- Лорд Сноу, послушайте меня. Я задержался здесь в надежде, что одичалые настолько глупы, что предпримут еще одну атаку на Стену. Поскольку они не связывают меня теперь, пришло время разделаться с моими другими врагами.
- Понимаю, - тон Джона стал настороженнее. ("Чего он хочет от меня"). - Я не люблю Лорда Болтона или его сына, но Ночной Дозор не начнет войну против них. Наши клятвы запрещают....
- Я знаю все о ваших обетах. Избавь меня от нотаций, лорд Сноу, у меня достаточно сил и без тебя. Я собираюсь выступить против Дредфорта.
Увидев шок на лице Джона, он улыбнулся.
- Тебя это удивляет? Хорошо. Что удивляет одного Сноу, может удивить и другого. Бастард Болтона пошел на юг, взяв с собой Хозера Амбера. В этом мнения Морса Амбера и Арнольфа Карстарка сходятся. Это может означать только удар по Рву Кайлин, чтобы открыть его лорду-отцу дорогу для возвращения на север. Бастард думает, что я слишком занят одичалыми, чтобы побеспокоить его. Тем лучше. Мальчишка открыл горло, и я собираюсь его вырвать. Может быть, Русе Болтон отвоюет север, но когда он это сделает, он обнаружит, что его замок, стада и урожаи принадлежат мне. Если я захвачу Дредфорт неожиданно...
- Вы не сумеете, - выпалил Джон.
Он будто разворошил палкой осиное гнездо. Один из людей королевы рассмеялся, один плюнул, один пробормотал проклятие, а все остальные пытались говорить одновременно.
- У мальчишки вода в венах, сказал сир Годри Убийца Великана. А лорд Свит раздраженно добавил:
- Трус видит преступника за каждой травинкой.
Станнис поднял руку, призывая к тишине.
- Объясни свои слова.
С чего начать? Джон подошел к карте. Свечи стояли на углах, удерживая пергамент от скручивания. Пятно расплавленного воска растекалось по Тюленьему заливу медленно как ледник.
- Чтобы достичь Дредфорта, Вашему Величеству придется пойти вниз по Королевскому Тракту через Одинокие Холмы. - Он показал на карте. - Это земли Амберов, где они знают каждое дерево и каждый камень. Королевский Тракт проходит по их западным окраинам на протяжении сотен миль. Морс разобьет ваши отряды по частям, если вы не примете его условий и не привлечете его на вашу сторону.
- Хорошо. Допустим я сделал это.
- Это приведет вас к Дредфорту, - продолжил Джон, - однако ваши отряды не смогут обогнать воронов или ряд сигнальных костров, поэтому замок будет знать о вашем приближении. Для Рамси Болтона будет легко отрезать вам путь к отступлению и оставить далеко от Стены без еды и резервов, окруженных врагами.
- Только если он снимет осаду Рва Кайлин.
- Ров Кайлин падет прежде, чем вы достигнете Дредфорта в любом случае. Как только лорд Русе объединит свои силы с Рамси они получат над вами превосходство в численности пять к одному.
- Мой брат выигрывал сражения и при худшем перевесе.
- Вы полагаете, что Ров Кайлин падет быстро, Сноу, - возразил Джастин Масси. - Но железнорожденные - бесстрашные воины, и, как я слышал, Ров еще ни разу не удалось захватить.
- С юга. Маленький гарнизон может погубить любую армию, наступающую вверх по насыпи, но руины уязвимы с севера и востока. - Джон повернулся к Станнису. - Сир, это смелый удар, но риск... - Ночной Дозор не примет никакого участия. Баратеоны и Болтоны должны быть одними и теми же для меня. - Если Русе Болтон поймает вас под стенами с главными силами, это будет конец для всех вас.
- Риск - это часть войны, - заявил Сир Ричард Хорп, худой рыцарь с испорченным лицом, чей стеганный дублет демонстрировал три смертеголовых мотылька на черно-белом фоне. - Каждая битва - это риск, Сноу. Человек, который ничего не делает, также рискует.
- Риски рискам рознь, сир Ричард. Это... слишком много, слишком рано, слишком далеко. Я знаю Дредфорт. Это сильный замок, весь из камня, с толстыми стенами и массивными башнями. С наступлением зимы вы обнаружите его хорошо снабженным продовольствием. Сотни лет назад, Дом Болтонов восстал против Короля Севера, и Харлон Старк организовал осаду Дредфорта. У него заняло два года взять их измором. Чтобы иметь какую-нибудь надежду взять замок, Ваша Светлость нуждается в осадных машинах, башнях, таранах...
- Осадные башни могут быть возведены при необходимости, - сказал Станнис, - если потребуются тараны можно срубить деревья для них. Арнольф Карстарк пишет, что в Дредфорте осталось менее 50 человек, половина из которых - слуги. Даже сильный замок со слабыми защитниками - уязвим.
- Пятьдесят человек внутри замка стоят пятисот снаружи.
- Это зависит от людей, - сказал Ричард Хорп. - Они будут стариками и зелеными мальчишками, люди, которых этот бастард не посчитал годными для битвы. Наши собственные люди понесли потери и проверены на Черноводной, и они возглавлены рыцарями.
- Вы видели как мы разделались с одичалыми, - сир Джастин откинул назад соломенно-желтые волосы. - Карстарки поклялись примкнуть к нам возле Дредфорта, и у нас еще будут наши одичалые. Триста бойцов. Лорд Харвуд пересчитал их, когда они проходили через ворота. Их женщины сражаются тоже.
Станнис кисло взглянул на него:
- Не для меня, сир. Я не хочу, просыпаясь, слышать вопящих вдов. Женщины останутся здесь, со стариками, ранеными и детьми. Они послужат гарантией лояльности их мужей и отцов. Одичалые составят мой авангард. Магнар будет ими командовать со своими собственными людьми в качестве сержантов. Но сначала мы должны вооружить их.
Он намеревается опустошить наши склады оружия, понял Джон. Еда и одежда, земли и замки, теперь вот оружие. Он втягивает меня все глубже с каждым днем. Слова не мечи, но мечи - это мечи.
- Я мог бы найти триста копей, - сказал он, неохотно. - А также шлемы, если вы возьмете их старыми и покрытыми ржавчиной.
- А доспехи? - спросил Магнар, - конская броня? кольчуги??
- Когда Донал Ной умер, мы потеряли нашего оружейника.
Остальное Джон оставил недосказанным. ("Дайте одичалым кольчуги и они станут вдвое опаснее для королевства")
- Выдубленной кожи будет достаточно, - сказал сир Годри. - Как только мы сразимся, выжившие смогут собрать трофеи с мертвых.
Те немногие, кто проживет достаточно долго. Если Станнис поставит свободный народ в авангард, то большинство погибнет быстро.
- Питье из черепа Манса-Налетчика может доставить удовольствие Морсу Амберу, но присутствие одичалых на его земле - нет. Свободные люди пересекют Тюлений залив, совершая набеги на Амберов испокон веков, в поисках золота, овец и женщин. Среди этих похищенных женщин была и дочь Вороньего Мяса. Ваше Величество, оставьте одичалых здесь. Их присутствие в войске приведет к тому, что знаменосцы моего лорда-отца повернутся против Вас.
- В любом случае, знаменосцы твоего отца не проявляют ко мне никаких симпатий. Я могу предположить, они видят во мне...как ты назвал меня, Лорд Сноу? Еще один обреченный претендент?
Станнис уставился на карту. В течение продолжительного времени был слышен лишь скрип королевских зубов.
- Оставьте меня. Все вы. Лорд Сноу, задержись.
Бесцеремонное выпроваживание не доставило радости Джастину Масси, но ему ничего не оставалось, кроме как улыбнуться и уйти. Хорп бросил на Джона многозначительный взгляд и вышел вслед за ним. Клэйтон Сагс опорожнил свой кубок и пробормотал что-то Харвуду Феллу, заставив юношу рассмеяться. Парень всей душой внимал этой среде, а Сагс был рыцарем столь же грубым, сколь и сильным. Последним их оставил Костяная Рубашка. У двери он насмешливо отдал Джону поклон и улыбнулся, показав полный рот коричневых и сломанных зубов.
"Все вы", похоже, не касалось леди Мелисандры.
Красная тень короля... Станнис подозвал Девана, чтобы тот долил ему лимонной воды. Когда чаша была полна, король выпил и сказал:" - Хорп и Масси желают трон твоего отца. Масси хочет также и принцессу одичалых. Он когда-то служил моему брату Роберту сквайром и приобрел его аппетит к женской плоти. Хорп возьмет Вэл в жены, если я прикажу, но он слишком уж жаждет битвы. Как сквайр короля он расчитывал на белый плащ, но Серсея Ланнистер была против, и Роберту пришлось отказать ему. Возможно, справедливо. Сир Ричард слишком любит убивать. Каким бы Ты был лордом Винтерфелла, Сноу? Улыбчивым или убийственным?"
Джон сказал:
- Винтерфелл принадлежит моей сестре Сансе.
- Я уже слышал, все, что нужно о леди Ланнистер и ее притязаниях.
Король отставил в сторону кубок.
- Ты мог бы привести ко мне север. Знаменосцы твоего отца сплотились бы вокруг сына Эддарда Старка. Даже лорд Слишком-Толстый-Чтобы-Сесть-На-Лошадь. Белая Гавань стала бы для меня готовым источником провизии и надежным плацдармом, к которому я мог бы отступить в случае необходимости. Еще не слишком поздно исправить эту глупость, Сноу. Преклони колено, присягни мне своим мечом-бастардом и встань Джоном Старком, лордом Винтерфелла и Хранителем Севера.
Сколько ещё раз он заставит меня это сказать?
- Мой меч принадлежит Ночному Дозору.
Станнис смотрел с отвращением.
- Твой отец тоже был упрямцем. Честь, так он это называл. Но за честь приходится платить, что лорд Эддард и узнал себе на беду. Если тебя это как-то утешит, то Хорпа и Массея ждет разочарование. Я больше склоняюсь к тому, чтобы даровать Винтерфелл Арнольфу Карстарку. Хорошему северянину.
- Северянину. - Лучше Кастарк чем Болтон или Грейджой, сказал себе Джон, это эта мысль давало ему мало утешения. - Кастарки бросили моего брата среди его врагов.
- После того как твой брат отрубил голову лорда Рикарда. Арнольф был за тысячу лиг оттуда. В нем течет кровь Старков. Кровь Винтерфелла.
- Не больше чем у половины других Домов севера.
- Те другие Дома не признали меня.
- Арнольф Кастарк это горбатый старик. Даже в молодости он уступал лорду Рикарду. Трудности похода вполне могут убить его.
- У него есть наследники, - отрезал Станнис. - Два сына, шесть внуков, несколько дочерей. Если бы у Роберта были законорожденные дети, многие погибшие могли бы быть живы.
- Ваше Величество добились бы большего успеха с Морсом - Вороньим Мясом. Дредфорт будет доказательством этого.
- Значит вы всё же решили наступать?
" - Несмотря на совет великого лорда Сноу? Да. Хорп и Масси честолюбивы, но они и справедливы. Я не осмеливаюсь сидеть сложа руки пока силы Розе Болтона растут, а мои убывают. Я должен ударить и показать Северу, что я - все еще тот человек, которого следует бояться."
- Водяного Мандерли не было среди знамен, которые леди Мелисандра видела в огне, - сказал Джон. - Если бы с Вами была Белая Гавань и рыцари лорда Вимана...
- Если - слово для дураков. Мы не получали вестей от Давоса. Может быть, он так и не добрался до Белой Гавани. Арнольф Карстарк пишет, что шторма на Узком море были свирепыми. Как бы то ни было, у меня нет времени ни скорбеть, ни следить за прихотями Лорда-Слишком-Толстого. Будем считать, что Белая Гавань потеряна для меня. Без сына Винтерфелла, который мог бы встать рядом со мной, я могу надеяться лишь на то, чтобы захватить север в битвах. Для этого мне нужно действовать по учебнику моего брата. Не то чтобы Роберт когда-нибудь прочитал хоть один. Мне нужно нанести моим врагам смертельный удар, прежде чем они поймут, что происходит.
Джон понял, что все его слова напрасны. Станнис захватит Дредфорт или умрет, пытаясь. Ночной Дозор не встает на чью-либо сторону, сказал один голос, но другой ответил: Станнис сражается ради королевства, железнорожденные - ради рабов и добычи.
- Ваша Светлость, я знаю, где Вы можете найти больше людей. Отдайте мне одичалых, и я с радостью расскажу Вам, где и как.
- Я отдал тебе Гремучую Рубашку. Довольствуйся этим.
- Мне нужны все.
- Некоторые из твоих Верных Братьев заставили меня поверить, что ты сам наполовину одичалый. Это правда?
- Для вас они только пушечное мясо. Я найду им лучшее применение на Стене. Дайте их мне, чтобы я поступил с ними по своему усмотрению, а я покажу вам где найти победу...а также людей.
Станнис потер своею шею сзади:
- Ты торгуешься как старая карга с треской. Нед Старк что, прижил тебя от какой-то торговки рыбой? Скольких человек?
- Две тысячи. Возможно, три.
- Три тысячи? И что это за люди?
- Гордые. Бедные. Колючие, когда задевают их гордость, но свирепые бойцы.
- Лучше бы этому не быть какой-нибудь бастардской уловкой. Поменяю ли я триста бойцов на три тысячи? Да, поменяю. Я не полный дурак. Если я оставлю девчонку с тобой, дашь ли ты мне слово что будешь хорошо ее стеречь?
Она не принцесса.
- Как пожелаете, Ваша Милость.
- Нужно ли мне заставлять тебя принести клятву перед деревом?
- Нет. - Это что, шутка? Со Станнисом нельзя было точно сказать. - Тогда договорились. Итак, где эти люди?
- Вы найдете их здесь. - Джон простер свою обожженную руку над картой к западу от Королевского Тракта и к югу от Дара.
- В этих горах? - Станнис стал подозрительным. - Я не вижу чтобы здесь были отмечены замки. Ни дорог, ни городов, ни деревень.
- Карта - не земля, часто говорил мой отец. Люди жили в долинах и на горных лугах тысячелетиями, управляемые главами кланов. Крошечные лорды, назовете вы их, хотя они и не величают себя так. Ведущие бойцы кланов дерутся огромными двуручными мечами, в то время как люди попроще мечут камни и дубасят друг друга дубинами из горного ясеня. Сварливые ребята, надо заметить. Когда они не сражаются друг с другом, они пасут свои стада, рыбачат в Ледяном Заливе и разводят лошадей, выносливей которых нет на свете.
- И они будут сражаться за меня, ты думаешь?
- Если вы их попросите.
- Почему я должен умолять о том, что мне принадлежит?
- Я сказал спросить, а не умолять. - Джон убрал свою руку. - Не верно лишь посылать сообщения. Вашей Милости нужно самому поехать к ним. Отведать их хлеба с солью, выпить их эля, послушать их свирели, воздать хвалу красоте их дочерей и отваге их сынов и у вас будт их мечи. Кланы не видели короля с тех пор, как Торрен Старк преклонил свое колено. Ваш визит окажет им честь. А если просто приказать драться за вас, они лишь поглядят друг на друга и скажут, "Кто этот человек? Он мне не король."
- О скольких кланах ты говоришь?
- О нескольких десятках, мелких и крупных. Флинты, Вуллы, Норри, Лиддлы... Склони на свою сторону Старого Флинта и Большое Ведро, остальные последуют за ними.
- Большое Ведро?
- Вулл. У него самое большое брюхо в горах и больше всего людей. Вуллы рыбачат в Заливе Льда и грозят своим малышам, что железнорожденные заберут их, если они будут плохо себя вести. Но чтобы добраться до них, Вашей Светлости придется пройти через земли Норри. Они живут ближе всех к Дару и всегда были добрыми друзьями Дозора. Я мог бы послать с Вами проводников.
- Мог бы? - Станнис не обратил внимания на титул. - Или пошлешь?
- Пошлю. Вам они понадобятся. И крепкие низкорослые лошади тоже. Дороги там наверху больше похожи на козлиные тропы.
- Козлиные тропы? - глаза короля сузились. - Я говорю о быстром броске, а ты тратишь мое время на козлиные тропы?
- Когда Молодой Дракон покорял Дорн, он воспользовался козлиной тропой, чтобы обойти дорнийские сторожевые башни на Костяном Перевале.
"Я слыхал эту байку, но Даэрон сделал из мухи слона в своих тщеславных летописях. Флот выиграл ту войну, а не козьи тропы. Дубовый кулак сломал Дощатый Город(?) и зацепил на полпути Зеленую Кровь(?), пока главные силы Дорна были заняты проходом принца." Станнис барабанил пальцами по карте. " - Эти горные лорды не будут препятствовать моему проходу?"
- Только пирами. Каждый будет пытаться превзойти других гостеприимством. Мой лорд-отец говорил, что он никогда не ест вполовину так хорошо, как когда посещает кланы.
- Думаю, ради трех тысяч людей я смогу вынести немного волынок и каши, - сказал король, хотя его тон выражал недовольство даже этим.
Джон повернулся к Мелисандре.
- Миледи, предостерегаю, древние боги сильны в горах. Члены кланов не потерпят оскорбления сердцедрева.
Ее это, похоже, позабавило.
- Не бойся, Джон Сноу, я не побеспокою твоих горных дикарей и их темных богов. Мое место здесь, с тобой и твоими отважными братьями.
Этого Джону Сноу хотелось меньше всего, но прежде чем он успел возразить, король сказал:
- Куда бы ты предложил мне направить этих доблестных воинов, если не против Дредфорта?
Джон бросил взгляд на карту.
- Темнолесье.
Он постучал по нему пальцем.
- Если Болтон собирается биться с железнорожденными, значит, и Вы должны. Темнолесье - это замок, окруженный рвом, посреди густого леса, его легко захватить врасплох. Деревянный замок, защищенный земляным валом и частоколом из бревен. Продвижение через горы будет медленным, признаю, но сверху Ваша армия сможет двигаться незаметно и быть обнаруженной лишь почти у самых ворот Темнолесья.
Станнис потер челюсть.
- Когда Бейлон Грейджой восстал первый раз, я разбил железных людей на море, где они самые свирепые. На суше, застигнутые врасплох... да. Я одержал победу над одичалыми и их Королем за Стеной. Если я также смогу разбить железных людей, север будет знать, что снова имеет короля.
А у меня будет тысяча одичалых, подумал Джон, и никакой возможности прокормить хотя бы половину из них.
ТИРИОН
"Робкая дева" двигалась в тумане, как слепец, прокладывающий путь через незнакомый зал.
Септа Лемор молилась. Туман приглушал звук ее голоса. Грифф расхаживал по палубе, его кольчуга тихо позвякивала под плащом из волчьей шкуры. Время от времени он дотрагивался до меча, как будто хотел убедиться, что оружие все еще при нем. Ролли Дакфилд орудовал шестом у правого борта, Яндри у левого. Исилла стояла у румпеля.
- Мне здесь не нравится, - пробормотал Халдон Полумейстер.
- Боишься легкого тумана? - ехидно спросил Тирион. Хотя тумана был весьма сильным. На носу "Робкой девы" стоял Юный Грифф с третьим шестом, чтобы отталкиваться им, если ему удастся разглядеть в тумане какие-либо опасности. Фонари горели на носу и на корме, но туман был настолько густым, что карлик с середины корабля видел только пятна света спереди и сзади. Ему самому было поручено заботиться о жаровне и не дать огню погаснуть.
- Это не просто туман, Хьюгор Хилл, - настаивала Исилла. - Он пахнет магией, ты бы тоже это понял, если бы у тебя был нос. Многие путешественники пропадали здесь, баржи, пираты и даже большие речные галеры. Они скитались в тумане в поисках света, но не находили его, сходили с ума или умирали от голода. Их неупокоенные души витают здесь в воздухе или страдают под водой.
"Один сейчас здесь," сказал Тирион. По правому борту из темных глубин тянулась огромная рука, способная сокрушить лодку. только кончики двух пальцев пробили поверхность реки, но, только "Робкая дева" замедлила ход, он увидел часть руки в воде и бледное лицо, смотрящее вверх. И хотя тон его был легок, он встревожился. Плохое место, заросшее отчаянием и смертью. Исилла права. Это необычный туман. Что-то грязное выросло в воде и загноилось в воздухе. Неудивительно, что каменные люди сходят с ума.
- Тебе не стоит глумиться над ними, - предостерегла его Изилла. - Шепчущие мертвецы ненавидят тепло. Они быстры и всегда в поиске новых проклятых душ, чтобы пополнить свои ряды.
- Сомневаюсь, что у них найдется саван моего размера, - карлик помешал угли кочегой.
- Ненависть не затрагивает каменных людей и вполовину так сильно, как голод, - голос Полумейсира Халдона приглушал желтый шарф, который он намотал вокруг рта и носа. - Ничего из того, что человек в здравом уме стал бы есть, не растет в этом тумане. Трижды в год триархи Волантиса посылают вверх по реке галлеи с провизией. Но эти корабли милосердия часто задерживаются и, бывает, привозят больше ртов чем еды.
- В этой реке должна быть рыба, - сказал Юный Гриф.
- Я бы не стала есть рыбу, выловленную в этой воде, - отозвалась Изилла. Точно не стала бы.
- Нам не стоит вдыхать этот туман, - сказал Халдор. - Проклятье Гарина коснётся нас.
Единственный способ не вдыхать туман, это не дышать совсем.
- Проклятье Гарина - это всего лишь серая пошесть, - сказал Тирион. - Болезнь часто поражает детей, особенно в местах с влажным и холодным климатом. Зараженная плоть становилась жесткой, отвердевшей и ломкой, хотя карлик читал, что серая пошесть могла быть остановлена соком из лайма, горчичными припарками и обжигающе горячими ваннами, как утверждали мейстеры, или молитвами, жертвоприношениями и постом, как настаивали септоны. Когда болезнь проходила, она оставляла своих юных жертв изуродованными, но живыми. Мейстеры и септоны одинаково соглашались, что дети отмеченные серой пошестью больше никогда не будут затронуты ни более редкими смертельными болезнями, ни их молниеносной родственницей - серой чумой.
- Говорят, что сырость причина болезни, - сказал он. - Заразные телесные выделения в воздухе. Не проклятия.
- Завоеватели тоже не верили, Хугор Хилл, - сказала Исилла. - Люди Воллантиса и Валлирии посадили Гарина в золотую клетку и насмехались на тем, как он взывал к Матери, чтобы они были истреблены. Но ночью воды поднялись и поглотили их, и с того дня по сегодня они не упокоены. Они там внизу все-еще под водой, те кто когда-то были Повелителями огня. Их холодное дыхание поднимается из мрака и создает эти туманы, а их плоть превратилась в камень как и их сердца.
Обрубок носа Тириона отчаянно зудел. Он почесал его. Старуха возможно права. Место не хорошее. У меня такое чувство, что я снова в уборной и наблюдаю за смертью своего отца. Он сошел бы с ума, если бы ему пришлось провести свою жизнь в сером тумане пока его плоть и кости превращались бы в камень.
Юный Грифф казалось не разделяет его опасений:
- Пусть они попытаются побеспокоить нас и мы им покажем из чего мы сделаны.
- Мы созданы из крови и костей, по образу Отца и Матери, - сказала септа Лемор. - Не смейте кичиться, я заклинаю вас. Гордыня - это тяжкий грех. Каменные люди тоже были надменными, но Скрытый Господин надменнее их всех.
Жар тлеющих углей обдал лицо Тириона.
- Скрытый Господин существует? Или он только лишь сказка?
- Скрытый Господин управлял этими туманами со времен Гарина, - сказал Яндри. - Некоторые говорят, что он и есть Гарин, восставший из его водной могилы.
- Мертвые не восстают, - настаивал Халдон Полумейстер, - и ни один человек не живет тысячи лет. Да, это Скрытый Господин. Их было много. Когда один умирает, другой занимает его место. Нынешний господин - это пират с Островов Василиска, который верил, что Ройн может дать добычу более богатую, чем Южное море.
- Мда, я тоже слышал это, - сказал Утка, - но другая байка мне нравится больше. Говорят, что он не такой как другие каменные люди, что он был статуей до тех пор, пока серая женщина не вышла из тумана и не поцеловала его устами такими же холодными как лед.
"Достаточно", сказал Гриф. "Помолчите, все"
У септы Лемор перехватило дыхание.
- Что это было?
- Где? - Тирион ничего не видел из-за тумана.
- Что-то двигалось. Я видела, как расходятся волны.
- Черепаха, - с готовностью сообщил принц (Юный Грифф). - Большая, больше ничего.
Он выставил свой шест перед ними и оттолкнул лодку от возвышающегося зеленого обелиска.
Туман облегал их, влажный и зябкий. Затонувший храм неясно вырисовывался из сумрака, пока Яндри и Утка налегали на свои шесты, медленно перемещаясь с носа на корму. Они минули мраморные ступени, которые поднимались спирально из ила и обрывались зубцами в воздухе. Впереди, едва различимые, были другие очертания: разрушенные башенки, безголовые изваяния, деревья с корнями, большими чем их лодка.
- Это был самый прекрасный город на реке, и самый богатый, - сказал Яндри. - Хроян - город веселья.
Слишком богатый, - подумал Тирион, - слишком красивый. Это никогда не было мудрым - возбуждать аппетит дракона. Затонувший город простирался перед ним. Наполовину различимый силуэт мелькнул над головой, бледные кожистые крылья забились в тумане. Карлик задрал голову, чтобы лучше рассмотреть, но нечто исчезло также внезапно как и появилось.
Не слишком много времени спустя, другой огонь показался в поле зрения.
- Лодка, - голос слабо доносился над водой. - Кто вы?
- Робкая Дева, - прокричал в ответ Яндри.
- Зимородок. Вверх или вниз?
- Вниз. Кожсырье и мед, эль и сало.
- Вверх. Ножи и иголки, тесьма и холстина, пряное вино.
"Какие новости из старого Волантиса?" - крикнул Яндри.
"Война"- отозвались ему.
"Где и когда?" - выкрикнул Гриф.
- К концу года, - донесся ответ. - Нисс и Малако идут рука об руку, и слоны выглядят полосатыми, - голос слабел по-мере того, как лодку относило от них. Они наблюдали как ее огонек уменьшается и исчезает.
"Разумно ли кричать в ответ лодкам, которых мы не видим сквозь туман? - спросил Тирион. "А если бы они были пиратами?". До сих пор им улыбалась удача, когда они пересекали Кинжальное Озеро, невидимые и нетронутые под покровом ночи. Однажды Утка заметил судно, которое, как он утверждал, принадлежало Грязному Уро. Ветер благоприятствовал "Робкой Деве" и Уро - если, конечно, это был он - не проявил к ним никакого интереса.
"Пираты не заплывут в Печали", - ответил Яндри. "Полосатые слоны?" - буркнул Грифф. "Что за дела? Ниэссос и Малакво? Иллирио уплатил триарху Ниэссоса сумму, за которую мог бы купить его восемь раз".
- Золотом или сыром? - съязвил Тирион.
Гриф повернулся к нему.
- До тех пор, пока ты не сможешь развеять этот туман своей следующей шуткой, придержи ее при себе.
Да, Отче, почти сказал карлик. Я буду вести себя тихо. Спасибо. Он не знал этих Волантийцев, хотя ему казалось, что у слонов и тигров должна быть веская причина, чтобы объединиться перед лицом драконов. Похоже, торговец сыром неверно оценил ситуацию. Ты можешь купить человека с помощью золота, но только кровь и сталь сделают его верным.
Карлик пошевелил угли снова и подул на них, чтобы они разгорелись. Я ненавижу это. Я ненавижу этот туман, я ненавижу это место и я менее чем не в восторге от Гриффа. У Тириона все еще были отравленные грибы, которые он сорвал во дворе дома Иллирио, и бывали дни когда его мучительно искушало подсунуть их в ужин Гриффа. Проблема была в том, что Грифф, казалось, почти не ел.
Утка и Яндри налегли на шесты. Исилла повернула румпель. Юный Грифф повел "Робкую Деву" прочь от разрушенной башни, чьи окна уставились вниз, как слепые черные глаза. Ее паруса повисли грузно и безжизненно. Под корпусом становилось все глубже и их шесты перестали достигать дна, но поток понес их вниз по течению, до тех пор, пока...
Все, что Тирион мог разглядеть - восстающую над рекой зловещую темную массу. То ли холм поднимался над лесистым островом из тумана, то ли покрытая мхом и порослью большая скала. "Робкая Дева" приблизилась, и контуры стали яснее.
Около самой воды показалась деревянная сторожевая башня, подгнившая и перекошенная. Над ней виднелись тонкие шпили, некоторые из них походили на обломанные копья. Лишенные крыш башни проступали из сумрака, слепо глядя вверх. Залы и галереи проплывали мимо, открывая взгляду изящные опоры, тонкие арки, рифленые колонны, террасы и балконы.
Все разрушено, все опустошено, все пустынно.
Серый мох плотно покрывал осыпавшиеся куски кладки и пытался взять приступом башни. Черные виноградные лозы выползали из окон, дверей и сводчатых проемов со всех сторон высоких каменных стен. Туман скрывал три четверти дворца, но и того, что охватывал взгляд, было более чем достаточно для Тириона - чтобы осознать, что эта островная крепость была в десять раз больше Красного Замка и в сто раз красивее его. Ему было известно это место. " - Дворец Любви," прошептал он...
"- Так именовали его ройнары,"- сказал Халдон Полумейстер, "но в течении тысяч лет люди называли его Дворцом Печали."
Руины навевали тоску, но представление о том, как это все выглядело раньше, делало картину еще печальней. Когда-то здесь звучал смех. Цвели сады, с яркими цветами и фонтанами, искрящимися золотом на солнце. Когда-то по этим лестницам проходили влюбленные пары, а под тем обвалившимся куполом неизмеримое число браков было закреплено поцелуем.
Его мысли возвращались к Тише, которая так недолго была его леди-женой. Это все Джейме, с тоской подумал Тирион. Одной со мной крови, мой большой и сильный брат. Когда я был маленьким, он приносил мне игрушки, обручи и пробки от бочек, и резного деревянного льва. Он подарил мне моего первого пони и учил меня ездить верхом. Он сказал, что купил тебя для меня, и я поверил ему. Я всего лишь был самим собой... А он был ДЖЕЙМЕ, а ты была всего лишь какой-то девкой, играющей свою роль... Я опасался этого с самого начала, когда ты улыбалась мне и позволяла касаться твоей руки. Мой собственный отец не любил меня. Из-за чего же смогла полюбить ты, если не из-за золота?
Из-за длинных серых щупальцев тумана ему снова почудился басистый свист тугой тетивы, и хрюканье лорда Тайвина, получившего болт в низ живота, и шлепок его зада о стульчак, когда жизнь оставила тело. " - Куда отправляются шлюхи", сказал он. "- Куда же?", - спросил бы его Тирион. Куда отправилась Тиша, Отец?
" - Когда мы, наконец, выберемся из этого тумана?"
- Через часок мы будем свободны от Печалей, - сказал Халдон Полумейстер. - Дальше нас ждет приятное путешествие. У каждой излучины ниже по Ройну есть деревня. Фруктовые сады и виноградники, пашни, созревающие на солнце, рыбаки на воде, горячие ванны и сладкие вина. Селхорис, Валисар и Волон Терис - укрепленные города, размерами не уступающие городам Семи Королевств. Думаю я бы...
" - Свет впереди", - предупредил юный Гриф.
Тирион тоже его видел. Рыбацкая лодка, или другая баржа, сказал он себе, но почему-то знал, что это не так. Его нос зудел. Он беспощадно его расцарапал. Свет становился ярче по мере того, как "Робкая Дева" приближалась к нему. Как далекая приглушенная звезда, он едва мерцал сквозь туман, подзывая их. Вскоре он стал двумя огнями, потом тремя - неровный ряд сигнальных огней поднимался из воды.
- Мост Грез, - назвал его Гриф. - На пролете будут каменные люди. Некоторые могут начать выть при нашем приближении, но вряд ли они нападут на нас. Большинство каменных людей - хрупкие создания, неповоротливые, неуклюжие, глупые. Под конец все они сходят с ума, но именно тогда становятся особенно опасными. Если понадобится, отгоняй их факелами. И ни в коем случае не давай им прикоснуться к тебе.
- Может быть, они нас даже не заметят, - сказал Халдон Полумейстер. - Туман будет скрывать нас почти до самого моста, а потом мы минуем их раньше, чем они поймут, что мы здесь.
Каменные глаза слепы, подумал Тирион. Он знал, что смертельная форма серой хвори сначала поражала конечности: пощипывание в кончиках пальцев, почернение ногтей на ногах, потеря чувствительности. По мере того, как онемение пробиралось в руку или проходило ступню и поднималось вверх по ноге, плоть становилась жесткой и холодной, а кожа жертвы принимала сероватый оттенок, уподобляясь камню. Он слышал, что существует три хороших средства от серой хвори: топор, меч и нож мясника. Тирион знал, что отрубание пораженных частей иногда останавливало распространение болезни, но не всегда. Многие люди жертвовали рукой или ступней и обнаруживали потом, что другая становилась серой. Если такое случалось, то надежды больше не было. Слепота была обычным делом, когда окаменение доходило до лица. На последних стадиях болезнь уходила внутрь - в мышцы, кости и внутренние органы.
Впереди вырастал мост. Мост Грез, назвал его Грифф, но грезы выглядели сломанными и разбитыми. Бледные каменные арки уходили в туман, простирающийся от Дворца Скорби до западного берега реки. Половина из них обрушилась, придавленная тяжестью серого мха, драпировавшего их и густых черных лиан виноградника, змеившихся вверх из воды. Широкие деревянные пролеты моста прогнили, но некоторые из светильников, выстроившихся вдоль моста, еще светились. Когда Робкая Дева приблизилась, Тирион смог разглядеть движение фигур каменных людей, движущихся в свете, бесцельно шаркающих вокруг светильников подобно бледной серой моли. Некоторые из них были голыми, остальные одеты в лохмотья.
Гриф обнажил меч.
- Йолло, зажги факелы. Парень, отведи Лемор в ее каюту и оставайся с ней.
Юный Гриф бросил на отца строптивый взгляд.
- Лемор знает, где ее каюта. Я хочу остаться.
- Мы поклялись защищать тебя, - мягко сказала Лемор.
- Мне не нужна защита. Я умею обращаться с мечом не хуже Утки. Я наполовину рыцарь.
- И наполовину мальчишка, - сказал Гриф. - Делай, как тебе говорят. Сейчас же.
Юноша тихо выругался и бросил шест на палубу. Звук вызвал странное эхо в тумане, и какое-то мгновение казалось, что вокруг них падают шесты.
- Почему я должен бежать и прятаться? Халдон остается, и Исилла. Даже Хугор.
- Да, - сказал Тирион, - но я достаточно мал, чтобы скрыться за уткой.
Он протиснулся через полдюжины факелов, пылающих углей жаровни и увидел как вспыхнуло промасленное тряпьё. Не смотри на огонь, говорил он себе. Пламя может ослепить тебя в ночи.
- Ты карлик, - пренебрежительно сказал Юный Гриф.
- Моя тайна раскрыта, - согласился Тирион. - Да, я меньше половины Халдона и всем по барабану, выживу я или умру.
И мне прежде всего.
- А вот ты... ты - всё.
- Карлик, - сказал Гриф. - Я предупреждал тебя...
Вой донесся из тумана, трепещущий, гнетущий и высокий.
Лемор обернулась, дрожа:
- Семеро, храните нас всех.
Разрушенный мост показался в пяти ярдах впереди. Вокруг его опор вода бурлила как пена из рта сумашедшего. На высоте сорока футов каменные люди завывали и бормотали под мерцающими факелами. Большинство не обращало внимания на "Робкую Деву" больше чем на плывущее бревно. Тирион сжал крепче свой факел и осознал, что не дышит. Когда они были под мостом, белые стены, покрытые наростами серой плесени, появились с каждой стороны, и вода гневно вздымалась вокруг них. В какой-то момент показалось, что они разобьются о правую опору, но Утка поднял свой шест и оттолкнул их назад к центру канала и через мгновение они прошли его.
Тирион только успел выдохнуть, как Юный Грифф схватил его за руку:
- Что ты имеешь в виду? "Я всё"? Что это значит? Почему "я всё"?
- Почему, - сказал Тирион, - потому что, если каменные люди заберут Яндри или Гриффа или нашу прекрасную Лемор, мы погорюем о них и пойдем дальше. А потеряешь тебя - и все дело пропало, все эти годы лихорадочных интриг торговца сыром и евнуха пойдут на смарку....разве это не так?
Мальчик посмотрел на Грифа.
- Он знает, кто я такой.
- Если бы я не узнал раньше, я бы узнал теперь.
К тому времени Робкая Дева уже оставила позади Мост Грёз. Всё что осталось, был уменьшающийся свет огней за кормой. И вскоре он пропал совсем.
- Ты Юный Грифф, сын Гриффа наемника, - сказал Тирион. - Или возможно ты Воин в смертном облике. Дай я взгляну поближе.
Он поднял свой факел, так что свет разлился по лицу Юного Гриффа.
- Прекрати, - приказал Гриф. - Или ты пожалеешь об этом.
Карлик не обратил на него внимания.
- Голубые волосы делают и твои глаза голубыми, это хорошо. И эта сказка про то, что ты красишь волосы в честь своей мертвой тирошской матери, была такой трогательной, что я чуть не расплакался. Но все же любопытный человек заинтересовался бы, зачем отпрыску наемника нужна порочная септа для просвещения его в Вере или мейстер без цепи для наставлений в истории и языках. А умный человек мог бы спросить, зачем твой отец нанял межевого рыцаря для обучения владению оружием вместо того, чтобы просто послать тебя учиться этому в одну из вольных компаний. Это выглядит так, будто кто-то хотел спрятать тебя, одновременно готовя к... чему? Вот это загадка, но уверен, что со временем я ее разгадаю. Должен признать, ты прекрасно выглядишь для мертвого мальчика.
Мальчик покраснел.
- Я не мертв.
- Как же так? Мой лорд-отец завернул твое тело в алый плащ и положил тебя рядом с сестрой у подножия Железного Трона как подарок новому королю. Те, у кого хватило мужества поднять плащ, утверждали, что ты лишился половины головы.
Парень в замешательстве отступил на шаг.
- Твой...
- Отец, да. Тайвин из дома Ланнистеров. Возможно, ты слышал о нем.
Юный Гриф помедлил.
- Ланнистер? Твой отец...
- ...мертв. От моей руки. Если Вашей Светлости угодно называть меня Йолло или Хугор, так тому и быть, но я был рожден как Тирион из дома Ланнистеров, законный сын Тайвина и Джоанны, которых я и убил. Про меня говорят, что я убийца королей и родни, да еще и лжец, и все это правда... но ведь мы все тут сборище лжецов, не так ли? Взять, к примеру, твоего мнимого отца. Гриф, да? - карлик усмехнулся. - Ты должен быть благодарен богам за то, что Варис Паук - часть вашего заговора. Гриф не одурачил бы нашего кастрированного кудесника ни на секунду, как и меня. Ни лорд, говорит милорд, ни рыцарь. А я не карлик. Слова не становятся правдой, только потому что они произнесены. Кто бы мог воспитать малолетнего сына принца Рейегара лучше, чем близкий друг принца Рейегара, Джон Коннингтон, бывший лорд Грифьего Насеста и Десница Короля?
"Тихо!". Голос Гриффа был сдавлен.
По левому борту под водой показалась огромная каменная рука. Два пальца пробили поверхность воды. Сколько их здесь? - удивился Тирион. Струйка пота потекла по его позвоночнику, заставляя его содрогнуться. Печали следовали за ним. Вглядываясь сквозь туман он увидел сломанный шпиль, обезглавленного героя, древнее дерево оторванное от земли и перевернутое, его огромные скрученные корни выглядывали сквозь крышу и окна сломанного дома. Почему же все это кажется таким знакомым?
Прямо впереди наклонная лестница из бледного мрамора вырастала из темной воды изящной спиралью, резко обрываясь в десяти футах над их головами. Нет, подумал Тирион, это невозможно.
- Впереди, - голос Лемор дрожал. - Свет.
Все обернулись. И все увидели его.
- "Зимородок", - сказал Гриф. - Или кто-то вроде него.
Но он опять обнажил меч.
Все хранили молчание. "Робкая Дева" плыла по течению. Парус не поднимали с тех пор, как они заплыли в Печали. У них не было другого выбора, только как подчиниться движению реки. Утка искоса оглядывался, вцепивщись в мачту. Спустя некоторое время даже Янди перестал направлять лодку. Все всматривались в далекий огонек. Вскоре огонек разделился на два, затем на три.
- Мост Грез, - сказал Тирион.
- Невозможно, - сказал Халдон Полумейстер. - Мы оставили мост позади, реки текут только в одну сторону.
- Мать Ройн течет, как ей захочется, - пробормотал Яндри.
- Семеро, храните нас, - сказала септа Лемор.
Наверху, на пролете, каменные люди начали выть. Некоторые указывали вниз, на них.
- Халдон, отведи принца вниз, - скомандовал Гриф.
Но было слишком поздно - течение вцепилось в них и неотвратимо несло к мосту. Яндри оттолкнулся шестом, чтобы уберечь их от столкновения с опорой. Толчок отнес их в сторону сквозь завесу бледно-серого мха. Тирион чувствовал, как его лица касаются усики растений, нежные, как пальцы шлюхи. А потом за его спиной раздался грохот, и палуба накренилась так внезапно, что он чуть не упал и не оказался за бортом.
Каменный человек рухнул на лодку.
Он приземлился на крышу каюты, так тяжело, что казалось "Робкая Дева" налетела на камни, и проревел им что-то на языке, которого Тирион не знал. Второй каменный человек последовал за ним, спрыгнув сзади, у румпеля. Изношенные доски треснули под обрушившейся мощью и Исилла пронзительно завизжала.
Утка находился к ней ближе всех. Здоровяк не стал терять времени, чтобы вытащить меч. Вместо этого он замахнулся своим шестом и ударил человека в грудь так, что тот рухнул за борт и исчез под водой, не издав ни звука.
Грифф оказался около второго человека сразу же как тот сполз с крыши каюты. C мечом в правой руке и факелом в левой он заставил тварь попятиться. Их движущиеся тени танцевали на замшелых стенах, когда поток проносил "Робкую Деву" под мостом. Когда каменный человек двинулся на корму, Утка загородил ему дорогу с шестом в руке. Когда тот двинулся вперед, Халдон Полумейстер взмахнул другим факелом и вынудил его отступить. У него не было выбора, кроме как пойти прямо на Гриффа. Капитан скользнул в сторону, его клинок вспыхнул. Искры сверкнули там, где сталь рубанула отвердевшую серую плоть каменного человека, но его рука все же рухнула на палубу. Грифф отбросил конечность в сторону. Яндри и Утка подобрались с шестами. Вместе они выпихнули тварь за борт в темные воды Ройна.
К тому времени "Робкая Дева" выплыла из-под разрушенного моста.
- Мы ото всех избавились? - спросил Утка. - Сколько спрыгнуло?
- Двое, - сказал Тирион дрожа.
- Трое, - сказал Халдон. - Позади тебя.
Карлик обернулся - он стоял там.
От прыжка одна из его ног треснула, неровный кусок бледной кости проступил через истлевшую ткань штанов и серое мясо под ней. Сломанная кость пестрела каплями коричневой крови, но он все равно брел вперед, протягивая руку к Юному Грифу. Рука его была серой и жесткой, но кровь сочилась между костяшками, когда он пытался сжать пальцы в хватке. Мальчик стоял, пристально вглядываясь, так неподвижно, будто и сам был сделан из камня. Его рука лежала на рукояти меча, но он словно забыл, зачем.
Тирион сбил с ног парня и прыгнул через него, пихнув факел в лицо каменного человека, заставляя его отшатнуться, оступившись на сломанной ноге и отмахиваясь от огня неуклюжими серыми руками. Карлик проковылял за ним, рубя факелом и тыча им в глаза каменного человека. Дальше и дальше. Назад, и еще шаг, и еще. Они были уже на краю палубы, когда тварь рванулась к нему, схватила факел и вырвала его из его рук. Твою мать, подумал Тирион.
Каменный человек отшвырнул факел. Тихое шипение раздалось, когда черные воды потушили пламя. Каменный человек заревел. Прежде он был с Летних Островов, его челюсть и половины щеки превратилась в камень, но его кожа была черной как ночь там, где она не была серой. Когда он схватил факел, его кожа потрескалась и расслоилась. Кровь текла по костяшкам его пальцев, хотя не было заметно, чтобы он это чувствовал. Это было отчасти милосердно, подумал Тирион. Хоть и смертельная, серость, предположительно, не была болезненной.
- Отходи! - крикнул кто-то вдалеке, а другой голос произнес:
- Принц! Защитите мальчика!
Каменный человек, пошатываясь, двинулся вперед с вытянутыми цепкими руками.
Тирион врезался в него плечом.
Он будто столкнулся с замковой стеной, только этот замок стоял на расшатанных ногах. Каменный человек перевалился за борт, цепляясь в падении за Тириона. Они упали в реку с чудовищным всплеском, и мать Ройн поглотила их обоих.
Внезапный холод ударил Тириона, словно молот. Пока он тонул, он чувствовал, как каменная рука теребила его лицо. Другая сомкнулась вокруг его руки, таща его вниз, в темноту. Лишенный возможности видеть, с наполненным рекой носом, задыхающийся, тонущий, он ударил, извился, боролся, чтобы вырваться из пальцев, сжимавших его руку, но каменные пальцы были непоколебимы. Воздух пузырился, вырываясь из его губ. Мир был черен и становился еще чернее. Он не мог дышать.
Есть и худшие способы умереть, чем утонуть. Честно говоря, он погиб уже давно, еще в Королевской Гавани. Это был его оставшийся не успокоенным дух, маленький мстительный призрак, который задушил Шаю и пропустил арбалетный болт сквозь кишки великого лорда Тайвина. Ни один человек не будет оплакивать того, кем он стал. Я буду не давать покоя Семи Королевствам, думал он, погружаясь все глубже. Они не любили меня, когда я был жив, так пускай трепещут от страха, когда я умру.
Когда он открыл рот, чтобы проклясть их всех, черная вода наполнила его легкие, и тьма сомкнулась вокруг него.
ДАВОС
- Его светлость готов выслушать тебя, контрабандист.
Рыцарь был одет в серебряные доспехи, его поножи и рукавицы были инкрустированы чернением, стилизованным под развевающиеся морские водоросли. Шлем в его руке был головой королевского черного дрозда с перламутровой короной и выступающей бородкой из янтаря и жадеита. Его собственная борода была серой, как зимнее море.
Давос поднялся. - Могу я узнать ваше имя, сир?
- Сир Марлон Мандерли. - Он был на голову выше, чем Давос, и на три стоуна тяжелее, с сине-серыми глазами и надменной манерой речи. - Я имею честь быть кузеном Лорда Вимана и командующим его гарнизоном. Следуйте за мной.
Давос приплыл в Белую Гавань, как посланник, но его превратили в пленника. Его покои были большими, просторными и красиво обставленными, но у дверей стояла стража. Из окна он мог видеть улицы Белой Гавани за пределами стен замка, но ему не позволялось гулять там. Он мог видеть также и гавань, и наблюдал, как "Веселая повитуха" выходила из лимана. Кассо Могат прождал четыре дня вместо трех перед тем, как отплыть. После этого прошло еще две недели.
Дворцовая стража Лорда Мандерли была одета в плащи из сине-зеленой шерсти и была вооружена серебряными трезубцами вместо обычных копий. Один шел впереди него, другой позади и по одному с каждой стороны. Они прошли мимо выцветших знамен, сломанных щитов и ржавых мечей сотен древних побед и множества деревянных статуй, потрескавшихся и изъеденных червями, которые только могли украшать носы кораблей.
Два мраморных тритона, младшие кузены Рыбоногого, стояли по бокам двора его светлости. Стража толкнула двери, и геральд стукнул торцом своего посоха по старому паркету. - Сир Давос из Дома Сивортов - произнес он звучным голосом.
За все свои посещения Белой Гавани Давос никогда ногой не ступал в Новый Замок, а тем более в Русалочий Суд. Его стены, пол и потолок были сделаны из хитро скрепленных между собой зубцами досок и украшены изображениями морских существ. Пока они приблизились к помосту, Давос наступал на нарисованных крабов, моллюсков и морских звезд, наполовину скрытых среди скрученных листьев морских водорослей и костей утонувших моряков. На стенах по обе стороны в сине-зеленой глубине рыскали бледные акулы, в то время как угри и осьминоги скользили среди скал и затонувших кораблей. Косяки сельди и трески плавали между высокими арочными окнами. Выше, там где от стропил опускались вниз старые рыболовные сети, была изображена морская поверхность. Справа от него боевая галера бороздила безмятежные волны на фоне восходящего солнца; слева потрепанный старый карбас с порванными в лохмотья парусами уходил от бури. За помостом кракен и серый кит схватились не на жизнь а на смерть под нарисованными волнами.
Давос надеялся поговорить с Виманом Мандерли наедине, но оказался на переполненном заседании. Вдоль стен женщины превосходили числом мужчин пять к одному; притом у нескольких мужчин он увидел длинные седые бороды, а некоторые выглядели слишком молодо, чтобы бриться. Как и полагается, здесь были септоны и септы, в серых и белых одеждах. В главной части зала стояла дюжина мужчин в голубых и серебристо-серых цветах Дома Фреев. Их лица были так похожи, что и слепой бы увидел; несколько носили герб Близнецов, две башни, соединенные мостом.
Давос научился читать лица людей задолго до того, как мэйстер Пилос научил его читать слова на бумаге. Эти Фреи с удовольствием посмотрят на него мертвого, он понял это с первого взгляда.
Он также не смог найти доброжелательности в светло-голубых глазах Вимана Мандерли. Мягкий трон Его Светлости был достаточно широк чтоб разместить трех человек обыкновенного обхвата, но Мандерли грозил переполнить его. Его Светлость глубоко просел в своем седалище, с опущенными плечами и растопыренными ногами, руки его были раскинуты на подлокотниках трона так, словно весили слишком много чтоб поднять их. Помилуй Бог, подумал Давос, увидев лицо Лорда Вимана, этот человек выглядит как полутруп. Его кожа была бледной с серым оттенком.
"И короли, и трупы всегда собирают большую свиту", гласила старая поговорка. Как и Мандерли. Слева от высокого кресла стоял мейстер, - почти столь же толстый, как лорд, которому он служил, розовощёкий человек с толстыми губами и копной золотых кудрявых волос. Сир Марлон занимал почетное место по правую руку от его светлости. На мягкую скамью в его ногах взгромоздилась пухлая розовая леди. Позади Лорда Вимана стояли две молодые женщины, с виду сестры. Старшая носила каштановые волосы, собранные в длинную косу. У младшей, не старше пятнадцати лет, коса была еще длинее, причем ядовито-зеленого цвета.
Никто не оказал Давосу чести приветствием. Мейстер был первым, кто заговорил. " - Ты стоишь перед Виманом Мандерли, лордом Белой Гавани и Старостой Белого Ножа, Щитом Веры, Защитником Обездоленных, Лордом-Маршалом Мандера, Рыцарем Ордена Зеленой Руки," сказал он. " - При дворе Водяного принято, чтобы вассалы и просители становились на колени."
Луковый рыцарь преклонил бы колено, но не Десница Короля; сделать так означало признать, что король, которому он служит, менее значим, чем этот толстый лорд.
- Я пришел сюда не как проситель, - ответил Давос. - У меня тоже много титулов. Лорд Дожделесья, адмирал Узкого Моря, Десница Короля.
Пухлая женщина на скамье закатила глаза.
- Адмирал без кораблей, десница без пальцев, на службе у короля без престола. Это рыцарь предстал перед нами или ответ на детскую загадку?
- Он посланник, невестка, - сказал лорд Виман. - Луковица с дурными предзнаменованиями. Станнису не понравился ответ, который ему принес ворон, так что он решил прислать этого... контрабандиста.
Он искоса посмотрел на Давоса глазами, наполовину утопленными в жировых валиках.
- Ты уже был у нас в городе раньше, как я полагаю, воруя деньги из наших карманов и еду с нашего стола. Интересно, сколько ты украл у меня?
Недостаточно для того, чтобы ты хоть раз пропустил прием пищи.
- Я заплатил за жизнь контрабандиста в Штормовом Пределе, милорд. - Давос снял перчатку и показал левую руку с четырьмя обрубленными пальцами.
- Четыре сустава за жизнь вора? - произнесла женщина на скамье. Ее волосы были желтыми, лицо круглым, розовым и мясистым. - Ты легко отделался, Луковый Рыцарь.
Давос не стал отрицать.
- Если угодно милорду, я бы хотел более приватной аудиенции.
Милорду не было угодно.
- У меня нет секретов ни от семьи, ни от моих верных лордов. Они все мои хорошие друзья.
- Милорд, - сказал Давос, - я бы не хотел, чтобы мои слова были услышаны врагами Его Величества... или Вашей Светлости.
- У Станниса в этом зале могут быть враги - у меня нет.
- А как же люди убившие вашего сына? - Давос указал на Фреев. - Они были хозяевами на Красной Свадьбе.
Один из Фреев вышел вперед, рыцарь высокий и сухопарый, чисто выбритый, за исключением тонких седых усов, напоминающих два мирийских стилета. "- Красная Свадьба - дело рук самого Молодого Волка. Он превратился в зверя на наших глазах и разорвал горло моему кузену Динь-Дону, безобидному дурачку. Он убил бы и моего лорда-отца, если бы Сир Вендел не встал у него на пути."
Лорд Виман моргнул, сдерживая слезы. " - Вендел всегда был храбрым мальчиком. Я не удивлен, что он погиб как герой."
От такой чудовищной лжи у Давоса перехватило дыхание. " - Это Ваше официальное заявление, что Робб Старк убил Вендела Мандерли?", - спросил он Фрэя.
"И гораздо больше. Мой собственный сын Тайтос был среди них, и муж моей дочери. Когда Старк превратился в волка, его северяне сделали то же самое. Метка зверя была на них всех. Укушеный оборотнем сам становится варгом, - это всем известно. Это были все мои братья - и я должен был остановить их, прежде чем они убьют всех нас."
Мужчина ухмыльнулся, закончив рассказ. Давосу хотелось очистить его смердящий рот клинком. "- Сир, могу я узнать Ваше имя?"
" - Сир Джаред, из дома Фреев".
" - Джаред из дома Фреев, я обвиняю вас во лжи"
Сир Джаред, казалось, был удивлен.
" - Некоторые мужчины плачут, нарезая лук, но у меня никогда не было такой слабости."
Сталь зашуршала о кожу, когда он потянул свой меч. " - Если Вы - действительно рыцарь, сир, защищайте эту клевету вашим телом."
Глаза Лорда Вимана задергались."Я не допущу кровопролития при Дворе Водяного. Спрячьте вашу сталь, сир Джаред, или я попрошу избавить нас от вашего присутствия.
Сир Джаред вложил меч в ножны.
" - Под крышей Вашей Светлости слово Ваше - закон... Но я желаю рассчитаться с этим луковым лордом прежде, чем он покинет город."
" - Кровь!" взвыла женщина со скамейки. "Вот до чего этот гнилой лук доведет моего лорда. Видите, сколько от него неприятностей? Отошлите его, я прошу Вас. Он хочет крови Ваших людей, крови Ваших храбрых сыновей. Отошлите его. Если королева прослышит, что Вы дали прием этому предателю, она может подвергнуть сомнению нашу собственную лояльность. Она могла бы..., она могла... она..."
"Ничего такого не случится, моя добрая дочь," сказал Лорд Виман. "У Железного Трона нет никакой причины сомневаться в нас."
Давос был недоволен услышаным, но он прибыл не для того, чтобы держать язык за зубами. "Мальчик на Железном Троне - узурпатор," сказал он, "и я не предатель, но Десница Станниса Баратеона, Первого От Его Имени, прирожденного Короля Вестероса."
Толстый мейстер прочистил горло.
- Станнис Баратеон был братом нашего покойного короля Робрета, да будет справедлив к нему Отец. Томмен плоть от плоти Роберта. Законы наследования в данным случае ясны. Сын идет перед братом".
- Мейстер Теомор верно говорит, - сказал лорд Виман. - Он мудр во всех подобных вопросах и всегда давал мне добрые советы".
- Законный сын предшествует брату, - согласился Давос, - но Томмен - так называемый - Баратеон, рожден бастардом, как и его старший брат Джоффри. Они были зачаты Цареубийцей, в нарушение всех божьих и человеческих законов.
Другой Фрей поднял голос.
- Он собственными устами изрекает измену, милорд. Станнис отнял его воровские пальцы. Вам следует отнять его лживый язык.
- Скорее, отнять его голову, - предложил сир Джаред. - Или дайте мне сойтись с ним в честном поединке.
- Что Фрей может знать о чести? - парировал Давос.
Четверо Фреев рванулись вперед, прежде чем лорд Виман остановил их, подняв руку.
- Назад, друзья мои. Я выслушаю его, прежде... прежде чем с ним разберусь.
- Вы можете представить какое-либо доказательство кровосмешения, сир? - спросил мейстер Теомор, сложив свои мягкие руки на животе.
"Эдрик Шторм", подумал Давос, "но я отправил его за Узкое море, чтобы уберечь от огня Мелисандры.
- Слово Станниса Баратеона, что я сказал правду.
- Слова это ветер, - сказала молодая женщина за высоким сиденьем лорда Вимана, красавица с длинной темной косой. - А люди лгут к своей выгоде, это вам скажет любая служанка.
- Для доказательства требуется больше, чем необоснованное заверение какого-то лорда, - указал мейстер Теомон. - Станнис Баратеон не первый, кто лжет, чтобы получить трон.
Розовая женщина ткнула пухлым пальцем в Давоса.
- Мы не хотим участвовать в вашей измене. Мы - добрые люди из Белой Гавани, законопослушные, верные граждане. Больше не лейте яд нам в уши, иначе мой добрый отец бросит вас в Волчью Яму.
- Что я сделал оскорбительного?
Миледи может оказать мне честь, назвав себя?
Розовая женщина гневно фыркнула и позволила мейстеру ответить.
- Леди Леона - жена сына Лорда Вимана, сира Уилиса, в настоящее время пленника Ланнистеров.
Она говорит со страхом. Если бы Белая Гавань признала Станиса, ее муж ответил бы его жизнью. Как я могу попросить Лорда Вимана осудить собственного сына на смерть? Что сделал бы я на его месте, если бы Деван был заложником?
- Мой лорд, - сказал Давос, - Я не намереваюсь вредить вашему сыну, или любому человеку Белой Гавани."
- Очередная ложь, - сказала Леди Леона со своего места.
Давос посчитал, что лучше проигнорировать её.
- Когда Робб Старк поднял свои армии против бастарда Джофри-зовущегося-Баратеоном, Белая Гавань пошла с ним. Лорд Старк пал, но его война продолжается.
- Лорд Старк был моим сюзереном, - сказал Лорд Виман. - А кто такой Станисс? Почему он беспокоит нас? Он никогда раньше не имел потребности идти на Север, насколько я могу помнить. Сейчас он возвращается побитый как собака со шлемом в руке, умоляя о помощи.
- Он пошел, чтобы спасти королевство, милорд, - настаивал Давос, - чтобы защитить ваши земли от людей железных островов и одичалых.
Рядом с высоким местом, сир Марлон Мандерли презрительно фыркнул:
- Уже прошли века с тех пор, как Белая Гавань видела одичалых, и люди железных островов никогда не беспокоили эти берега. Лорд Станнис предлагает защитить нас также от снарков и драконов?
Смех охватил Двор Водяного, но Леди Леона начала всхлипывать у ног Лорда Вимана:
- Железные люди с островов, одичалые из-за стены...и сейчас еще этот предатель лорд с его преступниками, мятежниками и чародеями. - Она указала пальцем на Давоса. - Мы слышали про вашу Красную Ведьму, о да. Она отвернет нас от Семерых Богов, чтобы склонить перед огненным демоном.
Давос не любил Красную Жрицу, но не мог оставить Леди Леону без ответа:
- Леди Мелисандра жрица Красного Бога. Королева Селиса приняла её веру, наряду со многими другими, но многие последователи Его Величества все-еще почитают Семерых. Я среди них.
Он молился, что никто не попросил его объясниться относительно септы на Драконьем Камне или богорощи на Штормовом Пределе. Если они спросят, мне нужно будет сказать им. Станнис не поручал мне лгать.
- Семеро защищают Белую Гавань, - объявила Леди Леона. - Мы не боимся вашей красной королевы или ее Бога. Пусть она молится кому пожелает. Молитвы благочестивых людей оградят нас от зла.
- Несомненно, - Лорд Виман погладил Леди Леону по плечу. - Лорд Давос, если вы действительно лорд, я знаю что ваш так называемый король хочет от меня. Сталь, серебро и преклоненное колено.
Он переместил свой вес на локоть:
- Прежде чем он был убит, Лорд Тайвин предложил нам полное прощение за нашу поддержку Молодого Волка. Он пообещал, что мой сын будет возвращен мне, как только я выплачу три тысячи драконов выкупа и докажу мою преданность без колебаний. Русе Болтон, которого называют нашим Хранителем Севера, потребовал чтобы я оставил свои притязания на земли и замки Лорда Хорнвуда, но поклялся что мои другие владения останутся нетронутыми. Уолдер Фрей, его тесть, предложил одну из своих дочерей мне в жены и мужей для дочерей моих сыновей, сюда ко мне. Эти условия кажутся мне щедрыми, и являются прочным основанием для доброго и длительного мира. Вы же хотите чтобы я отверг их. Поэтому я спрашиваю вас, Луковый Рыцарь - что Лорд Станнис предлагает мне взамен за мою лояльность?
Войну, бедствия и вопли сжигаемых людей, мог бы сказать Давос. Но вслух он ответил:
- Возможность исполнить ваш долг.
Так ответил бы Виману Мандерли сам Станнис. Десница должен говорить голосом своего короля.
Лорд Виман откинулся назад в кресло:
- Долг... Понятно.
- Белая Гавань недостаточно сильна, чтобы выстоять в одиночку. Вам нужен Его Величество также, как вы нужны ему. Вместе вы сможете сокрушить ваших общих врагов.
- Милорд, - сказал сир Марлон в богато украшенных серебристых доспехах. - Разрешите мне задать несколько вопросов лорду Давосу.
"Как пожелаете, кузен." Лорд Виман закрыл свои глаза.
Сир Марлон обратился к Давосу: "Как много северных лордов примкнули к Станнису? Скажи-ка нам."
"Арнольф Карстарк объявил что присоединяется к Его Светлости."
"Арнольф на самом деле не лорд, а просто кастелян. Какие замки сейчас удерживает лорд Станнис, говори?."
"Его Светлость избрал своей резиденцией Форт Ночи. На юге он удерживает Штормовой предел и Драконий Камень."
Мейстер Теомор откашлялся. "Только сейчас Штормовой предел и Драконий Камень едва держатся и вот-вот падут. А Форт Ночи разоренная развалина полная тоски и ужаса."
Сир Марлон продолжил. "Сколько людей может выставить Станнис на поле боя, можете вы сказать нам? Сколько рыцарей сопровождают его? Сколько лучников, сколько всадников, сколько пехоты?"
Слишком мало, Давос знал. Станнис привел с собой на север не более полутора тысяч человек... но если он скажет им это, его миссия здесь будет обречена. Он искал слов, но не нашел.
"Ваше молчание и есть тот ответ которого я требую, сир. Ваш король принес нам только врагов." Сир Марлон обратился к кузену своего лорда. "Ваша светлость спрашивал лукового рыцаря что предлагает нам Станнис. Дайте я отвечу. Он предлагает нам поражение и погибель. Он хотел бы чтоб мы оседлали коня из воздуха и сражались мечом из ветра."
Толстый лорд открыл свои глаза медленно, как будто усилие слишком тяжело для него.
- Мой кузен режет до кости, как всегда. У вас есть еще что-то, чтобы сказать мне, Луковый рыцарь, или мы прекратим этот фарс? Вы меня утомили.
Давос почувствовал отчаяние. Его Величеству следовало послать другого человека, лорда или рыцаря или мейстера, кого-то кто мог говорить за него без запинки.
- Смерть, - услышал он себя, - да, смерть. Ваша светлость потерял сына на Кровавой свадьбе. Я потерял четырех на Черноводной. И зачем? Потому что Ланнистеры украли трон. Пойдите в Королевскую Гавань и посмотрите на Томмена своими собственными глазами, если не верит мне. Даже слепой увидит это. Что Станнис предлагает вам? Отомщение. Отмщение за моих сыновей и ваших, за ваших мужей, отцов и братьев. Отмщение за вашего убитого лорда, вашего убитого короля, ваших растерзанных принцев. Возмездие!
- Да, - пропищал девичий голосок, тонкий и высокий.
Он принадлежал девочке-подростку со светлыми бровями и длинной зеленой косой.
- Они убили лорда Эддарда, леди Кейтлин и короля Робба, - сказала она. - Он был нашим королем! Он был смелым и добрым, а Фреи убили его. Если лорд Станнис отомстит за него, мы должны присоединиться к лорду Станнису.
Мандерли притянул ее к себе.
- Вилла, каждый раз, как ты открываешь рот, мне хочется отправить тебя к молчаливым сестрам.
- Я только сказала...
- Мы слышали, что ты сказала, - произнесла девушка постарше, ее сестра. - Детские глупости. Не отзывайся дурно о наших друзьях Фреях. Один из них скоро будет твоим господином и мужем.
- Нет, - заявила девочка, мотая головой. - Я не сделаю этого. Никогда не сделаю. Они убили нашего короля.
Лорд Виман покраснел.
- Ты сделаешь. Когда придет условленный день, ты произнесешь свои свадебные клятвы или присоединишься к молчаливым сестрам и никогда больше не скажешь ни слова.
Бедная девочка была поражена.
- Дедушка, пожалуйста...
- Тише, дитя, - сказала леди Леона. - Ты слышала своего лорда-деда. Тише! Ты ничего не знаешь.
- Я знаю об обещании, - настаивала девочка. - Мейстер Теомор, скажите им! За тысячу лет до Завоевания, обещание было дано, и принесена присяга в Убежище Волка перед старыми и новыми богами. Когда мы были тяжело осаждены и одиноки, затравлены в наших домах и наши жизни были подвержены опасности, волки приняли нас, поддерживали нас и защищали нас от врагов. Город был построен на земле, что они дали нам. В ответ мы клялись всегда быть их людьми. Людьми Старков!
Мейстер перебирал цепь на его шее:
- Священные клятвы были даны Старкам из Винтерфелла. Но Винтерфелл пал и Дом Старков угас.
- Потому что они их всех убили!
Один из Фреев подал голос.
- Лорд Виман, вы позволите?
Виман Мандерли кивнул.
- Рэйгар, мы всегда рады выслушать ваши предложения.
Рейгар Фрей признательно поклонился. Ему было тридцать или около того, сутулый и с отвисшим пузом, но богато одетый в дублет из мягкой шерсти ягненка отделанный тканью с серебром. Его плащ тоже был из серебрянной ткани, подбитый горностаевым мехом и скрепленный на шее брошью в форме двух башен-близнецов.
- Леди Вилла, - обратился он к девочке с зелеными лентами. - Преданность - это добродетель. Я надеюсь вы будете так же преданны Малому Уолдеру, когда вступите в брак. Что касается Старков, тот Дом пресекся только по мужской линии. Сыновья Лорда Эддарда мертвы, но его дочери живы и младшая девочка едет на Север, чтобы выйти замуж за отважного Рамси Болтона.
- Рамси Сноу, - резко ответила Вилла Мандерли.
- Как хотите. Каким бы ни было его имя, скоро он вступит в брак с Арьей Старк. Если Вы хотите сдержать свое обещание, присягните ему на верность, ведь он будет Вашим лордом Винтерфелла.
- Он никогда не будет моим лордом! Он заставил леди Хорнвуд выйти за него замуж, а потом запер ее в подвале и вынудил есть собственные пальцы.
Ропот одобрения охватил Двор Водяного.
- Девица говорит правду, - заявил коренастый челове к в белом и пурпурном, чей плащ пересекала пара скрещенных бронзовых ключей... - Русе Болтон холоден и хитер, но человек может иметь дело с Русе. Но этот его бастард-сын... они говорят он сумасшедший и жестокий, чудовище.
- Говорят? - Рейегар Фрей почесал шелковую бороду и злобно усмехнулся. - Его враги говорят, да...но монстром как раз был Молодой Волк. Больше зверь чем мальчик, раздутый от спеси и жажды крови.
И он был вероломным, в чем имел возможность убедиться мой дед лорд к его несчастью.
Он распростер свои руки.
- Я не хочу чтобы Белая Гавань совершила ошибку, поддержав его. Мой дед сделал такой же серьезный промах. Во всех сражениях Молодого Волка Белая Гавань и Близнецы участвовали бок о бок под его знаменами. Роб Старк предал нас всех. Он бросил Север на произвол людей железных островов, чтобы добиться для себя более заманчивого королевства за Трезубцем. Потом он предал речных лордов, которые очень рисковали из-за него, нарушив, заключенную с мои дедом, договоренность о браке ради женитьбы на западной девке, приглянувшейся ему. Молодой Волк? Он был подлой собакой и умер как собака.
Двор Водяного замер. Давос ощущал холод, повисший в воздухе. Лорд Виман бросил на Рейгара растерянный взгляд, словно пытался найти точку опоры... но все же кивнул, что заставило затрястись его многочисленные подбородки.
- Он принес нам только горе и смерть. Мерзкая собака, что ни говори.
- продолжил Рейегар Фрей. - Горе и смерть, да...и этот Луковый Рыцарь принесет вам еще больше с его разговором про мщение. Откройте ваши глаза, как мой лорд прадед, милорд. Война Пяти Королей почти закончена. Томмен наш король, наш единственный король. Мы должны помочь ему перевязать раны этой печальной войны. Железный трон его по праву законного сына короля Роберта, наследника оленя и льва.
- Мудрые и правдивые слова, - согласился Лорд Виман Мандерли.
- Но это не правда! - вилла Мандерли топнула ногой.
- Тише, испорченый ребенок, - ругала её Леди Леона. - маленькие девочки должны радовать глаз, а не быть занозой в ухе.
Она схватила девочку за косу и поволокла ее, кричащую, прочь из зала.
Уходит мой единственный друг в этом зале, подумал Давос.
- Вилла всегда была упрямым ребенком, - сказала её сестра, извиняясь. - Я боюсь она будет упрямой женой.
Рейегар пожал плечами:
- Замужество смягчит её, я не сомневаюсь. Твердая рука и тихое слово.
- В противном случае есть Молчаливые сестры, - Лорд Виман поерзал на своем троне. - Что касается вас, Луковый рыцарь, я услышал достаточно измен для одного дня. Вы хотели бы подвергнуть угрозе мой город ради фальшивого короля и фальшивого Бога. Вы хотели бы, чтобы я пожертвовал своим единственным живущим сыном для того, чтобы Станнис Баратеон уселся своей морщинистой задницей на трон, на который у него нет прав. Я не сделаю этого. Ни ради вас, ни ради вашего лорда. Ни ради любого другого человека.
Лорд Белой Гавани поднялся на ноги. Это вызвало прилив крови к его шее.
- Вы все еще контрабандист, сир, пришедший украсть мое золото и мою кровь. Вы бы забрали голову моего сына. Я думаю, что взамен заберу вашу. Стража, возьмите этого человека!
Прежде чем Давос успел пошевелиться, его окружили серебряные трезубцы.
- Милорд, сказал он. - Я посланник.
- Посланник? Вы пробрались в мой город как контрабандист. Вы не лорд, не рыцарь и не посланник, всего лишь вор и шпион, разносчик лжи и измены. Надо бы вырвать твой поганый язык раскаленными щипцами и отправить в Дредфорт, где с тебя живьем сдерут кожу. Но Мать милосердна и я тоже.
Он подозвал к себе сира Марлона.
- Кузен, кинь эту тварь в Волчью Нору и отруби ему руки и голову.
- Исполни всё до ужина. Я не смогу есть, пока не увижу, голову этого контрабандиста на пике. И засуньте лук в его лживый рот.
ВОНЮЧКА
Они дали ему коня и знамя, мягкий шерстяной дублет и теплый меховой плащ и отпустили его.
"Возвращайся с замком", сказал Деймон-Станцуй-Мне, помогая Вонючке забраться в седло, "или беги и посмотрим, как далеко ты заберешься, прежде чем мы поймаем тебя. Ему это понравится, о да."
Усмехнувшись, Деймон хлестнул лошадь по крупу своим кнутом, и старая кляча заржала и двинулась вперед.
Вонючка не смел, оглянуться назад, опасаясь Деймона, Желтого Дика, Грунта и остальных людей, ехавших позади него. Может это очередная шутка Лорда Рамси - жестокое испытание, чтобы посмотреть, что сделает он, если дать ему лошадь и освободить. Они думают, что я попытаюсь сбежать? Кляча, которую они дали ему, была бесполезным, трусливым и измученным созданием. Он не мог надеяться обогнать сильных лошадей Лорда Рамси и его охотничьих собак при погоне. Ничто не забавляло Рамси сильней, чем спустить своих лающих девочек по следам новой добычи.
Да и куда бежать? За его спиной лагеря переполненные людьми из Дредфорта и Рисфеллами пришедшими с Ручьев, а между ними отряды Барроутонов. С юга на Ров Кейлин подходит другая армия, армия Болтонов и Фреев под знаменами Дредфорда. К востоку от дороги мрачный и пустынный берег, и холодное соленое море; на западе болота и трясины Перешейка, наполненные змеями, львоящерами и болотными дьяволами с их отравленными стрелами.
Он бы не убежал. Он не может убежать.
Я сдам ему замок. Я это сделаю. Я должен.
День был серым, сырым и туманным. C юга дул ветер, влажный, как поцелуй. Вдалеке виднелись развалины Рва Кайлин, пронизанные обрывками утреннего тумана. Его лошадь неторопливо шла к ним, серо-зеленая жижа хлюпала под ее копытами.
Я ходил этой дорогой прежде. Это была опасная мысль, и он сразу же пожелел о ней. "Нет", сказал он себе, "Нет, это был некто другой, который был до того, как он узнал свое имя."Его имя - Вонючка. Он должен это запомнить. Вонючка. Вонючка. Оно рифмуется с "липучка".
Когда то другой человек шел по этому пути, армия следовала за ним, великое воинство севера под серо-белыми знаменами Дома Старков. Вонючка ехал один вцепившись в сосновое древко мирного флага. Тот человек ехал верхом на боевом коне, быстром и горячем. Вонючка верхом на разбитой кляче, кожа да кости, выпирающие ребра, ехал медленно, опасаясь что она падет.
Он ехал на ней медленно из-за страха упасть. Тот человек был хорошим наездником, но Вонючке было трудно ехать верхом. Это продолжалось так долго. Он не был наездником. Он не был даже человеком. Он был созданием Лорда Рамси, ниже чем собака, червяк в человеческой коже. "Ты будешь притворяться принцем" - Лорд Рамси сказал ему прошлой ночью пока Вонючка отмокал в бочке с обжигающей водой, "" но мы знаем правду. Ты Вонючка. И не важно как сладко ты пахнешь, ты всегда будешь Вонючкой. Твой нос может лгать тебе. Помни свое имя. Помни, кто ты на самаом деле""
"Вонючка,"сказал он. "Ваш Вонючка."
- Сделай для меня одну мелочь, будь моей собакой, и ты сможешь есть мясо каждый день. - говорил лорд Рамси. - Тебя будут искушать, чтобы ты меня предал. Сбежать или примкнуть к нашим врагам. Нет, тихо, я не хочу слышать твои отговорки. Попробуй соврать мне, и это будет стоить тебе языка. Человек может пойти против меня, но не в твоем случае, не так ли? Если захочешь предать меня, то сначала пересчитай свои пальцы, и ты узнаешь цену предательству.
Вонючка знал цену. Семь, думал он, семь пальцев. Человек может обходится семью пальцами. Семь - священное число. Он помнил, как было больно, когда лорд Рамси снял кожу с его пальца.
Воздух был сырым и тяжелым, земля испещрена неглубокими лужами. Вонючка аккуратно выбирал путь между ними, держась остатков дороги из бревен и досок, проложенной через мягкую почву передовым отрядом Робба Старка для ускорения продвижения армии. Там, где раньше была мощная оборонительная стена, теперь остались только отдельные камни, глыбы черного базальта, такие огромные, что когда-то требовалась сотня людей, чтобы установить их на нужное место. Некоторые так глубоко погрузились в болото, что были видны лишь их края; другие были разбросаны, как забытые игрушки богов, треснувшие и рассыпающиеся, покрытые лишайником. От ночного дождя камни были мокрыми и блестящими, а от утреннего солнца они казались затянутыми тонкой пленкой черного масла.
За ними возвышались башни.
Башня Пьяниц накренилась так, будто вот-вот рухнет, сохраняя такое положение уже пол тысячи лет. Башня Детей взмывала в небо прямо как копье, но её разбитая верхушка была открыта ветру и дождю. Сторожевая Башня, приземистая и широкая, была самой большой из трех, покрыта мхом с деревом проросшим сквозь камни на северной стороне, с простирающимися на восток и запад остаткми разрушенной стены. Карстарки захватили Башню Пьяниц, Амберы - Башню Детей, как он помнил. Робб забрал себе Сторожевую.
Если бы он закрыл глаза, он мог бы увидеть стяги в своей памяти, смело развивающиеся на свежем северном ветре. Всё это прошло, всё сплыло. Ветер на его щеках дул с юга, а единственные стяги, реющие наверху Рва Кайлин, изображали золотого кракена на черном поле.
За ним наблюдали. Он мог чувствовать на себе взгляды. Когда он взглянул наверх, он поймал взгляды бледных лиц, изучающих его со стен Сторожевой башни и с разрушенной каменной кладки, венчавшей Башню Детей, где по легенде дети леса закляли Водяной Молот, чтобы разделить земли Вестеросса надвое.
Единственной сухой дорогой через Перешеек была дамба, а башни Рва Кайлин запечатывали её северный конец как пробка бутылку. Дорога была узкой, а руины располагались так, что любой враг, идущий с юга, должен был пройти под и между ними. Чтобы штурмовать любую из трех башен, нападавший должен открыть свой тыл двум другим, в то время как возвышающиеся влажные каменные стены были покрыты зарослями скользкого белого мха. Болотистое основание под дорогой было непроходимым с множеством топей, зыбучих песков и блестящей зеленой подложкой, которая казалась твердой неосторожному глазу, но которая обрушивалась в воду как только на неё ступали, всё это кишело ядовитыми змеями и растениями, а также отвратительными ящерицами-львами с зубами, подобными кинжалам. Такими же опасными были и люди, редко встречающиеся, но всегда скрывающиеся в засаде, болотные жители, жабоеды, люди ила. Фенн и Ридд(Камыш), Питт (Торф) и Боггс (Трясина), Крэй и Квагг (Топь), Грингуд и Блэкмер, такими именами они называли себя. Железорожденные называли их болотными демонами.
Вонючка минул разложившуюся тушу лошади со стрелой, выступающей из её шеи. Длинная белая змея проползла в пустую глазницу при его приближении. За лошадью он заметил всадника, или то, что от него осталось. Вороны обглодали плоть с его лица, а дикие собаки распотрошили его живот, чтобы добраться до внутренностей. Чуть поодаль, другой труп так погряз в грязи, что виднелись только его лицо и пальцы.
Ближе к башням трупы покрыли землю со всех сторон. Кровавые цветки распускались от их зияющих ран, бледные цветы с пухлыми и влажными лепестками, как женские губы.
Гарнизон никогда не узнает меня. Некоторые могли вспомнить мальчика, которым он был до того как выучил свое имя, но Вонючка будет лишь незнакомцем для них. Уже прошло много времени с тех пор, как он последний раз смотрелся в зеркало, но он знал каким постаревшим он должен был казаться. Его волосы поседели, большая их часть выпала, а те что остались были жесткими и сухими как солома. Заточение сделало его слабым как старуху и таким тощим, что сильный ветер мог бы сбить его с ног.
А его руки...Рамси дал ему перчатки, прекрасные перчатки из черной кожи, мягкие и эластичные, набитые шерстью, чтобы скрыть его отсутствующие пальцы, но если бы кто-то пригляделся, он увидел бы, что три его пальца не сгибались.
"Не приближайся!" раздался голос. "Чего тебе надо?"
- Поговорить.
Он пришпорил клячу, размахивая знаменем мира так, чтобы они его наверняка заметили.
Я пришел безоружным.
Ответа не было.
За стенами, он знал, железные люди обсуждали, впускать ли его или утыкать его грудь стрелами.
Это не имеет никакого значения.
Быстрая смерть здесь было бы в сто раз лучше, чем возвращение к Лорду Рамси после поражения.
Затем двери сторожки распахнулись. "Быстрей." Вонючка повернулся на звук когда ударила стрела. Она пришла откуда-то справа, где лежали куски наружной стены наполовину погрузившиеся в болото. Стрела прошла через складки его флага и запуталась, в нескольких футах от его лица. Это его так испугало, что он бросил мирное знамя и вывалился из седла.
"Внутрь," закричал кто-то, "Быстрей, дурак, быстрей!"
Вонючка на четвереньках взобрался по ступеням в то время как другая стрела пролетела над его головой. Кто-то схватил и затащил его внутрь, он услышал как дверь с грохотом закрыли за ним. Его подняли на ноги и толкнули к стене. Вдруг нож оказался у его горла, чье-то бородатое лицо было так близко, что он мог посчитать волоски в носу этого человека. "Кто ты? Зачем ты здесь? Быстро отвечай, иначе я сделаю с тобой то же, что и с ним. " Стражник кивнул головой в сторону тела, гниющего на полу рядом с дверью, его плоть была зеленой и по ней ползали личинки.
"- Я - железнорожденный," - соврал Вонючка. Мальчишкой он был железнорожденным, это так, но Вонючка явился в этот мир из темниц Дредфорта. "
- Присмотрись к моему лицу. Я - сын Лорда Бэйлона. Твой принц."
Он хотел назвать имя, но слова застряли в горле. Я Вонючка, Вонючка рифмуется со скрипучкой. Нет, надо забыть это ненадолго, надо забыть. Никто никогда не прислушается к такому существу, как Вонючка, как бы отчаяно он не убеждал. Он вновь должен стать принцем. Притвориться.
Захватчик скосил глаза, оглядывая его лицо, и недоверчиво оскалился, показав гнилые зубы. От него несло пивом и луком. " - Сыновья лорда Бэйлона были убиты."
"- Мои братья. Не я. Лорд Рамси взял меня в плен после Винтерфелла. Он послал меня сюда, чтобы встретится с вами. Ты здесь главный?"
"- Я?" Человек опустил нож и подался назад, чуть не споткнувшись о труп. "Не я, милорд." Его кожаный доспех был гнилым, кольчуга - ржавой. Из раны на его руке сочилась кровь. "Ральф Кеннинг командует. Он за главного. Я всего лишь караульный."
- А это кто?
Вонючка пнул тело.
Стражник уставился на мертвеца, будто видел его впервые.
- Он... выпил воду. Мне пришлось перерезать ему горло, чтобы прекратить крики. Хворь в животе. Нельзя пить воду. Поэтому мы пьем эль.
Стражник потер лицо, глаза у него были красные и воспаленные.
- Мы стаскивали мертвых вниз, в подвалы. Все погреба там затопило. Теперь никто не хочет утруждаться, так что мы просто оставляем их там, где они упадут.
- Подвал - лучшее место для них. Отдайте их воде. Утонувшему Богу.
Мужчина рассмеялся.
- Там внизу нет богов, м'лорд, только крысы и водяные змеи. Белые твари с ногу толщиной. Иногда они заползают вверх по лестнице и кусают спящих.
Вонючка вспомнил темницы под Дредфортом, крысу, извивающуюся в зубах, вкус теплой крови на губах. Если я потерплю неудачу, Рамси отправит меня обратно ко всему этому, только сначала он сдерет мне кожу с еще одного пальца.
- Сколько осталось людей в гарнизоне?
- Мало, - сказал железнорожденный. - Я не знаю. Меньше, чем было раньше. Думаю, еще немного в Башне Пьяницы. Но не в Башне Детей. Дагон Кодд ходил туда несколько дней назад - там было только двое живых, и они питались мертвыми. Он убил их обоих, даже не верится.
Ров Кайлин пал, понял Вонючка, только, похоже, никто не посчитал нужным им об этом сообщить. Он потер рот, чтобы скрыть сломанные зубы, и сказал:
- Мне нужно поговорить с вашим командующим.
- С Кеннингом? - стражник был в замешательстве. - Он не особо много нынче говорит. Он умирает. Может быть, уже мертв. Я не видел его с... Не помню, когда...
- Где он? Отведи меня к нему.
- А кто будет охранять вход?
- Он, - Вонючка пнул труп.
Это вызвало у мужчины смех.
- Да, почему бы нет? Ну, пойдем со мной. - Он снял факел со стены и стал размахивать им до тех пор, пока он не разгорелся ярко и жарко. - Сюда. - Стражник провел его в дверь, потом вверх по винтовой лестнице, свет факела отражался от черных каменных стен, пока они поднимались.
Зала на верху лестницы была темной, дымной и гнетуще горячей. Поношенные шкуры были развешены напротив узкого окна, чтобы уменьшить сырость и брикет торфа тлел в жаровне. Запах в комнате стоял отвратительный, миазмы плесени, мочи и экскрементов, дыма и болезни. Грязный тростник покрывал пол, охапка соломы в углу служила кроватью.
Ральф Кеннинг дрожал под горой меха. Его оружие было свалено рядом - меч и топор, кольчуга, железный шлем. На его щите облачная рука штормового бога метала из пальцев молнии на бушующее море, но краска выцвела и облезла, а дерево под ней начало гнить.
Ральф тоже гнил. Под мехами он лежал голый и в лихорадке, его бледное одутловатое тело было усеяно мокрыми язвами и струпьями. Голова его была деформирована - одна щека нелепо раздулась, а шея так набухла кровью, что грозила поглотить лицо. Рука с той же стороны была толстой, как бревно, и в ней копошились белые черви. Судя по виду, никто не мыл и не брил его уже много дней. Из одного глаза сочился гной, а борода покрылась коркой засохшей рвоты.
- Что с ним случилось? - спросил Вонючка.
- Он стоял на насыпи, и какой-то болотный дьявол выпустил в него стрелу. Его только слегка задело, но... стрелы у них отравленные, они обмазывают наконечники дерьмом и еще чем похуже. Мы залили рану горячим вином, но это не помогло.
Я не могу вести переговоры с этим существом.
- Убей его, - сказал Вонючка охраннику. - Разум покинул его, он полон крови и червей.
Стражник уставился на него в изумлении.
- Капитан назначил его командующим.
- Ты бы добил умирающую лошадь.
"Какая лошадь? у меня никогда не было лошади."
У меня была. Память возвращалась рывками. Ржание Улыбчивого звучало почти по-человечески. Его грива в огне, он становится на дыбы на своих задних ногах, слепой от боли, лягаясь копытами. Нет, нет. Не мой, он не был моим. У Вонючки никогда не было коня.
- Я убью его за тебя. - Вонючка схватил меч Ральфа Кеннинга, прислоненный к щиту. У него все еще достаточно пальцев, чтобы сжимать рукоять. Когда он прикоснулся острием меча к распухшему горлу создания, лежащего на соломе, кожа разошлась, открывая сгустки черной крови и желтого гноя. Кеннинг сильно задергался и замер. Отвратительное зловоние заполонило комнату. Вонючка метнулся к лестнице. Воздух здесь был влажный и холодный, но, если сравнивать, гораздо чище. Железнорожденный, запинаясь, поспешил за ним с белым лицом и борющийся с тошнотой. Вонючка схватил его за руку.
- Кто заместитель командующего? Где остальные люди?
- Наверху, на стене, или в зале. Спят, пьют. Я проведу вас, если хотите.
- Скорее. - Рамси дал ему всего лишь день.
Зала была сложена из темного камня, с высокими потолками, в ней сквозило и клубился дым, ее каменные стены были покрыты огромными заплатами белёсого лишайника. Огонь от брикета торфа тускло горел в очаге, покрытом сажей более горячих костров прошедших лет. Массивный стол, высеченный из камня заполнял залу, как и веками ранее. Вот здесь я сидел, когда в последний раз был здесь, вспомнил он. Робб сидел во главе стола вместе с Большим Джоном по правую руку и Русе Болтоном по левую. Гловеры сидели рядом с Хелмэном Толхартом, Карстарк с сыновьями сидел напротив них.
Две дюжины железных людей сидели за столом, выпивая. Некоторые без интереса взглянули на него, когда он вошел. Остальные проигнорировали его. Все люди были ему незнакомы. Некоторые носили плащи, застегнутые брошью в форме серебряной трески. Коддов не слишком хорошо принимали на Железных Островах, про них говорили, что они воры и трусы, женщин считали шлюхами, спящими со своими отцами и братьями. Его не удивило, что его дядя предпочел поставить их в хвосте, когда Железный Флот возвращался домой. Это очень сильно облегчит мою задачу.
- Ральф Кеннинг мертв, - сказал он. - Кто командует здесь?
Выпивающие безучастно уставились на него. Один засмеялся. Другие похлопали. В конце концов один из Коддов произнес, - Кто спрашивает?
- Сын Лорда Бейлона. - Вонючка, мое имя Вонючка, рифмуется с "колючка". - Я здесь по приказу Рэмси Болтона, Лорда Хорнвуда и наследника Дрэдфорта, который пленил меня в Винтерфелле. Он располагается к северу от вас, его отец - к югу, но Лорд Рэмси будет милостив, если вы сдадите Ров Кэйлин прежде, чем сядет солнце. - Он вытащил письмо, которое ему дали и бросил его на стол перед пьющими.
Один из них поднял письмо и повертел его в руках, ковыряя розовый воск, который запечатывал его. Через секунду он произнес, - Пергамент. Что за польза от него? Нам нужен сыр и мясо.
- Сталь, ты хотел сказать, - сказал мужчина рядом с ним, старик, чья рука заканчивалась культей. - Мечи. Топоры. Да, и луки, сотни луков, и люди, чтобы выпускать стрелы.
- Железные Люди не сдаются. - произнес третий голос.
- Скажи это моему отцу. Лорд Бейлон преклонил колено, когда Роберт разрушил его стены. Иначе он бы погиб. Как и вы, если вы не сдадитесь. - он указал на пергамент, - Сломайте печать. Прочитайте слова. Это гарантия безопасности, подписанная Лордом Рэмси собственноручно. Сложите мечи и идите со мной, и его светлость накормит вас и беспрепятственно отпустит на Каменный Берег, чтобы вы нашли корабль домой. Иначе вы умрете.
- Это угроза? - один из Коддов привстал. Большой мужчина, но пучеглазый и широкоротый с мертвенно бледной кожей. Казалось, что его отец родил его от рыбы, но у него все же был длинный меч. - Дейгон Кодд никому не сдается.
Нет, пожалуйста, ты должен выслушать. Мысль о том, что Рэмси сделает с ним, если он приползет обратно в лагерь без известия о сдаче гарнизона, почти заставила его намочить штаны. Вонючка, Вонючка, рифмуется с "липучка".
- Это ваш ответ? - слова прозвучали немощно, как ему показалось, - Эта треска говорит от имени всех вас?
Стражник, который встретил его у дверей, выглядел не таким уверенным.
- Виктарион приказал нам держаться, это так. Я слышал его своими собственными ушами. Держитесь, пока я не вернусь, сказал он Кеннингу.
- Да, - сказал однорукий. - Так он сказал. Вече призвало его, но он поклялся, что он вернется с короной из плавников на своей голове и тысячью людей за собой.
- Мой дядя никогда не вернется, - сказал им Вонючка. - Вече короновало его брата Эурона и у Вороньего Глаза появилась другая война. Вы думаете, что он ценит вас? Нет, не ценит. Вы одни из тех, кого он оставил умирать позади себя. Он стряхнул вас также, как стряхивает грязь с ботинок после прогулки по берегу.
Его слова попали в цель. Это было видно по их глазам, по тому, как они переглядывались между собой и хмурились над своими кубками. Каждый из них терзался страхом, что их бросили, но именно мои слова превратили страхи в реальность. Среди них не было ни тех, что были бы в родстве со знаменитыми капитанами, ни кровных родственников знатных домов Железных островов. Лишь сыновья пленников и морских жен.
- Если сдадимся, нам дадут уйти? - спросил однорукий. - В этой бумаге об этом написано? - Он подтолкнул свиток, печать на котором была все еще цела.
- Прочтите сами, - ответил он, хотя был почти уверен, что никто из них не умеет читать. - Лорд Рэмси обращается с пленниками с честью до тех пор, пока они честны с ним.
Он только отнимет пальцы на ногах и руках и еще немного, а мог бы отрезать мой язык, или содрать кожу с ног, от пятки до бедра.
- Сложите свои мечи, и останетесь живы.
- Лжец. - Дейгон Кодд обнажил свой меч. - Ты же тот, кого называют Перевертыш. Почему мы должны верить твоим обещаниям?
Он пьян, понял Вонючка. За него говорит эль.
- Верь, чему хочешь. Я принес послание от лорда Рамси, теперь я должен вернуться к нему. Мы поужинаем кабаном с репой и запьем все это крепким красным вином. Те, кто пойдут со мной, будут приглашены на пир, остальные умрут через день. Лорд Дредфорта приведет своих рыцарей по насыпной дороге, а его сын, тем временем, возглавит наступление на вас с севера. Пощады не будет. Те, кто умрут, сражаясь, смогу считать себя счастливчиками. Тех, кто выживет, отдадут болотным дьяволам.
- Хватит, - прорычал Дейгон Кодд. - Ты думаешь, что можешь испугать железнорожденных словами? Убирайся. Беги назад к своему хозяину, пока я не вскрыл тебе живот, вытащил твои кишки и заставил тебя сожрать их.
Он собирался продолжить, но внезапно его глаза широко распахнулись. Брошенный топор вырос в центре его лба со смачным глухим стуком. Меч Кодда выпал из его пальцев. Он задергался, как рыба на крючке и затем рухнул лицом на стол.
Метнувшим топор оказался однорукий. Когда он поднялся на ноги, другой топор был в его руке.
- Кто еще хочет умереть? - спросил он остальных пьющих. - Говорите громче, я посмотрю на это.
Тонкие красные ручейки потекли по камням из лужи крови, в которой покоилась голова Дейгона Кодда. - Что до меня, я намереваюсь жить и поэтому не намереваюсь оставаться и гнить здесь.
Один человек сделал глоток пива. Другой перевернул свою чашку, чтобы смыть кровавое пятно (?) пока оно не достигло того места, где он сидит. Все погрузились в молчание. Когда однорукий мужчина засунул брошенный топор обратно за пояс, Вонючка понял, что он победил. Он почти что снова чувствовал себя мужчиной. Лорд Рамси будет мной доволен.
Он собственными руками опустил знамя с кракеном, немного неуклюже из-за отсутствующих пальцев, но с благодарностью за те пальцы, что лорд Рамси позволил ему сохранить. Добрая часть дня ушла на подготовку железнорожденных к отправлению. Их было больше, чем он предполагал - сорок семь в Сторожевой Башне и еще восемнадцать в Башне Пьяницы. Двое из них были почти мертвы, надежды у них уже не было, еще пятеро - слишком слабы, чтобы идти. Тем не менее, оставшиеся пятьдесят восемь вполне годились для сражения. Какими бы слабыми они ни были, они бы справились с трижды превосходящими их силами, если бы лорд Рамси решил штурмовать развалины. Он правильно поступил, послав меня, сказал себе Вонючка, снова забираясь на клячу, чтобы возглавить движение колонны оборванцев обратно через болотистую землю к месту, где северяне разбили лагерь.
- Оружие оставьте здесь, - сказал он пленникам. - Мечи, луки, кинжалы. Вооруженные люди сразу же будут убиты.
Им понадобилось в три раза больше времени, чтобы пройти дистанцию, которую раньше прошел Вонючка в одиночку. Грубые носилки были сколочены для четырех человек, которые не могли идти, пятого нес на спине его сын. Это замедляло их и все железнорожденные прекрасно понимали, как уязвимы они, находясь на расстоянии полета отравленных стрел болотных чертей. Если я умру, я умру. Вонючка только молился чтобы лучник знал свое дело, чтобы смерть была быстрой и чистой. Смерть мужчины, а не так как страдал Ральф Кэннинг.
Однорукий человек, сильно прихрамывая, шел впереди. Он назвался Адраком Хумбли (Скромным), и у него на Большом Вике остались одна железная и три морских жены. "У трех из четырех были большие животы, когда мы отплывали," - похвастался он, "- и у Хумбли часто получались двойни. Первым делом по возвращении я пересчитаю моих новых сыновей. Я мог бы даже назвать одного в вашу честь, м'лорд."
Да, назови его Вонючкой, думал он - и, когда твой сын провинится, можешь отрезать ему пальцы на ногах и отправить жрать крыс. Он повернул голову, сплюнул и подумал, что Ральф Кеннинг был не так уж неудачлив.
Синевато-серое небо заморосило слабым дождем, пока они добирались до лагеря лорда Рамси. Стражник наблюдал, как они проходят в тишине. Воздух был застлан дымом от залитого дождем костра. Колонна всадников двигалась к ним, во главе с юным лордом - с головой лошади на щите. Вонючка знал - это один из сыновей лорда Рисвелла. Роджер или, возможно, Ричард. Он не отличал их друг от друга.
"- Это - все они?", -спросил всадник на каштановом жеребце.
"- Все, кто не мертв, мой лорд."
"- Я думал, что будет больше. Мы трижды шли в атаку, и трижды они отбросили нас."
"Мы - Железнорожденные", - подумал он с внезапной вспышкой гордости, и на пол-удара сердца вновь стал принцем, сыном лорда Бэйлона, кровью Пайка. Нет, это опасная мысль. Он должен помнить свое имя. Вонючка, я - Вонючка, это рифмуется со слаборучкой.
Они еще не добрались в лагерь, когда лай своры гончих возвестил о подходе Лорда Рамси. Смерть Шлюхи был с ним, и еще полудюжина фаворитов: Скиннер и Кислый Алин, Дэймон Станцуй-Для-Меня, Большой Уолдер, и Малый. Собаки, сопровождавшие их, рычали на чужаков и кусались. Бастардовы девочки, подумал Вонючка прежде, чем вспомнил, что никогда, Никогда, Никогда нельзя использовать слово "бастард" в присутствии Рамси.
Вонючка соскочил с лошади и преклонил колено. "Мой Лорд, Ров Кейлин твой. Вот его последние защитники."
"- Так мало. Я надеялся на большее. Они были такими упрямыми противниками." Бледные глаза лорда Рамси блестели. " - Вы наверняка голодны. Дэймон, Алин, проследите за этим. Вино и пиво, и столько еды, сколько они смогут съесть. Скиннер, покажите их раненных нашему мейстеру."
"Да, мой лорд."
Несколько из железнорожденных пробормотали благодарности, и все они побрели к кухне в центре лагеря. Один из Коддов даже кинулся целовать лорду Рамси руки, но собаки вцепились в него прежде, чем он приблизился, и оторвали кусок уха. С текущей по шее кровью, тот все же отвесил поклон и возблагодарил милосердие Его Светлости.
Когда последний из них уже ушел, Рамси Болтон улыбнулся Вонючке. Он схватил его за затылок, притянул его лицо поближе, поцеловал в щеку и прошептал: "Вонючка, мой старый друг. Неужели они правда приняли тебя за своего принца? Какие же дураки эти железные люди. Даже боги смеются"
"Все чего они хотят это вернуться домой, мой лорд"
- А ты чего хочешь, мой милый Вонючка, - прошептал Рамси так мягко как любовник. Его дыхание так сладко пахло пряным вином и гвоздикой. - Такой героический поступок заслуживает награды. Я не могу вернуть тебе назад твои пальцы на руках и ногах, но уверен что есть нечто, что ты мог бы получить от меня. Освободить тебя? Отпустить с моей службы? Хочешь пойти с ними, вернуться на твои унылые острова в холодном мрачном море, чтобы снова стать принцем? Или ты останешься моим верным слугой?
Холодный нож прошелся по его спине. Будь осторожен, сказал он себе, будь очень, очень осторожен. Ему не нравилась улыбка его лорда, не нравился блеск с которым сверкали его глаза, слюна в уголках его рта. Он видел такие знаки прежде. Ты не принц. Ты Вонючка, просто Вонючка, что рифмуется с "дурачком". Дай ему ответ, который он хочет.
- Милорд, - сказал он, - мое место здесь, рядом с вами. Я ваш Вонючка. Я всего лишь хочу служить вам. Все, что я прошу...мех с вином, это будет достаточной наградой для меня... красное вино, самое крепкое, что у вас есть, столько, сколько человек может выпить...
Лорд Рэмси рассмеялся.
- Ты не человек, Вонючка. Ты всего лишь моя тварь. Хотя, ты получишь свое вино. Уолдер, присмотри за этим. И не бойся, я не верну тебя в подземелье, даю тебе слово Болтона. Вместо этого мы сделаем из тебя собаку. Мясо каждый день, и я даже оставлю тебе достаточно зубов, чтобы его есть. Ты можешь спать рядом с моими девочками. Бен, у тебя есть ошейник для него?
- У меня есть один, мой Лорд, - сказал старый Бен Бонс.
Старик сделал даже больше. Этим вечером, кроме ошейника, ему досталось потрепанное шерстяное одеяло и половинка цыпленка. Вонючке пришлось драться с собаками за мясо, но это была лучшая пища, которую он ел после Винтерфелла.
И вино... вино было темным и прокисшим, но крепким. Сидя на корточках среди собак, Вонючка напился до головокружения, проблевался, вытер рот и напился еще больше. После этого он откинулся на спину и закрыл глаза. Когда он проснулся, собака слизывала рвоту с его бороды и темные облака проплывали по лунному серпу. Где-то в ночи кричал человек. Он отпихнул собаку в сторону, перевернулся и снова заснул.
На следующее утро Лорд Рамси отправил трех всадников вниз по насыпной дороге, чтобы сообщить его лорду отцу, что путь свободен. Два человека без кожи - символ Дома Болтонов были водружены на Сторожевой Башней, где Вонючка стащил вниз золотого кракена Пайка. Вдоль мощеной деревом дороги, деревянные столбы были вкопаны в болотистую землю; на них гнили трупы с ободранной кожей и истекающие кровью. Шестьдесят три, он знал, это были те шестьдесят три. Один был одноруким. У другого из рта торчал пергамент, с печатью, которую так и не сломали.
Тремя днями позже, авангард войск Русе Болтона проделывал путь через руины и через шеренгу грозной стражи - четырехсот конных Фреев, одетых в синее и серое, их копья блестели когда солнце прорывалось из-за туч. Два сына старого Лорда Фрея управляли авангардом. Один был крепкий, с массивной выпирающей нижней челюстью и мускулистыми руками. У другого были голодные глаза посаженные над острым носом и лысая голова, его редкая коричневая бородка не могла скрыть маленький подбородок под ней. Хостин был быком, медлительным на гнев, но неистовым как только его разозлили, и с репутацией самого лютого воина, который был у Лорда Уолдера. Айнис был старше, более жестоким и более умным - он предпочитал командовать, а не махать мечом. Оба были закаленными воинами.
Северяне с трудом поспевали за авангардом. Их изорванные флаги болтались на ветру. Вонючка видел как они прошли. Большинство были пешими, и их было так мало. Он помнил великое войско, которое шагало на Юг с Юным Волком под Лютоволком Винтерфелла. Двадцать тысяч мечей и копей пошли на войну с Роббом, или около того - не имеет значения, но только двое из десяти вернулись назад и большинство были людьми Дредфорта.
Позади, где толчея была больше всего, в центре колонны ехал человек, облаченный в темно-серые латы поверх стеганного жакета из кроваво-красной кожи. Его рондель был сделан в форме человеческих голов, с открытыми ртами, застывшими в агонии. С его плеч свисал розовый шерстяной плащ, вышитый капельками крови. Длинная лента красного шелка развивалась с верхушки его закрытого шлема. Ни один болотный житель не попадет в Русе Болтона отравленной стрелой, подумал Вонючка, когда впервые увидел его. Закрытая телега скрипела позади него, перемещаемая шестью тяжелыми рабочими лошадьми, и защищенная арбалетчиками спереди и сзади. Шторы из темно-синего бархата скрывали пассажиров от глаз.
Далее за ними шел обоз - громыхающие фургоны, груженые припасами и добычей, награбленной на войне и повозки с ранеными и калеками. И в хвосте - еще Фреи. Как минимум тысяча, или больше: лучники, копейщики, крестьяне, вооруженные косами и заостренными кольями, свободные охотники и конные лучники, и еще сотня рыцарей, чтобы придать всему этому прочности.
В ошейнике и цепях, снова в лохмотьях, Вонючка с другими собаками последовал за Лордом Рамси, когда его светлость вышел, чтобы поприветствовать своего отца. Когда наездник в темной броне снял свой шлем, лицо под ним оказалось незнакомым Вонючке. Улыбка Рамси исчезла во мгновение и злость вспыхнула на его лице:
- Что это, насмешка?
- Всего лишь предосторожность. - прошептал Русе Болтон, оказавшись за шторами закрытого фургона.
Лорд Дредфорта не был сильно похож на своего бастарда. Его лицо было чисто выбритым, с гладкой кожей, обычным - не красивым, но и не невзрачным. Хотя Русе и участвовал в битвах, на нем не было шрамов. Хотя ему уже было глубоко за сорок, у него пока не было морщин, скудными штрихами говорящих о течении времени. Его губы были настолько тонкими, что когда он сжимал их, казалось, они исчезали совсем. Он казался самой вечностью и неподвижностью; на лице Русе Болтона гнев и веселье выглядели одинаково. Общим у них с Рэмси были только глаза. Его глаза были льдом. Вонючке было интересно, плакал ли Русе Болтон когда-нибудь. Если да, замерзали ли слезы у него на щеках?
Однажды, юноша по имени Теон Грейджой забавлялся, щипая Болтона, когда они сидели в совете Робба Старка, высмеивая его нежный голос, и отпуская шутки про пиявок. Он, должно быть, сошел с ума. Это был не тот человек, с кем следовало шутить. Достаточно было только взглянуть на Болтона, чтобы понять, что у него больше жестокости в мизинце ноги, чем у всех Фреев вместе взятых.
- Отец, - лорд Рамси преклонил перед ним колено.
Лорд Русе мгновение смотрел на него изучающе.
- Можешь встать.
Он обернулся, чтобы помочь двум женщинам спуститься из повозки.
Первая была низкой и очень толстой, с круглым красным лицом и тремя подбородками, колыхавшимися под соболиным капюшоном.
- Моя новая жена, - сказал Русе Болтон. - Леди Уолда, это мой незаконнорожденный сын. Поцелуй руку мачехе, Рамси.
Тот повиновался.
- И я уверен, ты помнишь леди Арью. Твою невесту.
Девочка была худой, выше, чем он помнил, но этого и следовало ожидать. Девочки быстро растут в этом возрасте. Ее платье было серым, с белыми вставками, сверху был накинут горностаевый плащь, с застежкой, в виде головы серебрянного волка. Темно-каштановые волосы спадали до середины спины. И ее глаза....
Это не дочь лорда Эддарда.
У Арьи были глаза ее отца, серые глаза Старков.
У девушки в ее возраста могут отрасти длинные волосы, подрости на несколько дюймов, налиться грудь, но у нее не может изменить цвет глаз.
Это маленькая подруга Сансы, дочка управляющего. Ее звали Джейн. Джейн Пуль.
- Лорд Рамси, - девочка упала на колени. Она совершенно не похожа на неё. Настоящая Арья Старк плюнула бы ему в лицо.
- Я клянусь, что буду хорошей женой и рожу вам сильных сыновей, которые последуют за вами.
- Безусловно, - сказал Рамси, - и очень скоро.
ДЖОН
Его свеча погасла, став лужицей воска, но утренний свет уже просачивался сквозь ставни окна. Джон снова заснул за работой. Его стол был завален книгами, толстыми стопками книг. Он принес их сам, потратив полночи на поиски в пыльных хранилищах при свете фонаря. Сэм был прав, книги крайне нуждались в сортировке, описании, и приведении в порядок, но это была задача не для стюардов, которые не могли ни читать, ни писать. Нужно было ждать возвращения Сэма.
Если он вернется. Джон опасался за Сэма и Мэйстера Эйемона. Коттер Пайк с Восточного дозора сообщал, что с борта "Штормовой Вороны" видели обломки корабля у побережья Скагоса. Был ли этот корабль "Черным Дроздом", или судном наёмников Станниса Баратеона, или каким-то торговым судном, экипаж "Штормовой Вороны" разглядеть не смог. Я хотел отправить Джилли с младенцем в безопасное место. Неужели я отправил их в могилу?
Ужин застыл возле его локтя, почти не тронутый. Скорбный Эдд наполнил его поднос с избытком чуть ли не до краев с тем расчетом, что это печально известное тушеное блюдо Трехпалого Хобба из трех компонентов размягчит черствый хлеб. Ночные Братья шутили, что тремя составными была баранина, баранина и снова баранина, но морковь, лук и репа были ближе к реальности. Пленка застывшего жира блестела на остатках рагу.
Боуэн Марш не раз просил его перейти в бывшие покои Старого Медведя в Башне Короля, после того как Станнис покинул их, но Джон отказался. Переезд в королевские покои могут расценить как знак, что он не рассчитывает на возвращение короля.
Странная апатия охватила Черный Замок с тех пор, как Станнис отбыл на юг, и свободный народ и черные братья словно затаили дыхание в ожидании того, что произойдет дальше. Дворы и обеденный зал чаще пустовали, от Башни Лорда Командующего остались одни стены, бывший зал собраний превратился в груду почерневших деревянных балок, а Башня Хардина выглядела так, словно готова обвалиться под следующим же порывом ветра. Единственным признаком жизни был едва слышимый звон мечей, доносившийся со двора перед оружейной. Железный Эммет прикрикнул на Хоп-Робина, чтобы тот держал щит наготове. Нам всем следует держать щиты наготове.
Джон умылся и оделся и вышел из оружейной, задержавшись во дворе только чтобы парой слов подбодрить Хоп-Робина и других подопечных Эммета. Он отказался от сопровождающих, которых предложил Тай, как и всегда. С ним будет достаточно людей; если дойдет до драки, двое лишних бойцов дела не решат. Однако, Длинный Клык был при нем и Призрак следовал за ним по пятам.
Когда он подошел к конюшне, Скорбный Эдд держал уже оседланную лошадь Лорда-командующего под уздцы. Подводы собирали под неусыпным контролем Боуэна Марша. Лорд стюард продвигался вдоль колонны верхом, мелкой рысцой, суетясь и отдавая указания. Его щеки раскраснелись от мороза. При виде Джона они покраснели еще больше.
- Лорд-командующий, вы все еще намерены совершить эту...
... глупость? - Джон завершил вопрос. - Прошу, скажите, что вы не хотели сказать "глупость", милорд. Да, намерен. И мы уже обсуждали это. Восточному Дозору нужны люди. И в Сумеречной башне нужны люди. Как, не сомневаюсь, и в Сером Страже, и Ледовом Пороге. Четырнадцать наших крепостей стоят заброшенными и безлюдными, на многие лиги Стена остается без дозора и защиты.
Марш поджал губы. "Лорд-командующий Мармонт-"
Мертв". И не от руки одичалых, а от рук своих побратимов, людей которым он доверял. Ни вы, ни я не можем знать, что он сделал или не сделал бы на моем месте." Джон развернул коня. "Хватит болтать. Прочь."
Скорбный Эдд слышал их перепалку. Он кивнул вслед удаляющемуся Боуэну Маршу и произнес:
- Гранат... Все эти его косточки. Подавиться можно. Я больше люблю репу. Вот от репы человеку никакого вреда.
Именно в такие моменты Джон больше всего чувствовал отсутствие мейстера Эймона. Клидас ухаживал за воронами достаточно хорошо, но у него не было и десятой части знаний Эймона Таргариена или его опыта, и еще меньше его мудрости. Боуэн был хорошим человеком по своему, но рана, которую он получил на Мосту Черепов только укрепила его точку зрения, и единственная песня, которую он постоянно пел, был привычный напев о запечатывании ворот. Отелл Ярвик был столь же флегматичен и лишен воображения как и неразговорчив, а Первые разведчики казалось умирали также быстро как и назначались. Ночной Дозор потерял слишком много своих лучших людей, размышлял Джон, когда телеги начали двигаться. Старый Медведь, Кворен Полурукий, Донал Ной, Ярмен Буквелл, мой дядя...
Пошел легкий снег, когда колонна начала свой путь на юг вдоль королевского тракта, растянувшись в длинную линию фургонов, двигаясь мимо убраных полей, ручьев и лесистых склонов, с дюжиной копьеносцев и дюжиной конных арбалетчиков. Среди них в последние несколько поездок в Кротовый Городок чувствовался скверный настрой, проявлявшийся в небольшом подталкивании и пихании, негромко произносимых проклятиях, множестве угрюмых взглядов. Боуэн Марш чувствовал это лучше всех, и чтобы не рисковать, на этот раз они с Джоном были заодно.
Лорд Стюард возглавлял движение. Джон ехал в нескольких ярдах позади со Скорбным Эддом Толлетом по его сторону. В полумиле от Черного Замка, Эдд подогнал свою лошадь ближе к Джону и сказал:
- Милорд, посмотрите туда. Большой пьяница на холме.
Пьяницей оказался ясень, искривленный в сторону ветром. Но сейчас у него было лицо. Темный рот, сломанная ветка вместо носа, два глубоко вырезанных глаза, смотрящих на север по Королевскому Тракту в сторону замка и Стены.
Одичалые принесли их Богов с собой в конце-концов. Джон не удивился. Люди не бросают легко своих Богов. Весь спектакль, который Леди Меллисандра организовала за Стеной вдруг показался таким же бессодержательным, как и шутовская комедия.
- Эдд, этот похож на тебя, - сказал он, стараясь оживить разговор.
- Как скажете, милорд. Вот только у меня листья из носа не растут. И ещё ему не хватает моей.... мудрости. Леди Мелисандру это не порадует.
- Тогда ей лучше этого не видеть. Проследи, чтобы ей не сболтнули.
- Разве она не "рассмотрит" это в пламени?
- Навряд ли, что-то кроме дыма и пепла.
И горящих людей. Скорее всего, меня. С листьями в носу. Я всегда боялся сгореть, но надеялся, что сначала умру.
Джон снова взглянул на лик на дереве, размышляя, кто мог его вырезать. Он расставил посты вокруг Кротового Городка для того, чтобы держать его ворон подальше от одичалых женщин, а заодно чтобы Вольный народ не отправился в набег на южные земли.
Но кто бы ни оставил изображение на ясене, ему явно удалось ускользнуть от часовых. И если пересечь кордон удалось одному, удастся и другим.
Я мог бы снова удвоить охрану, подумал он с сожалением. И задействовать вдвое больше людей впустую, вместо того, чтобы отправить их на охрану Стены.
Фургоны продолжали свой медленный путь на юг по замерзшей грязи, покрытой снегом. Через милю в каштане, росшем у покрытого льдом ручья, им повстречалось другое вырезанное лицо, глаза которого были обращены на старый мост. "- Вдвое больше проблем," - объявил Скорбный Эдд.
Каштан был высохшим, лишенным листвы, но его голая коричневая крона не пустовала. На низкой ветке, нависающей над ручьем, съежился ворон, его перья взъерошились от холода. Заметив Джона, он расправил свои крылья и закаркал. Стоило протянуть ладонь и присвистнуть, как большая черная птица слетела вниз с криком: "Зерно, зерно, зерно!"
" - Зерно для свободного народа," - сказал Джон ему. "Не для тебя." Он подумал, что все идет к тому, что их порции сократятся до вороньего пайка еще до наступления зимы.
Джон не сомневался, что братья на фургонах тоже заметили это лицо. Они молчали, но любой, имеющий глаза, прочел бы их мысли. Джон как-то слышал от Манса-Налетчика, что большинство из преклонивших колени подобны овцам. " - Хоть стада ваших овец и стерегут собаки," - говорил Король-За-Стеной, " - но свободный народ... ладно, некоторые из них подобны сумеречным котам, а другие - подобны камню. Первые прийдут, куда захотят, и разорвут ваших собак на части. Вторые не двинутся с места, пока вы не тронете их. Но ни коты, ни камни даже не помышляют бросить богов, которым они поклонялись всю свою жизнь, чтобы склониться перед тем, кого они едва знают.
Только к северу от Кротового Городка они наткнулись на третий лик, вырезаный в огромном дубе, отмечающем границу деревни. Его глубокие глаза уставились на королевский тракт.
Это лицо враждебно, - подумал Джон Сноу. Лица, которые Первые Люди и Дети Леса вырезали в чардревах веками, часто имели строгий или дикий облик, но этот большой дуб выглядел особенно сердитым, как будто собирался вытащить свои корни из земли и с ревом двинуться на них. Раны дерева были столь же свежи, как и раны мужчин, которые вырезали этот лик.
Кротовый городок всегда был больше, чем казался; значительная его часть скрывалась под землей, защищенная от холода и снега. Сейчас это казалось наиболее практично, чем когда-либо. Магнар Тенн превратил пустую деревню в пылающий факел, когда проходил здесь, чтобы атаковать Черный Замок, и только кучи почерневших бревен и старых закопченых камней лежали сверху... Но глубже, под промерзшей землей, под сводами тоннелей, в глубоких подвалах, все еще надежных, было место, где люди свободного народа нашли убежище, ютясь в тесноте и темноте - как кроты, в честь которых деревня и получила свое имя.
Фургоны выстроились полумесяцем перед тем, что когда-то было деревенской кузницей. Поблизости стайка раскрасневшихся детей строила крепость из снега, но они рассеялись при виде братьев в черной одежде, исчезая в той или иной норе. А вскоре из-под земли стали выбираться взрослые. Их сопровождало зловоние, запах немытых тел и одежды, испачканной дерьмом и мочей. Джон заметил, как один из его людей сморщил нос и сказал что-то соседнему. Некую шутку про Запах Свободы, - предположил он. Слишком многие из его братьев шутили насчет зловония одичалых в Кротовом Городке.
Невежественные свиньи, - подумал Джон. Свободные люди ничем не отличались от людей Ночного Дозора; некоторые были чисты, некоторые грязны, но большинство и тех, и тех были чисты время от времени и грязны во всех остальных случаях. Эта вонь - неизбежный запах тысячи человек, которых запихнули в подвалы и тоннели, вырытые с расчетом не более, чем на сотню.
Одичалые следовали уже установившемуся порядку. Они молча выстраивались в шеренги позади фургонов. На каждого мужчину приходились три женщины, многие с детьми - бледными тощими созданиями, хватающимися за юбки. Джон видел очень мало младенцев. Он знал, что многие из них погибли во время перехода к Стене, а пережившие сражение умирали за королевским частоколом.
Воинам жилось лучше. Джастин Масси потребовал на совете три сотни человек подходящего для службы возраста. Лорд Харвуд Фелл отбирал их. Это относилось и к лучницам. Пятьдесят, шестьдесят, возможно целую сотню. Джон знал, что Фелл брал и раненых, он видел их - мужчины на грубых костылях, с пустыми рукавами и недостающими руками, с одним глазом или только с половиной лица, был даже безногий человек, которого несли двое товарищей. И все с серым лицами и изможденные. Сломанные мужчины, думал Джон. Упырь - не единственный способ существования мертвеца.
Все же не все воины были сломаны. Полдюжины Теннов в массивной бронзовой броне сплотились вокруг входа в один из тоннелей, держась замкнуто и не предпринимая попытки присоединиться к другим. В развалинах старой деревенской кузницы Джон заметил большую лысину плотного человека, в котором признал Халича, брата Харма - Собачей Головы. Свиней у Харма уже не было. Несомненно, они были съедены. Те двое в шкурах были Рогоногими, эти худые дикари ходили босиком даже по снегу. Все еще есть волки среди этих овец.
Это напомнило ему, что сказала Вэл - когда он в последний раз навещал ее. " - У свободного народа и преклонивших колено больше общего, чем различий, Джон Сноу. Мужчины - это мужчины, женщины - это женщины, независимо от того, с какой стороны Стены они родились. Хорошие люди и плохие, герои и злодеи, люди чести, лгуны, трусы, скоты... среди нас попадаются всякие, также, как и среди вас."
И она была права. Вот ведь в чем хитрость - чтобы отличить одно от другого, надо отделить овец от козлов.
Черные братья принялись раздавать еду. Они принесли пласты твердой соленой говядины, сушеную треску, сухие бобы, репу, морковь, мешки ячменя и пшеничной муки, засоленные яйца, кадки с луком и яблоками.
Джон услышал, как Волосатый Хэл сказал одной женщине: " - Вы можете взять луковицу или яблоко, но не то и другое. Вы должны выбрать."
Казалось, женщина не понимает. Мне нужно два каждому. Одно для меня, другое - для моего мальчика. Он нездоров, но яблоко приведет его в порядок.
Хэл покачал головой.
- Ему придется придти получить свое собственное яблоко. Или лук. Не оба. Также как вы. Сейчас - яблоко или лук? Быстрее, вон многие находятся позади вас.
- Яблоко, - сказала она, и он дал ей одно, старый засохший комочек, маленький и сморщенный. - Двигайтесь, женщина, - крикнул мужчина на три места сзади. - Здесь холодно.
Женщина не обратила внимания на крик.
- Еще одно яблоко, - сказала она Волосатому Халу, для моего сына. Пожалуйста. Это такое маленькое.
Хэл посмотрел на Джона. Джон покачал головой. Они останутся без яблок достаточно быстро. Если они начнут давать по два каждому, кто хотел два, опоздавшие не получат ничего.
- Прочь с дороги, - сказала девочка позади женщины. Затем она толкнула её в спину. Женщина зашаталась, выронила яблоко и упала. Другая еда в её руках разлетелась. Фасоль рассыпалась, репа покатилась в грязную лужу, мешочек муки порвался и рассыпал свое содержимое в снег.
Поднялись сердитые крики на Древнем Языке и на Общем. Большая толчея образовалась у другого фургона.
- Этого недостаточно, - ворчал старик. - Вы проклятые вороны заморите нас голодом до смерти.
Женщина, которую толкнули на землю, на коленях подбирала свою еду. Джон увидел блеск оголенной стали в нескольких ярдах. Его собственные лучники натянули стрелы в тетивах.
Он повернулся в своем седле:
- Рори. Утихомирь их.
Рори поднял свой огромный горн к губам и подул в него.
ААААхооууууууууууууууууууууууууууу...
Суматоха и толчея прекратились. Головы обернулись. Ребенок начал плакать. Ворон Мормонта перешел с левого плеча Джона на правое, тряся своей головой и воркоча - "Сноу, сноу, сноу"
Джон подождал пока стихнет последнее эхо, затем пришпорил свою лошадь вперед, где все могли бы его видеть.
- Мы кормим вас так хорошо как можем, стольким скольким можем поделиться. Яблоки, лук, репы, морковь... впереди долгая зима для всех нас, а наши запасы не бесконечны.
- Вороны питаются достаточно хорошо, - Халлек протиснулся вперед.
Лишь ненадолго.
- Мы удерживаем Стену. Стена защищает королевство, то есть теперь и вас. Вам знаком наш враг. А многие из вас встречались с ним прежде. Белые ходоки, мертвые твари с синими глазами и черными руками. И я видел их, сражался с ними, даже отправил одного в ад. Они убивают, а потом посылают ваших же покойников против вас. Ни гиганты не смогли устоять против них, ни вы, Тенны, ни кланы с замерзшей реки, Рогоногие, вольные люди... Дни становятся короче, а ночи - холоднее, а наши враги набирают силу. Сотнями, тысячами вы покинули свои дома, и двинулись на юг. Разве не для того, чтоб убежать от них? Не для того, чтобы укрыться в безопасном месте. Что ж, Стена защитит вас. А мы будем защищать Стену, мы - черные вороны, которых вы так презираете.
- Защищать и морить голодом, - сказала коренастая женщина, с обветренным лицом, с виду копьеносица.
- Вам нужна еда? - произнес Джон. - Еда - для воинов. Помогите нам удержать Стену, и вас будут кормить так же хорошо как и каждую из Ворон.
Вернее так же скудно, когда запасы еды иссякнут.
Наступила тишина. Одичалые настороженно переглядывались.
"Еда". раздалось негромкое воронье карканье. "Зерно. Зерно."
"Драться за тебя?" Сказал Сигорн, молодой Магнар Теннов, чудовищным акцентом. Он говорил на Общем языке ужасно запинаясь. "Нет драться за тебя. Убить тебя лучше. Убить вас всех."
Ворон замахал крыльями. "Убить, убить."
Отец Сигорна, Старый Магнар был раздавлен упавшей ступенью во время своей атаки на Черный Замок. Я бы чувствовал себя так же, если кто-то попросил бы меня действовать с Ланнистерами, подумал Джон. "Твой отец пытался нас всех убить," напомнил он Сигорну. "Магнар был храбрым человеком, но он был повержен. Но если бы ему удалось взять Черный Замок... то кто бы сейчас охранял Стену?" Он отвернулся от Теннов. "Стены Винтерфолла были так же крепки, но теперь Винтерфолл превратился в руины, сожженный и разрушенный. Стена крепка только тогда, когда ее охраняют люди."
Пожилой мужчина с репой, которую он бережно держал у груди, сказал "Ты убиваешь нас, моришь голодом, теперь ты хочешь сделать нас рабами."
Коренастый красно-лицый человек одобрительно прокричал. "Я скорее буду ходить голым чем носить их черные тряпки."
Одна из копьеносец засмеялась. "Даже твоя жена не хочетвидеть тебя голым, Батт."
Множество голосов заговорили одновременно. Тенны кричали на Старом Языке. Маленький мальчик вдруг заплакал. Джон Сноу подождал пока голоса не затихнут, потом повернулся к Хайри Холу и сказал, "Хол, а что ты сказал этой женщине?"
Ход выглядел смущенным. "Ты имеешь в виду о еде? Яблоко или лук? Это все, что я сказал. Они должны выбирать."
"Вы должны выбирать," Повторил Джон Сноу. "Все вы. Никто не просит вас принять наши клятвы, и мне нет дела до того, каких богов вы почитаете. Мои боги это Старые боги, боги севера, но вы можете поклоняться Красному богу или Семерке или любому другому богу, который слышит ваши молитвы. Нам нужны копья, луки, глаза на Стене."
- Я возьму любого мальчика старше двенадцати, кто занет как держать копье или натягивать лук. Я возьму ваших стариков, ваших раненых и ваших калек, даже тех, кто не может больше сражаться. Они способны выполнять другую работу. Оперять стрелы, доить коз, собирать хворост, вычищать наши конюшни...работы много. И еще, я возьму ваших женщин тоже. Мне не нужны скромные девицы, ищущие защиту, но я возьму стольких, кто владеет копьем, сколько пожелают.
- А девочек, спросила девочка. Она выглядела такой же юной как Арья, когда Джон в последний раз видел её.
- Шестнадцать и старше.
- Вы берете мальчиков двенадцати лет.
В Семи Королевствах мальчики в двенадцать часто становились пажами и оруженосцами, многие упражнялись с оружием. Девочки в двенадцать были детьми. Но это одичалые.
- Как пожелаете. Двенадцатилетние мальчики И девочек возраста от двенадцати лет. Но только тех, которые знают, как подчиняться приказам. Это касается всех вас. Я никогда не попрошу вас преклоняться передо мной, но я назначу капитанов над вами, и сержантом, которые будут говорить вам когда спать и когда вставать, где есть, когда пить, что носить, когда обнажать мечи и отпускать стрелы. Стражник ночного дозора служит всю жизнь. Я не буду просить этого от вас, но пока вы на стене вы будете под моим командованием. Не повиновение приказу и я отрублю вашу голову. Спросите моих братьев, если не верите. Они видели, как я это делаю.
"Отрублю," закричал ворон старого медведя."Отрублю, отрублю, отрублю."
- Выбор за вами, - говорил им Джон. - Те, кто хочет помочь нам удержать Стену, возвратятся со мной в Черный замок и я вооружу вас и буду кормить. Остальные могут брать ваши репы и лук и ползти обратно в ваши норы.
Девочка первой вышла вперед.
- Я могу сражаться. Моя мать владела копьем.
Джон кивнул. Ей возможно еще нет двенадцати, подумал он, когда она протиснулась между двуми старыми мужчинами, но он не собирался отказываться от единственного новобранца.
Двое подростков последовали за ней, мальчики не старше четырнадцати. Затем мужчина со шрамом и отсутствующим глазом.
- Я видел их тоже, мертвых. Даже вороны лучше них.
Высокая женщина-охотница, старик на костыле, круглолицый мальчик с иссохшей рукой, молодой мужчина, чьи рыжие волосы напомнили Джону Игритт.
А потом подошел Халлек. "Ты мне не нравишься, ворона," он прорычал, "но ни мне ни моей сестре никогда не нравился и Манс. Но мы все же за него сражались. Так почему же нам не сражаться за тебя?"
Тогда то и сломались все преграды. Халлек был весомым человеком. Манс был прав. "Свободный народ не следует за именами, они не будут пасти скот или шить одежду, " Король за Стеной говорил ему. "Они не будут танцевать за монетки, им не важно, как ты величаешь себя, им не важны звания, и им все равно кем был твой дед. Но они последуют за силой, они последуют за мужчиной".
За Халлеком последовали и его братья с сестрами, затем один из знаменосцев Хармы, потом люди, которые с ней сражались, за ними пошли другие, кто слышал рассказы об их мастерстве. Пожилые люди и зеленые мальчишки, войны в расцвете сил, раненные и калеки, множество копейщец и даже три рого-ногих человека(?).
Но не Тенны. Магнар повернулся и исчез в тоннелях, его приближенные следовали за ним по пятам.
К тому времени, как последнее иссохшее яблоко было отданно, повозки были заполненны одичалыми и теперь колонна была на шестьдесят три человека сильнее, чем когда она отправлялась из Черного Замка этим утром. "Что ты будешь с ними делать?" Боуэн Марш спросил Джона на обратном пути по Королевскому тракту.
"Обучу их, вооружу и распределю их. Отправлю их туда, где они нужны. Восточный дозор, Сумеречная Башня, Ледовый Порог, Серый Страж. Так же нужно открыть еще три крепости"
Лорд Стюард обернулся. "Снова женщины? Наши братья не привыкли к их присутствию, милорд. Их обеты... будут драки, изнасилования..."
У этих женщин ножи, и они знают, что с ними делать.
А если одна из этих копьеносиц первым делом перережет глотку одному из наших братьев, что тогда?
Мы потеряем одного, ответил Джон, тогда как только что нас стало больше на шестьдесят трех. Вы хорошо считаете, милорд. Поправьте, если я не прав, но барыш составит шестьдесят два.
Марш не был убежден. Вы прибавили шестьдесят три рта, милорд... но сколько из них бойцов, и на чьей стороне они будут? Когда Иные на пороге, большинство из них останется с нами, согласен. Но если придет Тормунд Великанья Смерть или Плакальщик с десятком тысяч головорезов (отморозков?), что тогда?
- Тогда и узнаем. Давайте надеяться, что до этого не дойдет.
ТИРИОН
Ему привиделись лорд-отец и Скрытый Господин. В видении они были единым целым, и когда отец обнял его каменными руками и наклонился, чтобы одарить своим серым поцелуем, он очнулся. Во рту было сухо и ощущался ржавый привкус крови, а сердце выскакивало из груди.
- Наш мертвый карлик вернулся к нам, - сказал Халдон.
Тирион встряхнул голову, чтобы рассеять паутины сна. Печали... Я затерялся в Печалях. - Я не мертв.
- Осталось только в этом убедиться.
Полумейстер склонился над ним.
- Утка, будь сердобольной птичкой, согрей немного бульона для нашего маленького друга. Он, должно быть, проголодался.
Тирион понял, что он на "Робкой Деве", укрытый колючим одеялом, пахнущим уксусом. Печали остались позади. Это было лишь видение, пригрезившееся ему, пока он тонул.
- А почему от меня несёт уксусом?
- Лемор вымыла тебя им. Считают, что это помогает не подхватить серую хворь. Я склонен в этом сомневаться, но попробовать не вредно. Это Лемор выкачала воду из твоих лёгких, когда Грифф достал тебя из воды. Ты был холодным как лёд, а губы посинели. Яндри считал, что следует выкинуть тебя обратно, но парнишка запретил.
Принц. И тут он вспомнил: каменный человек, тянущийся к нему своими потрескавшимися серыми руками, кровь, сочащаяся из костяшек его пальцев. Он был тяжёлым, как валун, тянущий его вглубь.
- Грифф вытащил меня?
Он должен очень меня ненавидеть, иначе вполне мог позволить мне умереть.
- Как долго я был без сознания? И что это за место?
- Селхорис.
Халдон извлек маленький ножик из своего рукава.
- Держи. - сказал он, бросая его в Тириона из под руки.
Карлик вздрогнул. Нож, вибрируя, воткнулся в палубу между его ног. Он рывком выдернул его.
- Это ещё что?
- Сними свои сапоги и уколи каждый палец на ногах и руках.
- Это представляется... довольно болезненным.
- Надеюсь, что так. Давай.
Тирион скинул сначала один сапог, затем другой, стянул свои чулки, искоса поглядывая на пальцы ног.
Ему показалось, что внешне они выглядели ничуть не лучше, но и не хуже, чем обычно.
Он осторожно ткнул ножиком в большой палец.
- Сильнее! - потребовал Халдон Полумейстер.
- Ты хочешь, чтобы я пустил себе кровь?
- Если будет нужно.
- Тогда у меня будут струпья на всех пальцах.
- Сосчитать пальцы на твоих ногах - не главная цель наших упражнений. Я хочу видеть твою реакцию. Пока уколы вызывают боль, ты вне опасности. А когда ты не почувствуешь боли от ножа, у тебя появится причина для испуга.
Серая хворь. Тирион скривился. Он уколол еще один палец на ноге и чертухнулся, когда капля крови выступила вокруг острия ножа.
- Тут больно. Счастлив?
- Готов плясать от радости.
- У тебя ноги воняют сильнее, чем мои, Йолло, - Дак принес чашку бульона. - Гриф предупреждал тебя, что не надо прикасаться к каменным людям.
- Ага, но он забыл предупредить каменных людей, что не надо прикасаться ко мне.
- Когда колешь, смотри, нет ли участков мертвой серой кожи, не чернеют ли ногти, - сказал Халдон. - Если увидишь такие признаки, не медли. Лучше потерять палец, чем ногу. Лучше потерять руку, чем провести жизнь, воя на Мосту Грез. Теперь другую ногу, будь любезен. Потом пальцы на руках.
Карлик по-другому перекрестил короткие ноги и начал колоть другие пальцы.
- Член мне тоже уколоть?
- Не повредит.
- Тебе не повредит, ты хочешь сказать. Хотя как часто я его использую, с таким же успехом можно отрезать совсем.
- Не сдерживай себя. Мы его обработаем раствором, набьем и продадим за бешеные деньги. Член карлика обладает магической силой.
- Я многие годы говорил это всем женщинам.
Тирион направил острие кинжала в подушечку большого пальца, посмотрел, как выступает кровь и слизнул ее.
- Долго мне еще продолжать истязать себя? Когда мы убедимся, что я чист?
- Честно? - спросил Полумейстер. - Никогда. Ты проглотил полреки. Может быть, прямо сейчас ты становишься серым, превращаясь в камень изнутри, начиная с сердца и легких. Если так, то уколы пальцев и купание в уксусе не спасут тебя. Когда закончишь, иди, поешь бульона.
Бульон был хорош, однако Тирион заметил, что Полумейстер держался по другую сторону стола, пока он ел. "Робкая Дева" пришвартовалась к ветхому причалу у восточного берега Ройна. Через два причала от неё с волантийской речной галеры выгружались солдаты. Под кирпичной стеной ютились лавки, хлева и склады. За ними виднелись башни и купола города, красные в свете заката.
Нет, не города. Селхорис всё еще считался обычным городком, им правили из Старого Волантиса. Это не Вестерос.
Лемор поднялась из каюты, таща за собой принца. Увидев Тириона, она бросилаь к нему через палубу, чтобы обнять.
- Мать милосердна. Мы молились за тебя, Хугор.
Хотя бы ты.
- Я на вас за это не в обиде.
Приветствие молодого Гриффа было менее горячим. Аристократик был в дурном настроении - злился, что его заставили остаться на "Робкой Деве", не пустив на берег с Яндри и Исилой.
- Мы всего лишь думаем о вашей безопасности, - говорила ему Лемор. - Время сейчас неспокойное.
Халдон Полумейстер пояснил:
- По пути от Печалей до Селхориса мы трижды замечали всадников, двигавшихся на юг вдоль восточного берега. Дотракийцев. Однажды они были так близко, что можно было слышать колокольчики в их косах, а несколько раз ночью были видны их костры за восточными холмами. Еще мы проходили военные корабли - волантийские речные галеры, полные воинов-рабов. Ясно, что триархи боятся нападения на Селхорис.
Тирион быстро всё понял. Селхорис - единственный крупный речной город на восточном берегу Ройна - гораздо более уязвимым для всадников, чем его товарищи по другую сторону реки. Но даже так, это невеликая добыча. На месте кхала я бы притворно напал на Селхорис, и пусть волантийцы бросятся его защищать, а затем повернул на юг и обрушился на сам Волантис.
- Я знаю, как обращаться с мечом, - всё твердил Молодой Грифф.
- Даже храбрейшие из ваших предков в опасные времена держали при себе Королевского гвардейца.
Лемор сменила платье септы на одеяние, подходящее скорее жене или дочери процветающего купца. Тирион пристально за ней наблюдал. Он довольно легко унюхал правду из-под крашенных синим волос Гриффа и Молодого Гриффа; Яндри с Исиллой кажутся не больше тех, за кого себя выдают, а Утка - даже меньше. А вот Лемор... Кто она на самом деле? Зачем она здесь? Полагаю, не ради золота. Кем ей приходится принц? Она и правда была когда-то септой?
Халдон тоже заметил перемены в её гардеробе.
- Как прикажете понимать столь внезапную потерю веры? Я бы предпочел вас в одеяниях септы, Лемор.
- Я бы предпочел её голой, - сказал Тирион.
Лемор взглянула на него с укоризной.
- Это из-за вашей испорченной души. Одежды септы кричат о Вестеросе и могли бы привлечь к нам нежелательные взгляды.
Она обернулась к принцу Эйегону.
- Вы не единственный, кому приходится скрываться.
Паренек, кажется, не смирился. Идеальный принц, но всё еще и во всём - наполовину мальчишка, с малюсеньким знанием мира и его бед.
- Принц Эйегон, - сказал Тирион, - раз уж мы оба застряли на этой лодке, может, вы окажете мне честь и сыграете со мной в кавассу, чтобы скоротать время?
Принц посмотрел на него с подозрением.
- Я устал от кайвассы.
- То есть устали проигрывать карлику?
Как и предполагалось, это укололо парнишкину гордость.
- Иди принеси доску и фигуры. На этот раз я намерен тебя разгромить.
Они играли на палубе, сидя за каютой со скрещенными ногами. Молодой Грифф выстроил свою армию для атаки: впереди дракон, слоны и тяжелый конь. Боевой порядок юноши, сколь храбрый, столь и глупый. Рискует всем ради быстрого уничтожения противника. Он предоставил первый ход принцу. Халдон стоял рядом, наблюдая за игрой.
Когда принц тронул дракона, Тирион кашлянул.
- На вашем месте я бы этого не делал. Слишком быстро выводить дракона - ошибка. - Он невинно улыбнулся. - Ваш отец знал, как опасно быть сверхсмелым.
- Ты знал моего настоящего отца?
- Ну, видел дважды или трижды, но мне было всего десять, когда Роберт его убил, а мой собственный отец прятал меня под утесом. Нет, не могу сказать, что знал принца Рейегара так, как ваш ненастоящий отец. Лорд Коннингтон был ближайшим другом принца, не так ли?
Молодой Грифф отбросил с глаз прядь синих волос.
- Они вместе были оруженосцами в Королевской Гавани.
Он, должно быть, истинный друг, наш лорд Коннингтон. Остается так свирепо верен внуку короля, отобравшего его земли и титулы и отправившего в изгнание. Печально другое. Когда мой отец отдал на разграбление Королевскую Гавань, принцу Рейегару не помешал бы еще один друг, чтобы спасти очаровательного сынишку принца, когда его королевские мозги стали размазывать по стене.
Парень покраснел.
- Это был не я. Я говорил тебе. Это был сын какого-то кожевника из Сточного Переулка, чья мать умерла, рожая его. Отец продал его Лорду Варису за бутылку Арборского золотого. У него были и другие сыновья, но он никогда не пробовал Арборское золотое. Варис отдал мальчика из Сточного Переулка моей леди-матери, а меня унес.
- Мда, - Тирион переместил своего слона. - И когда принц сточных вод был благополучно убит, евнух тайно переправил тебя через Узкое Море к своему толстому другу торговцу сыром, который спрятал тебя на судне и нашел изгнанного лорда, пожелавшего назваться твоим отцом. Это действительно великолепная история и певцы воспоют твоё спасение как только ты займешь Железный Трон....предполагая наверное, что наша великолепная Дейенерис возьмет тебя в мужья.
- Она возьмет. Она должна.
- Должна? - Тирион цокнул языком. - Это не то слово, которое королевы любят слышать. Ты её идеальный принц, согласен, великолепный и отважный, привлекательный, о таком мечтает любая служанка. Дейенерис Таргариен тем не менее не служанка. Она вдова дотракийского кхала, Мать Драконов и разрушительница городов, Эйегон Завоеватель с сиськами. Она может не захотеть исполнить твое желание.
- Она захочет, - возмутился принц Эйгон. Было очевидно, что он никогда раньше на рассматривал возможность того, что его невеста откажет ему. - Ты не знаешь её.
Он схватил свою тяжелую лошадь и резко поставил её с ударом.
Карлик пожал плечами.
- Я знаю что она провела своё детство в изгнании, в бедности, живя в надеждах и строя планы, перебегая из одного города в другой, всегда в страхе, никогда не чувствуя себя в безопасности, без друзей и с братом, который был по всеобщему мнению наполовину безумным...братом, который продал её девственность Дотракийцу за обещание войска. Я знаю, что где-то в степи вылупились её драконы, также как и она. Я знаю она горда. Почему нет? Что ей еще остается кроме гордости? Я знаю она сильна. Почему нет? Дотракийцы презирают слабость. Если бы Дейенерис была слабой, она погибла бы с Визерисом. Я знаю, она жестока. Астапор, Юнкай и Меерин достаточное доказательство этого. Она пересекла степь и красную пустыню, спаслась от убийц, заговоров и колдовства, она познала утрату брата, мужа и сына, попрала города рабов в пыль на подошвах её изящных сандалий. А теперь, как ты думаешь эта королева отреагирует, когда ты объявишься со своими нищими пожитками и скажешь: "Доброе утро вам, тетушка. Я ваш племянник, Эйегон, восставший из мертвых. Я прятался на лодке всю свою жизнь, но сейчас смыл синюю краску с волос и я бы хотел дракона, пожалуйста....и, да, имейте в виду, мои притязания на Железный Трон весомее чем ваши?
Рот Эйгона перекосился в гневе.
- Я не пойду к моей тетке как попрошайка. Я приду к ней как родственник с армией.
- Очень маленькой армией (ну вот, это сбило с него спесь и рассердило). Карлик не удержался, чтобы не вспомнить Джоффри (у меня дар злить маленьких принцев).
- У Королевы Дейенерис большая армия, и не благодаря тебе, - Тирион передвинул своих арбалетчиков.
- Говори что хочешь, но она будет моей невестой, Лорд Коннингтон позаботится об этом. Я доверяю ему, как настоящему родственнику.
- Возможно ты должен быть шутом вместо меня. Не верь никому, мой принц. Ни твоему мейстеру без цепи, ни твоему фальшивому отцу, ни галантному Утке, ни прекрасной Лемор, ни другим этим хорошим друзьям, которые вырастили тебя с пеленок. А больше всего, не верь торговцу сыром, Пауку, этой маленькой драконьей королеве, на которой ты собираешься жениться. Всё это недоверие вызовет изжогу в желудке и заставит вскакивать по ночам - это правда, но все ж лучше чем длинный сон, который не кончается.
Карлик переместил своего черного дракона через горную цепь.
- Но, что я понимаю? Твой ложный отец великий лорд, а я всего лишь косой шут. Все же, я бы поступил по-другому.
Это привлекло внимание парня.
- Как по-другому?
- На твоем месте? Я бы пошел на запад, вместо востока. Высадился в Дорне и развернул свои знамена. Семь Королевств никогда не были столь готовы к завоеванию, чем прямо сейчас. Мальчик-король сидит на Железном Троне. Север в хаосе, речные земли в руинах, мятежник удерживает Штормовой предел и Драконий Камень. Когда придет зима, королевство будет голодать. И кто остался, чтобы совладать со всем этим, кто направляет маленького короля, который правит Семью Королевствами? Ну да, моя милая сестрица. Больше некому. Мой брат Джейме желает битв, а не власти. Он отказался от всех возможностей, которые у него были, чтобы править. Мой дядя Киван возможно стал бы хорошим регентом, если бы кто-то возложил на него эту обязанность, но добиваться ее он не станет. Боги создали его, чтобы быть слугой, а не лидером. ("Да, Боги и мой отец"). Мейс Тирелл мог бы захватить верховную власть с удовольствием, но моя собственная родня не отодвинется и не даст её ему. И все ненавидят Станниса. Кто это все позволил? Ну конечно, только Серсея.
- Вестерос истерзан и истекает кровью, и я не сомневаюсь, что даже сейчас моя сестра перевязывает его раны... посыпая солью. Серсея добра как король Мейегор, бескорыстна как Эйегон Недостойный и умна как Безумный Эйерис. Она никогда не забывает неуважения, очевидного или мнимого. Она считает осторожность трусостью, а несогласие - непокорностью. И она очень жадная. Жадная до власти, чести и любви. Правление Томмена держится на союзах, которые тщательно выстраивал мой лорд-отец, но очень скоро она их все разрушит. Вернись, подними знамена, и люди поддержат твое дело. Лорды великие и малые, и крестьяне тоже. Но не ждите слишком долго, мой принц. Это долго не продлится. Прилив, что поднимает вас, скоро спадет. Вам нужно скорее попасть в Вестерос, пока моя сестра не погибла и кто-то более разумный не занял её место.
- Но, - сказал принц Эйегон, - как мы можем надеяться победить без Дейенерис и её драконов?
- Тебе не нужно побеждать, - ответил ему Тирион. - Все, что тебе нужно сделать - поднять знамена, собрать под ними своих сторонников и держаться, пока Дейенерис не прибудет, чтобы объединить свои силы с твоими.
- Ты сказал, что она может мне отказать.
- Возможно, я преувеличил. Она может проявить к тебе жалость, когда ты придешь просить её руки.
Карлик пожал плечами.
- Ты хочешь поставить судьбу трона в зависимость от женской прихоти?
- А если пойти в Вестерос... О, тогда ты уже повстанец, а не попрошайка. Храбрый, безрассудный - достойный наследник Дома Таргариенов, идущий по стопам Эйегона Завоевателя. Дракон.
- Я говорил тебе, я знаю нашу маленькую королеву. Дай ей услышать, что убитый сын её брата Рейгара все-еще жив, что его храбный мальчик снова поднял знамя дракона её прародителей в Вестероссе, что он сражается, зажатый со всех сторон, в безнадежной войне, чтобы отомстить за смерть отца и вернуть трон Дому Таргариенов...и она прилетит к тебе так быстро, как ветер и вода смогут нести её. Ты последний в её роду и это для Матери Драконов, Разрушительницы Оков превыше всего. Девочка, которая скорее утопит в крови города рабовладельцев, чем оставит чужестранцам их цепи, едва ли оставит сына своего брата в час опасности. А когда она достигнет Вестеросса, и встретится с тобой впервые, вы встретитесь как равные, мужчина и женщина, не как королева и просящий. Как она сможет помочь, не полюбив тебя тогда, спрашиваю я тебя?
Улыбаясь, он взял своего дракона, переместил его по полю.
- Я надеюсь Ваша светлость простит меня. Ваш король в ловушке. Умрет в четыре хода.
Принц уставился на доску:
- Мой дракон...
- слишком далеко, чтобы спасти тебя. Его следовало передвинуть в центр сражения..
- Но ты говорил...
- Я лгал. Не верь никому. И держи своего дракона поближе.
Юный Грифф вскочил на ноги и ударил по доске. Фигурки разлетелись во все стороны, отскакивая и раскатываясь по палубе "Робкой Девы"
- Собери их, - приказал мальчик.
В конце концов, он действительно может быть Таргариеном. " Если это понравится Вашей Милости." Тирион опустился на четвереньки и принялся ползать по палубе собирая фигурки.
Ближе к закату Яндри и Исилла вернулись на "Робкую Деву". За ними по пятам спешил носильщик, толкая тележку, доверху заполненную провиантом: солью и мукой, свежевзбитым маслом, кусками бекона, обернутыми в парусину, мешками апельсинов, яблок и груш. Яндри нес на одном плече винную бочку, а Исилла перекинула через плечо щуку. Рыба была размером с Тириона.
Когда Исилла увидела Тириона, стоящего у трапа, она остановилась так резко, что Яндри налетел на нее и щука чуть не соскользнула с ее плеча обратно в реку. Утка помог ее поймать. Исилла свирепо посмотрела на Тириона и произвела тремя пальцами характерный колющий жест. Знак защиты от зла.
- Давай, помогу тебе с этой рыбиной, - сказал он Утке.
- Нет, - вырвалось у Исиллы. - Отойди. Не дотрагивайся до еды кроме той, что ешь сам.
Карлик поднял руки:
- Как прикажешь!
Яндри с тяжелым стуком опустил бочку на палубу.
- Где Гриф? - спросил он у Халдона.
- Спит.
- Разбуди его. У нас новости, которые он захочет услышать. Имя королевы у всех на устах в Селхорисе. Говорят, она все еще в Мирине, в тяжелой осаде. Если верить тому, что болтают на рынках, Древний Волантис скоро примкнет к войне против нее.
Халдон поджал губы:
- На сплетни торговцев рыбой нельзя полагаться. Тем не менее, думаю, Гриф захочет их услышать. Ты знаешь, какой он.
Полумейстер пошел вниз.
Девчонка так и не отправилась на запад. Несомненно, у нее были на то важные причины. Между Мирином и Волантисом пролегает пятьсот лиг пустынь, гор, болот и развалин, да еще и Мантарис с его зловещей репутацией. Город монстров, как о нем говорят, но если она пойдет по суше, где еще ей искать пищу и воду? Морской путь был бы быстрее, но если у нее нет кораблей...
Когда Гриф появился на палубе, щука уже плевалась и шипела на жаровне, а Исилла стояла над ней, выжимая лимон. Наемник надел кольчугу и плащ из волчьей шкуры, мягкие кожаные перчатки, черные шерстяные штаны. Если он и удивился, увидев очнувшегося Тириона, то никаких знаков помимо своей обычной угрюмости не подал. Он отвел Яндри к румпелю, где они начали разговаривать приглушенными голосами, так тихо, что карлик не мог услышать.
В конце концов, Гриф поманил к себе Халдона:
- Нам нужно узнать, есть ли правда в этих слухах. Спустись на берег и выясни, что сможешь. Кваво знает, попробуй найти его. Поищи в "Речнике" и в "Расписной черепахе". Ты знаешь его другие места.
- Да. Я еще возьму с собой карлика. Две пары ушей лучше, чем одна. И ты знаешь, как Кваво относится к кайвассе.
- Как хочешь. Возвращайтесь до захода солнца. Если по какой-то причине задержитесь, идите к Золотым Мечам.
Говорит, как лорд. Тирион придержал эту мысль при себе.
Халдон надел плащ с капюшоном, а Тирион сменил самодельный шутовской костюм на что-то тускло-коричневое и серое. Гриф выдал каждому по кошельку с серебром из сундуков Иллирио.
- Чтобы развязать языки.
Темнота сменила сумрак, пока они пробирались вдоль набережной. Некоторые из судов, которые они миновали, казались безлюдными, их сходни были подняты. На других были вооруженные люди, подозрительно следившие за ними. Под городскими стенами обтянутые пергаментом фонари освещали причалы, бросая разноцветные пятна света на мощеный тротуар. Тирион наблюдал, как лицо Халдона становилось то зеленым, то красным, то фиолетовым. За гомоном чужой речи он расслышал странную музыку, звучащую где-то впереди - тонкий, высокий голос флейты в сопровождении барабанов. На заднем плане им подвывала собака.
Вокруг было полно шлюх. На реке или море - порт есть порт, и везде, где вы встретите моряков, вы найдете и шлюх. Не это ли имел в виду мой отец? Это то место, куда отправляются шлюхи, - к морю?
Шлюхи Ланниспорта и Королевской Гавани - свободные женщины. Их сестры из Селхориса были рабынями, что отмечалось татуировкой - слезой под правым глазом. Большинство из них были древними, как грех, и вдвое страшнее его. Один взгляд на них мог бы отвратить мужчину от распутства. Ковыляя мимо, Тирион чувствовал на себе их взгляды, и слышал шепоток и хихиканье за своей спиной. "Можно подумать, они никогда карлика не видали".
Группа копьеносцев Волантиса стояла на страже у речных ворот. В свете факела поблескивали стальные когти, прикрепленные к их латным рукавицам. Их шлемы были в виде тигриных голов, лица под шлемами покрыты татуировкой - зелеными полосами на каждой щеке. Воины-рабы Волантиса фанатично гордились своими тигровыми полосками, как было известно Тириону. "Тоскуют ли они по свободе?" - спросил он себя. " Что бы они делали, если бы их королева-ребенок даровала им свободу? Кто они, если не Тигры? Кто я, если не Лев?"
Один из тигров заметил карлика и сказал что-то, заставившее других рассмеяться. Когда они подошли к воротам, он снял с одной руки когтистую рукавицу и надетую под нее потную перчатку, захватил карлика за шею и грубо потер ему голову. Тирион был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться; впрочем, это длилось лишь одно биение сердца.
" - Зачем это было нужно?!", - потребовал он ответа у полумейстера.
" - Он говорит, что прикосновение к голове карлика сулит удачу", - объяснил Халдон, перебросившись со стражником парой слов на его языке.
Тирион выдавил из себя улыбку. " - Скажите ему, что удача станет еще вероятнее, если отсосать карлику член."
" - Лучше не стоит. У тигров, как известно, острые зубы."
Другой стражник указал им на ворота, нетерпеливо махнув факелом. Халдон Полумейстер направился вглубь Селхориса, Tирион настороженно заковылял вслед за ним.
Перед ними открылась огромная площадь. Даже в этот час она была переполненной, шумной и горела светом. Над дверями гостиниц и домов наслаждений на железных цепях висели фонари, но внутри города они были из цветного стекла, а не пергамента. Слева от них у красного каменного храма горел огонь. Жрец в алых одеждах стоял на балконе, разглагольствуя перед маленькой толпой, собравшейся вокруг пламени. В остальных местах путешественники играли в кайвассу напротив гостиницы, пьяные солдаты забредали и выбредали из того, что, по всей видимости, было борделем; женщина била мула возле конюшни. Мимо них гремела двухколесная повозка, запряженная карликовым слоном. Это другой мир, подумал Тирион, но не так уж он отличается от того, что мне известен.
Над площадью возвышалась белая мраморная статуя человека без головы в невозможно разукрашенных доспехах верхом на подобным же образом украшенном коне.
- Кто бы это мог быть? - подивился Тирион.
- Триарх Хоронно. Волантийский герой из Века Крови. Он становился триархом каждый год в течение сорока лет, пока его не утомили выборы и он не провозгласил себя пожизненным триархом. Волантийцам это пришлось не по нраву. Вскоре его приговорили к смерти. Привязали между двумя слонами и порвали напополам.
- Кажется, его статуе не хватает головы.
- Он был тигром. Когда слоны пришли к власти, их сторонники в ярости сбивали головы со статуй тех, кого винили во всех войнах и смертях.
Он пожал плечами.
- Это была другая эпоха. Пойдем лучше послушаем, что там несет жрец. Клянусь, я слышал имя Дейенерис.
На другом конце площади они влились в растущую толпу возле красного храма. Со всех сторон над ним возвышались местные жители, и маленькому человечку оказалось трудно увидеть что-либо, кроме их задниц. Он слышал почти всё, но не сказать чтоб много понимал.
- Ты понимаешь, что он говорит? - спросил он Халдона на общем языке.
- Понял бы, если бы карлик не пищал в ухо.
- Я не пищу.
Тирион скрестил руки и оглянулся, изучая мужчин и женщин, остановившихся, чтобы послушать. Повсюду он видел татуировки. Рабы. Из каждых пяти четверо были рабами.
- Жрец призывает волантийцев идти воевать, - сказал ему Полумейстер, - но на стороне истины, как подобает воинам Р'глора, Владыки Света, который сотворил солнце и звезды и вечно сражается против тьмы. Он говорит, Ниессос и Малакво отвернулись от света, их сердца затемнили желтые гарпии с востока. Он говорит...
- Драконы. Я понял это слово. Он сказал "драконы".
- Да. Драконы явились, чтобы нести её к славе.
- Её. Дейенерис?
Халдон кивнул.
- Бенерро послал перед собой слово из Волантиса. Её приход - исполнение древнего пророчества. Она рождена из дыма и огня, чтобы создать мир заново. Она возродившийся Азор Ахай... и её торжество над тьмой принесет бесконечное лето... перед ней преклонится сама смерть, и все кто умрут, сражаясь за неё, возродятся...
- Мне придется возродиться в этом же теле? - спросил Тирион.
Толпа прибывала. На него давили со всех сторон.
- Кто такой Бенерро?
Халдон нахмурил бровь.
- Верховный Жрец красного храма в Волантисе. Огонь Истины, Свет Мудрости, Первый Слуга Владыки Света, Раб Р'глора.
Единственным известным Тириону красным жрецом был Торос из Мира - дородный, добродушный, испачканный вином гуляка, который болтался без дела при дворе Роберта, жадно пил лучшие королевские вина и зажигал свой меч на турнирах.
- Веди меня к толстым, порочным и бесстыдным жрецам, - сказал он Халдону, - тем, что любят сидеть на мягких бархатных подушках, клевать конфетки и портить маленьких мальчиков. А от тех, что верят в богов, одни неприятности.
- Может быть, мы сумеем использовать эту неприятность к своей выгоде. Я знаю, где мы можем найти ответы.
Халдон повел его мимо безголового героя к большой каменной гостинице, выходившей фасадом на площадь. Над её дверью висел ребристый панцирь какой-то огромной черепахи, раскрашенный в кричащие цвета. Внутри тускло горела сотня свечей, словно далекие звезды. Воздух благоухал жареным мясом и специями, а девушка-рабыня с черепахой на щеке разливала слабое зеленое вино.
Халдон задержался в дверях.
- Вон там. Те двое.
В алькове двое мужчин сидели над резным каменным столиком для кайвассы, щурясь на свои фигуры при свете красной свечи. Один был тощий и желтый, с тонкими черными волосами и острым носом. Другой широкоплечий и с круглым животом, с густыми завитыми локонами переваливающимися через воротник. Они не соизволили оторваться от игры, пока Халдон не поставил кресло между ними со словами: "Мой карлик играет в кайвассу лучше, чем вы оба, вместе взятые."
Толстый человек поднял глаза, посмотрел на незваных гостей с отвращением и сказал что-то на языке старого Волантиса, слишком быстро чтобы Тириона смог разобрать. Тонкий откинулся на спинку стула. "Он продается?" Спросил он на общем языке Вестероса. "Триархи были бы не прочь пополнить своё собрание диковин карликом, играющим в кайвассу.".
"Йолло не раб."
"Какая жалость." Тонкий передвинул ониксового слона.
Напротив игрок командующий алебастровой армией неодобрительно сжав губы, передвинул тяжелого всадника.
"Ошибка", сказал Тирион. Он также играл свою роль. "Пусть так", сказал худощавый. Он ответил своим собственным тяжелым всадником. Последовал шквал быстро сменяющих друг друга ходов и, наконец, худощавый улыбнулся и произнес: "Смерть, мой друг".
Толстый сердито посмотрел на доску, потом встал и проворчал что-то на своем родном языке. Его противник рассмеялся. "Ну, карлик так плохо не воняет, как вы играли. "Он подозвал Тириона к пустому креслу. "Давайте с вами, маленький человек. Положите ваше серебро на стол, и мы увидим, насколько хорошо вы играете в игру".
В какую игру? Тирион должен был спросить. Он залез на стул.
- Я играю лучше с полным животом и чашей вина в руке.
Худой человек оказался любезным и приказал девочке-рабыне принести ему еду и напитки.
- Лорд Каво Ногарис офицер таможни Селориса. Я еще ни разу не обыгрывал его в кайвассу. - сказал Халдон.
Тирион понимал.
- Возможно я окажусь более удачливым.
Он открыл кошелек и начал выкладывать на доску серебрянные монеты, одну за другой, пока Каво наконец не улыбнулся.
Пока они расставляли фигуры, прикрыв их экраном кайвассы, Халдон спросил, "Что нового в низовьях Реки? Будет ли война?"
Каво пожал плечами. "Юнкайцы такие. Они называют себя Мудрыми Мастерами. Я не берусь судить об их мудрости, но в хитрости они не испытывают недостатка. Их посланник пришел к нам с сундуками золота и драгоценных камней и привел двести рабов, девушек брачного возраста и мальчиков с гладкой кожей, обученных пути семи вздохов. Я бы назвал его явление запоминающимся, а его взятки щедрыми".
"Юнкайцы купили ваших триархов?"
"Только Ниессоса." Каво убрал ширму и изучал расположение армии Тириона. "Малакво может быть старый и беззубый, но он все же тигр, а Донифос уже не вернется на место триарха. Город изголодался по войне."
- Почему? - удивился Тирион, - Меерин в множестве лиг по морю. Чем эта милая юная королева обидела Старый Волантис?
- Милая? - Каво рассмеялся. - Если хотя бы половина слухов, которые приходят из Залива Работорговцев правдивы, то этот ребенок монстр. Они говорят, что она кровожадна, что тех, кто ей перечит, сажают на гвозди и они умирают медленной смертью. Они говорят, что она колдунья, кормящяя своих драконов плотью новорожденных детей, клятвопреступница поносящая богов, что она нарушает перемирия, угрожает послам и отворачивается даже от тех, кто преданно служит ей. Они говорят, что ее похоть невозможно удовлетворить. Она трахается с мужчинами, женщинами, евнухами, даже с собаками и детьми, и горе любовнику, который не сможет ей угодить. Она отдает свое тело мужчинам, чтобы забрать их души.
О, отлично, подумал Тирион. Если она отдаст мне свое тело, то пусть забирает мою душу, пусть маленькую и чахлую.
- Они говорят, - сказал Халдон. - Под словом они ты подразумеваешь работорговцев, изгнанных из Астапора и Меерина. Похоже на клевету.
- Самая лучшая клевета - та, которая содержит крохи правды, предположил Кваво. - Но нельзя отрицать настоящее прегрешение девицы. Этот невежественный ребенок осмеливается уничтожить работорговлю, но эта торговля никогда не ограничивалась Заливом Работорговцев. Это - часть морской торговли, распространенная во всем мире, а королева драконов стала мутить воду. За Черной Стеной, лорды древней крови плохо спят, прислушиваясь - не точат ли их кухонные рабы свои длинные ножи. Рабы выращивают нашу пищу, убирают наши улицы, обучают наших детей. Они сторожат наши стены, гребут на наших галерах, сражаются за нас на поле боя. И сейчас, когда они смотрят на восток, они видят сиятельную юную королеву, разрушительницу цепей. Старая Кровь не потерпит этого. Бедняки тоже ее ненавидят. Даже самый ничтожный бедняк стоит выше раба. А эта драконья королева отобрала у них это утешение.
Тирион передвинул своего копьеносца. Каво ответил ему легкой лошадью. Тирион переставил своего арбалетчика на квадрат выше и сказал, - Красный жрец снаружи похоже думает, что Волантис должен биться за эту серебрянную королеву, а не против нее.
- Красному жрецу было бы благоразумнее держать язык за зубами. - сказал Каво Ногарис. - Уже сейчас идут бои между его последователями и теми, кто покланяется другим богам. Своей болтовней Беннеро добьется только дикого гнева на свою голову.
- И что за болтовня? - спросил карлик, играясь своей пешкой.
Волантинец махнул рукой.
- В Волантисе тысячи рабов и вольноотпущенников толпятся на храмовой площади каждый вечер, чтобы услышать, как Бенерро вопит о кровавых звездах и огненном мече, который очистит мир. Он проповедует, что Волантис точно вспыхнет, если триархи поднимут оружие против серебряной королевы".
- Даже я могу это предсказать. А, вот и ужин.
На ужин была тарелка жареной козлятины, с гарниром из мелконарезанного лука. Мясо было пряным и ароматным, поджаристым снаружи, красным и сочным внутри. Тирион отщипнул кусочек. Он был так горяч, что обжег его пальцы, но и так хорош, что ничего не оставалось, как потянуться за следующим куском. Он запил мясо бледно-зеленой волантинской наливкой, которая больше всего напоминала ему вино, которого он не пил уже давным-давно.
- Очень славно, - сказал он, подняв своего дракона.
- Самая важная фигура в игре, - заявил он после того, как побил одного из слонов Кваво. - А у Дейенерис Таргариен их целых три, говорят.
- Три, - согласился Кваво. - Но им противостоят трижды по три тысячи врагов. Граздан мо Эраз был не единственным посланником из Желтого Города. Когда Мудрые Господа выйдут в бой против Миэрина, легионы Нового Гиса будут сражаться на их стороне. Толоссийцы. Элирийцы. Даже дотракийцы.
- Дотракийцы недалеко от ваших собственных ворот, - сказал Халдон. - Кхал Поно.
Кваво помахал бледной кистью руки в знак отрицания.
- Наездники придут, мы дадим им дары, и наездники уйдут.
Он передвинул снова свою катапульту, обхватил тирионовского гипсового дракона, и снял его с доски.
Потом последовал жестокий разгром, хотя карлик еще сделал дюжину ходов.
- Пришло время для горьких слез, - сказал Кваво, подгребая к себе кучу серебряных монет. - Еще разок сыграем?
- Не стоит, - сказал Халдон. - Мой карлик уже получил свой урок смирения. Я думаю, что лучше нам вернуться на наш корабль.
Снаружи на площади, еще горели ночные фонари, но священник уже ушел, и толпа постепенно расходилась. Окна борделя мерцали светом свечей. Изнутри слышался смех женщин. "Ночь еще молода", сказал Тирион. "Каво, возможно, не сказал нам всего. И шлюхи слышат больше от мужчин которых они обслуживают".
"Ты так сильно нуждаешься в женщине, Йолло?"
"Такая любовница, как собственная рука, мужчине быстро надоедает". Может, Селорис и есть то место, куда отправляются шлюхи. Может, Тиша сейчас там с татуровкой в виде слезы на щеке. "Я чуть не утонул. Мужчине нужна женщина после такого. И потом, должен же я убедиться, что мой член не превратился в камень".
Полумейстер засмеялся. "Я буду ждать тебя в таверне у ворот. Не затягивай со своим делом."
"- О, не волнуйся на этот счет. Большинство женщин предпочитают закончить со мной так быстро, как они могут."
По сравнению с теми борделями. которые карлик частенько посещал в Ланниспорте и Королевской Гавани, этот бордель был вполне приличным. Владелец, по-видимому, не говорил ни на одном языке, кроме волантинского, но он вполне понимал звук серебра, и провел Тириона через арку в длинную комнату, пропахшую фимиамом, где слонялись четверо скучающих молодых рабынь в разной степени раздетости. Двое из них уже наверняка отметили не менее сорока дней рождения, прикинул он; а самой молодой было около пятнадцати-шестнадцати лет.
Ни одна из них не была столь отвратительной, как те шлюхи, которых он наблюдал в порту, хотя и красавицами этих было назвать трудно. Одна была явно беременна. Другая была просто толстуха, щеголявшая железными кольцами в обоих сосках. У всех четырех девушек под одним глазом были вытатуированы слезы.
- У тебя есть девушка, которая разговаривает на языке Вестероса? - спросил Тирион. Хозяин прищурился, не понимая, поэтому он повторил вопрос на высоком валирийском. На этот раз мужчина, казалось, уловил слово или три и ответил на волантийском. "Закатная девушка" - было все, что карлик смог понять из его ответа. Он посчитал что это означает девушка из Закатных Королевств.
В этом доме была всего лишь одна такая, и это была не Тиша. У этой были веснушчатые щеки и жесткие рыжие кудри на голове, что обещало такие же веснушки на груди и рыжие волоски между ног.
- Вот она подойдет, - сказал Тирион. - И еще дайте мне кувшин вина. Красное вино, рыжая плоть.
Шлюха посмотрела на его безносое лицо с отвращением в глазах.
- Я оскорбил тебя, сладкая? Я отвратительное существо, о чем бы тебе с готовностью поведал мой отец, если бы он не помер и не завонялся.
Хотя она и была похожа на жительницу Вестероса, но не могла произнести ни слова на общем языке. Возможно, ее взяли в рабыни еще ребенком. Ее спальня была маленькой, но на полу лежал мирийский ковер, и матрац был набит перьями, а не соломой. Мне доводилось видеть кое-что похуже.
- Назовешь мне свое имя? - спросил он, взяв чашу вина из ее рук. - Нет?
Вино было крепким и кислым, и не нуждалось в переводе.
- Я думаю, что пора навестить твое лоно, - он вытер рот тыльной стороной ладони. - Ты уже спала раньше с монстром? Сейчас самое время попробовать. Снимай свои тряпки, и ложись на спину, если это тебе приятно. Или неприятно.
Она смотрела на него, не понимая, пока он не забрал кувшин из ее рук, и не задрал ее юбку ей на голову. После этого она поняла, что от нее требуется, хотя и не проявила себя достаточно активной в постели. Тирион уже так давно не был с женщиной, что излился в нее уже после трех фрикций.
Он откатился от нее, ощущая скорее стыд, чем удовлетворение. Это было ошибкой. Каким ужасным существом я стал.
- Ты знаешь женщину по имени Тиша? - спросил он, наблюдая, как его семя стекает из нее на кровать. Шлюха не отвечала.
- Ты знаешь, куда отправляются шлюхи? - Она точно так же не ответила. Ее спина была густо покрыта следами ударов и рубцами. Эта девушка хороша в постели, как дохлятина. Я словно трахал труп. Даже взгляд у нее мертвый. У нее даже нет сил ненавидеть меня.
Ему нужно было вино. Много вина. Он схватил кувшин обеими руками и поднес его к губам. И полилось красное вино. Часть полилась внутрь, в глотку, часть пролилась вниз по его подбородку. Вино стекало с его бороды и намочило перину. В свете свечей оно казалось таким же темным, как то, которым отравили Джоффри. Когда он закончил, то перевернул пустой кувшин, и то шатаясь, то переваливаясь, направился на поиски ночного горшка. Его нигде не было видно. Его желудок стал тяжелым, и он упал на колени, его стошнило прямо на ковер, на этот чудесный мирийский ковер, такой же удобный, как ложь.
Шлюха расплакалась от этой неприятности. Они обвинят в этом её, понял он со стыдом. "Отрежь мне голову и отнеси её в Королевскую Гавань," - посоветовал ей Тирион. "Моя сестра сделает тебя леди, и никто никогда больше не высечет тебя". Она не поняла ни слова, так что он раздвинул её ноги, пролез между ними и взял её ещё раз. Это она, по крайней мере, могла понять.
Позже, когда вино исчерпалось как и он сам, он смял одежду девицы и бросил ее в дверь. Она поняла намек и убежала, оставив его одного в темноте, погружающегося все глубже в перину. "Я вонючий пьяница". Он не осмеливался закрыть свои глаза из-за страха уснуть. За завесой грез, Печали ждали его. Каменные ступени, восходящие бесконечно, крутые, скользкие и коварные, и где-то на вершине Скрытый Господин. "Я не хочу встретиться со Скрытым Господином". Тирион влез в свою одежду и нащупал путь к лестнице. "Гриф спустит с меня шкуру. Хотя что с того? Если и есть карлик, не заслуживающий собственной шкуры, то это я".
На полпути вниз по ступенькам пол ушёл у него из-под ног. Как-то он сумел смягчить падение руками, превратив его в неуклюжий грохочущий кувырок. Шлюхи удивлённо уставились на него, когда он приземлился у подножия лестницы. Тирион поднялся на ноги и поклонился им. "Когда я пьян, я куда проворнее". - Он повернулся к хозяину. "Боюсь, я испортил ваш ковер. Девчонка не виновата. Позвольте, я заплачу". Он вытащил горсть монет и бросил их мужчине.
- Бес, - раздался низкий голос у него за спиной.
В темном углу комнаты сидел мужчина, шлюха извивалась у него на коленях. Я не видел эту девчонку. Если бы видел, я бы отвел наверх ее, а не веснушчатую. Она была моложе остальных, стройная и привлекательная, с длинными серебристыми волосами. Похоже, Лисенийка... но человек, на коленях которого она сидела, был из Семи Королевств. Плотный, широкоплечий, лет сорока, может, старше. Добрая половина его головы облысела, но щеки и подбородок были покрыты грубой щетиной, а нижняя часть рук заросла густыми волосами, пробившимися даже на костяшках пальцев.
Тириону его вид не понравился, а еще меньше ему понравился большой черный медведь на накидке. Шерсть. Он носит шерсть в такую жару. Кто кроме рыцаря может быть настолько чертовски безумным?
- Как приятно услышать Общий Язык вдали от дома, - заставил он себя сказать. - Но, боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Хугор Хилл. Могу я угостить вас кубком вина, друг мой?
- Я достаточно пьян.
Рыцарь оттолкнул шлюху в сторону и встал на ноги. Портупея висела рядом с ним на крючке. Он снял ее и обнажил лезвие, сталь зашуршала по коже. Шлюхи с интересом наблюдали, огоньки свечей сверкали в их глазах. Хозяин исчез.
- Ты мой, Хугор.
Тирион не мог ни убежать от него, ни побороть. Он был так пьян, что не мог даже надеяться перехитрить его. Он развел руками.
- И что ты собираешься делать со мной?
Доставить тебя, - сказал рыцарь. - Королеве.
ДЕЙЕНЕРИС
Галацца Галаре прибыла в Великую Пирамиду, сопровождаемая дюжиной Белых Граций - девочек благородного происхождения, которые были еще слишком молоды для службы в храмовых садах наслаждений. Вместе они представляли собой прелестную картину: горделивая старуха во всём зеленом, окруженная маленькими девочками в белом, их доспехами была их невинность.
Королева тепло их приветствовала, затем вызвала Миссандею присмотреть, чтобы девочек покормили и развлекли, пока она ужинает наедине с Зеленой Грацией.
Ее повара приготовили им великолепное блюдо из медовой баранины, благоухающей тертой мятой, и маленьких зеленых фиг, которые она так любила. Двое любимых Дени заложников подавали на стол и следили, чтобы кубки не оставались пустыми - маленькая девочка с наивными глазами и именем Кезза, и тощий мальчик Гразар. Они были братом и сестрой и приходились кузенами Зеленой Грации, которая приветствовала их поцелуями и спросила, хорошо ли они себя ведут.
- Они оба очень милые, - уверила ее Дени. - Кезза иногда поет для меня, у нее чудесный голос. А Гразару и другим мальчикам сэр Барристан рассказывал об обычаях западного рыцарства.
- Они моя кровь. - сказала Зеленая Грация, когда Кезза наполнила ее кубок темным красным вином. - Приятно знать, что они хорошо служат Вашей Милости. Надеюсь, что смогу сделать то же самое.
У старухи были белые волосы, тонкая пергаментная кожа, но глаза с годами не потускнели. Они были зелеными, как ее одежды, грустные, полные мудрости глаза.
- Простите, что говорю вам это, Ваша Милость, но вы выглядите... уставшей. Вы не спите?
Дени едва не засмеялась.
- Не очень хорошо. Прошлой ночью три квартийские галеры подплыли к Скахазадхану под покровом темноты. Воины Матери обстреляли их паруса залпами огненных стрел и забросали палубы горшками с горящей смолой, но галеры быстро ускользнули, избежав худшего. Квартийцы намерены закрыть нам реку, как уже закрыли залив. И они больше не одни. К ним присоединились три галеры из Нового Гиса и каррак из Толоса.
На предложение о союзе толосийцы ответили ей тем, что объявили её шлюхой и потребовали вернуть Миэрин Великим Владыкам. Это было еще приемлемо по сравнению с ответом Мантариса, пришедшим по караванному пути в кедровом сундуке. В нем она обнаружила засоленные головы трех своих посланников.
- Возможно, ваши боги помогут нам. Попросите их послать шторм и выгнать галеры из залива.
- Я помолюсь и принесу жертву. Быть может, боги Гиса меня услышат.
Галацца Галаре потягивала вино, но не спускала с Дени глаз.
- Шторма бушуют не только за стенами, но и внутри. Прошлой ночью убили еще нескольких вольноотпущенников, то есть мне так сказали.
- Трех. - От этого слова во рту остался горький вкус. - Трусы вломились к ткачихам - вольноотпущенницам, которые никому не причинили вреда. Они только делали прекрасные вещи. Гобелен, что они подарили, висит над моей кроватью. Сыны Гарпии сломали их ткацкий станок и изнасиловали их прежде чем убить.
- Об этом мы слышали. И Ваше Сиятельство еще находит в себе мужество отвечать на резню милосердием. Вы не причинили вреда никому из знатных детей, которых держите в заложниках.
- Пока нет.
Дени полюбила своих юных заложников. Среди них были робкие и смелые, ласковые и угрюмые, но все они невинны.
- Если я убью своих виночерпиев, кто нальет мне вина и принесет ужин? - сказала она, стараясь перевести это в шутку.
Жрица не улыбнулась.
- Бритоголовый скормил бы их вашим драконам, так он сказал. Жизнь за жизнь. За каждого убитого Медного Зверя он бы убивал ребенка.
Дени размазывала еду по тарелке. Она не смела глядеть туда, где стояли Гражар и Квезза, из страха заплакать. У Бритоголового сердце жестче моего. Они спорили о заложниках полдюжины раз.
- Сыны Гарпии смеются в своих пирамидах, - говорил Скахаз еще сегодня утром. - Что толку в заложниках, если вы не снимаете с них головы?
В его глазах она была только слабой женщиной. Хаззеа было достаточно. Что толку в мире, если он должен быть куплен кровью маленьких детей?
- Эти убийства не их рук дело, - неуверенно сказала Дени Зеленой Грации. - Я не королева-мясник.
- И Миэрин благодарен вам за это, - сказала Галацца Галаре. - Мы слышали, что Король Мясник из Астапора мертв.
- Его убили собственные солдаты в походе, целью которого являлось нападение на Юнкай. Горькими были её слова. - Его труп еще не остыл, как его место занял некто Клеон Второй. Первый продержался только восемь дней, прежде чем ему перерезали горло. Затем его убийца потребовал себе корону. Любовница Клеона Первого выполнила его требование. Король Головорез и Королева Шлюха, - так назвали их в Астапоре. Их последователи сражались за них на улицах, пока Юнкай и их наемники ждали снаружи стен.
- Тяжелые нынче времена. Ваше Сиятельство, могу я предложить вам совет? Вы знаете как дорого я ценю вашу мудрость.
- Тогда послушайте меня сейчас и выйдите замуж.
- Ах. - Дени ожидала этого. - Я часто слышала как вы говорили, что вы всего лишь маленькая девочка. Посмотрите на себя, вы кажетесь наполовину ребенком, слишком юным и хрупким, чтобы встречаться с такими испытаниями. Вам нужен король рядом с вами, чтобы помочь преодолеть эти трудности.
Дени зацепила кусок ягнятины, откусила и медленно прожевала.
- Скажите, этот король сможет надуть щеки и так дунуть, чтобы галеры Ксаро унесло в Кварт? Сможет хлопнуть в ладоши и разрушить осаду Астапора? Сможет накормить моих детей и вернуть мир на мои улицы?
- А вы можете? - спросила Зеленая Грация. - Король не бог, но сильный мужчина способен на многое. Когда мой народ смотрит на вас, он видит заморскую завоевательницу, явившуюся убивать нас и сделать рабами наших детей. Король может изменить это. Высокорожденный король чистой Гискарской крови может примирить город с вашим правлением. Иначе, я боюсь, ваше правление закончится также как началось, - в крови и огне.
Дени оттолкнула от себя тарелку с едой. - И кого боги Гиса предлагают мне в качестве моего короля и супруга?
- Хиздар зо Лорак, - решительно ответила Галацца Галаре.
Дени не стоило труда изобразить удивление. - Почему Хиздар? Скахаз также благородного происхождения.
- Скахаз - Кандак, Хиздар - Лорак. Ваше Сиятельство должны простить меня, но только тот, кто не из Гиса не понимает различия. Часто я слышала, что в вас течет кровь Эегона Завоевателя, Джахариса Мудрого, и Дэрона Дракона. В благородном Хизарде течет кровь Маздхана Великолепного, Хазрака Красивого, и Зхарака Освободителя.
- Его предки также мертвы как и мои. Неужели Хизард поднимит их тени на защиту Меерина против наших врагов? Мне нужен мужчина с кораблями и мечами. А ты предлагаешь мне предков.
- Мы древний народ. Предки для нас важны. Выходите замуж за Хиздара зо Лорака и родите от него сына, чей отец гарпия, а мать - дракон. В нем исполнятся пророчества, и ваши враги растаят как снег.
Он будет жеребцом, который покроет весь мир. Дени знала, что бывает с пророчествами. Они сделаны из слов, а слова это ветер. Не будет никакого сына от Лорака, не будет наследника, объединившего дракона и гарпию. Когда солнце взойдет на западе и зайдет на востоке, когда моря высохнут, а горы полетят по ветру как листья. Только тогда её чрево заплодоносит снова...
... но у Дейенерис Таргариен были другие дети, десять тысяч, назвавших её своей матерью, когда она разбила их цепи. Она подумала о Верном Щите, о брате Миссандеи, о женщине по имени Рилона Ри, которая так прекрасно играла на арфе.
Никакой брак не вернет их к жизни, но если муж сможет положить конец резне, она обязана выйти за него ради тех, кто погиб за неё..
Если я выйду за Хиздара, не обратится ли Скахаз против меня? Она доверяла Скахазу больше чем Хиздару, но как король Бритоголвый был бы бедствием. Слишком быстро гневается, слишком неохотно прощает. Она не видела смысла в браке с мужчиной, которого будут ненавидеть так же, как её саму. Хиздар пользовался большим уважением, насколько она могла понять.
- А что об этом думает мой предполагаемый муж? - спросила она Зеленую Грацию.
"Что он обо мне думает?"
- Вашему Величеству надо только лишь его спросить. Благородный Хиздар ожидает внизу. Отправьте за ним, если пожелаете.
"Ты слишком много себе позволяешь, жрица" - подумала королева, но подавила гнев и заставила себя улыбнуться.
- Почему бы и нет?
Она отправила за сиром Барристаном Селми и сказала старому рыцарю привести к ней Хиздара.
- Идти высоко. Пусть Безупречные помогут ему подняться.
Когда вельможа завершил восхождение, Зеленая Грация уже закончила с едой.
- Если Вашему Великолепию будет угодно, я вас оставлю. Не сомневаюсь, вам с благородным Хиздаром надо многое обсудить.
Старуха стерла с губ мед, на прощанье поцеловала Геззу и Гражар в лоб и нацепила на лицо шелковую вуаль.
- Я должна вернуться в Храм Благодати и помолиться богам, чтобы они наставили мою королеву на путь мудрости.
Когда она ушла, Дени позволила Кеззе снова наполнить кубок, отпустила детей и велела впустить Хиздара зо Лорака. И если он скажет хоть слово о своих драгоценных бойцовых ямах, я могу прогнать его с террасы.
Хиздар носил простой зеленый халат под ватным жилетом. Он низко поклонился, когда вошел, выражение его лица было серьезным. - Неужели у вас нет улыбки для меня? - спросила его Дени. - Я также ужасна как всё это?
- Я всегда становлюсь серьезным в присутствие такой красоты.
Это было хорошее начало. - Выпейте со мной. Дени сама наполнила его чашу. - Вы знает почему вы здесь. Зеленая Светлость кажется считает, что если я стану вашей женой, то все мои проблемы исчезнут.
- Я никогда не взял бы на себя смелость утверждать это. Люди рождаются чтобы бороться и страдать. Наши проблемы исчезнут, когда мы умрем. Однако, я могу помочь вам. У меня есть золото, друзья, влияние, и кровь Старого Гиса течет по моим венам. Хотя я никогда не был женат, у меня есть два родных ребенка, мальчик и девочка, поэтому я могу дать вам наследника. Я могу примирить город с вашим правлением и положить конец этой ночной резне на улицах.
"Можешь?" Дэни изучала его глаза. "Почему это для тебя Сыны Гарпии сложат свои ножи? Ты один из них?"
"Нет."
"Ты бы сказал мне если бы был?"
Он засмеялся. "Нет."
"Бритоголовый знает способ узнать правду."
- Не сомневаюсь, что Скахаз быстро вытянул бы из меня признание. Один день с ним - и я стану Сыном Гарпии. Два дня - и я буду Гарпией. Три - и выяснится, что я убил твоего отца в Закатном Королевстве, когда был еще мальчишкой. Потом он посадит меня на кол, и ты сможешь наблюдать, как я умираю... но затем убийства продолжатся.
Хиздар наклонился ближе:
- Или ты можешь выйти за меня замуж и позволить мне попытаться остановить их.
"Почему же ты хочешь помочь мне? Ради короны?"
- Корона меня вполне устроит, не буду отрицать. Однако дело не только в этом. Неужели так странно, что я хочу защитить мой народ так же, как ты защищаешь своих освобожденных? Мирин не перенесет еще одной войны, Ваше Великолепие.
Это был хороший ответ и единственно честный. - Я никогда не хотела войны. Я победила Юнкай однажды и пожелела их город, когда могла разграбить его. Я отказалась присоединиться к Королю Клеону, когда он направился напасть на них. Даже сейчас, когда осажден Астапор, я ничего не предпринимаю. И Кварт... Я не сделала никакого вреда Кварту...
- Не умышленно, нет, но Кварт город торговцев, и они любят звон серебряных монет, блеск желтого золота. Когда вы ударили по торговле рабами, - этот удар почувствовали от Вестероса до Асшая. Кварт зависим от их рабов. Также как Толос, Новый Гис, Тирош, Волантис... список длинный, моя королева.
- Тогда пусть приходят. Во мне они найдут более серьезного соперника, чем Клеон. Я скорее погибну сражаясь, чем верну своих детей в рабство.
Может быть другой выход. Юнкай можно убедить позволить всем вашим вольноотпущенникам оставаться свободными, - я думаю, если Ваша Честь согласится, что Желтый город может беспрепятственно торговать рабами и обучать их с этого дня и впредь. Не нужно будет проливать реки крови.
- Не считая крови тех рабов, которых Юнкай будет продавать и обучать, - сказала Дени, но все же разглядела правду в его словах. Возможно, это лучший выход, на какой мы можем надеяться. - Вы не сказали, что любите меня.
- Я полюблю, если вы так желаете, Ваша Светлость.
- Это не ответ влюбленного мужчины.
Что такое любовь? Вожделение? Ни один настоящий мужчина не может смотреть на вас без вожделения, Дейенерис. Однако, я не поэтому хочу жениться на вас. До того как вы пришли, Меерин умирал. Наши правители были старики с засохшими петушками и старухами, чьи морщинистые влагалища были сухими как пыль. Они сидели наверху этих пирамид, глотая абрикосовое вино и болтая о славе Старой Империи, в то время как проходили века и и все кирпичи города искрошились от ветхости. Привычка и осторожность железным хватом держали нас в узде, до тех пор, пока вы не пробудили нас с помощью огня и крови. Пришло новое время, и открыты новые возможности. Выйдите за меня.
Он неплох на вид, сказала себе Дени, и у него речь короля. "Поцелуй меня", велела она.
Он взял ее руку, и поцеловал ее пальцы. "Не так. поцелуй меня как свою жену"
Хиздар взял ее за плечи так осторожно, как будто она была птенцом. Наклонившись вперед, он прижался губами к ее губам. Поцелуй был легким, сухим и быстрым. Дени не почувствовала волнения.
- Должен ли я... поцеловать тебя снова? - спросил он после этого.
- Нет. - В бассейне на террасе маленькие рыбки покусывали ее ноги, когда она опускала их в воду. Даже они целовались с большим пылом, чем Хиздар зо Лорак. - Я не люблю тебя.
Хиздар пожал плечами.
- Любовь может прийти со временем. Так бывает, как известно.
Не с нами, подумала она. Не тогда, когда Даарио так близко. Это его я хочу, а не тебя.
- Однажды я захочу вернуться в Вестерос и предъявить свои права на Семь Королевств, которые были у моего отца.
- Все люди когда-нибудь умирают, но не стоит думать все время о смерти. Я предпочитаю жить сегодняшним днем.
Дэни сложила руки вместе.
- Слова это ветер, даже такие слова, как любовь и мир. Я больше доверяю делам. В моих Семи Королевствах рыцари выполняют задания, чтобы доказать, что они достойны тех, кого любят. Они разыскивают волшебные мечи, сундуки с золотом, короны, похищенные из клада дракона.
Хиздар изогнул бровь.
- Единственные драконы, которых я знаю - это ваши; а волшебные мечи еще большая редкость. Я с радостью принесу вам кольца, короны и сундуки с золотом, если вы того желаете.
- Я желаю мира. Ты говоришь, что можешь помочь мне прекратить ночную резню на моих улицах. Я приказываю это сделать. Положи конец этой мрачной войне, милорд. Дай мне девяносто дней и девяносто ночей без убийств, и я пойму, что ты достоин трона. Ты это можешь?
Хиздар задумчиво посмотрел. - Девяносто дней и девяносто ночей без трупа, и на девяносто первый мы поженимся?
- Возможно, - с застенчивым взглядом сказал Дени. - Хотя молодые девушки, как известно непостоянны. Я могу всё еще желать магический меч.
Хиздар улыбнулся. - Тогда вы получите и его, Сияющая. Ваше желание для меня закон. Лучше скажите вашему сенешалю начинать подготовку к нашей свадьбе.
- Ничто не может порадовать благородного Резнака больше. - Если Меерин узнает, что свадьба не за горами, одно это, возможно, даст ей передышку на несколько ночей, даже если усилия Хиздара ни к чему не приведут. Бритоголовому это не понравится, но Резнак мо Резнак будет танцевать от радости. Дэни не знала, что нужно ей больше. Ей нужны Скахаз и Медные Звери, и она не доверяла советам Резнака. Остерегайся надушенного сенешаля. Может быть, Резнак сговорился с Хиздаром и Зеленой Светлостью, чтобы заманить меня в ловушку?
Не успел Хиздар зо Лорак проститься с ней, как сир Барристан появился у нее за спиной в своем белом плаще. Годы службы в Королевской Гвардии научили белого рыцаря оставаться незамеченым, когда она была была занята, но он никогда не отходил далеко. Он знает, она это видела, и не одобряет. Вокруг его рта легли складки. "Ну", сказала она ему, "похоже, я могу выйти замуж снова. Вы рады за меня, сир?"
- Если таков ваш приказ, Госпожа.
- Хиздар не тот муж которого вы выбрали бы для меня.
- Это не мое дело - выбирать вам мужа.
"Не ваше", согласилась она, "но для меня важно, чтобы вы понимали. Мой народ истекает кровью. Королева принадлежит не только себе, но и стране. Брак или бойня, такой у меня выбор. Свадьба или война."
- Ваша Милость, могу я говорить откровенно? - Всегда.
- Есть еще третий вариант. - Вестерос?
Он кивнул. - Я клялся служить Вашей Милости, и охранять вас от вреда, куда бы вы не пошли. Мое место рядом с вами, независимо от того здесь ли или в королевских землях... но ваше место в Вестеросе, на Железном Троне, который принадлежал вашему отцу. Семь Королеств никогда не примут Хиздара зо Лорака как короля.
Не больше, чем Меерин примет Дейенерис Таргариен как королеву. Зеленая Светлость права в этом. Мне нужен король рядом с собой, король старой Гискской крови. Иначе они всегда будут видеть во мне неотесанного варвара, который разрушил их ворота, посадил их родственников на колья, и украл их богатства.
- В Вестеросе вы будете как пропавшее дитя, которое вернулось, чтобы радовать отцовское сердце. Ваши люди будут приветствовать вас, когда вы будете проезжать, и все хорошие люди полюбят вас.
- Вестерос далеко отсюда.
Задержка здесь никогда не сделает его сколько нибудь ближе. Чем раньше мы оставим это место -
- Я знаю. Я должна. - Дени не знала как заставить его увидеть. Она хотела в Вестерос также сильно как и он, но сперва она должна уладить дела в Меерине.
- Девяносто дней - долгое время. Хиздар может потерпеть неудачу. И если так и случится, то это даст мне время. Время для создания союзов, усиления моих защитников, для..
"А если он справится? Как Ваша Милость тогда поступит?"
"Ее долг". Слово застыло у нее на языке. "Вы знаете, мой брат Рейегар был женат. Скажите, он женился по любви или из-за долга?"
Старый рыцарь замялся. "Принцесса Элия была хорошим человеком, Ваша Милость. Она была доброй и умной, с нежным сердцем и чувством юмора. Я знаю, принц очень любил ее."
Любовь, подумала Дэни. Емкое слово. Я могла бы полюбить Хиздара зо Лорака со временем. Возможно.
Сир Барристан продолжил. "Я так же видел брак ваших родителей. Простите меня, но там не было любви, и страна дорого заплатила за это, моя королева."
- Почему же они поженились, если не любили друг друга?
Так приказал ваш дед. Лесная ведьма сказала ему, что принц должен родиться в их союзе.
- Лесная ведьма? - удивилась Дени.
- Она появилась при дворе с Дженни из Старых Камней. Крошечное, нелепо выглядящее создание. Многие считали ее карликом, но леди Дженни, которой та была очень дорога, всегда утверждала, что она одно из детей леса.
"Что с ней стало?"
- Летний замок. - Слова были наполнены обреченностью.
Дэни вздохнула.
- Оставьте меня сейчас. Я очень устала.
- Как прикажете. - Сир Барристан поклонился и развернулся, чтобы уйти. Но возле двери он остановился.
- Простите меня. У Вашей Милости посетитель. Должен ли я сказать ему придти завтра?
- Кто это?
Нахарис. Вороны Буревестники вернулись в город.
Даарио... Её сердце забилось сильнее.
- Как долго...когда он..?
Она не могла подобрать слова.
Сир Барристан, похоже, понял.
- Ваша Милость была со жрицей, когда он прибыл. Я знал, что вы не хотели бы, чтобы вас беспокоили. Новости капитана могут подождать до завтра.
- Нет. - Как я смогу заснуть, зная, что мой капитан так близко? - Пришли его ко мне немедленно. И... Сегодня вечером ты мне больше не понадобишься. Я буду в безопасности с Даарио. О, и пришли Ирри и Чику, будь добр. И Миссандеи.
Мне надо переодеться, чтобы хорошо выглядеть.
Так она и сказала своим служанкам, когда они пришли.
- Что Ваша Милость хотела бы одеть? - спросила Миссандея.
Звездный свет и морскую пену, подумала Дени, легкий шелк, который оставит мою левую грудь обнаженной, чтобы радовать взгляд Даарио. О, и цветы в волосах. Когда они впервые встретились, капитан приносил ей цветы каждый день, всю дорогу от Юнкаи до Мирина.
- Принесите серое льняное платье с жемчугом на лифе. О, и шкуру белого льва.
Она всегда чувствовала себя спокойнее, завернувшись в львиную шкуру Дрого.
Дайнерис приняла капитана на террасе, присев на резную каменную скамью под грушей. Полумесяц плыл над городом в сопровождении тысячи звезд. Дарио Нахарис вальяжно подошел к ней. Он умудрялся сохранять важный вид, даже замерев на месте. Капитан носил полосатые панталоны, заправленые в высокие ботинки из фиолетовой кожи, белую шелковую рубашку, жилет из золотых колец. Его фиолетовая борода имела форму трезубца, длинные, отливающие золотом усы были завиты абсолютно симметрично. На одном бедре он носил стилет, на другом дотракийский аракх. "- Прекрасная королева," сказал он, "- вы стали еще красивее в мое отсутствие. как такое возможно?"
Королева приквыкла к таким комплиментам, но все же ей приятней было принимать их из уст Дарио - а не Резнака, Ксаро или Хиздара.
"- Капитан. Мне доложили, что ты сослужил хорошую службу в Лхазаре." (Мне так недоставало тебя).
" - Ваш капитан живет, чтобы служить его жестокой королеве"
"Жестокой?"
Лунный свет мерцал в его глазах. Он опередил всех своих людей, чтобы скорее увидеть ее лицо, он томился, ожидая, пока она отведает ягненка и фиг с этой сморщенной старухой.
Никто не сказал мне, что ты уже здесь, - подумала Дэни, - иначе я не валяла бы дурака и немедленно послала за тобой. " - Я ужинала с Зеленой Грацией." (Наверное, лучше не упоминать Хиздара). " - Я испытывала насущную необходимость в ее мудром совете."
"- У меня есть лишь одна насущная необходимость: Дайнерис".
" - Я пошлю за едой? Ты, должно быть, голоден."
- Я не ел два дня, но теперь, когда я здесь, мне достаточно угоститься твоей красотой.
- Моя красота не наполнит твой желудок, - она вытянула грушу и кинула в него. - Съешь это.
- Как прикажет моя королева.
Он откусил кусок груши, поблескивая золотым зубом. Сок стекал в его пурпурную бороду.
Женщина в ней жаждала поцеловать его, и это причиняло боль. Его поцелуи были бы грубы и болезненны, сказала она себе, и он не уйдет, если я закричу или прикажу ему прекратить. Но королева в ней понимала, что это безумие. " - Расскажи мне о твоей поездке."
Он небрежно пожал плечами. "Юнкайцы отправили небольшой отряд наемников перекрыть Кхизайский проход. Длинные Копья, так они называли себя. Мы спустились на них ночью и отправили некоторых в ад. В Лхазаре я убил двух своих собственных сержантов, пресекая сговор о краже драгоценных камней и золотой посуды, которую моя королева вручила мне как подарки для Ягнятников. Иначе бы все вернулись, как я обещал."
- Скольких вы потеряли?
" - Девять", - сказал Дарио, " - но дюжина Длинных Копий решили, что лучше присоединятся к Воронам-Буревестникам, чем к мертвецам; таким образом, мы даже приобрели троих. Я сказал им, что они проживут дольше, поддержав ваших драконов, а не выступая против них, и они сочли мудрыми мои слова".
Это насторожило ее.
" - Они могут оказаться шпионами Юнкая."
" - Они слишком глупы, для шпионов. Ты не знаешь их."
" - Ты тоже. Ты доверяешь им?"
" - Я доверяю всем своим людям. Настолько, насколько далеко я могу плюнуть." Он сплюнул и улыбнулся ее подозрениям.
" - Принести тебе их головы? Я сделаю это, если прикажешь. Один лыс, у двоих косички, еще у одного борода выкрашена в четыре цвета. Какой шпион носил бы такую бороду, могу я тебя спросить? Пращник может попасть камнем в комариный глаз с сорока шагов, урод находит общий язык с лошадьми.... Но если моя королева говорит, что они должны умереть..."
" - Я не говорила этого. Я только... Я вижу, что ты бдительно следишь за ними, и закончим на этом." Она чувствовала себя глупо. Она всегда чувствовала себя немного глупой, когда была с Дарио. Наивной, стыдливой и безмозглой. Что он должен подумать обо мне? Она сменила тему: "- Ягнятники отправят нам провизию?"
" - Зерно спустят от Скахазадхана на барже, моя королева, а другие товары - караваном через Кхизай."
" - Скахазадхан? Нет. Река закрыта для нас. Море тоже. Посмотри на суда, оставшиеся в заливе. Квартийцы разогнали треть наших рыбаков, треть захватили. Остальные боятся покинуть порт. Что положило конец и той незначительной торговле, которую мы умудрялись вести."
Дарио положил огрызок груши. " - У квартийцев вместо крови молоко. Покажи им своих драконов, и они убегут."
Дэни не хотела говорить о драконах. Фермеры все еще прибывали на ее суд с горелыми костями, жалобами на недостающих овец, хотя Дрогон так и не возвратился в город. Некоторые говорили, что видели его к северу от реки, над травами дотракийского моря. Внизу, в яме, Визерион грыз свои цепи; каждый день он и Рейегаль все больше дичали. Ее Безупречный доложил, что однажды в течении целого дня железные двери оставались раскалены, и никто не мог к ним прикоснуться.
" - И еще Астапор осажден."
"- Я знаю. Один из Длинных Копий прожил достаточно долго и рассказал, что люди едят друг друга в Красном Городе. Он заявил, что и очередь Миирина скоро прийдет, тогда я вырвал его язык и бросил псине. Ни одна собака не станет есть язык лгуна. Но пес сожрал его, и я понял, что сказаное - правда."
" - У меня в городе также идет война." Она сказала ему о Детях Гарпии и Медных Масках, о крови на кирпичах. "Все мне враги, как в городе, так и снаружи."
" - Нападай", - тут же сказал он. " - Человек, окруженный врагами, не удержит защиту. Пока ты отбиваешь меч - топор воткнется в твою спину. Нет. Когда сталкиваешься с несколькими противниками, выбери самого слабого, убей его, переступи через его тело - и беги."
" - И куда я должна бежать?"
"В мою кровать. В мои объятия. В мое сердце." Золотые рукоятки аракха и стилета Дарио имели форму обнаженных женских тел в непристойных позах. Он потер их большими пальцами рук крайне неприличным жестом, и пошло улыбнулся.
Дени почувствовала как её лицо наливается краской. Это было почти также, как если бы он её ласкал. Подумает ли он о ней как о распутной женщине, если она впустит его в свою постель? Он заставляет её желать быть его распутницей. Я никогда не должна оставаться с ним наедине.
Он слишком опасен, чтобы держать его рядом. "Зеленая Грация сказала, что я должна дать Гизкари короля", сказала она, встревожившись. "Она убедила меня выйти замуж за лорда Хиздара зо Лорака".
Этого? Дарил усмехнулся. " А почему не Серого Червяка, если ты хочешь евнуха в своей постели. Или может все таки короля?
Я хочу тебя. "Я хочу мира. Я дала Хиздару 90 дней, чтобы положить конец убийствам. Если он справится, я возьму его в мужья.
Возьми меня в мужья. Я сделаю это за 9 дней.
Ты знаешь, что я не могу сделать это, почти сказала она. "Ты сражаешься с тенями, а нужно - с теми, кто их отбрасывает", Дарио наступал. " Убей их всех и возьми их сокровища, я говорю. Только шепни, и твой Дарио сделает груду из их голов выше чем эта пирамида".
Если бы я знала, кто они -
Зак и Паул и Мерек. Они, и все остальные. Великие Господа. Кто еще это может быть?
Он одинаково отважен и жесток. "У нас нет доказательств их вины. Ты предлагаешь мне убийство поданных?"
"Твои поданные убили бы тебя с наслаждением".
Его так давно не было, что Дени почти забыла, каков он. Наемники по природе вероломны, напомнила она себе. Непостоянны, коварны, жестоки. И он всегда будет таким. Он никогда не станет подходящим на роль короля.
- Пирамиды укреплены, - объяснила она ему. - Мы могли бы захватить их только ценой больших потерь. Как только мы нападем на одну, другие тут же восстанут против нас.
Тогда вымани их из пирамид каким нибудь поводом. Свадебная церемония подойдет. Почему нет? Пообещай свою руку Хиздару, и все Великие мастера придут на ваше венчание. Когда они соберутся во Дворце, прикажи нам убить их.
Дени пришла в ужас. Он чудовище. Галантное, но все же чудовище.
- Ты принимаешь меня за Короля Мясника?
Лучше быть мясником чем мясом. Все короли - мясники. Или королевы другие?
Эта королева - да.
Дарио пожал плечами. "Назначение многих королев - согревать постель короля и рожать ему детей. Если ты хочешь быть такой королевой, лучше выходи за Хиздара".
Она вспыхнула от гнева. "Ты забыл, кто я?" " Нет, а ты?"
Визерис лишился бы головы за такую дерзость. "Я кровь дракона. Не смей поучать меня". Когда Дени встала, то львиная шкура вползла с ее плеч и упала на землю. "Оставь меня".
Дарио широко поклонился - Я живу, чтобы повиноваться.
Когда он ушел, Дени позвала сира Барристана. " Я хочу, чтобы Злые Вороны уехали обратно в поля".
"Ваша Светлость? Но они только вернулись...."
- Я хочу, чтобы они ушли. Пошли их разведывать районы вокруг Юнкая и защищать любые караваны, следующие через перевал Кхази. Впредь Дарио должен отчитываться перед тобой. Дай ему всё, что он захочет за его заслуги и проследи, чтобы его людям было хорошо заплачено, но ни в коем случае не принимай его в моем присутствии.
- Как скажете, Ваша Светлость.
В эту ночь она не могла уснуть, крутилась и металась в своей постели. Она пошла даже на то, чтобы позвать Ирри, надеясь, что ее ласки помогут уснуть, но вскоре отослала дотракийку прочь. Ирри была мягкой и послушной, но она не была Даарио.
"Что я сделала?" - думала она, ложась в пустую постель. Ждала его так долго и отослала прочь. "Он сделал бы из меня чудовище", шептала Дени, "королеву-мясника". Но потом она подумала о Дрогоне, который был где-то далеко, и драконах в подземелье. Кровь на моих руках и сердце. Мы не такие уж и разные разные, Даaрио и я. Мы оба чудовища.
ПРОПАВШИЙ ЛОРД
Это не должно было занять столько времени, сказал себе Гриф, меряя шагами палубу "Робкой Девы". Потеряли ли они Халдона так же, как потеряли Тириона Ланнистера? Могли ли волантийцы захватить его? Надо было послать с ним Дакфилда. Халдону нельзя доверять, когда он один; он уже доказал это в Селхорисе, позволив карлику сбежать.
"Робкая Дева" была пришвартована в одном из неприглядных районов длинного, суматошного речного побережья между накренившейся мачтовой лодкой, годами не покидавшей пристани, и ярко раскрашенной баржей скоморохов. Скоморохи были шумным и веселым сборищем, постоянно цитировавшими друг другу реплики и пьяными большую часть времени.
День был жарким и влажным, какими были все дни с тех пор, как они покинули Печали. Свирепое южное солнце палило над многолюдным побережьем Волон Териса, но жара была последней и наименьшей из забот Грифа. Золотые Мечи разбили лагерь в трех милях к югу от города, гораздо севернее того места, где он ожидал, а Триарх Малакво пошел на север с пятью тысячами пеших воинов и тысячью всадников, чтобы отрезать их от дороги к устью. Дейенерис Таргариен по-прежнему была очень далеко, а Тирион Ланнистер... что ж, он мог быть где угодно. Если бы боги были добры, отрубленная голова Ланнистера была бы сейчас на полпути к Королевской Гавани, нос корее всего карлик был цел и здоров, и где-то спрятавшись, пьяный и вонючий, готовил новую гнусность.
- Семь преисподней, куда делся Халдон? - пожаловался Гриф леди Лемор. - Сколько нужно времени, чтобы купить три лошади?
Она пожала плечами.
- Милорд, не будет ли безопаснее оставить мальчика здесь, на борту корабля?
- Безопаснее - да. Но не разумно. Он взрослый мужчина, и это дорога, которую он рожден пройти.
У Гриффа не хватало терпения для этих препираний. Он устал скрываться, устал ждать и бояться. У меня нет времени на осторожности.
- Мы прошли долгий путь, скрывая принца Эйгона все эти годы, - напомнила ему Лемор. - Придет время, он смоет краску с волос и заявит о себе, но не сейчас. Не в лагере наёмников.
- Если Гарри Стрикланд желает ему зла, то мы не сможем защитить его, укрывая на "Робкой Деве". Под началом Стрикланда десять тысяч мечей. У нас же только Утка. В Эйегоне есть все, чего можно желать в принце. Они должны увидеть это - и Стрикланд, и все остальные. Это ведь его люди.
- Его, потому что их купили и им платят. Десять тысяч вооруженных незнакомцев, а также нахлебников и шлюх. Достаточно будет одного, чтобы погубить нас всех. Если голова Хугора стоила титула лорда, то сколько Серсея Ланнистер заплатит за законного наследника Железного Трона? Вы не знаете этих людей, милорд. Вы уже дюжину лет не были в походах с Золотыми Мечами, а ваш старый друг мертв.
Черное Сердце. Майлз Тойн был так полон жизни, когда Гриф покинул его последний раз, что трудно было поверить в его смерть. Золотой череп на шесте и Бездомный Гарри Стрикланд вместо него. Он знал, что в словах Лемор была правда. Кем бы ни были их отцы и деды в Вестеросе до изгнания, воины Золотых Мечей теперь стали наемниками, а наемникам нельзя доверять. Но тем не менее...
Прошлой ночью ему опять снилась Каменная Септа. Один, с мечом в руке, он перебегал от дома к дому, выбивая двери, взлетая по лестницам, перепрыгивая с крыши на крышу, а в ушах у него звенели голоса далеких колоколов. Глубокий гул бронзы и звон серебра пробивали череп, эта сводящая с ума какофония шума, который становился все громче, пока ему не начало казаться, что голова вот-вот взорвется.
Семнадцать лет прошло с Колокольной битвы, но колокольный звон по-прежнему связывает его внутренности в узел. Остальные могут утверждать, что королевство было потеряно, когда принц Рейегар пал от боевого молота Роберта на Трезубце, но в битве на Трезубце никогда бы не сражались, убей грифон оленя в Каменной Септе. Колокола звонили для всех нас в тот день. Для Эйриса и его королевы, для Элии Дорнийской и ее маленькой дочери, для каждого настоящего мужчины и честной женщины в Семи Королевствах. И для моего серебряного принца.
- Мы планировали раскрыть личность принца Эйегона лишь когда прибудем к королеве Дейенерис, - сказала Лемор.
- Да, но мы считали девчонка отправится на запад. Наша драконья королева превратила этот план в пепел и благодаря толстому дураку в Пентосе, мы схватили дракониху за хвост и сожгли пальцы до костей.
- Иллирио не мог знать, что девочка решит остаться в Заливе Работорговцев.
- Так же, как он не мог знать, что Король-Попрошайка умрет молодым, или что Кхал Дрого последует за ним в могилу. Очень мало из того, что ожидал толстяк, действительно произошло.
Гриф ударил по рукоятке меча рукой в перчатке.
- Я танцевал под дудку толстяка годами, Лемор. И чем нам это помогло? Принц уже взрослый. Его время...
- Гриф, - громко позвал Яндри, перекрикивая звон шутовских колокольчиков. - Это Халдон.
Он не ошибся. Идя пешком по пирсу вдоль береговой линии, Полумейстер казался измученным жарой и нуждался в ванной. Пот оставил темные круги под рукавами его светлых льняных одежд и на его лице было то же кислое выражение, как тогда в Селхорисе, когда он вернулся на "Робкую Деву" и признался, что карлик пропал. Как бы то ни было, он вел трех лошадей и это единственное, что имело значение.
- Приведи мальчика, - сказал Гриф Лемор. - Проследи, чтобы он был готов.
- Как скажешь, - ответила она уныло.
Так тому и быть. Он привязался к Лемор, но это не означало, что ему нужно ее одобрение. Ее задачей было наставлять принца в основных положениях Веры, и эту задачу она выполнила. Однако никакое количество молитв не посадит его на Железный Трон - это уже была задача Грифа. Когда-то он подвел принца Рейегара. Но, пока он жив, он не подведет его сына.
Приведенные Халдоном лошади ему не понравились.
- Это лучшее, что ты смог отыскать? - с упреком спросил он Полумейстера.
- Так и есть, - раздраженно ответил Халдон, - и тебе лучше не спрашивать, во что они нам обошлись. Увидев за рекой дотракийцев, половина населения Волон Териса решила, что скоро они будут везде, и теперь цена на конину растёт каждый день.
Надо было мне пойти самому. После Селхориса ему трудно было доверять Халдону, как прежде. Он позволил карлику заморочить себе голову своим бойким языком. Дал ему уйти в бордель одному, пока сам болтался, как дурак, на площади. Хозяин борделя утверждал, что маленького человека увели под угрозой меча, но Гриф все еще не был уверен, что верит этому. Бес был достаточно умен, чтобы устроить собственный побег. Захвативший его пьянчужка, о котором говорили шлюхи, мог быть его нанятым прихвостнем. И я тоже виноват. После того, как карлик бросился между Эйегоном и каменным человеком, я позволил себе расслабиться. Нужно было перерезать ему глотку, как только увидел.
- Думаю, они сгодятся, - сказал он Халдону. - Лагерь всего в трех милях к югу.
На "Робкой Деве" они добрались бы быстрее, но он предпочитал держать Гарри Стрикланда в неведении о том, где были они с принцем. Кроме того, ему неприятно было думать о перспективе плескаться на мелководье и выбираться на грязный берег. Такое появление подошло бы для наемника с сыном, но не для великого лорда и его принца.
Когда парень поднялся из каюты в сопровождении септы Лемор, Гриф внимательно осмотрел его с головы до пят. Принц надел меч и кинжал, черные ботинки, отполированные до блеска, черный плащ, подбитый кроваво-красным шелком. На фоне волос, вымытых, постриженных и свежеокрашенных темно-синим цветом, его глаза тоже казались синими. У горла он носил три крупных квадратных рубина на цепи из черного железа, подарок Магистра Иллирио. Красное и черное. Цвета дракона. Это хорошо.
- Ты выглядишь настоящим принцем, - сказал он мальчику. - Твой отец был бы горд, если бы мог увидеть тебя.
Юный Грифф запустил пальцы в свои волосы.
- Меня уже тошнит от этой синей краски. Надо её смыть.
- Уже скоро, - Грифф тоже был бы рад вернуть своим волосам естественный цвет, хотя его рыжие волосы уже стали седыми.
- Ну, идём? Твоя армия ожидает твоего прибытия.
- Мне нравится как это звучит - моя армия.
Улыбка пробежала по его лицу и исчезла.
- А это действительно так? Ведь они наёмники. Йолло предупреждал - ни одному из них нельзя верить.
- В этом есть здравый смысл, - согласился Грифф. Если бы до сих пор командовал Чёрное Сердце, всё было бы по-другому. Но Майлс Тойн уже четыре года как умер, а Бездомный Гарри Стрикланд - человек иного сорта. Этого он, однако, мальчику не сказал. Карлик и так заронил достаточно сомнений в его голову.
- Не всякий человек таков, каким кажется, а у принца есть особые причины быть осторожным... но если зайти этой дорогой слишком далеко, недоверие может отравить тебя, сделав боязливым и озлобленным. Таким был Король Эйерис. В конце даже Рэйегар видел это достаточно ясно.
- Лучше придерживаться золотой середины. Позволь людям заслужить твоё доверие честной службой... но, когда они сделают это, будь щедр и великодушен.
Мальчик кивнул.
- Я запомню.
Они дали принцу лучшую из трех лошадей, большого серого мерина, бледного, почти белого. Гриф и Халдон следовали за ним на тех, что похуже. Дорога вела на юг под высокими белыми стенами Волантиса более полумили. Затем они оставили город позади, следуя извилистому руслу Ройна через ивовые рощи и маковые поля, мимо высокой деревянной ветряной мельницы, чьи лопасти, вращаясь, скрипели, как старые кости.
Они обнаружили Золотую Компанию на берегу реки, когда солнце уже клонилось к закату. Этот лагерь одобрил бы даже Артур Дэйн: компактный, упорядоченный, хорошо защищённый. Вокруг него был вырыт глубокий ров с заострёнными кольями на дне. Ряды палаток разделяли широкие проспекты.
Отхожие места размещались у реки, чтобы течение смывало нечистоты. Коновязи были на севере, а за ними у воды паслось два десятка слонов, выдергивая тростник своими хоботами. Гриф с одобрением взглянул на огромных серых зверей. Во всём Вестеросе не найдется боевых коней, что выстояли бы против них.
Гордые боевые штандарты из золотой парчи хлопали на вершинах флагштоков по перимерту лагеря. Под ними в броне и при оружии ходили по своим участкам часовые с копьями и арбалетами, следя за всеми подходами. Гриф боялся, что компания ослабла под Гарри Стрикландом, который, казалось, всегда больше заботился о дружбе, чем о дисциплине. Но, на первый взгляд, его опасения не оправдались.
У ворот Халдон что-то сказал сержанту охраны, и гонец был отправлен на поиски капитана. Когда он появился, он был всё так же уродлив, как и в прошлый раз, когда Гриф его видел. К пузатой шаркающей туше прилагалось лицо наёмника, испещрённое старыми шрамами. Его правое ухо выглядело так, будто его жевала собака, левое же пропало без вести. "Неужели они сделали тебя капитаном, Флауэрс?" - сказал Гриф. "Я думал, у Золотой Компании есть стандарты".
"Чертов ты ублюдок," - сказал Франклин Флауэрс. "Они посвятили меня в рыцари за милую душу". Он схватил Грифа за плечи и обнял так, что кости затрещали. "Ужасно выглядишь даже для того, кто уже с десяток лет как помер. Синие волосы, значит? Когда Гарри сказал, что ты возвращаешься, я чуть не обделался. И Халдон, ледяная ты щёлка, рад и тебя видеть. Всё так же ходишь с палкой в заднице?" - Он повернулся к юному Грифу. "А это должно быть"...
Мой сквайр. Юноша - это Франклин Флауэрс.
Принц признал его кивком.
- Флауэрс - это имя бастарда. Ты с Простора.
- Да. Моя мать была прачкой в Сидровом Замке, пока один из сыновей милорда не изнасиловал ее. Сделав меня чем-то вроде гнилова яблока Фассовеев, так я считаю.
Флауэрс махнул им через ворота.
- Идите за мной. Стрикленд созвал всех офицеров к себе в палатку. Военный совет. Чертовы волантийцы стучат копьями и требуют озвучить наши намерения.
Снаружи Золотые мечи играли в кости, пили, и гоняли мух. Гриффу было интересно скольким из них ведомо что он такой. Немногим. Двенадцать лет - долгое время. Даже люди, с которыми он когда то ездил, не могли бы признать изгнанного лорда Джона Коннингтона с аккуратной ярко рыжей бородой, в наемнике Гриффе с чисто выбритым лицом и выкрашенными синими волосами. Большинству было известно что, Коннингтон в усмерть напился в Лисе, после позорного изгнания из компании за кражу военной казны. Позор от этой лжи все еще вызывал зуд в зубах, но Варис настоял что это было необходимо.
- "Мы не хотим песен о галантном изгнании," евнух хихикал своим жеманным голосом.
- "Тех, кто умирает героической смертью, долго помнят. Воры, пьяницы и трусы, быстро забываются."
Что евнух знает о мужской чести? Гриф согласился с планом Паука ради мальчика, но это не значит, что он предпочитал его как наилучший. Дайте мне прожить достаточно долго, чтобы увидеть как мальчик сядет на Железный Трон, и Варис заплатит за это пренебрежение и за многое другое. Там и посмотрим, кого скорее забудут.
Палатка главнокомандующего была сделана из золотой парчи и окружена кольцом пик, покрытых сверху позолоченными черепами. Один череп был больше чем остальные, в гротесковой манере уродливым. Ниже был второй, не больше чем кулак ребенка. Чудовищный Маэлис и его неназванный брат. Другие черепа походили на них хотя несколько были сломаны и расколоты ударами, теми кто убил их, и один был заполнен, выпавшими зубами. - "Какой из них Майлса?" поинтересовался Грифф.
- Там. В конце, - указал Флауэрс. - Подождите. Я пойду доложу о вас. - Он проскользнул в палатку, оставив Грифа разглядывать позолоченный череп его старого друга. При жизни сир Майлс Тойне был страшен как смертный грех. Его знаменитый предок, порочный и лихой Терренс Тойн, о котором певцы слагали песни, был так прекрасен лицом, что даже любовница короля не смогла устоять перед ним. Но Майлс был обладателем пары оттопыренных ушей, кривой челюсти и самого большого носа из тех, что когда-либо видел Джон Коннингтон. Но стоило ему улыбнуться вам и все это становилось неважно.
Его люди прозвали его Черным сердцем из-за знака на щите. Майлс любил это имя и то, на что оно намекало. "Главнокомандующий должен внушать страх, как друзьям, так и врагам", - признал он однажды. - "Если люди считают меня безжалостным, что ж, тем лучше". Но на самом деле все было иначе. Солдат до мозга костей, Тойн был свиреп, но справедлив. Он был отцом своим людям и всегда добр с изгнанным лордом Джоном Коннингтоном.
Смерть забрала у него уши, нос и всю его теплоту. Улыбка осталась, превратясь в сверкающую золотую ухмылку. Все черепа ухмылялись, даже череп Злого Клинка (?) на высоком копье в центре. Ему-то чему было ухмыляться? Он умер поверженный и в одиночестве, сломленный человек в чужой земле. На смертном одре сир Эйегор Риверс, как известно, отдал своим людям приказ сварить свой череп, чтобы с него сошла плоть, погрузить его в золото и нести перед собой, когда они пересекут море, чтобы вернуть себе Вестерос. Его преемники последовали этому примеру.
Джон Коннингтон мог бы стать одним из таких преемников, если бы его изгнание сложилось по-другому. Он провел пять лет с компанией, пройдя путь от рядового солдата до почетного звания правой руки Тойна. Если бы он остался, вполне возможно, что его, а не Гарри Стрикланда, избрали бы после смерти Майлза. Но Гриф не сожалел о выбранном пути. Я вернусь в Вестерос не черепом на шесте.
Флауэрс вышел из палатки.
- Заходите.
Высокие чины Золотого Легиона поднялись с табуретов и стульев, когда те вошли. Старые друзья приветствовали Гриффа с улыбками и объятиями, незнакомцы - более официально. "Не все из них настолько рады видеть нас, как хотелось бы верить"- он ощущал опасный холодок, скрывающийся за некоторыми улыбками. До недавнего времени многие из них были уверены, что лорд Коннингтон благополучно лежит в могиле, и несомненно считали, что могила - подходящее место для него, человека, который скрылся от своих собратьев по оружию. Грифф, возможно, чувствовал бы то же самое на их месте.
Сир Франклин представил их друг другу. Некоторые из наемных капитанов имели прозвища бастардов Флауэрсов: Риверсы, Хиллы, Стоуны. Другие носили имена, некогда имевшие вес среди родословных Семи Королевств; Грифф заметил двоих Стронгов, троих Пиксов, Мадда, Мандрака, Лотстона, пару Коулов. Он знал, что не все имена были настоящими. В свободных легионах человек мог назваться как угодно. Но все имена наемников имели некий грубый блеск. В их деле приходилось держать все свое богатство при себе. Они носили украшенные драгоценными камнями мечи и доспехи, толстые ожерелья и тонкие шелка, и у каждого золотые браслеты на руках - символ богатства и достоинства. Один браслет означал год службы в Золотом Легионе. Марк Мандрак, чье прыщавое уродливое лицо было отмечено клеймом раба на одной из щек, носил еще и цепь из золотых черепов.
Не все капитаны были родом из Вестероса. Черный Балак с Летних Островов, белокурый, но с темной как уголь кожей, командовал отрядом стрелков, как и во времена Черного Сердца. Он носил великолепный плащ из зеленых и оранжевых перьев. Сухопарый волантиец, Горайс Эдориэн, заменил Стрикленда на посту казначея. Через плечо его была переброшена шкура леопарда, а волосы были настолько красны, что казалось - кровь стекает к его плечам, хотя его острая бородка была темной. Мастер-шпион был новым лицом для Гриффа, лиссениец по имени Люсоно Маар, с сиреневыми глазами, бело-золотыми волосами и губами, которым позавидовали бы шлюхи. С первого взгляда Грифф даже принял его за женщину. Его ногти были окрашены в фиолетовый цвет, а уши украшали жемчужины и аметисты.
"Никчемности и пустословы," - думал Грифф, рассматривая их лица. "Тени забытых войн, проигранных сражений, подавленных восстаний, союз неудачников и отверженных, опозоренных и лишенных наследства. И это - моя армия. И это - наша великая надежда."
Он повернулся к Гарри Стриклэнду.
Бездомный Гарри мало походил на воина. Полный, с крупной круглой головой, спокойными серыми глазами и редеющими волосами, которые он зачесывал набок, чтобы скрыть лысину, - Стриклэнд сидел на походном стуле, опустив ноги в кадку с соленой водой. " - Вы простите, если я не буду вставать," - сказал он вместо приветствия. " - Наш переход был утомителен, а я так легко натираю мозоли. Это - мое проклятие."
Это - знак слабости. Ты говоришь, как старуха. Стрикленды состояли в Золотом Легионе начиная от ее основателя, знаменитого прадеда Гарри, потерявшего все свои земли, когда он поддержал Черного Дракона во время Первого Восстания Черного Меча. "Золотой в четырех поколениях," - любил хвастать Гарри, как будто четыре поколения изгнания и лишений были тем, чем стоит гордится.
" - Я могу обработать их мазью," - сказал Халдон, " - и есть особые минеральные соли, которые укрепят вашу кожу."
"- О, это так любезно!" Стриклэнд подозвал своего сквайра. " - Ваткейн, вино для наших друзей."
"- Нет, спасибо", - сказал Грифф. "- Мы выпьем воды."
"- Как хотите." Главнокомандующий улыбнулся принцу. " - А это, должно быть, ваш сын."
Знает ли он? гадал Гриф. Много ли рассказал ему Майлз? Варис был непреклонен в вопросе сохранения тайны. Планы, которые он и Иллирио строили с Черным Сердцем, были известны только им. Остальную компанию оставили в неведении. Чего они не знали, о том не могли проболтаться.
Но те времена позади.
- Никто не пожелал бы более достойного сына, - сказал Гриф. - Но этот юноша мне не родственник, и Гриф - не его имя. Милорды, перед вами - Эйегон Таргариен, старший сын Рейегара, принца Драконьего Камня и принцессы Элии Дорнийской... который вскоре с вашей помощью станет Эйегоном Шестым этого имени, Королем Андалов, Ройнаров и Первых Людей, Повелителем Семи Королевств.
Объявление было встречено молчанием. Кто-то прочистил горло. Один из Койлов наполнил кубок вином из кувшина. Горис Эдориен поигрывал одним из своих закрученных локонов и бормотал что-то на незнакомом Грифу языке. Лосвелл Пик кашлянул, Мандрейк и Лотстон обменялись взглядами. Они знают, понял Гриф. Они все это время знали. Он повернулся к Гарри Стрикланду:
- Когда ты им рассказал?
Генерал-капитан пошевелил натертыми пальцами в кадке. - Когда мы добрались до реки. Люди были обеспокоены, и не без причины. Мы отказались от легкого похода в Спорных Землях, и ради чего? Чтобы жариться в этом богомерзком пекле, наблюдать как наши клинки ржавеют, а монеты утекают прочь, из-за того, что я отклоняю выгодные контракты?
Новости вызвали у Грифа мурашки по коже.
- Кто?
- Юнкайцы. Посланец, которого они отправили договариваться с Волантисом, уже привел три вольных компании в Залив Работорговцев. Он хочет, чтобы мы стали четвертой, и предлагает нам вдвое больше, чем мы получаем от Мира, плюс по рабу каждому рядовому члену компании, по десять каждому офицеру и сотню отборных девиц для меня.
Проклятье.
- Для этого будут нужны тысячи рабов. Где юнкайцы собираются найти столько?
- В Мирине, - Стрикланд подозвал оруженосца. - Ваткин, полотенце. Вода становится холодной, и мои пальцы сморщились, как изюм. Нет, не это полотенце, то, мягкое.
- Ты отказал им, - сказал Гриф.
- Я ответил, что подумаю над их предложением. - Гарри поморщился, когда оруженосец начал вытирать его ногу полотенцем. - Полегче с пальцами. Обращайся с ними, как с виноградом с тонкой кожицей, парень. Поглаживай, а не скреби. Да, вот так.
Он снова повернулся к Грифу:
- Резкий отказ был бы неразумен. Люди начали бы задаваться справедливым вопросом, не выжил ли я из ума.
- У твоих мечей скоро будет работа.
- Будет? - спросил Лизоно Маар. - Полагаю, вы знаете, что девчонка Таргариенов еще не отплыла на запад?
- Мы слышали эту байку в Селхорисе.
- Не байку. Чистую правду. Причину этому понять труднее. Разграбить Мирин - да, почему бы и нет? Я бы сделал то же самое на ее месте. Города работорговцев воняют золотом, а для завоеваний нужны деньги. Но зачем задерживаться там? Страх? Безумие? Лень?
- Причина не важна, - Гарри Стрикланд развернул пару полосатых шерстяных чулков. - Она в Мирине, а мы здесь, где волантийцы с каждым днем все более недовольны нашим присутствием.
Мы пришли, чтобы возвысить короля и королеву, которые поведут нас домой в Вестерос, но эта девчонка Таргариен, похоже, больше поглощена выращиванием оливковых деревьев, чем возвращением трона своего отца. Тем временем ее враги объединяются. Юнкаи, Новый Гис, Толос. Кровавая Борода и Принц Оборванец оба будут сражаться против нее... и совсем скоро флот Древнего Волантиса тоже нагрянет к ней. А что у нее есть? Постельные рабы с палками?
- Безупречные, - сказал Гриф. - И драконы.
- Драконы, да, - сказал главнокомандующий. - Но молодые, чуть больше птенцов.
Стрикланд ослабил носок над волдырями и вокруг щиколотки.
- Как сильно они помогут ей, когда все эти армии сожмутся вокруг ее города, как кулак?
Тристан Риверс застучал пальцами по колену.
- Все больше причин, по которым мы должны добраться к ней как можно скорее. Если Дейенерис не идет к нам, мы должны идти к Дейенерис.
Можем ли мы ходить по волнам, сир? - спросил Лисоно Маар. - Я повторю вам, мы не сможем добраться к серебряной королеве морем. Под видом торговца я проскользнул в Волантис, чтобы узнать, на какое количество кораблей мы можем рассчитывать.
Гавань кишит галерами, небольшими рыбацкими лодками и каракками любых видов и размеров, но даже при этом я вскоре обнаружил, что общаюсь в основном с контрабандистами и пиратами.
У нас десять тысяч человек в компании, о чём несомненно помнит лорд Коннингтон, прослужив вместе с нами долгие годы. Пятьсот рыцарей, каждый с тремя лошадьми. Пятьсот оруженосцев с одним конем на человека. И слоны, мы не должны забывать про слонов. Пиратского корабля не хватит, нужен целый пиратский флот... Но даже если бы мы его нашли, из Залива Работорговцев доходят вести, что Миэрин заперт блокадой.
- Мы могли бы сделать вид, что согласны на юнкайское предложение, - призвал Горис Эдориен. - Позволить Юнкаю перевезти нас на восток, а затем вернуть свое золото под стенами Миэрина.
- Одним разорванным контрактом мы уже подпортили честь Роты. - Бездомный Гарри сделал паузу, почесав натертую ногу. - Хочу напомнить вам, что печать под этим секретным договором поставил не я, а Майлз Тойн. Я бы выполнил его соглашение, если бы мог, но как это сделать? Мне ясно, что наша юная Таргариен не собирается идти на запад. Королевством её отца был Вестерос. А её - Мирин. Если она сломит юнкайцев, то станет королевой Залива Работорговцев. Если же нет - она умрет задолго до нашего появления.
Его слова не удивили Гриффа. Гарри Стрикланд всегда был добродушным человеком, лучше выбивавшим контракты из заказчиков, чем дух из врагов. Он отлично чуял золото, а вот наличие боевого духа было под вопросом.
- Есть еще путь по суше. - напомнил Франклин Флауэрс.
- Дорога Демонов это верная смерть. Половина роты дезертирует, если мы двинемся туда, а половину тех, кто пойдет, придется похоронить у обочины. Мне жаль это говорить, но магистр Иллирио и его друзья напрасно возлагали свои надежды на эту юную королеву.
Нет, подумал Грифф, это на тебя им не стоило полагаться. И тут заговорил принц Эйегон.
- Если так, вы можете доверить свои надежды мне. Дейенерис сестра принца Рейегара, но я его сын. Если вам нужен дракон, то это я.
Гриф положил руку в черной перчатке на плечо Принца Эйегона.
- Смелые слова, - сказал он. - Но подумай, что ты говоришь.
- Я подумал, - настаивал парень. - Почему я должен бежать к своей тетке будто попрошайка? Мои права на трон обоснованнее, чем ее. Пусть она придет ко мне... в Вестерос.
Франклин Флауэрс рассмеялся.
- Мне это нравится. Поплыть на запад, а не на восток. Оставить маленькую королеву с ее оливками и посадить Принца Эйегона на Железный Трон. У парня есть порох, отдадим ему должное.
Главнокомандующий выглядел так, словно кто-то ударил его в лицо.
- У тебя от солнца мозги свернулись, Флауэрс? Нам нужна девчонка. Нам нужен брак. Если Дейенерис примет нашего принца и сделает его своим консортом, Семь Королевст поступят так же. Без нее лорды только посмеются над его притязаниями и заклеймят его как мошенника и самозванца. И как ты предлагаешь добраться до Вестероса? Ты слышал Лисоно, нам не достать кораблей.
Этот человек боится сражаться, понял Гриф. Как его могли выбрать на место Черного Сердца?
- Нет кораблей для Залива Работорговцев. Вестерос - другое дело. Восток закрыт для нас, но не море. Триархи будут рады нашем уходу, не сомневаюсь. Они даже могут помочь нам организовать проход к Семи Королевствам. Ни одному городу не нужна армия у порога.
- Он недалек от истины, - сказал Лисоно Маар.
- Наверняка сейчас лев уже учуял запах дракона, - добавил один из Коулов. - Но внимание Серсеи будет приковано к Мирину и другой королеве. Она ничего не знает о нашем принце. Когда мы приплывем и поднимем наши знамена, очень многие соберутся вокруг нас.
- Некоторые, - поправил Бездомный Гарри. - Не многие. У сестры Рейегара есть драконы, а у сына Рейегара - нет. У нас недостаточно сил, чтобы захватить королевство без Дейенерис и ее армии. Ее Безупречных.
- Первый Эйегон покорил Вестерос без евнухов, - сказал Лисоно Маар. - Почему бы шестому Эйегону не сделать то же самое?
- Но план...
- Какой еще план? - спросил Тристан Риверс - План толстяка? Тот, что меняется с каждым новым месяцем? Сначала Визерис Таргариен должен был присоединиться к нам с пятьюдесятью тысячами дотракийских крикунов. Потом Король-Попрошайка умер и речь зашла про его сестру - юную, сговорчивую королеву, направлявшуюся в Пентос с тремя новорожденными драконами. Когда эта девочка оказывается в Заливе Работорговцев, оставляя за собой горящие города, толстяк решил, что мы должны встретиться с ней у Волантиса. А теперь рухнул и этот план.
- Хватит с меня планов Иллирио. Роберт Баратеон завоевал Железный Трон без помощи драконов. Мы тоже это можем. А если я ошибаюсь и мы не найдем поддержки в Семи Королевствах, мы просто отступим обратно за море, как это делал Злой Клинок, да и другие после него.
Стрикленд упрямо покачал головой.
- Риск...
- Стал куда меньше после смерти Тайвина Ланнистера. Семь Королевств сейчас уязвимее всего для завоевания. На Железном Троне сидит очередной мальчишка, еще младше предыдущего, а мятежников в стране не меньше, чем опавших листьев в осеннем лесу.
- Даже если так, - не уступал Стрикленд - один наш отряд не может...
Грифф устал от трусливых слов генерал-капитана.
- Мы будем не одни. Дорн поддержит нас, должен поддержать. Принц Эйегон - сын Элии Дорнийской и принца Рейгара.
- Именно так, - заявил юноша. - И кто нам противостоит в Вестеросе? Женщина.
- Она Ланнистер, - поправил его генерал-капитан. - Рядом с этой сукой будет и Цареубийца, будьте уверены, а за ними двумя - все богатство Кастерли Рок. И по словам Иллирио, мальчишка-король обручен с дочкой Тирелла, а значит, против нас будет и сила Хайгардена.
Ласвел Пик постучал пальцами по столу.
- Даже спустя сто лет, у некоторых из нас есть друзья в Просторе. Сила Хайгардена может оказаться меньше, чем рассчитывает Мейс Тирелл.
- Принц Эйегон, - сказал Тристан Риверс, - мы с вами. Желаете ли вы, чтобы мы отправились на запад, а не на восток?
- Да, желаю. - ответил Эйегон с жаром. - Если моей тете нужен Мирин, она может остаться там. Я сам займу Железный Трон, с помощью ваших мечей и вашей верности. Быстрый марш и решительный удар - и мы одержим первые победы еще до того, как Ланнистеры узнают о нашей высадке. А победы приведут многих на нашу сторону.
Риверс одобрительно ухмыльнулся. Другие обменялись задумчивыми взглядами. Пик заявил:
- Я бы предпочел умереть в Вестеросе, чем на Дороге Демонов.
- А я бы предпочел выжить, получить земли и замок побольше, - рассмеялся Марк Мандрейк.
- Если при этом можно еще и убить пару Фоссовеев, я за, - хлопнул по рукоятке меча Франклин Флауэрс.
Когда капитаны заговорили все сразу, Грифф понял, что ветер переменился. "Таким Эйегона я еще не видел". Этот выбор был неблагоразумен, но он устал от благоразумия, ожидания и тайн. Победитель или побежденный, он вернется в Грифоний Насест перед смертью, и похоронят его рядом с могилой отца.
Один за другим, командиры Золотой Роты подходили, преклоняли колено и клали свои мечи к ногам его юного принца. Последним был Бездомный Гарри Стрикланд, со своими натертыми ногами.
Когда они покинули палатку генерал-капитана, солнце уже склонилось с закату и покраснело, тени на золотых черепах, торчавших на копьях, окрасились алым. Франклин Флауэрс предложил провести принца по лагерю и познакомить его с "кое-кем из ребят". Грифф согласился.
- Только помните, что пока мы не пересекли Узкое Море, для всех он должен оставаться Молодым Гриффом. Только в Вестеросе мы смоем краску с его волос и оденем его в подобающие доспехи.
- Да понял я, понял, - Флауэрс хлопнул Молодого Гриффа по спине. - Пойдем. Начнем знакомства с поваров. Их знать полезно.
Когда они ушли, Гриф повернулся к Полумейстеру:
- Скачи обратно к "Робкой Деве" и возвращайся с леди Лемор и сиром Ролли. Нам также понадобятся сундуки Иллирио. Все деньги и доспехи. Передай Яндри и Исилле наши благодарности. Их часть работы сделана. О них не забудут, когда Его Светлость получит свое королество.
- Как прикажете, милорд.
Гриф оставил его и проскользнул в палатку, отведенную ему Бездомным Гарри.
Ожидавшая впереди дорога полна опасностей, он знал это. Но что с того? Люди смертны. Ему было нужно лишь немного времени. Он ведь ждал так долго, так неужели боги не подарят ему еще несколько лет, которых хватит, чтобы увидеть на Железном Троне юношу, которого он называл сыном. Вернуть свои земли, свое имя и свою честь. Успокоить колокола, которые так громко звенят в его снах, каждый раз, как закрываются глаза.
Оставшись в одиночестве в палатке, когда золотые и алые лучи заходящего солнца начали пробиваться сквозь открытый проем, Джон Коннингтон сбросил плащ из волчьей шкуры, снял кольчугу через голову, сел на складную табуретку и стянул с правой руки перчатку. Он увидел, что ноготь на среднем пальце стал черным, как агат, а кожа посерела уже почти до первой костяшки. Кончик безымянного пальца тоже начал темнеть, и когда он коснулся его острием кинжала, то ничего не почувствовал.
Смерть, он знал, но медленная. У меня еще есть время. Год. Два года. Пять лет. Некоторые каменные люди смогли прожить десять. Достаточно времени, чтобы пересечь море, чтобы снова увидеть Грифонов Насест. Чтобы навсегда покончить с династией Узурпатора и посадить сына Рейегара на Железный Трон.
Тогда лорд Джон Коннингтон мог бы умереть довольным.
ГОНИМЫЙ ВЕТРОМ
Весть пронеслась по лагерю горячим ветром. Она близко. Её войско в походе. Она мчится на юг к Юнкаю, чтобы предать город огню, а его жителей мечу, и мы идем навстречу ей, на север.
Лягушка узнал это от Дика Строу, которому рассказал Старый Билл Боун, которому, в свою очередь, поведал об этом пентошиец по имени Мирио Миракис, чей кузен прислуживал виночерпием у Изодранного Принца. "Кузен слышал это в штабной палатке, из уст самого Кэгго," настаивал Дик Строу. "Вот увидите, мы выступим до конца дня."
Дальнейшие события во многом подтвердили этот слух. Приказ, пришедший от Изодранного Принца через его капитанов и сержантов, гласил - свернуть палатки, нагрузить мулов, оседлать лошадей и выдвинуться в направлении Юнкая с рассветом. "Не то чтобы эти юнкайские ублюдки будут особенно рады нам в стенах Желтого Города, увивающимися за их дочерьми," - высказался Бэкк, косоглазый мирийский арбалетчик, чье имя означало "бобы". "Но мы сможем запастись провизией в Юнкае, возможно, даже, сменим лошадей, перед тем как станцевать с королевой драконов в Миэрине. Так что прыгай быстренько, Лягушонок, и заточи получше хозяйский клинок. Может статься, он ему очень скоро пригодится."
В Дорне Квентин Мартелл был принцем, в Волантисе человеком торговца, но на берегах залива Работорговцев он был только Лягушкой, оруженосцем большого лысого дорнийского рыцаря, которого наемники звали Зеленой Кишкой. Новобранцу Гонимые Ветром давали имя, а потом и изменяли его по прихоти. Они назвали его Лягушкой, за то что он начинал быстро скакать, когда большой человек выкрикивал команду.
Даже командир Гонимых Ветром скрывал свое настоящее имя. Некоторые свободные компании родились в век крови и хаоса, который последовал за Падением Валирии. Другие были сформированы вчера и исчезнут завтра. Гонимые Ветром появились тридцать лет назад и за всё это время у них был один капитан - тихий, пентоский вельможа с печальными глазами по прозвищу Изодранный принц. Его волосы и доспехи были серебристо-серыми, а его рваный плащ состоял из сплетенной ткани многих цветов - синего, фиолетового, красного, золотого и зеленого, сиреневого, малинового и лазурного - выцветших на солнце. В двадцать три года, по рассказам Дика Строу, магистры Пентоса выбрали его, новым принцем, спустя пару часов после казни предыдущего.
Вместо этого он пристегнул меч, оседлал свою любимую лошадь и сбежал в Спорные Земли, чтобы никогда не возвращаться. Он ездил верхом со Вторыми Сыновьями, Железными Щитами и Мужами Девы. Позже с пятью братьями по оружию он создал Гонимых Ветром. Из шести основателей выжил только он.
Лягушка не знал, что из сказанного, было правдой. После вступления в Гонимых Ветром в Волантисе, он видел Изодранного принца, лишь однажды, да и то издалека. Дорнийцы были новичками, сырыми рекрутами, мишенями для стрелков, трое среди двух тысяч. У их капитана были более опытные люди.
- Я не оруженосец, - возразил Квентин, когда Геррис Дринкуотер, именуемый здесь Геррольдом Дорнийским, чтобы не перепуть его с Герольдом Редбэком и Геррольдом Черным, или иногда просто Дринком... предложил эту уловку.
- Я получил свои шпоры в Дорне. Я такой же рыцарь, как и вы.
Но Геррис был прав; он и Арч были здесь, чтобы защищать Квентина, а это означало держать его поближе к большому человеку.
- Арч - лучший боец из нас троих, - напомнил Дринкуотер. - Но только у тебя есть надежда жениться на драконьей королеве.
Женится на ней или сражаться с ней, так или иначе мы скоро встретимся. Чем больше Квентин слышал о Дэйнерис Таргариен, тем больше он боялся этой встречи. В Юнкае утверждали, что она скармливала своим драконам людей и купалась в крови девственниц, чтобы сохранять свою кожу гладкой и нежной. Боб смеялся над этим, и смаковал рассказы о распущенности серебряной королевы.
- У одного из её капитанов довесок размером с целую ногу, - сказал он им, - но даже он не достаточно большой для нее. Она скакала с Дотракийцами и привыкла трахаться с жеребцами, так что ни один мужчина её не удовлетворит.
И Книгочей, умный Волантийский фехтовальщик, который постоянно что-то читал, уткнувшись носом в потертый свиток, думает королева драконов, кровожадная и безумная.
- Муж Кхал убил ее брата, чтобы сделать ее королевой, - говорил он. - Потом она убила его, чтобы стать Кхалиси. Она приносит жертвоприношения, врет так же легко как дышит, убивает своих людей ради прихоти. Она нарушила перемирие, пытала посланников..., ее отец был таким же безумцем. Видать все дело в крови.
Все дело в крови. Король Эйрис II был безумен, все в Вестеросе знали об этом. Он изгнал двух десниц и сжег третьего. Если Дэйнерис безумна как и отец, должен ли я жениться на ней? Принц Доран никогда не говорил о подобной возможности.
Лягушка был бы рад оставить Астапор позади. Красный Город походил на ад, о котором он не хотел знать. Юнкайцы заперли сломанные ворота, чтобы держать мертвых и умирающий в городе, но то, что он увидел проезжая вниз по улице из красного кирпича будет ещё долго преследовать Квентина Мартелла. Река была полна трупами. Жрица в разодранных одеждах, была насажена на кол и облепленна роем блестящих зеленых мух. Умирающие мужчины в крови и грязи шатались по улицам. Дети, дерущиеся за полузажаренного щенка. Последний свободный король Астапора, кричал голый в яме, отданный на растерзание голодным псам. И огонь... огонь повсюду. Он закрывал глаза и все равно видел его: огонь, вырывающийся из каменных пирамид, больших, чем любой замок, который он когда-либо видел; столбы дыма, поднимающегося вверх как огромные черные змеи.
Когда ветер дул с юга, воздух пах дымом даже здесь, в трех милях от города. За рущащимися стенами из красного кирпича, Астапор все еще полыхал, хотя большинство больших пожаров погасли. Пепел витал в воздухе, лениво оседая словно, большие серые снежинки. Пора выдвигаться.
Здоровяк согласился.
- Время пришло, - сказал он, когда Лягушка нашел его играющим в кости с Бобом, Книгочеем и Старым Биллом Боуном. Он проигрывал снова и снова. Наемники любили Грингатса, который делал ставки в игре столь же бесстрашно, как и сражался, но с гораздо меньшим успехом.
- Мне понадобится моя броня, Лягушка, Ты очистил мои доспехи от крови?
- Да, сир, - доспех Грингатса был старым и тяжелым, залатанным несколько раз и очень износившимся. То же самое, можно было сказать про его шлем, воротник, наколенники, и рукавицы, да и про остальной части его разномастного доспеха. Комплект Лягушки был ненамного лучше, а у Сира Джерриса и того хуже.
- Сталь отряда, - оружейник так назвал его. Квентин не спрашивал, сколько людей носили его, перед ним и сколько умерло в нём. Они оставили свою прекрасную броню в Волантисе, наряду с их золотом и их истинными именами. Богатые рыцари благородных и знатных домов, не пересекают узкое море, чтобы продать свои мечи, если не изгнаны.
- Уж лучше я прикинусь бедняком, чем злодеем, - объявил Квентин, когда Джеррис объяснил им уловку.
Гонимому Ветром потребовалось меньше часа, чтобы добраться до их лагеря. "И теперь мы едем", объявил Изодранный Принц со своей огромной серой боевой лошади на классическом Высшем Валирийском, что был самым распространенным языком в компании. Крапчатый круп его жеребца был покрыт изодранными полосами ткани из плащей людей, которых убил его владелец. Плащ принца был сшит из еще большего количества этих полос. Он был уже стариком, которому минуло шестьдесят, но он все еще сидел прямо и величественно в высоком седле, и его голос был достаточно силен, чтобы донестись до каждого уголка поля. "Астапор был всего лишь закуской", сказал он, "Меерин будет пиршеством", и наемники взорвались дикими воплями. Вымпелы бледно-синего шелка развевались на их копьях и поверх них плыли двухвостые бело-голубые знамена, штандарты Гонимого Ветром.
Три Дорнийца радовались вместе со всеми. Тишина привлекла бы внимание. Но поскольку Гонимый Ветром отправился по дороге на север, вдоль побережья вместе с Кровавобородыми и Отрядом Кота, Лягушка оказался рядом с Геррольдом Дорнийским.
- Скоро, - сказал он на общем языке Вестероса. В компании были и другие вестеросцы, но не много, и не рядом.
- Мы должны сделать это, как можно скорее.
- Не здесь, - предупредил Геррис, нарочито улыбнувшись. - Мы поговорим сегодня вечером, когда разобьем лагерь.
Сто лиг разделяли Астапор и Юнкай, сто лиг старой прибрежной Гискарской дороги, и еще пятьдесят лежали между Юнкаем и Миэрином. Свободные отряды, хорошо приспособленные к конным путешествиям, могли бы достичь Юнкая за шесть дней в напряженном ритме, и за восемь - двигаясь более неспешным темпом. Легионы Старого Гиса, передвигавшиеся пешими, затратят столько же времени и еще половину сверх того. Что до Юнкая и его солдатов-рабов..."Одно то, что их генералы не завели их в море - уже чудо само по себе" - сказал Бобы.
У юнкайцев не было недостатка в командирах. Старый герой по имени Юркхаз зо Юнзак был верховным командующим, хотя люди Гонимых Ветром видели его только мельком и издалека, когда он передвигался в паланкине столь огромном, что для его переноски требовалось сорок рабов.
Однако они видели его подчиненных. Юнкайцы сновали повсюду, как тараканы. Большинство из них, казалось, звали Хаздан, Граздан, Маздхан, или Гхазнак; отличить одно Гискарское имя от другого было целым искусством, которым овладели немногие из Гонимых Ветром. Поэтому, как всегда, они давали им забавные прозвища.
Самой заметной фигурой среди них был Желтый Кит, неприлично толстый человек, неизменным одеянием которого всегда был шелковый токар желтого цвета с золотой бахромой. Слишком тяжелый для того, чтобы даже просто стоять без посторонней помощи, он постоянно ходил под себя, из-за чего весь пропитался запахом мочи, столь резким и неприятным что даже духи с самыми насыщенными ароматами не могли его скрыть.
Несмотря на это, он слыл самым богатым человеком в Юнкае, известным своей страстью ко всему гротескному. Так, среди его рабов был мальчик с козьими ногами и копытами, бородатая женщина, двухголовый монстр из Мантариса, даже гермафродит, согревавший постель хозяина по ночам. "Член и вагина одновременно" - просветил их на этот счет Дик Строу. "Еще у Кита был великан, хозяин любил наблюдать, как тот трахает его рабынь. Потом великан умер. Я слыхал, Кит с радостью отдаст мешок золота за нового."
Еще была Генерал-Девица, которая скакала верхом на белом коне с красной гривой и командовала сотней рослых солдат-рабов, которых она воспитала и обучила лично, все молодые, худощавые, но мускулистые и обнаженные за исключением набедренных повязок, желтых плащей и длинных бронзовыми щитов с эротическими инкрустациями. Их госпоже не могло быть больше шестнадцати и она воображала себя юнкайской Дейенерис Таргариен.
Маленький Голубь был не совсем карликом, но мог бы сойти за него при плохом освещении. Однако держался он, словно был великаном, широко расставив пухлые маленькие ножки и раздувая пухлые маленькие щеки.
Его солдаты были выше всех, когда-либо виденных Гонимыми Ветром; самый низкий из них был семи футов ростом, самый высокий - почти восьми. Все были длиннолицыми и длинноногими, а ходули, закрепленные в доспехах на ногах, делали их еще длиннее. Покрытые розовой эмалью чешуйки закрывали их туловища; на их головы были взгромождены удлиненные шлемы, увенчанные острыми стальными клювами и хохолками из покачивающихся розовых перьев. У каждого на бедре висел длинный кривой меч, и каждый сжимал копье с себя ростом с листообразными лезвиями на обоих концах.
- Маленький Голубь их разводит, - рассказал им Дик Солома. - Он покупает высоких рабов со всего мира, спаривает мужчин с женщинами, и самых высоких отпрысков оставляет для Цапель. Он надеется, что когда-нибудь удастся обойтись без ходуль.
- Несколько пыток на дыбе могли бы ускорить процесс, - предположил большой человек.
Геррис Дринкуотер рассмеялся:
- Грозная компания. Ничто не пугает меня больше, чем люди на ходулях в розовой чешуе и перьях. Если бы один из них гнался за мной, я бы так смеялся, что у меня мочевой пузырь не выдержал бы.
- Некоторые считают, что цапли царственны, - сказал Старый Билл Кость.
- Только если твой король ест лягушек, стоя на одной ноге.
- Цапли - трусы, - добавил большой человек. - Однажды мы с Дринком и Клетусом были на охоте и наткнулись на этих цапель, болтающихся на мелководье и лакомящихся головастиками и мелкой рыбой. Это все очень мило выглядело, да, но потом над ними пролетел ястреб, и все они тут же взлетели, будто увидели дракона. Такую бурю крыльями подняли, что меня с лошади сдуло, а Клетус натянул тетиву и сбил одну стрелой. На вкус как утка, только не такая жирная.
Но даже Маленький Голубь со своими Цаплями бледнел по сравнению с причудливой братией, которую наемники называли Лязгающими Лордами. В прошлый раз, когда солдаты-рабы Юнкаи столкнулись с Безупречными драконьей королевы, они сломались и разбежались. Тогда Лязгающие Лорды придумали военную хитрость для предотвращения подобного; они приковали друг к другу воинов группами по десять человек, запястье к запястью, щиколотку к щиколотке.
- Никто из бедняг не сможет убежать, если все они не побегут, - объяснил Дик Солома со смехом. - А даже если они побегут все, то не смогут бежать очень быстро.
- Они, черт возьми, и маршируют не очень быстро, - отметил Боб. - Их лязганье можно услышать за десять лиг.
Их было много, почти таких же безумных или даже хуже: Лорд Трясущиеся Щеки, Пьяный Завоеватель, Повелитель Зверей, Толстая Морда, Кролик, Возничий, Надушенный Герой. У некоторых было двадцать солдат, у некоторых - двести или две тысячи, все их рабы тренировались и вооружались сами. Каждый был состоятелен, каждый был заносчив, и каждый был капитаном и командиром, отчитывающимся только перед Юркхазом зо Юнзаком. Они с презрением смотрели на рядовых наемников и были склонны к склокам о превосходстве, столь же бесконечным, сколь и непостижимым.
За время, которое понадобилось Гонимым Ветром, чтобы проскакать три мили, юнкайцы отстали на две с половиной.
- Сборище вонючих желтых болванов, - жаловался Боб. - Они все еще не могут разобраться, почему Штормовые Вороны и Вторые Сыновья перешли к драконьей королеве.
- Они считают, что ради золота, - сказал Книгочей. - Почему, думаешь, они так хорошо нам платят?
- Золото сладко, но жизнь еще слаще, - сказал Боб. - В Астапоре мы плясали с калеками. Ты хочешь встретиться с настоящими Безупречными бок о бок с этим сбродом?
- Мы сражались с Безупречными в Астапоре, - сказал большой человек.
- Я сказал, с настоящими Безупречными. Отрезать какому-нибудь мальчишке яйца мясницким ножом и выдать ему остроконечный шлем - не значит сделать его Безупречным. У драконьей королевы настоящий товар, такой, что не сломается и не убежит, если пернешь в его сторону.
- Они, и драконы. - Дик Солома взглянул на небо, словно думал, что одного упоминания о драконах достаточно, чтобы погубить компанию. - Держите мечи наточенными, парни, скоро нас ждет настоящее сражение.
Настоящее сражение, подумал Лягушка. Эти слова не пришлись ему по душе. Сражение под стенами Астапора было достаточно настоящим для него, хотя он знал, что наемники думали по-другому.
- Это была резня, я не сражение, - так заявил после битвы воин-бард Дензо Д'Хан. Дензо был капитаном, ветераном сотни сражений. Опыт Лягушки был ограничен тренировочным двором и рыцарскими турнирами, так что он полагал, что не ему спорить с мнением столь закаленного воина.
Но поначалу это было похоже на сражение. Он вспомнил, как сжались внутренности, когда его растолкали на рассвете, и большой человек замаячил над ним.
- Надевай доспехи, соня, - прогремел он. - Мясник идет, чтобы сразиться с нами. Вставай, если не хочешь стать его мясом.
" Король - мясник мертв", запротестовал Лягушка спросонья. Они все слышали это, когда высадились с кораблей в Старом Волантисе. Клеон Второй подхватил корону и умер следом, и теперь Астапором правили шлюха с безумным цирюльником, чьи сторонники сражались друг против друга, стремясь захватить город.
- Может, они соврали, - ответил большой человек. - Или это какой-нибудь другой мясник. А может, первый с криками вернулся из могилы, чтобы убить немного юнкайцев. Какая, к черту, разница, Лягушка. Надевай доспехи.
В палатке спало десятеро, и все они уже были на ногах, влезая в штаны и ботинки, натягивая длинные кольчуги на плечи, застегивая нагрудники, затягивая ремешки на поножах или наручах, хватая шлемы, щиты и портупеи. Геррис, быстрый, как обычно, первым полностью облачился, Арч - сразу за ним. Вместе они помогли Квентину справиться со снаряжением.
В трех сотнях ярдов новые Безупречные Астапора хлынули через ворота и начали формировать шеренги под крошащимися стенами города из красного кирпича. Рассветное солнце вспыхивало на их заостренных бронзовых шлемах и наконечниках длинных копий.
Трое дорнийцев вместе выбежали из палатки и побежали к коновязи с остальными. Сражение. Квентин учился владеть копьём, мечом и щитом с тех пор, как научился ходить, но сейчас это ничего не значило. "Воин, дай мне храбрости," - едва Лягушка помолился, как вдалеке забили барабаны: БУМ-бум, БУМ-бум, БУМ-бум. Большой человек показал ему Короля-Мясника, высокого и прямого, сидящего верхом на покрытой броней лошади, одетого в доспехи из медных чешуек, ярко сверкающих в лучах утреннего солнца. Он вспомнил, как Геррис сказал ему перед началом сражения:
- Держись поближе к Арчу, чтобы ни случилось. Помни, ты единственный из нас, кто может получить девчонку.
К тому времени Астапорцы начали наступление.
Живой или мёртвый, Король-Мясник застал Мудрых Господ врасплох. Юнкайцы в своих развевающихся токарах всё ещё бегали туда-сюда, пытаясь привести своих полуобученных солдат-рабов в подобие порядка, когда копейщики Безупречных обрушились на их линию защиты. Если бы не их союзники и не презренные наёмники, они были бы наголову разбиты, но Гонимые Ветром и Отряд Кота за несколько минут примчались на лошадях громить фланги Астапорцев, да и легион Гискарцев протолкался через юнкайский лагерь и встретил Безупречных щитом к щиту.
Это была бойня, но на этот раз Король-Мясник оказался не с той стороны ножа. В конце концов, Кагго зарубил его, пробившись сквозь защитников короля на своём чудовищном боевом коне и раскроив его одним ударом кривого валирийского аракха от плеча до бедра. Лягушка этого не видел, но очевидцы утверждали, что медная клеонова броня лопнула, как шёлк, и изнутри в ужасной вони посыпались сотни извивающихся могильных червей. Клеон уже был мёртв. Отчаявшиеся Астапорцы вытащили его из могилы, обрядили в доспехи и привязали к лошади в надежде, что это придаст храбрости их Безупречным.
Падение мертвого Клеона положило этому конец. Новые Безупречные бросили копья и щиты и побежали, только чтобы обнаружить, что ворота Астапора закрылись за ними. Лягушка поучаствовал в общей резне, которая последовала за этим, загоняя испуганных евнухов вместе с остальными Гонимыми Ветром. Он скакал рядом с большим человеком, рубя направо и налево, пока их клин проходил через Безупречных, как острие копья. Когда они прорвались на другую сторону, Оборванный Принц повернул их кругом и опять повел насквозь. Лишь возвращаясь назад, Лягушка смог рассмотреть лица под заостренными бронзовыми шлемами и осознал, что большинство были не старше его самого. Зеленые мальчишки, зовущие свою мамочку, но он убивал их всех без разбора. Однако когда он покинул поле, с его меча ручьями стекала кровь, а его рука была так измождена, что он с трудом ее поднимал.
Но это была не настоящая битва, подумал он. Настоящая битва ещё впереди и мы должны убраться, до её начала. Иначе мы поймем, что сражаемся не на той стороне.
Той ночью Гонимые Ветром разбили лагерь у побережья Залива Работорговцев. Лягушке достался первый караул, и его отправили охранять коновязь. Геррис встретился с ним там сразу после заката, когда полумесяц осветил воду.
Здоровяк уже должен был прийти, сказал Квентин. Он отправился к Старому Биллу Костяшке, чтобы проиграть остатки своего серебра, ответил Геррис. Оставь его в покое. Он сделает так, как мы ему скажем, хоть это и не нравится ему.
- Нет.
Многое Квентину и самому не нравилось. Плыть на переполненном корабле, швыряемом ветром и волнами, есть жесткий хлеб, зараженный жуками, и пить черный смолянистый ром, чтобы подсластить забытье, спать на куче плесневой соломы, ощущая запах чужаков... все, чего он ожидал, когда ставил подпись на клочке бумаги в Волантисе, обещая Оборванному Принцу свой меч и годовую службу. Это были трудности, которые необходимо было перенести, составная часть всех приключений.
Но то, что должно было последовать, было настоящим предательством. Юнкайцы привезли их из Древнего Волантиса, чтобы сражаться за Желтый Город, но теперь дорнийцы собирались переметнуться на другую сторону. Это означало еще и бросить своих новых братьев по оружию. Гонимые Ветром не были теми спутниками, каких выбрал бы Квентин, но он пересек с ними море, делил с ними мясо и мед, сражался рядом с ними, обменивался историями с теми немногими, чей язык он понимал. И если все его истории были ложью, что ж, такова была цена прохода к Мирину.
Это не назовешь благородным поступком, предупреждал его Геррис в "Купеческом доме".
- Дейенерис, может быть, уже на полпути к Юнкаю вместе со своей армией, - сказал Квентин, пока они шли среди лошадей.
- Может быть, - сказал Геррис. - Но она не в пути. Мы уже слышали эти разговоры. Астапорцы были убеждены, что Дейенерис движется на юг со своими драконами, чтобы снять осаду. Но она не пришла тогда и не придет теперь.
- Мы не можем знать этого наверняка. Нам надо сбежать до того, как мы обнаружим себя сражающимися против женщины, к которой меня послали свататься.
- Подожди до Юнкая, - Геррис махнул в сторону холмов. - Эти земли принадлежат юнкайцам. Никто не захочет кормить или дать приют трем дезертирам. К северу от Юнкая, там ничейная земля.
Он был прав. Тем не менее, Квентин беспокоился.
- Большой человек заводит слишком много друзей. Он знает, что мы с самого начала планировали смыться и пробиться к Дейенерис, но будет недоволен тем, что мы покидаем людей, с которыми вместе сражались. Если мы будем ждать слишком долго, покажется, что мы дезертируем накануне битвы. Он никогда этого не сделает. Ты знаешь его не хуже меня.
- Это будет дезертирством, когда бы мы это ни сделали, - возразил Геррис. - А Оборванный Принц с неприязнью относится к дезертирам. Он пошлет за нами погоню, и если они нас поймат, то храните нас Семеро. Если нам повезет, они просто отрубят ступню, чтобы мы наверняка не смогли снова сбежать. Если не повезет, нас отдадут Красотке Мерис.
Последние слова заставили Квентина призадуматься. Красотка Мерис пугала его. Женщина из Вестероса, но выше, чем он, лишь на дюйм ниже шести футов. После двадцати лет, проведенных в вольных компаниях, в ней не было ничего красивого - ни снаружи, ни внутри.
Геррис взял его под руку.
- Подожди. Еще несколько дней, и все. Мы пересекли полмира, наберись терпения еще на несоколько лиг. Где-нибудь севернее Юнкая нам выпадет шанс.
- Как скажешь, - ответил Лягушка с сомнением.....но на этот раз боги прислушались, и шанс выпал гораздо раньше.
Это произошло два дня спустя. Хью Хангерфорд осадил лошадь у костра, где они готовили еду, и сказал:
- Дорнийцы. Вас вызывают в палатку командующего.
- Кого из нас? - спросил Геррис. - Мы все дорнийцы.
- Значит, всех.
Мрачный и угрюмый, с искалеченной рукой, Хангерфорд некоторое время был казначеем компании, пока Оборванный Принц не поймал его на воровстве из казны и не лишил трех пальцев. Теперь он был простым сержантом.
В чем может быть дело? До сих пор Лягушка и не подозревал, что командующий знает об их существовании. Однако Хангерфорд уже отъехал, так что времени на вопросы не было. Все, что они могли сделать - прихватить большого человека и прибыть, как приказано.
- Ни в чем не признавайтесь и будьте готовы сражаться, - сказал Квентин друзьям.
- Я всегда готов сражаться, - ответил большой человек.
Большой серый парусиновый павильон, который Оборванному Принцу нравилось называть своим полотняным замком, был полон, когда прибыли дорнийцы. Через секунду Квентин понял, что большинство собравшихся либо были из Семи Королевств, либо хвалились вестеросской кровью. Изгнанники или сыновья изгнанников. Дик Солома утверждал, что в компании около шести десятков вестеросцев; добрая треть из них была здесь, включая самого Дика, Хью Хангерфорда, Красотку Мерис и златовласого Льюиса Ланстера, лучшего лучника компании.
Дензо Д'Хан тоже был там, рядом с ним - Кагго. Теперь, хоть и не в лицо, его называли Кагго Убийца Трупов; он был вспыльчив, а его кривой черный меч был таким же злобным, как и его хозяин. В мире существовали сотни валирийских мечей, но лишь несколько валирийских аракхов. Ни Кагго, ни Д'Хан не были вестеросцами, но оба были капитанами и высоко ценились Оборванным Принцем. Его права и левая руки. Назревает что-то важное.
Говорить начал сам Оборванный Принц.
- Мы получили приказ от Юркхаза, - сказал он. - Те Астапорцы, что смогли выжить, похоже, выползают из своих укрытий. В Астапоре не осталось ничего кроме трупов, так что они хлынули в окрестности, их сотни, может, тысячи, все голодны и больны. Юнкайцы не хотят видеть их рядом со своим Желтым Городом. Нам приказано догнать их и повернуть назад - загнать их обратно в Астапор или на север, к Мирину. Если драконья королева захочет их принять, милости просим. У половины из них кровавый понос, а те, что здоровы, - лишние рты.
- Юнкай ближе, чем Меерин, - возразил Хью Хангерфорд. - Что если они не захотят уходить, милорд?
- Для того у вас есть мечи и копья, Хью. Хотя луки могут послужить вам лучше. Держитесь подальше от тех, у кого есть признаки поноса. Я посылаю в холмы половину наших сил. Пятьдесят патрулей, в каждом по двадцать всадников. Кровавая борода получил такой же приказ, так что Коты отправятся тоже.
Люди стали обмениваться взглядами, некоторые что-то пробормотали себе под нос. Несмотря на то, что и у Гонимых ветром, и у Отряда Кота был контракт с Юнкаем, год назад в битве в Спорных Землях они находились по разные стороны, и вражда еще не была забыта. Кровавая борода, свирепый командующий Котов, был ревущим великаном с дикой жаждой убийства, и не скрывал своего презрения к "седобородым старикам в лохмотьях".
Дик-Солома прочистил горло:
- Прошу прощения, но мы все здесь уроженцы Семи Королевств. Никогда раньше милорд не делил отряд по крови или по языку. Зачем посылать нас всех вместе?
- Прекрасный вопрос. Вы поедете сквозь холмы на восток, затем по широкой дуге обойдете Юнкай, продвигаясь к Меерину. Натолкнувшись на астапорцев, отбросьте их к северу или убейте... но знайте, что не это цель вашей миссии. За Желтым Городом вы, скорее всего, встретитесь с патрулем драконьей королевы. Со Вторыми Сыновьями или Штормовыми воронами. И те, и другие подойдут. Примкните к ним.
- Примкнуть к ним? - сказал сир Орсон Стоун, рыцарь-бастард. - Ты хочешь, чтобы мы стали перебежчиками?
- Хочу, - сказал Принц-Оборванец.
Квентин Мартелл чуть не рассмеялся вслух. Боги сошли с ума.
Вестеросцы беспокойно зашевелились. Некоторые уставились в свои винные чаши, словно надеясь найти на их дне немного мудрости. Хью Хангерфорд нахмурился:
- Ты думаешь, королева Дейенерис примет нас в...
Да!
- ... но если она сделает, что тогда? Мы шпионы? Убийцы? Посланники? Думаете ли вы менять сторону?
Кагго посмотрел сердито.
- Это принц решает, Хангефорд. Твоя роль - поступать так, как тебе говорят.
- Как всегда. - Хью поднял двупалую руку.
- Будем откровенны, - сказал Дензо Д"хан, воин-бард. - Юнкайцы не внушают доверия. Каким бы не был исход этой войны, Гонимые ветром должны вкусить плоды победы. Наш принц мудро оставляет открытыми все дороги.
- Командовать вами будет Мерис, - сказал Принц-Оборванец. - Ей известен мой замысел... и, возможно, Дейенерис Таргариен отнесется более благосклонно к другой женщине.
Квентин бросил взгляд через плечо на Милашку Мерис. Когда ее холодные мертвые глаза встретились с его глазами, Квентина передернуло. "Мне это не нравится".
Дик-Солома все еще сомневался.
- Девчонка будет дурой, если поверит нам. Даже Мерис. Особенно - Мерис. Черт, я сам не доверяю Мерис, а ведь я трахал ее пару раз. - Он ухмыльнулся, но никто не засмеялся. Не говоря уж о Милашке Мерис.
- Я думаю, ты ошибаешься, Дик, - сказал Принц-Оборванец. - Вы все вестеросцы. Друзья с родины. Вы говорите с ней на одном языке, поклоняетесь тем же богам. Что до причины - все вы претерпели ущерб по моей милости. Дик, я сек тебя хлыстом чаще, чем любого в отряде, и твоя спина тому подтверждение. Хью потерял три пальца из-за моего наказания. Мирис была изнасилована половиной отряда. Половиной другого отряда, верно, но нам нет нужды упоминать об этом. Уилл из Лесов, ну, ты просто подлец. Сир Орсон осуждает меня за отправку его брата в Печали, а сир Люсифер все еще негодует по поводу той рабыни. Кагго забрал ее у него.
- Мог бы и вернуть ее, после того как поимел, - пожаловался Люсифер Лонг. - Не было причины ее убивать.
- Она была уродиной, - сказал Кагго. - Это веская причина.
Не обращая на них внимания, Принц-Оборванец продолжал: " - Уэббер, земли в Вестеросе, которых вы добивались, потеряны. Лэнстер, я убил мальчика, которого вы так любили. Вы, три дорнийца, - думаете, что мы обманули вас. Добыча в Астапоре была намного меньше, чем вам обещали в Волантисе, и я взял себе львиную долю ее."
" - Последнее - чистая правда," - заявил Сир Орсон.
" - Зернышко правды делает ложь безупречной," - сказал Принц-Оборванец. " - У каждого из вас есть вполне уважительная причина изменить мне. И Дейенерис Таргариен известно, что наемники непостоянны. Ее собственные Младшие Сыновья и Вороны-Буревестники взяли золото Юнкая, но не колеблясь присоединились к ней, когда расклад сил оказался в ее пользу."
"- Когда нам отправляться?" - спросил Льюис Лэнстер.
" - Сейчас. Будте осторожны с Котами и Длинными Копьями, если столкнетесь с ними. Никто вне этого шатра не знает, что ваше предательство - уловка. Раскроете свои карты слишком быстро - и вас изувечат как дезертиров или прикончат как перебежчиков."
Три дорнийца молчали, покинув командирский шатер. Двадцать всадников, и все говорят на Общем Языке, подумал Квентин. Секретничать теперь станет еще опаснее.
Верзила крепко хлопнул его по спине. " - Так. Это чудесно, Лягушка. Охота на дракона."
СВОЕНРАВНАЯ НЕВЕСТА
Аша Грейджой сидела в длинном зале Галбарта Гловера, попивая вино Галбарта Гловера, когда мейстер Галбарта Гловера принес ей письмо.
"Миледи." Голос мейстера был встревоженым, как всегда, когда он обращался к ней. "Птица из Барроутона". Он быстро сунул ей пергамент, как будто хотел побыстрее избавиться от него. Это был плотный сверток, запечатаный розовым воском.
Барроутон. Аша попыталась вспомнить, кто правил в Барроутоне. Какой-то северный лорд, не друг мне. И эта печать... Болтоны из Дредфорта шли на битву под розовыми знаменами с каплями крови. Само собой, они будут использовать розовый воск.
Я держу в руках яд, подумала она. Мне стоило бы сжечь его. Вместо этого она сломала печать. Кусок кожы упал ей на колени. Когда она прочитала сухие коричневые строчки, ее черное настроение стало еще чернее. Черные крылья, черные вести. Вороны никогда не приносили хороших новостей. Последнее присланое в Темнолесье сообщение было от Станниса Баратеона, требующего преклонить колено. Это было хуже. "Северяне взяли Ров Кейлин."
"Бастрад Болтона?" - спросил Кварл, стоящий рядом с ней.
- Рамси Болтон, лорд Винтерфелла, так он подписался. Но есть и другие имена. Леди Дастин, леди Сервин, четверо Райсвеллов поставили свои подписи. Здесь так же изображен гигант Амберов.
Подписи были сделаны мейстерскими чернилами из сажи и смолы, но текст выше нацарапали чем-то коричневым, почерк был крупный и резкий. Послание гласило о падении Рва Кейлин, о победоносном возвращении Хранителя севера в свои владения, о браке, что скоро будет заключен. Оно начиналось словами: "Я пишу это письмо кровью железнорожденных", а последней строкой было: "Посылаю тебе кусочек принца. Засидишься в моих землях, и разделишь его участь".
Аша верила, что её младший брат умер. Лучше смерть, чем это. Клочок кожи упал ей на колени. Она поднесла его к свече и смотрела, как вьётся дым, пока огонь не захватил его полностью и не лизнул ей пальцы.
Мейстер Галварта Гловера выжидательно стоял рядом. "Ответа не будет", сказала она ему.
- Могу ли я сообщить новости леди Сибилле?
- Если это вас порадует. Обрадуется ли Сибилла Гловер падению Рва Кейлин, Аша не могла сказать. Леди Сибилла почти жила в богороще, молясь за безопасное возвращение детей и мужа. Эти молитвы, похоже, оставались без ответа. Ее сердце-дерево слепо и глухо, как и наш Утонувший Бог. Робетт Гловер и его брат Галбарт уехали на юг с Молодым Волком. Если истории, которые они слышали о Красной Свадьбе, хотя бы наполовину правдивы, вряд ли они снова вернутся на север. Ее дети живы, по крайней мере, и это благодаря мне. Аша оставила их в Десяти Башнях на попечение тетки. Маленькая девочка леди Сибиллы была еще грудным младенцем, и она рассудила, что девочка слишком хрупкая, чтобы подвергать ее суровым штормам. Аша сунула письмо в руки мейстеру. "Вот. Пусть найдет какое-то утешение здесь, если сможет. Вы можете идти."
Мейстер поклонился и вышел. После его ухода Трис Ботли повернулся к Аше. Если Ров Кейлин пал, Торрхенов Удел тоже скоро падет. Тогда будет наша очередь.
- Не в ближайшее время. Щербатый пустит им кровь.
Удел Торрхена это не руины вроде Рва Кейлин, а Дагмер был железорожденным до мозга костей. Он скорее умрет, чем сдастся.
Если бы отец был жив, Ров Кейлин никогда бы не пал. Бейлон Грейджой знал, что Ров был ключом к проходу на север. Эурон так же знал; но ему было безразлично. Не более, чем его волновало происходящее в Темолесье или Торрхеновом Уделе.
"Эурона не интересуют завоевания моего отца. Мой дядя гоняется за драконами." Вороний Глаз собрал все силы Железных островов на Старом Вике и уплыл в Закатное море со своим братом Виктарионом, побежавшим за ним как собачонка. На Пайке неосталось никого, к кому можно было бы обратится, кроме ее лорда-мужа. "Мы остались одни".
"Дагмер разобьет их", настаивал Кромм, который никогда не любил ни одну женщину так, как битву. "Они всего лишь волки."
"Все волки мертвы". Аша сняла розовый воск с ногтя. "Это шкуродеры убили их."
"Нам следует отправиться в Торрхенов Удел и вступить в бой", настаивал Квентон Грейджой, ее дальний родственник и капитан Соленой Шлюхи.
С ним согласился Дагон Грейджой, еще более дальний родственник. Дагон Пьяница, как его прозвали, но пьяный или трезвый, он любил драку. - Почему вся слава достанется Щербатому?
Двое слуг Галбарта Гловера принесли жаркое, но эта полоска кожи лишила Ашу аппетита. Мои люди потеряли всякую надежду на победу, - мрачно осознала она. Все, на что они рассчитывают сейчас, - славная смерть. Волки дадут ее им, она не сомневалась в этом. Рано или поздно, они придут, чтобы отбить замок.
Солнце светило за высокими соснами Волчьего леса, когда Аша поднималась по деревянной лестнице в спальню, которая прежде принадлежала Галбарту Гловеру. Она выпила слишком много вина, и ее голова отяжелела. Аша Грейджой любила своих людей, и капитанов, и команду, но половина из них были глупцами. Смелыми, но тем не менее - глупцами. Отправиться к Щербатому, да-да, как будто мы можем...
Между Темнолесьем и Дагмером протянулось много лиг, неровные холмы, густые леса, бурные реки и больше северян, чем ей хотелось бы видеть. У Аши было четыре галеры и не больше двух сотен людей... включая Тристифера Ботли, на которого нельзя было положиться. Несмотря на все разговоры о любви, она не могла представить Триса бросающимся в Торрхеннов Удел, чтобы умереть вместе с Дагмером Щербатым.
Кварл последовал за ней в спальню Галбарта Гловера.
- Выметайся, - сказала она ему. - Я хочу побыть одна.
"То, что ты хочешь, это - я". Он попытался поцеловать её.
Аша оттолкнула его. "Прикоснешься ко мне еще раз и я..."
- "Что?" Он вытащил свой кинжал. "Раздевайся, девчонка".
"Трахни себя сам, ты, безбородый мальчишка"
"Я лучше сделаю это с тобой". Один быстрый разрез расшнуровал её безрукавку. Аша дотянулась до своего топора, однако Карл бросил свой кинжал, поймал её запястье и скручивал его до тех пор пока оружие не вывалилось из пальцев. Тогда он толкнул её обратно к кровати Гловера, крепко поцеловал и разорвал тунику, дав обнажится её груди.
Когда она попыталась ударить его коленом в пах, он увернулся, и раздвинул ее ноги своими коленями. "Сейчас я тебя поимею".
"Сделай это, сплюнула она, и я убью тебя спящего"
Она стала влажной, когда он вошел в неё. "Будь ты проклят", сказала она. "Проклинаю, проклинаю..." Он сосал её соски пока она не закричала на половину от боли на половину от удовольствия. Мир сузился до пределов её влагалища. Она забыла про Ров Кейтлин, про Рамси Болтона и его маленький кусочек кожи, забыла про споры о королевстве, забыла свои неудачи, забыла свое изгнание, своих врагов и мужа. Только его руки имели значение, только его рот, его руки, обхватившие её, только его член внутри неё. Он трахал её пока она не закричала, затем опять пока она не заплакала, пока он не исторг свое семя в её чрево
"Я замужняя женщина", напомнила она ему после всего. "Ты взял меня силой, ты, безбородый юнец. Мой муж-лорд отрежет тебе яйца и нарядит в платье".
Кварл скатился с нее. "Если сумеет слезть с трона".
В комнате было холодно. Аша поднялась с постели Галбарта Гловера и сбросила разорванную одежду. Камзол нуждался в свежих кружевах (в новых шнурках, завязках?), но туника была уничтожена. Мне она в любом случае не нравилась. Она швырнула ее в огонь. Остальное она оставила в беспорядке на кровати. Ее груди были изранены и семя Кварла текло по бедрам. Она должна заварить лунный чай, или рискует принести в мир еще одного кракена. Какое это имеет значение. Мой отец мертв, мать умирает, с брата содрали кожу, и я ничего не могу поделать с этим. И я замужем. Замужем и оттрахана... хотя и не одним и тем же.
Когда она скользнула обратно под меха, Кварл спал. "Теперь твоя жизнь - моя. Куда я положила кинжал?" Аша прижалась к его спине и заскользила по нему руками. На островах он был известен как Кварл Девица, в частности, чтобы отличить его от Кварла Пастуха, Чудилы Кварла Кеннинга, Кварла Быстрой Секиры и Кварла Раба, но главным образом, за его гладкие щечки. Когда Аша впервые встретила его, Кварл пытался отрастить бороду. "Персиковый пушок", назвала ее Аша, смеясь. Кварл признался, что он никогда не видел персика, поэтому Аша сказала ему, что тот должен присоединиться к ней в следующем походе на юг.
Тогда ещё было лето; Роберт Баратеон сидел на Железном престоле, Бэйлон размышлял на Морском Троне, и в Семи Королевствах был мир. Аша вела Чёрный Ветер вдоль берега, торгуя. Они побывали на Светлом острове, в Ланниспорте и ещё в паре десятков небольших портов не доходя до Арбора, там персики всегда были огромными и сладкими. "Теперь видишь," - сказала она Кварлу, приложив один к его щеке. Когда она дала ему откусить кусочек, сок потек у него по подбородку, и ей пришлось убрать его поцелуем.
Ту ночь они провели, поглощая персики и друг друга, и к тому времени, когда снова наступил день, Аша была довольной и липкой, и так счастлива, как никогда раньше. Это было шесть лет назад, или семь? Лето стиралось из памяти, и прошло три года с момента, как Аша последний раз наслаждалась персиком. Она до сих пор наслаждается Кварлом, однако. Капитаны и короли, возможно, не хотели ее, но он хотел.
Аша знала и других любовников; с одними она делила постель полгода, с другими - полночи. Кварл удовлетворял ее лучше, чем все остальные вместе взятые. Он брился, наверное, раз в две недели, но не косматая борода делает мужчину мужчиной. Ей нравилось ощущать его гладкую, мягкую кожу под пальцами. Ей нравилось, как его длинные, прямые волосы падали ему на плечи. Ей нравилось, как он целуется. Ей нравилось, как он ухмыляется, когда она водит пальцами вокруг его сосков. Волосы у него между ног были оттенка темного песка, темнее, чем волосы на голове, но уступали грубой черной растительности на ее собственном лобке. Это ей тоже нравилось. У него было тело пловца, длинное и стройное, без единого шрама.
Застенчивая улыбка, сильные руки, умные пальцы, и два верных меча. Чего более желать женщине? Она вышла бы замуж за Кварла, причем с удовольствием, но она была дочерью лорда Бэйлона, и он был низкого происхождения (простолюдином?), внук пленника. Слишком низкого происхождения для меня, чтобы выйти замуж, но не слишком низкого чтобы сосать его член. Пьяная, улыбаясь, она поползла под меха и взяла его в свой рот. Кварл вздрогнул во сне и через мгновение он начал возбуждаться. К тому времени когда она снова сделала его твердым, он не спал, и она была мокрой. Аша обмотала(?) меха вокруг обнаженных плечей и оседлала его, всаживая, втягивая (?) его так глубоко в себя, что она не могла сказать, кто обладал членом, а кто влагалищем. В этот раз они вдвоем достигли вершины вместе.
"Моя милая леди", пробормотал он после все еще сонным голосом. "Моя сладкая королева".
Нет, подумала Аша. Я не королева, и не буду никогда. "Иди спать". Поцеловав его в щёку, она прошла на цыпочках сквозь спальню Галбарта Гловера и распахнула ставни. Ночь была ясной, и в свете почти полной луны ей видны были горы, их увенчанные снегом вершины. Холодные, мрачные и неприветливые, но прекрасные в свете луны. Вершины их мерцали, бледные и неровные, как ряд острейших зубов. Предгорья и меньшие пики терялись в тени.
Море было близко, всего пять лиг к северу, Но Аша не видела его. Слишком много холмов стояло на пути. И деревья, множество деревьев. Волчья чащоба, называли лес северяне. Ночами часто можно было слышать волков, подзывающих друг друга во тьме. Океан листвы. Если бы это был настоящий океан.
Пусть Темнолесье ближе к морю, чем Винтерфелл, но всё же слишком далеко на ее вкус. Воздух пах не солью, а соснами. А к Северо-Востоку от этих мрачных стеной серых гор стояла Стена, где поднял свои знамёна Станнис Баратеон. Враг моего врага - мой друг, как говорят, но с другой стороны, враг моего друга - мой враг. Железнорожденные были врагами северных лордов, в которых отчаянно нуждался претендующий на трон Баратеон. Я могла бы предложить ему своё прекрасное юное тело, подумала она, откнув прядь волос от глаз, но Станнис был женат, да и она замужем; к тому же он был давним врагом железнорождённых. Во время первого восстания отца Станнис разбил Железный флот у Светлого острова и покорил Большой Вик от имени своего брата.
Замшелые стены Темнолесья прикрывали широкий округлый холм с плоской вершиной, увенчанный длинным залом из множества пещер (?) со сторожевой башней в конце, поднимавшейся на пятьдесят футов над холмом. Под холмом был замковый двор с его конюшней, загоном, кузницей, а также овчарней, защищенный глубоким рвом, покатым земляным валом и частоколом из бревен. Внешняя защита была округлой, следующей очертаниям земли. Двое ворот, каждые из которых защищало по паре квадратных деревянных башен и ограждения (wallwalks?) по периметру. На южной стороне замка мох захватил густой частокол уже прополз половину пути до башен. К востоку и западу были пустые поля. Овес и ячмень росли там, когда Аша взяла крепость, только чтобы быть растоптанными во время атаки. Морозы убили посевы, которые они посадили потом, оставив только грязь, пепел и увядшие, гниющие стебли.
Замок был старым, но слабо укрепленным. Она отняла его у Гловеров, а Бастард Болтона отнимет у нее. Хотя он не сдерет с нее кожу. Аша Грейджой не собиралась даваться живой. Она умрет так же, как жила - с топором в руке и улыбкой на губах.
Её лорд-отец дал ей тридцать галер, чтобы захватить Темнолесье. Осталось четыре, в том числе её Черный Ветер и одна из галер, принадлежавших Трису Ботли, последовавшему за ней, тогда как остальные её люди сбежали. Нет, не так. Они отплыли домой, служить своему королю. Если кто и сбежал, так это я. Вспоминая, она всё ещё чувствовала стыд.
"Иди", подгонял Чтец, когда капитаны несли ее дядю Эурона вниз по холму Нагга, чтобы надеть на него корону из плавника.
"Сказал ворон вороне. Пойдем со мной. Мне нужен ты, чтобы поднять людей Харлоу." Тогда она имела в виду, чтобы бороться.
"Люди Харлоу здесь. Те, кто ими считается. Некоторые кричали имя Эурона. Я не буду настраивать Харлоу против Харлоу".
- Эурон безумен. И опасен. А этот его адский рог...
"Я слышал его. Иди Аша. После того как Эурона коронуют, он будет искать тебя. Ты не смеешь попасться ему на глаза".
- Если я останусь с другими моими дядями...
- ... ты умрешь изгоем, все будут против тебя. Когда ты предлагаешь свое имя капитанам, ты полагаешься на их решение. Ты не можешь пойти против этого решения сейчас. Только однажды избранный король был свергнут. Прочти Хейрега.
Только Родрик Чтец стал бы говорить о каких-то старых книгах, когда их жизни балансируют на острие меча. "Если ты остаешься, то я тоже", - сказала она упрямо.
- Не будь дурой. Эурон показывает миру свой улыбающийся глаз сегодня вечером, но прийди завтра... Аша, ты дочь Бейлона, и твои претензии сильнее, чем его собственные. До тех пор, пока ты дышишь, ты остаетешься опасной для него. Если ты останешься, тебя убьют или выдадут замуж за Красного Гребца (?). Я не знаю, что хуже. Иди. У тебя не будет другого шанса.
Аша оставила Черный Ветер на дальней стороне острова как раз на такой случай. Старый Вик был небольшим. Она могла вернуться на свой корабль до восхода солнца, и быть на пути к Харлоу, когда Эурон понял бы, что она пропала. И все же она колебалась, пока ее дядя не сказал: "Сделай это ради любви ко мне, малышка. Не заставляй меня смотреть, как ты умираешь".
Тогда она ушла. Сначала в Десять Башен, чтобы проститься с матерью. "Пройдет немного времени, и я вернусь", пообещала ей Аша. Леди Аланниса не поняла. "Где Теон?", - спросила она. "Где мой мальчик?" Леди Гвинесс интересовало только, когда вернется лорд Родрик. "я старше на семь лет. Десять Башен должны принадлежать мне."
Аша еще была в Десяти Башнях, запасаясь подовольствием, когда ее достигли новости о своем замужестве. "Моя своенравная племянница нуждается в укрощении" - в сообщении приводились слова Вороньего Глаза, - "И я знаю, кто укротит ее". Он выдал ее замуж за Эрика Айронмейкера. И назначил Энвила-Сокрушителя (Наковальню-Сокрушителя, Anvil-Breaker) править Железными Островами, пока он будет гоняться за драконами. Эрик был великим человеком в свое время, бесстрашным грабителем, который мог гордиться тем, что ходил под парусами с ее пра-пра-прадедом, тем самым Дагоном Грейджоем, в честь которого был назван Дагон Пьяница. Старухи на Рыночном Острове все еще пугали своих внуков байками о Лорде Дагоне и его людях. "Я ранила гордость Эрика на вече", - размышляла Аша. "Вряд ли он забыл об этом".
Ей надо отдать должное своему дяде. Одним ударом Эурон обернул соперника в своего сторонника, обеспечил защиту Островов в свое отсутствие, и убрал Ашу как угрозу. И хорошо похохотал при этом, наслаждаясь. Трис Ботли сказал, что Вороний глаз использовал тюленя вместо нее на свадьбе. "Я надеюсь, Эрик не настаивал на брачной ночи", - произнесла она.
Я не могу вернуться домой, думала она, но и здесь я не рискну оставаться. Тишина леса нервировала ее. Аша провела свою жизнь на островах и кораблях. Море никогда не было безмолвным. Звук волн, омывающих скалистый берег был в ее крови, но в Темнолесье не было волн... только деревья, бесконечные деревья, солдатские сосны и страждрева, буки, ясени и древние дубы, каштаны, железные деревья и ели. Звуки, которые они издавали, были тише, чем морские, и она слышала их, только когда дул ветер; тогда казалось, что всюду вокруг нее раздаются вздохи, как будто деревья шептались друг с другом на языке, который она не могла понять.
Сегодня шепот казался более громким, чем обычно. Осыпаются мертвые бурые листья, сказала себе Аша, и голые ветви скрипят от ветра. Она отвернулась от окна, от леса. Мне опять нужна палуба под ногами. А если не это, то хотя бы еда в желудке. Он выпила слишком много вина сегодня вечером, но съела слишком мало хлеба и не притронулась к прекрасному жаркому с кровью.
Лунный свет был достаточно ярким, чтобы найти свою одежду. Она надела толстые черные бриджи, стеганную тунику, и зеленую кожанную куртку с перекрытием из пластин стали. Оставив Кварла спящим, она мягко спустилась вниз по лестнице, был слышен скрип шагов под ее босыми ногами. Один из мужчин, дежуривших на стене, заметил ее и поднял свое копье. Аша свиснула ему. Когда она шла через внутренний двор на кухню, собаки Галбарта Гловера начали лаять. Хорошо, подумала она. Это заглушит звук деревьев.
Она отрезала кусок от желтого сыра, круглого и большого как колесо телеги, в то время как Трис Ботли зашел на кухню, закутанный в плащ из теплого меха. "Моя королева."
"Не насмехайся надо мной".
"Вы всегда будете править моим сердцем. Никакое количество дураков, кричащих в совете королей, не смогут это изменить."
Что же мне делать с этим мальчиком? Аша не сомневалась в его преданности. Мало того, что он стал ее чемпионом на холме Нагга и выкрикивал ее имя, но он даже пересек море, чтобы присоединиться к ней позже, отказавшись от своего короля, и близких, и дома. Не то, чтобы он посмел бросить вызов Эурону в лицо. Когда Вороний Глаз вышел с флотом в море, Трис просто специально задержался, и поменял курс только тогда, когда другие корабли были потеряны из виду. Даже, это должно показывать что он имел определенную смелость; он никогда не сможет вернуться к островам. "Сыра?" спросила она. "Там ветчина, а также горчица".
- Мне нужна не еда, миледи. Ты знаешь это. - В Темнолесье Трис отрастил густую коричневую бороду. Он утверждал, что она согревает лицо. - Я видел тебя со сторожевой башни.
- Если ты на страже, что ты делаешь здесь?
- Кромм наверху и Хаген Рог. Сколько глаз нужно, чтобы следить за шелестом листьев в лунном свете? Нам надо поговорить.
- Опять? - вздохнула она. - Ты знаешь дочь Хагена, ту, рыжеволосую? Она управляет кораблем не хуже мужчины, и у нее милое лицо. Ей семнадцать, и я видела, как она смотрела на тебя.
- Мне не нужна дочь Хагена. - Он почти дотронулся до нее, но потом передумал. - Аша, пора уходить. Только Ров Кейлин сдерживал поток. Если мы останемся здесь, северяне всех нас убьют, ты знаешь это.
- Ты хочешь, чтобы я бежала?
- Я хочу, чтобы ты жила. Я люблю тебя.
Нет, подумала она, ты любишь невинную девочку, существующую только в твоей голове, испуганного ребенка, которому нужна твоя защита.
- Я не люблю тебя, - резко ответила она. - И я не побегу.
- Что здесь есть такого, за что стоит так крепко держаться, кроме сосен, грязи и врагов? У нас есть корабли. Поплыли со мной, и мы начнем новую жизнь на море.
- Пиратами? - это было почти заманчиво. Отдать волкам их мрачные леса и захватить море.
- Торговцами, - настаивал он. - Мы поплывем на восток, как это сделал Вороний Глаз, но вернемся с шелками и пряностями вместо драконьего рога. Одно плавание к Нефритовому Морю - и мы будем богаты, как боги. Мы можем завести дом в Староместе или одном из Вольных Городов.
- Ты, я и Кварл? - она видела, как его передернуло при упоминании имени Кварла. - Девчонка Хагена, возможно, захочет уплыть с тобой к Нефритовому Морю. Я же пока еще дочь кракена. Мое место...
- ...где? Ты не можешь вернуться на острова. Только если не собираешься подчиниться своему лорду-мужу.
Аша попыталась представить себя в постели с Эриком Айронмейкером, раздавленная его весом, страдая от его обьятий. Лучше уж он, чем Красный гребец или Леворукий Лукас Кодд. Энвил-сокрушитель когда-то был ревущим гигантом, зловеще сильным, преданнме, совершенно без страха. Это может быть не так уж плохо. Он мог умереть, выполняя свой супружеский долг. Что сделает ее вдовой Эрика, вместо жены Эрика, что могло бы быть лучше или намного хуже, зависит от его внуков. И мой дядя. В конце концов все ветры ведут меня обратно к Эурону." У меня все еще есть заложники, в Харлоу, "напомнила она ему. "И все еще есть Предел Морского Дракона...если я не могу получить королевство моего отца, почему бы не сделать свое собственное?" Предел Драконьего Моря не всегда был малонаселен, как сейчас. Среди холмов и болот еще можно найти старые развалины, которые остались от крепостей Первых Людей. В некоторых местах были круги чар-деревьев, оставленные детьми леса.
"Ты цепляешься за Мыс Морского Дракона как тонущий пытается зацепиться за кучку обломков. Что такое есть у Морского Дракона, чтобы хотели иметь все? Здесь нету шахт, нету золота, нету серебра, ни даже олова или железа. Земля слишком сырая для выращивания пшеницы или кукурузы."
Я не планирую выращивать здесь пшеницу или зерно. " Что тут есть? Я тебе скажу. Две длинные береговые линии, сто скрытых бухт, выдры в озере, лосось в реках, моллюски вдоль берега, колонии тюленей на море, высокие сосны для строительства кораблей."
"Кто будет строить эти корабли, моя королева? Где Ваша Светлость найдет подданых для ее королевства, если северяне позволят вам это? Или ты планируешь править тюленями и выдрами?"
Она издала печальный смех. "Выдрами даже легче управлять чем людьми, уверяю тебя. И тюлени гораздо умнее. Но, может ты и прав. Мне лучше всего вернуться обратно в Пайк. Есть люди, которые ждут моего возвращения в Харлоу. На Пайке тоже. И Эурон не завоевал друзей на Блек-тайд, когда он убил Лорда Бейлора. Я могу застать моего дядю Аэрона, поднимающего острова. "Никто не видел Мокроголового после совета королей, но его Утонувший человек сказал, что он скрывается на Великом Вике и скоро вернется, чтобы призвать и направить разгенванного Утонувшего бога на Вороний Глаз и его приспешников.
"Энвил-сокрушитель ищет Мокроголового тоже. Он охотится на Утонувших Людей. Слепой Берон Блэктайд был пойман и допрошен. Даже Старая Серая Чайка был закован. Как ты хочешь найти священника, когда все люди Эурона не могут этого сделать?"
" Он моя кровь. Брат моего отца." Это был слабый аргумент и Аша это знала.
- Ты знаешь, что я думаю?
- Подозреваю, что сейчас узнаю.
- Я думаю, что Мокроголовый мертв. Я думаю, что Вороний Глаз перерезал ему горло. Кузнец устроил поиски, только чтобы заставить нас поверить, что жрец сбежал. Эурон боится прослыть братоубийцей.
- Не допускай того, чтобы мой дядя это услышал. Скажи Вороньему Глазу, что он боится убить родню, и он расправится с одним из своих сыновей, только чтобы доказать, что ты ошибаешься. - Аша чувствовала себя почти трезвой. Так влиял на нее Тристифер Ботли.
- Даже если ты найдешь своего дядю Мокроголового, вас ждет неудача. Вы оба были участниками королевского веча, так что не сможете сказать, что оно было созвано незаконно, как это сделал Торгон. Вы обязаны подчиниться его решению по всем божьим и человеческим законам. Вы...
Аша нахмурилась. "Погоди. Торгон? Какой Торгон?"
- Торгон Опоздавший.
- Он был королем во время Века Героев. - это было все, что она припоминала. - Так что насчет него?
- Торгон Грейайрон был старшим сыном короля. Но король бы стар, а Торгон неусидчив, поэтому когда король умер, он предпринимал набег на Мандер из своей крепости Грейшилд. Его братья не известили его об этом, а вместо этого быстро созвали вече, думая, что один из них наденет корону из плавника. Но вместо этого капитаны и короли выбрали правителем Уррагона Гудбразера. Первое, что новый король сделал - повелел предать смерти сынов старого короля, что и было сделано. После этого люди прозвали его Бэдбразером, хотя они и не были действительно родственниками. Он правил почти два года.
Теперь Аша вспомнила. - Торгон вернулся домой... - ...и объявил вече незаконным, поскольку его не было там, чтобы претендовать на трон. Бэдбразер оказался так же жалок, как и был жесток, и у него не оказалось много друзей на островах. Священники поносили его, лорды восставали против него и его собственные капитаны разрубили его на куски. Торгон Опоздавший стал королем и правил сорок лет.
Аша притянула Триса Ботли за уши и поцеловала его крепко в губы. Когда она отпустила его, он был весь красный и почти не дышал. "Что это было?", спросил он.
"Поцелуй, так это называется. Какой я была дурой, Трис, я должна была помнить..." Она внезапно прервалась. Когда Трис попытался заговорить, она шикнула, прислушиваясь. " Это был рог. Хаген." Ее первая мысль была о ее муже. Мог ли Эрик Айронмейкер пройти весь этот путь, чтобы вернуть назад свою своенравную жену? " Утонувший Бог любит меня в конце концов. Я думала, что мне делать, и он послал мне врагов, чтобы бороться." Аша поднялась на ноги и швырнула свой нож обратно в ножны. " Битва пришла к нам".
Она перешла на бег к тому моменту, как достигла двора замка вместе с Трисом, следовавшим за ней по пятам, но даже так она опоздала. Битва была окончена. Аша обнаружила двух северян, истекающих кровью, на востояной стене недалеко от бокового входа, и стоящих над ними Лоррена Длинного Топора, Шестипалого Харла и Злоязыкого.
- Громм и Хаген видели, как они перелезли стену, - объяснил Злоязыкий.
- Только эти двое? - спросила Аша?
- Пятеро. Мы убили двоих до того, как они успели перелезть, а Харл расправился еще с одним на стене. Эти двое добрались до двора.
Один человек был мертв, его кровь и мозги покрывали длинный топор Лоррена, но второй все еще отрывисто дышал, несмотря на то, что копье Гимтонга пригвоздило его к земле, расширяя лужу крови под ним. Оба были одеты в вареную кожу, и яркие плащи с коричневым, зеленым и черным, с ветками, листьями и кустами, повязанными на их головы и плечи.
- Кто ты? - спросила Аша раненого.
- Флинт. А ты кто?
- Аша из Дома Грейджоев. Это мой замок.
- Темнолесье - вотчина Галбарта Гловера. Кальмарам тут не место.
" Сколько еще с тобой человек?" Аша потребовала ответа. Когда он не ответил, она воткнула глубже копье Гримтонга и повернула его, и северянин закричал от боли, когда еще больше крови хлынуло из его раны. "Зачем вы здесь?"
- Леди, - сказал он, дрожа. - Боже, прекратите. Мы пришли за леди. Чтоб спасти ее. Нас было только пятеро.
Аша взглянула ему в глаза. Когда она увидела в них обман, она оперлась на копье, поворачивая его.
- Сколько еще? - сказала она. - Скажи мне, или я сделаю так, что ты будешь умирать до рассвета.
- Много, - наконец всхлипнул он между криками. - Тысячи. Три тысячи, четыре... айййиииии... пожалуйста...
Вырвав из тела копье, она обеими руками вогнала его в горло лжецу. Мейстер Галбарта Гловера утвеждал, что горные кланы слишком задиристы и неуступчивы, и не способны объединиться без предводительства Старков. Он мог и не врать. Он мог просто ошибаться. Теперь, после вече, она допускала такое.
- Эти пятеро были посланы вперед, чтоб открыть ворота для главного удара, - сказала она. Лоррен, Харл, приведите мне сюда Леди Гловер и ее мейстера.
- Пустить им кровь? - спросил Лоррен Боевой Топор.
- Нет, целыми и невредимыми. Злой Язык (?) - бегом на эту треклятую башню, и передай Кромму и Хагену чтоб глядели в оба. Если хотя бы заяц промшмыгнет - мне нужно знать.
Двор Темнолесья вскоре наполнился испуганными людьми. Ее собственные люди напяливали доспехи или карабкались на стены. Люди Гэлберта Гловера выглядели бесстрашно и перешептывались друг с другом. Управляющего Гловера пришлось выносить из подвала, поскольку он потерял ногу, когда Аша взяла замок. Мейстер громко протестовал, пока Лоррен сильно не врезал ему по лицу бронированным кулаком. Леди Гловер появилась из богорощи, опираясь на свою горничную.
- Я предупреждала вас, что этот день придет, миледи. - сказала она, увидев тела на земле.
Мейстер вышел вперед, кровь капала из его разбитого носа.
- Леди Аша, умоляю вас, опустите свои знамена и позвольте мне договориться о вашей жизни. Вы обращались с нами честно и с достоинством. Я скажу им об этом.
- Мы обменяем вас на детей, - глаза Сибеллы Гловер были красными от слез и бессонных ночей. - Гавену теперь четыре. Я пропустила его именины. А моя милая девочка... верните мне моих детей, и вам не причинят вреда. И вашим людям тоже.
Аша знала, что последние слова были ложью. Ее, возможно, могли бы обменять и отправить обратно на Железные Острова в нежные объятья мужа. Ее кузенов тоже выкупят, как и Триса Ботли и еще некоторых из команды, тех, у семей которых было достаточно денег, чтобы заплатить за них. Остальных ждали топор, виселица или Стена. Все же у них был выбор.
Аша забралась на бочку, чтобы все могли ее видеть.
- Волки приближаются к нам с оскаленными зубами. Они будут у наших ворот до восхода солнца. Бросим ли мы наши копья и топоры и будем ли умолять их пощадить нас?
- Нет. - Кварл Девица обнажил меч.
- Нет, - отозвался Лоррен Боевой Топор.
- Нет, - прогремел Рольф Карлик, человек-медведь, на голову возвышавшийся над всеми остальными. - Никогда.
И сверху опять раздался звук рога Хагена, распространяясь по стенам замка.
Ахуууууууууууууууу, горн завыл, длинный и низкий, от звука кровь стыла в жилах. Аша начала ненавидеть звук рога. На Старом Вике звук горна ее дяди стал похоронным звоном для ее мечты, и теперь звучал рог Хагена, что вполне может быть ее последним часом на земле. Если я должна умереть, я умру с топором в руке и проклятием на моих губах.
"На стены", Аша Грейджой приказала своим людям. Она сама побежала на смотрительную башню, с Трисом Ботли рядом.
Деревянная дозорная башня была самым высоким строением по эту сторону гор, возвышаясь на двадцать футов над крупнейших сторожевыми вышками и солдатскими соснами в окрестных лесах. "Там, Капитан," - сказал Кром, когда она заняла, взошла (?) на платформу. Аша видели только деревья и тени, залитые лунным светом холмы и снежные вершины за ними. Потом она поняла, что деревья подползают ближе. "Ого", - она рассмеялась, "эти горные козлы скрываются в сосновых ветвях". Лес был в движении, подползая к замку словно медленный зеленый прилив. Она вспомнила сказку, которую слышала ребенком, о детях леса и их сражении с Первыми Людьми, когда Зеленые Провидцы (?) превратили деревья в воинов.
"Мы не можем противостоять такому количеству", сказал Трис Ботли. "Мы можем противостоять стольким, скольким будет нужно, щенок," возразил Кромм. "И чем больше их будет, тем больше будет славы. Люди будут слагать песни о нас."
Да, но будут ли они воспевать вашу отвагу или мою глупость? Море было в пяти длинных лигах отсюда. Стоит ли им остаться и сражаться за глубокими рвами и деревянными стенами Темнолесья? Стены Темнолесья не помогли Гловерам, когда я захватила их замок, напомнила она себе. Почему же они послужат мне лучше?
- С приходом рассвета мы будем пировать на дне моря, - Кромм погладил свой топор с нетерпением.
Хаген опустил рог. "Если мы умрем не замочив ноги, как мы найдем путь в водяные чертоги Утонувшего Бога?"
- В этих лесах полно ручьев, - уверил его Кромм. - Все они ведут к рекам, а все реки - к морю.
Аша была не готова умереть, не здесь, не сейчас. " Живой человек может добраться до моря гораздо проще, чем мертвый. Отдадим волкам их дремучие леса. Мы направляемся к кораблям."
Она задалась вопросом, кто командовал её противником. Если бы это была я, я бы захватила побережье и сожгла дотла наши корабли перед атакой на Темнолесье. Однако волкам это не далось бы легко, не без их собственных кораблей. Аша никогда не пришвартовывала к берегу больше чем половину своих суден. Другая половина стояла в безопасности в море с приказом поднять паруса и уйти в Логово Морского Дракона, если северяне захватят побережье.
- Хаген, протруби в свой горн и заставь лес трепетать. Трис, надень кольчугу, наступило время испытать доблесть твоего меча.
Когда она увидела каким он был бледным, она ущипнула его за щеку.
- Пролей кровь под луной со мной, и я обещаю целовать тебя за каждого убитого.
- Моя королева, - сказал Тристифер. - Здесь нас защищают стены, но если мы доберемся до моря и обнаружим, что волки захватили наши корабли и отогнали их...
- ...мы умрем, - с готовностью добавила она. - Но, по крайней мере, мы умрем, намочив ноги. Железнорожденные сражаются лучше, если ощущают ноздрями соленые брызги и слышат шум волн за спиной.
Хаген протрубил три коротких гудка в быстрой последовательности - сигнал, который отсылал железнорожденных назад к их лодкам. Снизу доносился крик, звон копий и мечей, ржание лошадей. Так мало лошадей и так мало всадников. Аша спустилась по лестнице. Во дворе она нашла Кварла-Девицу, ожидавшего её с гнедой кобылой, шлемом и её метательными топорами. Железные Люди выводили лошадей из конюшен Галбарда Гловера.
"Таран!" донесся голос со стены. "У них есть таран!"
- Какие ворота? - спросила Аша, вскакивая на лошадь.
- Северные!
Из за покрытых мхом деревянных стен Темнолесья неожиданно раздался звук трубы.
Трубы? Волки с трубами? Что-то было не так, но у Аши не было времени размышлять об этом.
- Откройте южные ворота, - скомандовала она в тот момент, когда северные ворота сотряслись от удара тарана. Из-за ремня, перекинутого через плечо, она вытащила метательный топор с короткой рукояткой.
- Час совы прошел, братья. Наступил час копья, меча, топора. Стройтесь. Мы идем домой.
Из сотни глоток вырвался рев "Домой!" И "Аша!" Трис Ботли поскакал рядом с ней на высоком чалом жеребце. Во дворе замка, ее люди смыкались, группировались (?) поднимая щиты и копья. Кварл-Девица, не бывший всадником, занял свое место между Ужасным Языком и Лореном Длинным Топором. Когда Хаген спускался вниз по ступеням сторожевой башни волчья стрела попала ему в живот, отправив его вниз головой на землю. Его дочь плача бросилась к нему. "Приведи ее!", - скомандовала Аша. Для рыданий не было времени. Рольф Гном закинул девушку на коня, ее рыжие волосы развевались. Аша услышала стон северных ворот, когда таран врезался в них еще раз. Нам возможно придется сократить свой путь через них, подумала она, когда южные ворота широко распахнулись перед ними. Путь был свободен. Но насколько?
"Вперед!" Аша вонзила пятки в бока лошади.
Пешие и всадники одинаково спешили достичь деревьев на дальней стороне раскисшего поля, где луна освещала мертвые всходы озимой пшеницы. Аша удерживала своих всадников позади, чтобы помочь отстающим и никого не потерять. Высокие солдатские сосны и кривые дубы сомкнулись вокруг них. Темнолесье не зря так называлось. Деревья были огромными и темными, какими-то угрожаюшими. Их ветки переплетались между собой друга и скрипели при каждом дуновении ветра, а их верхушки царапали лик луны. Чем раньше мы уберемся отсюда, тем лучше, подумала Аша. Деревья ненавидят нас всех до глубины свои деревянных сердец.
Они двигались на юг и юго-запад, пока деревянные башни Глубоколесья (Deepwood Motte) не пропали из вида и звуки труб не заглохли в лесу. Волки вернули свой замок назад, подумала она, возможно они удовольствуются этим и отпустят нас.
Трис Ботли рысью подъехал к ней.
- Мы едем не в ту сторону, - сказал он, показывая на луну, проглянувшую сквозь полог ветвей. - Нам надо повернуть на север, к кораблям.
- Сначала на запад, - упорствовала Аша. - На запад, пока не взойдет солнце. Потом - на север.
Она повернулась к Рольфу Карлику и Роггону Ржавой Бороде, своим лучшим всадникам:
- Скачите вперед и убедитесь, что дорога свободна. Я не хочу никаких сюрпризов, когда мы доберемся до берега. Если наткнетесь на волков, возвращайтесь известить меня.
"Если мы должны.", пообещал Роггон сквозь свою большую рыжую бороду.
После того как разведчики скрылись за деревьями, остальные железнорожденные продолжили поход, но продвижение было медленным. Деревья скрывали от них луну и звезды, почва под ногами была черной и коварной. Они не прошли и полмили, как кобыла ее кузена Квентона оступилась и сломала переднюю ногу. Квентону пришлось перерезать ей горло, чтобы прекратить крики.
- Нам надо сделать факелы, - настаивал Трис.
- Огонь выведет северян на нас.
Аша выругалась, сомневаясь не было ли ошибкой оставить замок. Нет. Если бы мы остались и сражались, мы должно быть уже были бы мертвы. Но и блуждать в темноте тоже не выход. Эти деревья убьют нас если смогут. Она сняла свой шлем и отбросила свои намокшие от пота волосы назад.
- Солнце взойдет через несколько часов. Мы остановимся здесь и передохнем до наступления дня.
Остановиться оказалось просто, а вот отдохнуть сложно. Никто не спал, даже Одноглазый Дэйл - гребец, который был известен своёй дремой между стычками. Некоторые бойцы разделили бурдюк яблочного вина Галбарда Гловера, передавая его из рук в руки. Те у кого была еда, разделили её с теми у кого её не было. Всадники кормили и поили своих лошадей. Её кузен Квентон Грейджой послал трех человек взобраться на деревья в поисках признаков факелов в лесу. Лошади щипали мертвую бурую траву и кустарники. Рыжеволосая дочь Хагена схватила Триса Ботли за руку и поволокла его за деревья. Когда он отказал ей, она ушла с Шестипалым харлом вместо него.
Если бы я могла сделать то же самое. Было бы приятно раствориться в объятиях Кварла в последний раз. У Ашы было неприятное ощущение в животе. Почувствует ли она снова палубу "Черного Ветра" у себя под ногами? И если почувствует, куда она поведет её? Острова закрыты для меня, разве что я собираюсь преклонить колени, раздвинуть ноги и терпеть объяться Эрика Кузнеца; ни один порт в Вестероссе не горит желанием принять дочь кракена. Она могла бы превратиться в купца, как хотел Трис, или отправиться на Ступени и там присоединиться к пиратам. Или...
- Посылаю каждому из вас по кусочку принца, - пробормотала она.
Кварл усмехнулся.
- Я бы предпочел кусочек тебя, - прошептал он. - Сладкий кусочек, который...
Что-то вылетело из гущи деревьев и с глухим звуком упало рядом с ними. Круглый темный и влажный предмет отскочил от земли и покатился, подхлестываемый длинными волосами. Когда он замер у корней дуба, Злой Язык (?) заявил:
- Рольф Карлик теперь не такой высокий как прежде.
Половина ее людей уже была на ногах, выхватывая щиты, копья и топоры.
Они не зажигают факелов, успела подумать Аша, и знают эти леса несравнимо лучше нас. А потом лес зашевелился вокруг них, и из деревьев с воем хлынули полчища северян. "Волки", - промелькнула мысль в голове, "они воют словно волки". Боевой клич севера. Ее железные люди взревели в ответ, и началась битва.
Ни один певец никогда не сочинит песню о таком сражении. Ни один мейстер не запишет рассказ о нем для книги, которую полюбят читатели. Не было развивающихся знамен, трубящих горнов, великого лорда, зовущего своих людей за ним, чтобы услышать его последние звенящие слова. Они бились в предрассветном сумраке, тень против тени, спотыкаясь о корни и камни, на скользкой и гниющей листве под ногами. Железнорожденные были одеты в кольчуги и протравленую солью кожу, северяне в меха, шкуры и сосновые ветки. Луна и звезды наблюдали за их сражением, их бледный свет струился сквозь заросли голых веток, которые переплелись над головами.
Первый человек, налетевший на Ашу Грейджой, умер у ее ног с метательным топором между глаз. Это дало ей время надеть щит на руку.
- Ко мне! - крикнула она, сама не зная, кого зовет - своих людей или врагов. Северянин с топором возник перед ней, замахиваясь двумя руками и нечленораздельно вопя в ярости. Аша отразила удар поднятым щитом, сделала выпад и выпустила ему кишки своим кинжалом. Завопив уже по-другому, он свалился. Она развернулась, обнаружила еще одного волка у себя за спиной и полоснула его через бровь пониже шлема. Ответный удар пришелся ей под грудь, но кольчуга выдержала, так что Аша воткнула острие кинжала в горло врагу и оставила того захлебываться собственной кровью. Чья-то рука схватила ее за волосы, но те были слишком короткими, чтобы запрокинуть ей голову назад. Аша всадила каблук в подъем стопы нападавшего и вывернулась, пока тот вопил от боли. Когда она повернулась, человек уже лежал и умирал, все еще сжимая клок ее волос. Кварл стоял над ним с окровавленным мечом, и лунный свет сиял в его глазах.
Грозный Язык подсчитывал северян, убивая их, выкрикивая: "четыре", когда один упал, "пять" еще через мгновенье. Лошади ржали и лягались, выпучив глаза в страхе от ужаса резни и крови....все кроме большого серого жеребца Триса Ботли. Трис остался в седле и его жеребец вставал на дыбы и крутился пока он орудовал своим мечем. Я возможно задолжаю ему поцелуй или три перед тем как закончится ночь, подумала Аша.
- Семь, - кричал Грозный Язык. Рядом с ним Лоррен Длинный Топор неуклюже двигался с вывихнутой ногой. А тени продолжали прибывать, крича и напирая. Мы сражаемся с кустами, подумала Аша, прикончив человека, на котором было больше листьев, чем на на окружающих деревьях. Это заставило её рассмеяться. Её смех навлек больше волков на неё и она убила их тоже, размышляя не стоит ли начать свой собственный подсчет. Я замужняя женщина, а это мой грудной младенец. Она вонзила свой кинжал в грудь северянина сквозь мех, шерсть и выдубленную кожу. Его лицо было так близко к её, что она почувствовала запах кислой вони в его дыхании, а его рука была на её горле. Аша чувствовала как железо процарапало кость, когда её кинжал проходил между ребрами. Затем человек вздрогнул и умер. Когда она отпустила его, она была так слаба, что почти что упала на него сверху.
Потом она стояла спина к спине в Кварлом, слыша ворчание и проклятья везде вокруг них, и мужчин ползающих в полумраке, взывая к их матерям. Кустарник напирал на неё с копьем, достаточно длинным, чтобы пронзить и её живот и спину Кварла одновременно, связав их вместе, когда они умрут. Все ж лучше чем умереть в одиночку, подумала она, но её кузен Квентон убил копьеносца до того как тот достиг её. Через мгновение другой убил Квентона, всадив топор в основание его черепа.
Позади неё Грозный Язык орал:
- Девять, и будьте вы все прокляты!
Дочь Хагена выскочила из-за деревьев в чем мать родила, двое волков преследовали ее по пятам. Аша выдернула метательный топорик и послала его в полет; топорик кувыркнулся в воздухе и вонзился в спину одному из волков. Когда тот свалился, дочь Хагена упала на колени, подхватила его меч и заколола второго, затем снова поднялась, забрызганная кровью и грязью, с развевающимися рыжими волосами, и присоединилась к драке.
Где-то в гуще и потоке битвы, Аша потеряла Кварла, потеряла Триса, потеряла их всех. Её кинжал тоже потерялся и все её метательные топоры закончились, но у неё в руке остался меч, короткий меч с широким толстым лезвием, почти как меч мясника. Она не могла сказать, где его взяла. Её рука ныла, во рту она чувствовала кровь, её ноги тряслись, а лучи бледного восхода косо пробивались сквозь деревья. Бой был так долог? Как долго мы бьемся?
Её последним противником был северянин с топором, большой лысый и безбородый человек, одетый в залатанную кольчугу и ржавые латы, которые означали что он был главным или победил кого-то. Ему не понравилось обнаружить себя, сражающимся с женщиной.
- Сучка, - ревел он каждый раз, нападая на неё, его слюна забрызгивала его щеки. - Сучка! Сучка!
Аше хотелось наорать на него в ответ, но ее горло настолько пересохло, что ей удалось только что-то прохрипеть. Его топор погрузился в ее щит, расколов древесину, а когда он вырвал его обратно, посыпались длинные бледные щепки. Вскоре у нее в руке остался только клубок лучинок. Она попятилась и освободилась от расколотого щита, затем попятилась еще немного и стала уклоняться то влево, то вправо, то снова влево, чтобы избежать летящего сверху топора.
И вот ее спина уперлась в дерево, и больше она не могла плясать. Волк поднял топор над головой, чтобы расколоть ее череп надвое. Аша попыталась ускользнуть вправо, но ее ноги запутались в каких-то корнях, она была в ловушке. Она изогнулась, потеряла равновесие, и топор ударил ее в затылок, со скрежетом стали о сталь. Мир стал красным, черным, и снова красным. Боль охватила ее ногу, подобно молнии, и где-то вдали она услышала, как северянин сказал: "Ты, проклятая сучка", и поднял свой топор, чтобы нанести удар и прикончить ее.
Раздался звук трубы.
Это неправильно, подумала она. В водных чертогах Утонувшего Бога нет труб. Под волнами мерлинги приветствуют своего господина, трубя в морские раковины.
Ей снились горящие красные сердца, и черный олень в золотом лесу с рогами, охваченными пламенем.
ТИРИОН
В то время как они достигли Волантиса, небо было пурпурным на западе и черным на востоке, и начали появляться звезды. Те же звезды, что и в Вестеросе, заметил Тирион Ланнистер.
Он мог бы даже найти некоторое утешение в этом, если бы не был привязан как гусь и переброшен через седло. Он отказался от попыток пошевелиться. Узлы, сдерживающие его, были слишком тугими. Вместо этого он висел как мешок с едой. Бережет мои силы, сказал он себе, только вот зачем, он не мог сказать.
Волантис закрывал свои ворота с темнотой, и гвардейцы у северных ворот нетерпеливо ворчали на отставших. Они присоединились к очереди за телегой, нагруженной лаймами и апельсинами. Караульные пропустили телегу движением факелов, но внимательно рассматривали огромного андала на боевом коне, с длинным мечом и в кольчуге. Вызвали капитана. Пока он и рыцарь обменивались несколькими словами по-волантийски, один из гвардейцев снял латную перчатку и потер голову Тириона. "Я преисполнен счастья, - сказал ему карлик. - Освободи меня, друг, и ты будешь хорошо вознагражден".
Его похититель услышал." Прибереги свою ложь, для тех, кто говорит на твоем языке, Бес," сказал он, когда махнул рукой дозорным Волантиса.
Затем они снова двинулись, через ворота и вдоль массивных городских стен. " Ты говоришь на моем языке. Могу ли я осыпать тебя обещаниями, или ты намеревашься купить лордство моей головой?"
"Я был лордом, по праву рождения. Я не хочу никаких высоких титулов." "Все это ты хочешь получить от моей дорогой сестрицы." " А я вот слышал, что Ланнистеры всегда платят свои долги."
"Ой, каждую копейку... но никогда не больше, мой господин. Вы будете получать еду на которую вы рассчитывали, но она не будет под соусом благодарности, и в конце концов она не будет насыщать вас."
"Может быть я хочу увидеть, как ты заплатишь за свои грехи. Отцеубийца проклят в глазах богов и людей."
- Боги слепы, а люди видят лишь то, что хотят.
" Я вижу тебя как на ладони, Бес." Что-то темное прокралось в тон рыцаря. " Я делал вещи, которыми не горжусь, вещи, которые принесли позор всему моему Дому и имени отца...но, чтобы убить своего собственного отца? Как человек может сделать такое?"
- Дай мне арбалет, спусти штаны и я с радостью тебе покажу.
- Думаешь, это шутка?
- Думаю, жизнь это и есть шутка. Не важно: твоя, моя, да чья угодно.
Внутри городских стен они проезжали цеховые здания, рынки и бани. Фонтаны плескались и пели посреди широких площадей, где люди сидели за каменными столами, двигая фигуры для кайвассы и потягивая вино из стеклянных фужеров, пока рабы, светившие богато украшенными фонарями, разгоняли тьму. Пальмы и кедры росли вдоль мощеной дороги, и памятники стояли на каждом перекрестке. Карлик отметил, что многим статуям не хватает головы, однако даже безголовыми они все ещё выглядели грандиозно в багровых сумерках.
По мере того как конь брел на юг вдоль реки, лавки становились меньше и жальче, деревья вдоль улицы превратились в ряд пней. Булыжники под копытами их коней уступили место бес-траве, а затем мягкой мокрой грязи цвета детских испражнений. Мостики, перекинутые через небольшие потоки, кормящие Ройн, тревожно скрипели под их весом. Там, где когда-то над рекой возвышался форт, теперь стояли сломанные ворота, зияющие дырами, словно беззубый рот старика. Можно было увидеть коз, выглядывающих из-за парапета.
Старый Волантис, первый из детей Валирии, - думал карлик. - Гордый Волантис, король Ройна и хозяин Летнего моря, обитель благородных господ и милых дам древнейших кровей. Не говоря уж о множестве голых детей, которые бродили по переулкам, крича пронзительными голосами, или бравосцах, стоящих в дверях винных лавок, обхватив рукояти своих мечей, или рабах с их согнутыми спинами и татуированными лицами, которые сновали повсюду, как тараканы. Могучий Волантис, величайший и самый населенный из девяти Свободных Городов. Древние войны сделали безлюдной большую часть города, и широкие площади Волантиса начали погружаться обратно в грязь, на которой он стоял. Прекрасный Волантис, город фонтанов и цветов. Но половина фонтанов пересохла, половина бассейнов потрескалась, вода в них застоялась. Цветущие лозы выползали из каждой трещины в стене или в мостовой, и молодые деревья пустили корни в стенах заброшенных лавок и лишённых крыш храмов.
А потом был запах. Он висел в жарком, влажном воздухе - насыщенный, противный, всепроникающий. Это был запах рыбы, цветов, и слоновьего дерьма. Веяло чем-то сладким, земляным, и одновременно - гнилой мертвечиной.
- Этот город пахнет, как старая шлюха, - заявил Тирион. - Как грязнуля с отвисшими прелестями, которая обливает свои гениталии парфюмом, чтобы заглушить зловоние между ее ног. Я не то, чтобы жалуюсь. Если уж говорить о шлюхах, то молодые пахнут гораздо лучше, зато старые знают больше постельных фокусов.
- Тебе лучше знать.
Ах, конечно. Бордель, где мы встретились, ты должно быть принял за септу? А та девица, ерзавшая у тебя на коленях была твоей девственой сестрой?
Он разозлился.
- Хватит болтать языком, пока я его в узел не завязал.
Тирион проглотил свою колкость. Его губы все еще были отекшими и раздувшимися с того последнего раза, когда он слишком далеко зашел. Тяжелые руки и никакого чувства юмора - плохое сочетание. Это он выучил отлично по дороге из Селхориса. Его мысли были прикованы к его сапогу, к грибам под носком. Его захватчик не обыскал его так тщательно, как следовало. Всегда можно спастись. По крайней мере Серсея не получит меня живым.
Немного южнее, начали появляться признаки процветания. Заброшенные здания встречались реже, голые дети исчезли, бравосцы в дверях казались одеты более роскошно. Некоторые из гостиниц, что они прошли, на самом деле были похожи на место, где человек может спать без страха, что ему перережут горло. Фонари раскачивались на железных столбах вдоль речной дороги, покачиваясь когда дул ветер.
Улицы становились шире, здания более внушительными.
Некоторые из них были увенчаны большими куполами из цветного стекла. В сумерках, с огнями светящимися под ними, купола светились синим и красным, зеленым и фиолетовым.
Но, вместе с тем, было в воздухе что-то неуловимое, что беспокоило Тириона. На восточном берегу Ройна, он знал, располоагались причалы Волантиса, кишащие матросами, рабами и торговцами, а винные погребки, гостиницы и публичные дома обслуживали эту публику. К востоку от реки незнакомцы из разных морей были не редкостью. "Нам здесь не рады,"- почувствовал карлик.
Когда Тирион впервые проходил мимо слона, он не мог оторвать глаз. В зверинце Ланиспорта была слониха, и Тирион видел ее, когда был мальчиком. Она умерла, когда Тириону было лет семь... но этот огромный серый исполин выглядел в два раза крупнее нее.
Дальше они наткнулись на слона поменьше, цвета белой выветрившейся от времени кости, который был впряжен в богато украшенную повозку. "Может ли быть воловья повозка без волов? - " поинтересовался Тирион у похитителя. Но когда его попытка завязать разговор оказалась безупспешной, он погрузился в молчание, наблюдая за движениями крупа слона- карлика перед собой.
Волантис кишмя кишел белыми карликовыми слонами. По мере их приближения к Черной Стене и многолюдным районам недалеко от Длинного Моста, они успели заметить около дюжины.
Несмотря на это, обычные крупные серые слоны также не были редкостью - огромные монстры с замками на спинах. В вечернем полумраке появились тележки, обслуживаемые полураздетыми рабами, чьей целью была уборка огромных, дымящихся куч слоновьего навоза, оставленного обоими видами тварей, и больших, и маленьких. За тележками увивались полчища мух, и неудивительно, что именно мухи были вытатуированы на щеках рабов, отмечая суть их занятия.
"Вот подходящее ремесло для моей дорогой сестрицы," - размышлял Тирион. "Она будет прелестно смотреться с маленькой лопаткой и мухами, вытатуированными на ее сладеньких розовых щечках."
К тому времени они замедлились настолько, что ползли. Дорожный поток имел плотное движение (?), почти все оно текло на юг. Рыцарь шел с ним, бревно попавшее в поток. Тирион разглядывал проходящие толпы. Девять человек из десяти носили отметины рабов на щеках. "Так много рабов... куда они все идут?"
"Красные жрецы зажгли(?) их ночные огни на закате. Верховный жрец будет говорить. Я бы избежал этого, если бы мог, но чтобы достигнуть Длинного Моста мы должны пройти красный храм".
Спустя три квартала улица открыла их взору огромную площадь, освещенную факелами, на которой находился храм. Сохрани меня Семеро, да он должно быть в три раза больше Великой Септы Бейлора. Чудовищное переплетение столбов, лестниц, опор, мостов, куполов и башен, производившее такое впечатление, будто все они были вытесаны из одной глыбы колоссальных размеров, Храм Владыки Света возвышался подобно холму Эйгона. Сотни оттенков красного, желтого, золотистого и оранжевого цветов соприкасались и сливались в единое целое на стенах храма, перетекая из одного в другой как облака на заходе солнца. Стройные башни храма взвивались ввысь, застывшие языки пламени, танцующие с небом. Огонь, превращенный в камень. Верховный Жрец, окруженный огромными ночными кострами, разведенными у ступеней храма, приступил к своей речи.
Бенерро. Верховный Жрец стоял на вершине красной каменной колонны, соединенной с величественными терассами узким каменным мостиком. На терассе стояли рядовые жрецы и прислужники. Прислужники были одеты в бледно желтые и ярко оранжевые одежды, жрецы и жрицы- в огненно красные.
Огромная площадь перед ними была полностью заполнена людьми. Многие последователи носили красные повязки на рукавах или головах. Все глаза были устремлены на верховного жреца. "Дорогу,"- прорычал рыцарь, в то время как его лошадь врезалась в толпу. "Прочь с дороги!" Волантийцы недовольно расступились, провожая путников ругательствами и злыми взглядами.
Бенерро хорошо владел своим высоким голосом. Худой и высокий, он имел вытянутое лицо и кожу молочной белизны. Языки пламени, вытатуированные на его щеках, подбородке и бритой голове, образовывали ярко красную маску, которая сжигала глаза, огненным кольцом окружала безгубый рот. "Это татуировка раба?" - спросил Тирион.
Рыцарь кивнул.
- Красный храм покупает их детьми и делает жрецами, храмовыми проституками или воинами. Посмотри туда.
Он указал на ступени перед дверями храма, где стояла цепь мужчин в богато украшенных доспехах и оранжевых плащах, они сжимали копья с наконечниками в форме пляшущих огней.
- Огненная Рука. Священные солдаты Владыки Света, защитники храма.
Огненные рыцари.
- А сколько пальцев на этой руке, скажи на милость?
Всегда тысяча. Ни больше, ни меньше. Вместо каждого погасшего огня зажигают новый.
Бенерро указал на Луну пальцем, сжал ладонь в кулак, широко раскинул руки. Когда его голос поднялся до крещендо, языки пламени внезапно со свистом вырвались из его пальцев, толпа ахнула. Жрец начал чертить огненные символы. Валирийские письмена. Тирион узнал только два из десятка: Гибель и Тьма.
Толпа разразилась криками. Женщины вопили, мужчины потрясали кулаками. Плохие предчувствия. Карлик вспомнил день отплытия Мирцеллы в Дорн, и бунтующую толпу на обратном пути из гавани в Красный Замок.
Тирион вспомнил, что Халдон полумейстер предлагал привлечь красного жреца на сторону молодого Гриффа. Теперь, когда карлик сам видел и слышал жреца, эта идея казалась ему плохой. Он надеялся, что у Гриффа больше здравого смысла. Некоторые друзья много опаснее врагов. Но лорд Коннингтон должен будет поломать голову, чтобы отличить одних от других. "Хотел бы я и сам уметь это делать, - " подумал Тирион.
Священник показал на Черную Стену за храмом, охватывая жестом ее парапеты, откуда горстка вооруженных охранников глядела вниз.
- О чем он говорит? - поинтересовался Тирион у рыцаря.
- О том, что Дейенерис в беде. Темное око направило свой взор на нее, и приспешники ночи замышляют ее уничтожить, молясь своим фальшивым богам в храмах обмана... плетут заговоры против нее вместе с безбожниками из дальних стран...
Тирион почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Принц Эйгон не найдет здесь друзей. Красный жрец говорил о древнем пророчестве, пророчестве, предсказывавшем появление героя, изгоняющего прочь тьму, нависшую над миром. Одного героя. А не двух. У Дейнерис есть драконы, у Эйгона их нет. Карлику необязательно было быть провидцем, чтобы понять как Бенерро и его последователи отреагируют на появление второго Таргариена. "Грифф тоже поймет, конечно же," - думал он, с удивлением отметив то, насколько сильно его это взволновало.
Рыцарю пришлось применить силу, чтобы протиснуться сквозь толчею, образовавшуюся на выходе с площади, игнорируя сыпавшиеся на него со всех сторон проклятия. Один человек заградил им дорогу, но рыцарь взялся за рукоять меча и обнажил его ровно настолько, чтобы продемонстрировать фут обнаженной стали. Человек растворился, и путь вновь был свободен. Рыцарь пустил лошадь рысью, и толпа осталась позади. Какое-то время Тирион еще слышал голос Бенерро, постепенно затихавший за их спинами и внезапный, как молния, рев толпы, спровоцированный его речью.
Они подъехали к конюшне. Рыцарь спешился и стал колотить в дверь, пока не прибежал изможденный раб с лошадиной головой на щеке. Карлика грубо сдернули из седла и привязали к столбу, в то время как его похититель будил владельца конюшни и торговался с ним по поводу цены за коня и седло. Дешевле продать лошадь, чем перевозить ее на корабле через полмира. Тирион чувствовал присутствие корабля в своем ближайшем будущем. Возможно, он все-таки прорицатель.
Получив деньги, рыцарь закинул оружие, щит и седельную сумку себе на плечо и спросил дорогу к ближайшей кузнице. Та тоже оказалась на засове, но быстро открылась на крик рыцаря. Кузнец искоса взглянул на Тириона, затем кивнул и принял горсть монет.
- Поди сюда, - сказал рыцарь своему пленнику. Он вытащил кинжал и перерезал путы связывающие Тириона.
- Благодарю, - сказал карлик, растирая запястья, но рыцарь лишь рассмеялся.
- Прибереги свою признательность для того, кто ее заслуживает, Бес. Тебе не понравятся эти новые удила.
Он не ошибался.
Оковы были из черного железа, толстые и тяжелые, весом не меньше двух фунтов, насколько мог судить карлик. Цепь добавила еще больше веса.
- Должно быть, никто не внушает страх сильнее меня, - признал Тирион, пока его заковывали. Каждый удар отдавался в руках до самых плеч. - Или ты боишься, что я удеру на этих своих маленьких чахлых ножках?
Кузнец не поднимал головы от своей работы, но рыцарь мрачно посмеивался.
- Меня волнуют не твои ноги, а твой рот. В кандалах ты - раб. Никто не станет слушать твоих слов, даже те, кто говорят на языке Вестероса.
- В этом нет необходимости, - возразил Тирион. - Я буду послушным маленьким пленником, честно-честно.
Тогда докажи это и закрой рот.
И он склонил голову, и прикусил язык, пока его заковывали в цепи, от запястья к запястью, от запястья к лодыжке, и от лодыжки к лодыжке. Эти проклятые штуковины весят больше меня. По крайней мере, он все еще был жив. Пленивший его воин мог бы просто снести ему голову. Серсея большего не требовала, в конце концов. И не обезглавив его при первой возможности, похититель совершил свою первую ошибку. Дорога от Волантиса до Королевской Гавани пролегает через полмира, и по пути многое может приключиться, сир.
Остаток пути они проделали пешком. Тирион звенел и грохотал, изо всех сил стараясь поспеть за своим высоким похитителем, шагающим широко и торопливо. Всякий раз, когда он начинал отставать, рыцарь натягивал его цепь и грубо дергал, вынуждая карлика догонять его, подпрыгивая и спотыкаясь. " Могло быть и хуже. Он мог бы гнать меня перед собой кнутом."
Волантис разделялся устьем Ройна - в месте, где река целуется с морем, - на две половины, которые соединял Длинный Мост. Старейшая, самая богатая часть города была к востоку от реки, но наемники, варвары и другие неотесанные бродяги не приветствовались там, так что им было нужно перебираться на западный берег.
Длинный Мост начинался черной каменной аркой, украшенной резьбой - сфинксами, мантикорами, драконами, и неизвестными до сих пор существами. За аркой простирался большой пролет, построенный волантийцами на пике их славы - эстакада из расплавленного камня, поддерживаемая массивными колоннами. Ширины ее едва хватало, чтобы разминулись две повозки, так что всякий раз, когда фургон, следующий на запад встречался с идущим на восток, оба вынуждены были еле ползти.
Это хорошо, что они пешие. В трети пути от выхода фургон, загруженный дынями, сцепился колесами с другим, под завязку набитым шелковыми коврами, что остановило все колесное движение. Большая часть пешеходного потока также остановилась, чтобы понаблюдать за бранящимися возницами, но рыцарь подтянул Тириона за цепь и принялся прокладывать путь через толпу для них обоих. В самом центре толчеи какой-то мальчишка попытался вытащить у него кошелек, но тычок твердым локтем заставил вора оставить задуманное и заняться разбитым носом, залившим ему кровью пол-лица.
Здания возвышались с обеих сторон от них: лавки и храмы, таверны и гостиницы, беседки для кавассы и бордели. Большинство было трех- или четырех- ярусными, и каждый следующий ярус нависал над предыдущим. Верхние этажи чуть ли не целовались друг с другом. Идя по мосту, казалось, что проходишь по освещенному факелами туннелю.
Вдоль прохода стояли лавки и палатки всех сортов; ткачи и кружевницы демонстрировали свои изделия бок о бок со стеклодувами, свечных дел мастерами и торговками рыбой, продающими угрей и устриц. При каждом ювелире состоял стражник, а у торговцев пряностями было по паре охранников, поскольку и товары их были вдвое дороже. Тут и там, между лавками, путник мог мельком увидеть реку, которую он пересекал. Ройн уходил на север широкой черной лентой, искрящейся под звездами, в пять раз шире Черноводной у Королевской Гавани. К югу от моста река раскрывала объятья навстречу соленому морю.
На мосту, в центральном пролёте, отрубленные руки грабителей и карманников луковыми гирляндами свисали с шестов вдоль проезжей части. Тут же были выставлены три головы: две мужских и одна женская, их преступления были нацарапаны на табличках под ними. Пара копейщиков в полированных шлемах и серебристых панцирях следили за ними. На их щеках были тигриные полоски нефритово-зеленого цвета. Время от времени охранники проявляли заботу о покойных, взмахами копий отгоняя пустельг, чаек и ворон. Птицы возвращались к головам в ту же минуту.
"Что они сделали?" - невинно осведомился Тирион.
Рыцарь взглянул на надписи.
- Женщина была рабыней, которая подняла руку на хозяйку. Старика обвинили в подстрекательстве к мятежу, и шпионаже в пользу королевы драконов.
"А парень?"
"Убил своего отца".
Тирион ещё раз взглянул на гниющую голову. Да ведь эти губы как будто улыбаются!
Пройдя дальше, рыцарь ненадолго остановился посмотреть драгоценные диадемы красовавшиеся на ложе из фиолетового бархата. Он прошел мимо них, но через несколько шагов вновь остановился, чтобы поторговаться за пару перчаток в лавке кожевенника. Тирион был благодарен за передышку. От стремительного темпа он уже задыхался, а его запястья были стёрты в кровь наручниками.
Из дальнего конца Длинного Моста была лишь узкая дорожка через переполненный портовый район западного берега, вниз по освещенной факелами улице, переполненной матросами, рабами и пьяными гуляками. Однажды неуклюже прошел слон с десятком полуголых рабынь высовывающихся (?) из замка на его спине, дразнящих прохожих мельканием своих грудей и кричащих: "Малакио, Малакио."
Они выглядели так восхитительно, что Тирион почти вступил прямо в навозную кучу, которую оставил слон, чтобы отметить свой проход. Он был спасен в последний момент, когда рыцарь рванул его в сторону, дергая за цепи так сильно, что он споткнулся и покатился (?).
- Долго еще? - поинтересовался карлик.
- Уже пришли. Рыбная площадь.
Как выяснилось, направлялись они в Торговый дом. Это четырехэтажное уродливое строение, словно огромный толстяк окруженный детьми, разрослось вдоль реки посреди складов, публичных домов и таверен. Нестихающий гул, производимый моряками, торговцами, менялами, судовладельцами и работорговцами, которые лгали, бранились и пытались провести друг друга на сотне разных языков, отдавался эхом от покрытых копотью перекрытий и растрескавшихся потолков в тускло освещенном лабиринте обособленных ниш и глухих закоулков, в котором даже обычная комната была больше главных залов в замках Вестероса.
Тирион одобрил выбор постоялого двора. Рано или поздно но Робкая Дева доберется до Волантиса. А это была самая большая гостиница в городе, предназначенная в первую очередь для хозяев судов, капитанов и купцов. Много сделок заключалось в этом похожем на пещеру общем зале. Ему было известно о Волантисе достаточно, чтоб понять это. Пусть только Грифф с Уткой и Халдоном тут объявятся, и он вновь станет свободен.
А до тех пор придется потерпеть. Ему еще подвернется шанс.
Комнаты наверху оказались скорее маленькими, чем большими, но самые дешевые находились на четвертом этаже. В спальне его похитителя, втиснутой в угол здания под скошенной крышей, был низкий потолок, продавленная кровать с периной, от которой шел неприятный запах, и наклонный деревянный пол, напомнивший Тириону его пребывание в Орлином Гнезде. По крайней мере у этой комнаты были стены. Окна тоже были. Кроме них удобства этой спальни включали в себя вделанное в стену железное кольцо, столь полезное для приковывания рабов. Помедлив лишь для того чтобы зажечь сальную свечу, его похититель пристегнул цепь Тириона к кольцу.
- Это необходимо? - запротестовал карлик, без сил свалившись на пол. - Как я сбегу, через окно?
- Ты смог бы.
- Мы на четвертом этаже, а я не умею летать.
- Ты можешь упасть. Я не хочу, чтобы ты умер.
"Да, но почему? Не похоже, что Серсею это заботило". Тирион загремел цепями.
- Я знаю кто вы, сир. - Разгадать было несложно. Медведь на его накидке, герб на его щите, упоминание о потерянном титуле. - Знаю, кто вы такой. И раз вы знаете кто я, то знаете также, что я был десницей короля и заседал в совете вместе с Пауком. Будет ли вам интересно узнать, что это евнух отправил меня в это путешествие? - "Он и Джейме, но об этом я умолчу". - Я его марионетка, как и вы. Между нами не должно быть разногласий.
Это не понравилось рыцарю.
- Я брал деньги Паука, не буду отрицать, но я никогда не был его марионеткой. Моя преданность принадлежит теперь не ему.
- Серсее? Ну и дурак. Все, что нужно моей сестре, - моя голова, а у тебя есть прекрасный острый меч. Почему бы не прекратить этот фарс сейчас и не пожалеть нас обоих?
Рыцарь рассмеялся:
- Это какой-то фокус карлика? Просить о смерти в надежде, что я позволю тебе жить? - Он направился к двери. - Я принесу тебе что-нибудь с кухни.
- Как ты добр. Я подожду здесь.
- Я знаю, что подождешь.
Однако когда рыцарь вышел, он запер за собой дверь тяжелым железным ключом. "Купеческий Дом" был известен своими замками.
Надежный, как темница, горько думал карлик, но, по крайней мере, здесь есть окна.
Тирион знал, что его шансы освободиться от цепей ничтожны, но он чувствовал себя обязанным попробовать. Все попытки просунуть кисти сквозь наручники привели только к тому, что он содрал еще больше кожи и его запястья стали скользкими от крови, но все дерганья и извивания не помогли вытащить железное кольцо из стены.
"Да и черт с ним," подумал он, откинувшись назад, насколько позволили ему цепи. Ноги сводило судорогой. "Это обещает дьявольски неприятную ночь... и я уверен, что лишь первую из многих."
Помещение было душным, но рыцарь позаботился открыть ставни, и тянул сквознячок. Комнатушке, теснившейся в углу здания под карнизом, повезло с наличием двух окон. Одно смотрело на Длинный Мост и окруженное черными стенами сердце Старого Волантиса за рекой. Другое выходило прямо на площадь. Рыбную Площадь, как назвал ее Мормонт. Тирион обнаружил, натягивая цепи, что может выглянуть наружу, отклоняя под углом туловище и позволяя звеньям удерживать его вес. Не так высоко падать, как из небесных камер Лизы Аррен, но достаточно высоко, что бы убиться насмерть. Возможно, если бы я как следует напился...
Даже в этот час площадь была переполнена - гуляющими моряками, шлюхами, высматривающими клиентов, торговцами, улаживающими свои дела. Красная жрица пробежала мимо, сопровождаемая дюжиной последователей с факелами, робы молотились об их лодыжки. В стороне, за таверной, вели сражение игроки в кивассу. Раб стоял у их столика, держа фонарь над доской. Тирион расслышал пение женщины. Слова были странными, мелодия мягкой и печальной. "Если бы я знал, о чем она поет, то мог бы и заплакать." Неподалеку толпа собралась вокруг пары жонглеров, перебрасывающих друг другу пылающие факелы.
Его похититель обернулся скоро, неся две пивные кружки и жареную утку. Он захлопнул за собой дверь, разорвал утку надвое, и бросил половину Tириону. Тот хотел поймать на лету, но цепи ограничили его движение, когда он попытался поднять руки. Вместо этого птица угодила ему в висок и, горячая и жирная, соскользнула вниз по лицу. Ему пришлось опуститься на корточки и тянуться к ней, звеня оковами. Он достал утку только с третьей попытки, и довольно впился в нее зубами. " - Немного пива, чтобы запить это?"
Мормонт вручил ему пивную кружку. " - Почти все в Волантисе надрались, почему же тебе нельзя?"
Пиво оказалось с приятной сладостью. Фруктовый вкус. Тирион сделал здоровенный глоток и довольно рыгнул. Пивная кружка была оловянной, очень тяжелой. Опустошу ее и брошу ему в голову, - подумал он. Если мне повезет, она проломит ему череп. Если мне очень повезет, то я промахнусь, и он забьет меня насмерть своими кулачищами. Он сделал еще один большой глоток. " - Ну и что у нас за праздник?"
" - Третий день их выборов. Предыдущие продлились десять. Десять дней безумия. Марши факельщиков, ораторы, шуты, менестрели и танцоры, бравосцы, сражающиеся на смертельных дуэлях в честь своих кандидатов, слоны с намалеванными по бокам именами предполагаемых триархов. Те жонглеры выступают в поддержку Мезисо."
" - Напомни мне отдать свой голос за кого-нибудь другого." Тирион облизал жир с пальцев. Под окном толпа бросала жонглерам монеты. " - И все эти предполагаемые триархи оплачивают выступления шутов?"
" - Они делают все, что, как они думают, поможет им привлечь голоса," - сказал Мормонт. "Еда, питье, зрелище... Алиос послал на улицы сто красивых юных рабынь - усладить избирателей."
" - Я за него," - решил Тирион. " - Приведите мне юную рабыню."
" - Они для вольнорождённых волантийцев, достаточно состоятельных, с правом голоса. Очень мало избирателей к западу от реки."
"И это продолжается в десять дней?", - засмеялся Тирион. "Это забавно, хотя трех королей слишком много. Я пытаюсь представить себе правление Семью Королевствами с моей сладкой сестрой и храбрым братом рядом со мной. Один из нас убьет двух других за год. Удивительно, почему эти триархи не сделают то же".
"Некоторые пытались. Может быть, волантийцы умнее некоторых и мы, вестеросцы, - дураки. Волантис знает свою долю безумства, но она никогда не страдала от триархов. Всякий раз, когда выбирают сумасшедшего, его коллеги удерживают его до конца его срока. Подумай о мертвых, которые могли бы жить, если бы Безумный Эйрис делил свою власть еще с двумя королями".
Вместо них был мой отец, подумал Тирион. "Кое-кто в Свободных Городах полагает, что мы все дикари на нашей стороне узкого моря," продолжал рыцырь. "Те, кто так не думает, считают нас детьми, плачущими по сильной руке папаши".
"Или матери?" Серсее это понравится. Особенно, когда он подарит ей мою голову. "Кажется, вы хорошо знаете этот город".
"Я провел здесь лучшие годы жизни". Рыцарь допил остатки со дна кружки. "Когда Старк обрёк меня на изгнание, я бежал в Лисс с моей второй женой. Бравоос подошел бы мне лучше, но Линесс хотелось куда-нибудь, где потеплее. Вместо того, чтобы служить бравоосцам, я боролся с ними на Ройне, но на каждый серебренный, что я зарабатывал, жена тратила десять. К тому времени, когда я вернулся в Лисс, она взяла любовника. Он заявил мне весело, что я буду продан в рабство за долги, если я не отдам ее и не уеду из города. Так я и прибыл в Волантис... в одном шаге от рабства, не имея за душой ничего, кроме меча и одежды на мне."
"И теперь ты хочешь отправиться домой?"
Рыцарь допил остатки своего эля.
- Утром я найду нам корабль. Кровать - моя. Ты можешь занять любое место на полу, куда дотянешься в цепях. Спи, если сможешь. Если нет, считай свои преступления. Это займет тебя до утра.
У тебя есть свои преступления, за которые надо ответить, Джорах Мормонт, подумал карлик, но счел более разумным не высказывать свое мнение вслух.
Сир Джорах повесил??меч на столбик кровати, скинул сапоги, стянул кольчугу через голову и снял пропитанную потом тунику из шерсти и кожи, обнажив покрытый шрамами мускулистый торс, заросший темными волосами. Если бы мне удалось снять с него кожу, можно было бы продать ее как меховой плащ, подумал Тирион, в то время как Мормонт рухнул на слегка попахивающую продавленную перину.
В мгновение ока рыцарь захрапел, оставив свой приз наедине с цепями. Оба окна были открыты, так что свет ущербной луны разливался по спальне.
Снизу, с площади доносились звуки: обрывки пьяных песен, вой кошки в течке, отдаленный звон стали о сталь. Кто-то скоро умрет, подумал Тирион.
Его наручники натирали кожу, в оковах он не мог сидеть, не говоря о том, чтобы прилечь. Лучшее, что он мог сделать, это повернуться в сторону, чтобы прислониться к стене, и вскоре у него начали неметь руки. Когда он двигался, чтоб снять напряжение в них, на него нахлынула боль. Он скрежетал зубами, чтобы не закричать. Он представлял, как было больно его отцу, когда болт пронзил его пах, что Шая чувствовала, когда он крутил цепь вокруг ее горла, что Тиша чувствовала, когда они насиловали ее. Его страдания были ничто по сравнению с их, но это не делало его боль ни каплей меньше. Только заставляли ее отступить.
Сир Джорах перевернулся на другой бок, так что все, что Тирион мог увидеть, была его была широкая, волосатая, мускулистая спина. Даже если бы я мог выскользнуть из этой цепи, я должен был бы перешагнуть через него, чтобы вытащить меч из пояса. Возможно, мне легче вытащить кинжал... Или же можно ключ, открыть дверь, проползти вниз по лестнице и через общую комнату... и куда идти? У меня нет друзей, нет монет, я даже не говорю на местном языке.
Наконец усталость пересилила его боль, и Тирион забылся тревожным сном. Но каждый раз, когда очередная судорога пускала корни в его тельце и скручивала его, карлик стонал во сне, вздрагивая в цепях. Он проснулся с болью в каждой мышце и обнаружил, что утренний луч заглянул сквозь окна: яркий и золотой как лев Ланистеров. Внизу были слышны крики торговцев рыбой и грохот железных ободов колес по булыжникам.
Джорах Мормонт стоял над ним.
- Если я сниму тебя с кольца, ты будешь делать, как я скажу?
- Танцы предполагаются? Танцы мне могут даться с трудом. Я не чувствую ног. Они могут подкоситься. В остальном я твой. Клянусь честью Ланнистера.
- У Ланнистеров нет чести.
Тем не менее, сир Джорах ослабил цепи. Тирион сделал два нетвердых шага и упал. Кровь приливала обратно к рукам, отчего глаза наполнились слезами. Он прикусил губу и сказал:
- Куда бы мы ни пошли, тебе придется катить меня туда.
Вместо этого большой рыцарь понес его, подняв за цепь на запястьях.
Общая комната Купеческого Дома была тусклым лабиринтом из ниш и гротов, построенных вокруг центрального двора. Во дворе решетки с вьющимися цветами создавали замысловатый узор. Между плитками пола рос зеленый и фиолетовый мох. Рабыни сновали между светом и тенью, неся кружки пива, вина и каким-то ледяным зеленым напитком, от которого пахло мятой. В этот ранний час был занят только один стол из двадцати.
Одним из сидящих за ним был карлик. Чисто выбритый и розовощекий, с копной каштановых волос, мохнатыми бровями и приплюснутым носом, он сидел на высоком табурете с деревянной ложкой в руках, глядя на миску каши покрасневшими глазами. Гадкий маленький бастард, подумал Тирион.
Другой карлик почувствовал, что на него смотрят. Когда он поднял голову и увидел Тириона, ложка выпала из его руки.
"Он видел меня," предупредил Тирион Мормонта. "И что из этого?"
"Он узнал меня. Кто я такой."
" Я должен засунуть тебя в мешок, чтобы никто не видел?" Рыцарь коснулся рукояти меча. " Если он хочет попробовать взять тебя, пусть придет и попробует."
Попробует умереть, ты имеешь в виду, подумал Тирион. Какую опасность он может представлять для такого большого человека как ты? Он всего лишь карлик.
Сир Джорах потребовал стол в тихом уголке и заказал еду и питьё. Они быстро расправились с теплыми, мягкими лепешками, розовой рыбьей икрой, медовыми сосисками и жареной саранчой, запивая это горьким, черным элем. Тирион ел как полуголодный человек. "у тебя здоровый аппетит этим утром," заметил рыцарь.
"Я слышал, пища в аду никуда не годится." Тирион посмотрел на дверь, куда мужчина только что вошел, высокий и сутулый, с окрашенной в пятнисто-фиолетовый цвет бородой. Какой-то Тирошийский торговец. Шквал звуков пришел с ним из вне; крики чаек, смех женщины, голоса торговцев рыбой. На протяжении половины удара сердца, ему показалось что он увидел Иллирио Мопатиса, но это был один из этих белых карликовых слонов, проходящих мимо парадной двери.
Мормонт намазал икры на плоскую лепешку и откусил.
- Ты кого-то ждешь?
Тирион пожал плечами:
- Никогда не знаешь, кого может принести ветром. Мою единственную настоящую любовь, призрак моего отца, утку. - Он сунул в рот саранчу и с хрустом разгрыз. - Неплохо. Для насекомого.
- Прошлым вечером тут только и разговоров было, что о Вестеросе. Какой-то лорд в изгнании нанял Золотых Мечей, чтобы отвоевать свои земли. Половина капитанов в Волантисе спешит вверх по реке к Волон Терису, чтобы предложить ему свои корабли.
Тирион как раз проглотил еще одну саранчу. Он чуть ей не подавился. Он издевается надо мной? Как много он может знать о Грифе и Эйегоне?
- Черт, - сказал он. - А я сам собирался нанять Золотых Мечей, чтобы они отвоевали мне Кастерли Рок.
Может ли это быть уловкой Грифа, намеренно распространяемыми ложными слухами? Если только... Неужели прекрасный принц заглотил наживку? Направил их на запад, а не на восток, оставив надежды жениться на Королеве Дейенерис? Оставив драконов... допустил бы это Гриф?
- Я с радостью найму и тебя, сир. Владения моего отца - мои по праву. Присягни мне своим мечом и когда я верну их себе, ты утонешь в золоте.
- Я однажды видел, как человек утонул в золоте. Это была неприятная картина. Если ты и получишь когда-нибудь мой меч, то только через кишки.
"Уверен, поможет от запора," ответил Тирион. "Спроси у моего отца." Он потянулся за кружкой и сделал медленный глоток, чтобы скрыть эмоции на лице. Может это хитрость, призванная усыпить подозрения волантийцев. Посадить людей на борт с ложным предлогом и захватить корабли, когда флот выйдет в море. Является ли это планом Грифа? Это может сработать. Золотыми мечами были десять тысяч человек, опытных и дисциплинированных, однако среди них не было моряков. Грифу нужно будет держать меч у горла каждого моряка, и возможно они приплывут в Залив Работорговцев, и там им предстоит воевать...
Служанка вернулась.
- Вдова примет вас следующим, благородный сир. Вы принесли ей подарок?
"Да. Благодарю." Сир Джорах засунул монету в ладонь девушки и отправил её восвояси.
Тирион нахмурился. "Чья вдова?"
"Вдова берега. На восточном берегу Ройна ее также зовут шлюхой Вогарро, правда, за глаза".
Карлик не понял. "И Вогарро был...?"
"Слоном, семь раз триархом, очень богатым, хозяином доков. В то время как другие люди строили корабли и продавали их, он строил пристани и склады, посредничал с грузами, менял деньги, застраховывал кораблевладелцев от морских опасностей. Он хорошо обращался с рабами. Когда он был охмурен одним из них, наложницей выученной в Юнкае пути семи вздохов, это был огромный скандал...и ещё боллее огромный, когда он освободил её и взял в жены. После его смерти, она унаследовала его компании. Вольноотпущенный не может обитать рядом с Черной Стеной, поэтому она была вынуждена продать усадьбу Вогарро. Она сделал своей резиденцией Купеческий Дом. Это было тридцать два года назад и она остается здесь и по сей день. Это она за тобой, за внутренним двором. Принимает решения за обычным столом. Нет, не смотри. Там кто-то есть с ней. Когда он закончит, будет наша очередь."
"И как эта старая ведьма может вам помочь?"
Сир Джорах встал. "Смотри и подмечай. Он уходит".
Тирион спрыгнул со стола с металлическим грохотом. Это может быть полезным.
Было что-то лисье в том, как женщина сидела в своем углу двора, что-то в ее глазах напоминало рептилию. Ее белые волосы были такими тонкими, что сквозь них виднелась розовая кожа черепа. Под одним глазом все еще были видны бледные шрамы - там, где нож вырезал ее слезы. Остатки ее утренней трапезы были разбросаны по столу - головы сардин, оливковые косточки, кусочки лепешек. Тирион не преминул отметить, как хорошо был выбран ее "привычный столик"; за спиной - каменная стена, с одной стороны - покрытая листьями ниша для входящих и выходящих, прекрасный вид на входную дверь постоялого двора, но при этом сама она была настолько погружена в тень, что ее практически не было видно.
Его вид вызвал у старухи улыбку.
- Карлик, - промурлыкала она голосом сколь зловещим, столь и мягким. Она говорила на Общем Языке лишь с легким акцентом. - Похоже, Волантис в последнее время переполнен карликами. Этот показывает фокусы?
Да, хотел сказать Тирион. Дай мне арбалет, и я покажу мой любимый.
- Нет, - ответил сир Джорах.
- Жаль. У меня когда-то была обезьянка, которая знала множество ловких трюков. Твой карлик напоминает мне о ней. Это мой подарок?
- Нет. Я принес тебе это.
Сир Джорах вытащил пару перчаток и швырнул их на стол рядом с другими дарами, полученными вдовой этим утром: серебрянным кубком, изысканным веером, вырезанным из нефритовых пластин, столь тонких, что они были почти прозрачными, и старинным бронзовым кинжалом, клейменым рунами. Рядом с такими сокровищами перчатки выглядели дешево и безвкусно.
"Перчатки для моих бедных морщинистых рук. Как мило." Вдова даже не прикоснулась к ним.
- Я купил их на Длинном Мосту.
- На Длинном Мосту можно купить практически что угодно. Перчатки, рабов, обезьянок. - Годы согнули ей позвоночник и отяготили спину старушечьим горбом, но глаза вдовы были яркими и черными. - Теперь расскажи старой вдове, чем она может тебе помочь.
- Нам нужен быстрый корабль, идущий в Мирин.
Одно слово, и мир для Тириона Ланнистера перевернулся с ног на голову.
Одно слово. "Мирин". Не мог же он ослышаться?
Одно лишь слово. "Мирин", он сказал "Мирин", он везет меня в Мирин. Мирин означает жизнь. Или хотя бы надежду на жизнь.
- Зачем же вы пришли ко мне? - спросила вдова. - У меня нет кораблей.
- Зато многие капитаны в долгу перед вами.
"Доставить меня королеве" - так он сказал. Верно, но только к которой? Он не собирается продавать меня Серсее. Он хочет отдать меня Дейенерис Таргариен, потому и не отрубил мне голову. Мы отправляемся на восток, а Грифф со своим принцем идут на запад, чертовы дураки.
Это было уже чересчур. Заговоры, планы внутри планов, но все дороги все равно ведут в глотку к дракону. Неожиданно его разобрал дикий хохот, удержать который было ему не под силу.
- У твоего карлика, похоже, истерика, - взглянула на него вдова. - Если он не будет вести себя тихо, ему вставят кляп.
Тирион заткнул себе рот обоими руками. "Мирин!"
Портовая вдова решила не обращать на него внимания.
- Выпьем? - спросила она.
Частички пыли крутились в воздухе, когда служанка наполнила два зеленых стеклянных кубка для сира Джораха и вдовы. У Тириона пересохло горло, но в его бокал ничего не налили. Вдова сделала глоток, покатала вино во рту, проглотила.
- Все остальные изгнанники плывут на запад, во всяком случае, так слышали мои старые уши. И все капитаны, что в долгу передо мной, борются за право отвезти их туда и выудить немного золота из сундуков Золотых Мечей. Наши благородные триархи одолжили дюжину военных кораблей, чтобы в безопасности доставить флот до Ступеней. Даже старый Донифос одобрил план. Такое блистательное приключение. И все же вы хотите плыть в другую сторону, сир.
У меня дела на востоке.
И что это за дела, хотелось бы мне знать? Никаких рабов, серебряная королева положила конец этому. Она также закрыла бойцовые ямы, так что это не может быть жажда крови. Что еще Мерин может предложит рыцарю из Вестероса? Кирпичи? Оливы?
Драконы? Ах, вот оно что". Старуха жутковато улыбнулась. Говорят, серебряная королева кормит их плотью младенцев, а сама принимает ванны из крови невинных дев и каждую ночь меняет любовников".
Лицо сира Джорах окаменело. " Юнкай льет яд в твои уши. Моя леди не должна верить этой грязи.
- Я не леди, но даже шлюха Вогарро знает вкус лжи. Многое верно, всё же... у королевы драконов есть враги... Юнкай, Новый Гис, Толос, Кварт... да, и Волантис, достаточно скоро тоже присоединиться. Вы собираетесь ехать в Миирин? Подождите немного, сир. Уже скоро понадобятся мечи, когда военные корабли направятся на восток, чтобы победить серебряную королеву. Тигры любят обнажать свои когти, и даже слоны убивают, если есть угроза. Малакво жаждет славы, а благосостояние Ньюсоса большей частью зависит от работорговли. Как только Альос, Парквел или Величе присоединяться к ним, флот отплывет.
Сир Джорах нахмурился.
- Но если Донифоса снова выберут...
- Скорее выберут Вогарро, а мой милый муж уже тридцать лет мертв.
Сзади раздавалось пьяное мычание какого-то матроса - И это называется пиво? Что за на хрен, обезьянья моча больше похожа на пиво!
- Пей себе и не выпендривайся, - ответил ему другой.
Тирион обернулся, слабо надеясь увидеть Утку и Халдона. Но он увидел лишь двух незнакомцев. И стоявшего в нескольких футах карлика, который пристально на него глядел. Карлик этот выглядел смутно знакомым.
Вдова изящно пригубила вино.
- Некоторые из первых слонов, - сказала она, - были женщинами. Из тех, кто сверг тигров и прекратил старые войны. Трианна избиралась четыре раза. Но это было три сотни лет назад, увы. С тех пор женщин-триархов а Волантисе не было, хотя некоторые имеют право голоса. Благородные женщины, живущие в древних дворцах за Черной Стеной, не чета такой как я. Люди Старой Крови скорее дадут право голоса своей собаке или ребенку, чем любому вольноотпущеннику. Нет, будет Беличо, или может быть Альос, но война будет в любом случае. Так они думают.
- А как думаете вы? - спросил сир Джорах.
"Хорошо", подумал Тирион, "это правильный вопрос".
- О, я думаю, что война-то будет, но не та, что они хотят. - Старуха наклонилась вперед, ее черные глаза сверкнули. - Я думаю, что у Р'глора в этом городе больше последователей, чем у всех остальных богов, вместе взятых. Вам доводилось слышать жреца по имени Бенерро?
- Слышал, прошлой ночью.
- Бенерро способен разглядеть в пламени завтрашний рассвет, - сказала вдова. - Триарх Малакво хотел нанять Золотую Роту, не слышали об этом? Задумал очистить красный храм и предать Бенерро мечу. Но послать тигровых плащей на это он не рискнул. Каждый второй из них сам поклоняется Лорду Света. Тяжелые времена в старом Волантисе, тяжелые даже для седой старой вдовы. Но в Мирине, мне кажется, времена куда тяжелей... Так скажи мне, сир, зачем ты идешь к серебряной королеве?
- Это мое дело. Я могу заплатить за проезд, щедро заплатить. Серебро у меня есть.
"Дурень", - подумал Тирион. Ей нужно не серебро, а уважение. - "Ты ее вообще слушал?" Он еще раз глянул назад через плечо. Карлик пододвинулся ближе к их столику. И в руке у него, похоже, был нож. По шее Тириона пробежало несколько мурашек.
- Оставь свое серебро при себе. Мне хватает моего золота. И ни к чему так мрачно на меня смотреть. Старовата я уже, чтобы пугаться сердитых взглядов. Ты крепкий мужчина и, не сомневаюсь, умеешь пользоваться своим длинным мечом, но это мои владения. Стоит мне шевельнуть пальцем, и ты отправишься в Мирин прикованным к веслу на галере.
Она подняла со стола и раскрыла нефритовый веер. С заросшей арки слева от нее, прошуршав листвой, соскользнул мужчина. Лицо его было покрыто шрамами, а в руке он держал короткий и тяжелый меч, смахивающий на тесак.
- Тот, кто посоветовал тебе искать портовую вдову, должен был сразу же посоветовать тебе остерегаться ее сыновей. Впрочем, чтобы не портить столь приятное утро, я спрошу еще раз. Зачем ты ищешь встречи с Дейенерис Таргариен, которой половина этого мира желает смерти?
Лицо Мормонта потемнело от гнева, но он ответил:
- Чтобы служить ей. Защищать ее. Умереть за нее, если придется.
Вдова засмеялась.
- Ты собираешься спасти ее? От неисчислимых врагов, от их неисчислимых мечей... Ты хочешь, чтобы бедная вдова поверила в это? В то, что ты рыцарь из Вестороса без страха и упрека, который пересек полмира для того, чтобы прийти на помощь прекрасной деве... ну, она уже не дева, но все еще прекрасна. - Она опять засмеялась. - Думаешь, ей понравится этот карлик? Она искупается в его крови или удовлетворится тем, что отрубит ему голову?
Сир Джорах запнулся.
- Этот карлик...
- Я знаю, кто этот карлик, и что он из себя представляет. Ее черные глаза остановились на Тирионе, взгляд ее был суровым. - Убийца родни, цареубийца, убийца, изменник. Ланнистер.
Последнее слово она произнесла как бранное.
- Что ты хочешь предложить королеве драконов, человечек?
Мою ненависть, хотел сказать Тирион. Вместо этого он развел руки так широко, как только позволяли оковы.
- Все, что она захочет принять от меня. Мудрые советы, острый ум и даже немного акробатики. Мой член, вдруг она захочет. Мой язык, если не захочет. Я возглавлю ее армию или буду массировать ей ноги, как ей будет угодно. И единственая награда, о которой я буду просить, - позволение изнасиловать и убить мою сестрицу.
После этой речи старуха снова улыбнулась.
- Этот, по крайней мере, честен, - заявила она. - Но ты, сир... Я знала дюжину вестеросских рыцарей и тысячу авантюристов того же рода, но ни один из них не был так безупречен, как ты себя изображаешь. Мужчины - это звери, эгоистичные и жестокие. Какими бы благородными ни были слова, всегда есть скрытые темные мотивы. Я не доверяю тебе, сир". Она махнула в их сторону веером, как будто они были не более чем надоедливыми мухами.
- Если вы хотите попасть в Миэрин, прыгайте в море и плывите. Я не предоставлю вам помощи.
И тут семь адов разверзлись одновременно.
Сир Джорах начал подниматься, вдова со щелчком захлопнула веер, ее человек со шрамами выскользнул из тени... а за ними закричала девушка. Тирион обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как на него бросается карлик. Это девушка, понял он, девушка в мужской одежде. И она хочет выпотрошить меня этим ножом.
Какую-то долю секунды сир Джорах, вдова и человек в шрамах были неподвижны, как камень. Зеваки за соседними столиками наблюдали, потягивая эль и вино, но никто не шелохнулся, чтобы вмешаться. Тириону пришлось вскинуть обе руки одновременно, но цепи дали ему как раз достаточно возможности, чтобы дотянуться до бутыли на столе. Он обхватил ее кулаком, перевернул, выплеснул содержимое в лицо нападающей карлицы, а затем бросился вбок, чтобы избежать ее ножа. Бутыль разбилась под ним, когда пол вырос и ударил его в голову. Девушка вновь кинулась на него. Тирион перекатился на бок в тот момент, когда она вогнала лезвие ножа в доски пола, выдернула его, снова занесла... ...и внезапно она поднялась над полом, бешено лягаясь ногами, тщетно пытаясь вырваться из хватки сира Джораха.
- Нет, - вопила она на Общем Языке Вестероса. - Отпусти!
Тирион услышал, как разорвалась ее туника от попыток высвободиться.
Мормонт схватил одной рукой её за шиворот. Другой он вырвал кинжал из её хватки. "Хватит."
Появился хозяин с дубиной в руках. Когда он увидел сломанный кувшин, он выругался и потребовал, сказать ему, что здесь случилось. "Битва карликов", ответил с усмешкой Тирошиец с фиолетовой бородой.
Тирион посмотрел вверх на трепыхающуюся в воздухе девушку. "За что?" возмутился он" Что я тебе сделал?"
"Они убили его". Вся ее ярость вырвалась из нее в этом. Она вяло повисла в руках Мормонта и ее глаза наполнились слезами. "Мой брат. Они взяли его и убили."
"Кто его убил?" - спросил Мормонт. "Моряки. Моряки из Семи Королевств. Их было пятеро, пьяных. Они увидели наш "рыцарский турнир" на площади, и последовали за нами. Когда они поняли, что я девушка меня отпустили, но они забрали моего брата и убили его. Они отрезали ему голову."
Тирион почувствовал шок узнавания. Они видели "рыцарский турнир" на площади. Он вспомнил, эту девушку. "Ты скакала на свинье?" - спросил он ее-"или на собаке?"
- Собака, - рыдала она, - Оппо всегда ездил на свинье.
Карлики со свадьбы Джоффри, той ночью именно из-за них начались все неприятности. Как странно увидеть их на другом конце мира. Если б они были хотябы наполовину умны как их свиньи, они сбежали бы из Королевской Гавани в ночь смерти Джоффри, прежде чем Серсея назначила награду за виновного в смерти ее сына.
- Отпустите ее, сир, - сказал он сиру Джораху Мормонту, - Она не сделает нам ничего плохого.
Сир Джорах поставил карлицу на пол.
- Мне жаль твоего брата... но мы не имеем отношения к его убийству.
- Он имеет, - девушка упала на колени, прижимая разорванную, залитую вином тунику к маленькой бледной груди. - Они его искали. Они думали, что Оппо - это он.
Девушка плакала, умоляя о помощи любого, кто готов был слушать.
- Он должен погибнуть так, как погиб мой бедный брат. Пожалуйста. Кто-нибудь, помогите мне. Кто-нибудь, убейте его.
Хозяин грубо схватил ее за руку и рывком поставил на ноги, крича по-волантийски, требуя ответить, кто заплатит за нанесенный ущерб.
Портовая вдова одарила Мормонта неприветливым взглядом.
- Говорят, рыцари оберегают слабых и защищают невинных. А я чистейшая девица во всем Волантисе. - Ее смех был полон презрения. - Как тебя зовут, дитя?
- Пенни.
Старуха окликнула хозяина на языке Древнего Волантиса. Тирион знал достаточно, чтобы понять, что она сказала ему отвести карлицу в ее комнаты, дать ей вина и найти какую-нибудь одежду.
Когда они ушли, вдова изучающе посмотрела на Тириона сияющими черными глазами.
- Мне кажется, чудовища должны быть покрупнее. В Вестеросе ты стоишь титула лорда, маленький человек. Здесь, боюсь, ты стоишь несколько меньше. Но думаю, что лучше мне все-таки помочь тебе. Кажется, Волантис - небезопасное место для карликов.
- Вы слишком добры, - Тирион подарил ей свою сладчайшую улыбку. - Возможно, вы еще и снимете эти очаровательные железные браслеты? У этого монстрика всего лишь половина носа, и она жутко свербит. Цепи слишком короткие, и я не могу почесаться. Я бы даже подарил их вам, с радостью.
- Какая щедрость! Но мне пришлось носить железо в свое время, и теперь я поняла, что предпочитаю золото и серебро. И это, к сожалению, Волантис, где оковы и цепи дешевле, чем насущный хлеб, и помогать рабам бежать запрещено.
- Я не раб.
- Каждый человек, схваченный работорговцами, исполняет одну и ту же грустную песню. Я не смею помочь тебе... здесь. - Она наклонилась вперед. - Через два дня, когг "Селаэсори Кхоран" отплывет в Кварт через Новый Гис, и повезет груз - олово и железо, тюки шерсти и кружев, пятьдесят мирийских ковров, законсервированный в рассоле труп, двадцать банок драконьего перца, и еще на нем будет красный жрец. Будь на корабле, когда он отплывет.
- Мы будем, - сказал Тирион. - И спасибо вам.
Сир Джорах нахмурился. - Мы не в Кварт собирались.
- Корабль не достигнет Кварта. Бенерро видел это в своем пламени. - Старуха хитро улыбнулась.
- Как скажете, - ухмыльнулся Тирион. - Если бы я был волантийцем, свободным и благородной крови, я проголосовал бы за вас на выборах триарха, миледи.
- Я не леди, - ответила вдова, - я просто шлюха Вогарро. Вам пора уходить отсюда, пока не пришли тигры. И если вы доберетесь до своей королевы, передайте ей весточку от рабов Старого Волантиса. - Она коснулась старого шрама на сморщенной щеке, там, где были срезаны ее слезы. - Передайте ей, что мы ждем. Передайте, пусть приходит скорее.
ДЖОН
Когда он услышал приказ, рот Cира Алистера скривился в подобие улыбки, но его глаза оставались холодными и твердыми, как кремень. "Значит мальчишка-бастард посылает меня на смерть."
"Смерть" прокаркал ворон Мормонта. "Смерть, смерть, смерть."
Ты не помогаешь. Джон ударом отогнал птицу прочь. "Мальчишка-бастард посылает тебя на разведку. Найти наших неприятелей и убить их если будет необходимо. Ты искусен с мечом. Ты был мастером над оружием, здесь и в Восточном дозоре."
Торне дотронулся до рукояти своего меча. "Айе (Да). Я потратил треть своей жизни в попытках научить основам фехтования невеж, дураков и подлецов. В тех лесах мне это мало поможет."
"С тобой будет Дайвен, и еще один опытный разведчик."
"Мы научим вас тому, что вам будет нужно знать, сир," хихикнув уверил Дайвин Торне. "Научим вас, как подтирать вашу высокородную задницу листьями, прямо как настоящий рейнджер (разведчик)."
Кедж Белоглазый засмеялся при этих словах, а Черный Джек Булвер сплюнул. Сир Аллисер лишь промолвил
"Ты, верно, хотел бы, чтобы я отказался, чтобы затем отрубить мне голову, как ты поступил со Слинтом. Но я не доставлю тебе такого удовольствия, бастард. И лучше молись, чтобы меня сразил меч одичалого. Потому что если это будут Иные, я не умру. и я буду помнить. И вернусь, Лорд Сноу."
"Надеюсь, что так." Джон вряд ли счел бы сира Аллисера Торне другом, но он был братом. "Никто и не говорил, что тебе должны нравится твои братья."
Было нелегко посылать людей в этот дикий край, зная, что вероятность вернуться оттуда крайне мала. Они - все закаленные люди, сказал себе Джон... но его дядя Бенджен, и его разведчики тоже были закаленными людьми, а Зачарованный лес проглотил их без следа. Когда поодиночке, двое из них, наконец, вернулись на Стену, они были Упырями. Не в первый, и не в последний раз, Джон Сноу задавался вопросом, что случилось с Бендженом Старком. Возможно, разведчики натолкнутся на их следы, сказал себе он, по-настоящему не веря в это.
Дайвен возглавит один отряд разведчиков, Черный Джек Бульвер и Кедж Белоглазый - остальные два. Они, по крайней мере, готовы исполнить свой долг. "Здорово снова быть на коне", - сказал Дайвен у ворот, цыкая своими деревянными зубами. "Прошу прощения, м'лорд, но у нас всех уже раскалываются задницы оттого, что засиделись". Ни один человек в Черном Замке не знал лес так хорошо, как Дайвен, - деревья и ручьи, съедобные растения, пути хищников и их жертв. Торне попал в лучшие руки, чем того заслуживает.
Джон наблюдал за отбытием всадников наверху со Стены - три отряда, каждый